Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву
Из всего вышеизложенного явствует, что города получили право прямого наследования после вольноотпущенных, право фидеикомиссарного наследования и право приобретения сингулярных легатов[705]. Право остальных корпораций на наследование после вольноотпущенных точно так же должно было вытекать из патроната, как из того же источника оно вытекало и для городов[706]. На коллегии распространено было также и право получения легатов при Марке Аврелии[707]. О жреческих коллегиях известно, что им могли быть предоставляемы фидеикомиссы[708]. Но Ульпиан в вышеприведенном fr. un. D. ХХХVIII, 3[709] говорит, что для городов, кроме того, возможно преторское наследование (bonorum possessio), a в другом, приведенном же выше, fr. 3 § 4 D. XXXVII, 1[710] дает видеть, что таковое же наследование возможно для товариществ публиканов, для декурий и для корпораций вообще[711]. Выходя из понятия преторского наследования как института, параллельного цивильному наследованию, можно бы было, по-видимому, прийти к тому выводу, что благодаря введению преторской bonorum possessionis цивильная неспособность юридических лиц к наследованию должна была утратить практическое значение, так как юридические лица по преторскому праву могли получать то, в чем им отказывало цивильное. Но этого вывода нельзя сделать[712] ввиду слов Ульпиана, который с совершенною определенностью говорит: nec municipia, nec municipes heredes institui possunt, - чего он не мог бы сказать, если бы назначение наследника могло быть поддержано преторским правом. Во всяком случае общее положение о прямом наследовании городов без всяких ограничений впервые выражено было в законе императора Льва 469 года[713]. Раньше городов была признана эта способность, со времени первого христианского императора, за христианскими церквами[714] и распространена была позднее на богоугодные заведения[715]. Что же касается остальных корпораций (коллегий), то они и по позднейшему римскому праву могли получать право наследования по завещанию лишь в силу специальной привилегии[716]. Следовательно, bonorum possessio, о которой говорят Ульпиан, а равно некоторые места в дигестах, в которых города и другие корпорации, по-видимому, фигурируют в качестве прямых наследников, обременяемых легатами и фидеикомиссарной реституцией наследства[717], должны быть относимы к наследованию в имуществе после вольноотпущенников корпораций[718].
С точки зрения юстинианова права, не может быть речи о тех сомнениях, которые смущали римских юристов в области наследственного права юридических лиц, так как путем положительного законодательства сомнения эти были устранены. Результат последовательного развития римского законодательства состоял в том, что за городами, за церковными учреждениями и богоугодными заведениями было признано право наследования и получения легатов. Последнее было предоставлено также и всем корпорациям; что же касается назначения в наследники, то, по общему правилу, оно не допускается, а основывается лишь на специальной привилегии.
Кроме права наследования по завещанию, за некоторыми юридическими лицами признано было наследственное право ab intestato. Прежде всего это право признано было за государством со времени Августа (lex Julia et Papia Poppaea), во-первых, в отношении к bona caduca, т. е. в отношении к тем наследствам и наследственным долям, которые оставлены были по завещаниям лицам, признанным в силу упомянутого закона неспособными вполне или отчасти к наследованию (coelibes и orbi, безбрачные и бездетные) на случай, если бы те или другие, назначенные в завещании наследниками или взысканные легатами, не состояли в браке или не имели детей[719], во-вторых, в отношении к bona vacantia вообще, т. е. к имуществам выморочным, для которых не оказывается ни способных к наследованию наследников по завещанию, ни наследников по закону[720]. Существо фискального права на выморочное имущество служило издавна предметом пререканий для юристов, так как, по мнению некоторых, государство, приобретая таковое имущество, выступает не в качестве наследника или универсального преемника, а как привилегированный оккупант, в силу своих суверенных прав на бесхозяйное имущество, и, следовательно, как сингулярный сукцессор[721]. Между тем большая часть выдающихся юристов ввиду достаточных оснований склоняется к признанию фискального права на выморочное имущество наследственным правом, хотя и имеющим известные особенности сравнительно с обыкновенным наследованием ab intestato[722]. Основания, на которых утверждается последний взгляд, состоят в следующем[723]
α) казне принадлежит иск наследника (hereditatis petitio) в отношении к bona vacantia[724];
β) в случае отчуждения фиском доставшегося ему выморочного имущества покупщик приравнивается к универсальному фидеикомиссару и ему предоставляется utilis hereditatis petitio, т. е. опять иск наследника, которым отыскиваются "UNIVERSA bona"[725]. Но если покупщик есть универсальный сукцессор, то, рассуждая логически, нужно и продавца, т. е. казну, признать таковым же;
γ) фиск должен исполнить выраженную наследодателем волю относительно освобождения рабов, выдачи легатов и универсальных фидеикомиссов[726], причем на фиск распространяется правило о вычете фальцидиевской и требелльянской четверти и о введенном сенатусконсультом пегазианским принудительном принятии наследства в интересах фидеикомиссара[727]. Все это было бы необъяснимо, если бы фиск рассматривался не в качестве универсального сукцессора. В каком объеме фиск подлежит обязанности относительно выдачи легатов и реституции фидеикомиссов - вопрос спорный. Без всякого сомнения, обязанность эта предлежит в том случае, если кто-либо, не составляя завещания, но зная, что имущество после него в качестве бесхозяйного достанется фиску, налагает на него фидеикомиссарную реституцию[728]. С той же точки зрения следует смотреть на те отказы, которые оговорены в актах, содержащих в себе последнюю волю умершего и не потерявших юридической силы (каковы кодициллы и завещания с кодициллярной оговоркой). Вангеров, Арндтс, Барон, Дернбург и др. распространяют указанную обязанность и на те случаи, когда умершим оставлено завещание без кодициллярной clausula и назначенные в нем наследники не желают или неспособны получить наследство, когда, следовательно, завещание, по общему правилу[729], должно бы было потерять силу во всем содержании своем сполна (testamentum destitutum);
δ) фиск вступает во все обязательственные отношения умершего; однако, что касается долгов, универсальное преемство фиска представляется не столь бесспорным, как относительно требований. Последние несомненно фиск может взыскивать посредством hereditatis petitionis[730]. Преемство же в долгах умершего многими признается лишь в пределах актива, тогда как другие ставят фиск в положение обыкновенного наследника, для которого ограниченная означенными пределами ответственность может явиться лишь как особое юридическое благодеяние, в том случае, когда наследник позаботился бы об инвентаризировании в установленной законом форме всей оказавшейся после умершего наличности (benеficium inventarii)[731];
ε) выморочное имущество открывается (defertur) фиску как наследство, а не ipso jure приобретается фиском как бесхозяйное имущество. Отсюда следует, что от фиска зависит, принять или отклонить данное выморочное имущество, - последнее, конечно, в том случае, если масса долгов умершего превышает наличность актива: в этом случае наследство поступало к кредиторами для продажи[732]. Здесь опять с ясностью выступает наследственный характер фискального преемства в выморочном имуществе.
В правах на выморочное имущество в силу особой привилегии предшествуют фиску, или, лучше сказать, исключают фиск, осуществляя эти права в собственную пользу:
1) городские курии, или, правильнее, города в имуществе умерших без зaвещания и не оставивших после себя наследников куриалов[733];
2) церкви и монастыри в имуществе умерших без завещания и не оставивших после себя законных наследников духовных лиц, монахов и монахинь[734];
3) провинциальные декурии (когорты) в выморочном имуществе когортала (аппаритора)[735];
4) коллегии корабельщиков и плотников в выморочном имуществе коллег[736];
5) пехотные и кавалерийские полки (legiones et vexillationes) в выморочном имуществе принадлежавших к ним лиц военного звания[737]. Ввиду того что военные деления получали таким образом выморочные имущества, юристы причисляют эти деления к юридическим лицам римского права[738]. Достаточно ли одного этого основания для причисления легионов к самостоятельным юридическим лицам, возможны сомнения. В источниках нет никаких указаний на то, чтобы легионы в качестве юридических субъектов заключали обязательственные сделки, наследовали по завещаниям, получали отказы, имели рабов и отпускали их на волю и проч., как это мы читаем относительно других лиц. Касса легиона могла быть рассматриваема как специальная, обособленная и обращенная на известные потребности, государственная касса.
При обозрении круга правоспособности юридических лиц по римскому праву следует сказать особо о правоспособности того своеобразного юридического лица, которое в римском праве получило название лежачего наследства. Hereditas jacens отчасти приобретает права, отчасти несет на себе обязанности, не считая тех приращений или умалений, которые являются результатом естественных процессов[739]. Сюда относятся прежде всего пекулиарные приобретения и обязательства рабов, входящих в состав наследства: раб, еще при жизни господина получив пекулий, обособленное имущество, продолжал оперировать над ним в гражданском обороте и по смерти господина. Посредством традиции раб приобретает собственность наследству, отдает имущество в прекарное пользование с тем последствием, что прекарист не может его узукапировать, дает деньги взаем, с установлением залога для обеспечения этого займа, отдает вещи в ссуду и поклажу, приобретая тем самым наследству, следовательно будущему наследнику, права кредитора по залогу, коммоданта, поклажедателя[740]. А с другой стороны, раб своими сделками обязывает наследство в размерах своего пекулия, так что наследник post aditam hereditatem привлекается к ответственности по actio de peculio[741]. Hereditate jacente может начаться узукапия вещи, приобретенной рабом, продолжается узукапия, начатая умершим, и может даже закончиться ante aditam hereditatem, если только третьи лица не захватили узукапируемую вещь в свое влaдениe[742]. Но для лежачего наследства невозможно приобретение узуфрукта, и эта невозможность мотивируется тем соображением, что ususfructus sine persona esse non potest[743]. Если узуфрукт отказывается наследственному рабу, то легат, правда, имеет юридическую силу, но приобретается этот легат лишь в тот момент, когда раб с вступлением наследника в наследство получает себе определенного господина, так что приобретение легата в пользу наследства не имеет места, между тем как всякие другие легаты приобретаются наследству[744]. Раб, далее, может стипулировать в пользу наследства, но также и в пользу будущего наследника, с точным обозначением его имени (в тех, конечно, случаях, когда относительно личности наследника не могло возникнуть никаких сомнений), за исключением узуфрукта, который не может быть предметом стипуляции ввиду указанного основания[745]. Равным образом раб может совершить и акцептиляцию с тем последствием, что наследство освобождается от долга, тяготевшего на умершем[746]. Наследству приобретаются: actio legis Aquiliae, напр. в случае убийства наследственного раба[747]; actio injuriarum, напр. в случае оскорбления действием наследственного раба, отпущенного по завещанию наследодателя на волю, как скоро факт оскорбления состоится ante aditam heriditatem[748], или в случае наругательства над похоронной процессией и над телом самого умершего[749]; interdictum quod vi aut clam, вместе с правом протеста против возводимых на соседней земле сооружений или построек[750]. С другой стороны, для наследства возникают вновь обязательства или являются таковые по поводу прежде существовавших обязательств. Кто принимает на себя без договорного соглашения ведение дел наследства в интересах этого последнего, обязывает себе наследство, так что если бы наследником оказался и пупилл, на него переходит этот долг вместе с прочими тягостями наследства[751]. Если на наследодателе лежал срочный долг, обеспеченный неустойкой и срок платежа наступает по смерти должника ante aditam hereditatem, штрафное обязательство ложится на само наследство[752]. По смерти должника, ante aditam hereditatem, может быть установлено поручительство в обеспечение этого долга[753]. Равным образом возможна новация: если, напр., я стипулировал от Тиция novandi animo, sub conditione, то, что мне должен был Семпроний, затем, conditione pendente, Тиций умер и условие наступило ante aditam hereditatem, новация вступает в юридическую силу, ибо смертью должника стипуляция не погашается, а переходит к наследнику через посредство наследства[754]. Лежачее наследство может, наконец, само сделаться наследником таким образом, что, hereditate jacente, принадлежащий к его составу servus hereditarius может быть назначен наследником[755], даже если будущий его хозяин не родился еще на свет (постум)[756]; впрочем, вступить в наследство раб все-таки не мог, так как для этого требуется акт воли самого господина, которого и должно было дожидаться[757]. При этом способность раба к получению наследства (testamenti factio passiva) обсуживалась по способности умершего его хозяина, а не будущего наследника, так как наследство personae vicem sustinet non heredis futuri, sed defuncti[758], т. e. раб наследственный только тогда может быть назначен со стороны третьего лица в наследники, когда умерший его хозяин имел способность наследования[759]. То же самое нужно сказать о легатах[760], так как и отказы возможны только тем, cum quibus testamenti factio est[761], и так как, с другой стороны, "REGULA juris civilis est, quae efficit, ut quibus ipsis possumus, eorum quoque servis legare possimus"[762].
Чтобы закончить эту главу, остается сказать о тех органах, через которые проявляется деятельность юридических лиц в гражданском обороте. Этого вопроса нельзя было, конечно, не коснуться и при рассмотрении правоспособности юридических лиц; поэтому придется отчасти допустить повторение в том смысле, что некоторые из вышеприводившихся фрагментов должны быть вновь пересмотрены с измененной точки зрения, т. е. не с точки зрения правоспособности юридических лиц, а с точки зрения тех орудий, посредством которых действуют юридические лица. Таковыми органами прежде всего могли служить рабы корпораций: через рабов могли быть приобретаемы их господам вообще (в том числе и корпорациям) владение, собственность и требования. Дальше приобретений представительство рабов не простиралось, таким образом, оно не простиралось на отчуждение, на принятие вообще каких-либо обязанностей (за исключением тех случаев, когда могли иметь место actiones adjectitiae qualitatis) и на судебное представительство[763]. Возможность последнего в императорское время не подлежит никакому сомнению. Всем вообще дозволенным корпорациям предоставлено иметь актора, или синдика, через которого могли бы быть защищаемы их интересы на суде[764], причем этот актор, или синдик рассматривается именно как actor universitatis, а не как actor singulorum[765]. Актор уполномочивался для отдельного случая, общее же и неопределенное полномочие иметь хождение по делам, какие бы ни случились, не признавалось действительным; однако на самом деле римская юридическая жизнь сделала возможным и такое общее полномочие установлением постоянной должности синдика для судных дел корпорации[766]. Actor universitatis, уполномоченный на ведение дела (предполагая, что раз данное полномочие не взято назад)[767], как допускается к вчинанию иска, так, с другой стороны, привлекается и к защите корпорации, не принуждается лишь к представлению особого обеспечения насчет того, что корпорация скрепит своим согласием его процессуальные действия, разве если возникло бы сомнение относительно самого полномочия, в таком случае могло бы иметь место и названное обеспечение; вообще же актор играет роль прокуратора in rem suam, взыскивающего в свою пользу то, что составляло предмет судебного решения[768], хотя иск самый вчинялся не suo nomine, a nomine municipum или вообще unlversitatis nomine[769]. Если актор принимал на себя ответственность по иску, предъявленному против корпорации, и корпорация присуждалась к уплате, то actio judicati направлялась против самой корпорации, а не против прокуратора[770], подобно тому как actio judicati по делам, в которых ответствовал опекун за опекаемого, должна была предъявляться против пупилла[771]. Судебное представительство корпораций по искам против них казалось настолько необходимым в интересах справедливости, что, если бы для ответа по иску против корпорации актор не явился по случаю отсутствия, болезни, неспособности, всякому постороннему лицу дозволяется принять на себя защиту корпорации, подобно тому как это допускалось в исковых делах частных лиц между собою[772]. Допустимость подобного вступления в процесс постороннего дефензора вытекала из того обстоятельства, что истец имел полную возможность обеспечить свои интересы: дефензор, если брал на себя зацииту ответчика, должен был представить обеспечение в том, что присужденное по судебному решению будет уплачено (satisdatio judicatum solvi)[773]. Равно судебные стороны гарантированы были и в том отношении, что процесс при участии прокуратора и дефензора признавался юридически тождественным с тем процессом, в котором стороны участвовали бы самолично, так что из процесса с участием посторонних возникала exceptio rei judicatae для представляемых[774]. В том случае, когда прокуратор или дефензор брал на себя обеспечение в judicatum solvi, он сам же и должен был отвечать и по actio ex stipulatu, и по actio judicati[775]. Помимо исключительных случаев, когда судебную защиту интересов корпорации на суде мог взять на себя не уполномоченный представитель, судебное представительство корпорации предполагало прямое поручение или полномочие от корпорации, каковое поручение или полномочие должно было выражаться в той самой форме, которая вообще установлена была для выражения воли корпорациями. По законодательству христианских императоров, без всяких колебаний и оговорок за епископами, экономами, администраторами богоугодных заведений признается правоспособность вчинать иски и отвечать по искам, и ниоткуда не видно, чтобы эти органы церковных учреждений рассматривались как прокураторы in rem suam, а напротив, они выступают в качестве управомоченных и обязанных органов, действующих прямо и непосредственно в интересах покровительствуемого императором богоугодного дела[776].
Примечания:
[705] С городов право получения легатов было перенесено также на
селения (vici): fr. 73 § 1 D. de leg. I.
[706] Савиньи, II, стр. 302.
[707] Fr. 20 D. XXXIV, 5. См. выше, стр. 255, в прим. 4. И еще fr.
23 D. XXXIII, 1.
[708] Fr. 38 § 6 D. de leg. III; fr. 20 § 1 D. XXXIII,
1.
[709] См. выше, стр. 256, прим. 3.
[710] См. стр. 257, прим. 1.
[711] К bonorum possessio сводят некоторые (напр. Барон, Gesammtrechtsverh,
16 и сл.) отдельные случаи получения наследства римским государством после
разных королей: Аттала, Птоломея, Никомеда и др. Напротив, Савиньи (II,
стр. 306, 362) объясняет принятие наследства римским народом, как и получение
им легатов, тем, что эрар в своих приобретениях действовал более административно,
чем цивильно-юридически, не подчиняясь правилам строгого права. Последнее
более правильно. Идея государства как юридического субъекта гражданского
права, однородного с другими юридическими лицами, не играла тут никакой
роли, и у юристов никогда не возникало никаких сомнений в том, что populus,
от которого исходит всякое право, обладает и всякого рода правоспособностью.
[712] Савиньи, II, стр. 304.
[713] L. 12 С. VI, 24.
[714] L. 1 С. I, 2.
[715] См. выше, стр. 212 и сл.
[716] L. 8 С. VI, 24.
[717] Fr. 66 § 7 D. de leg.
II; fr. 6 § 4 fr. 1 § 15 D. XXXVI, 1.
[718] Савиньи, II,
302; Glück, XXXIX, 433.
[719] Gai II, 206 - 207.
[720] Ulpiani Fragm., tit. XXVIII, § 7; Wangerow, Lehrbuch der
Pandekten, 1867, В. II, S. 574; Baron, Pand., S. 680.
[721] См.: Unger, Oesterr. Privatr., VI, § 90, Anm. 9; Wangerow,
S. 571 - 573.
[722] Wangerow, § 564; Unger, § 90; Arndts, Pand., §
608; Baron, Pand., § 425; Dernburg III, § 138.
[723] См. в особенности: Wangerow, § 564.
[724] Fr. 20 § 7 D. V, 3.
[725] Fr. 54 pr. D. V, 3; fr. 13 § 9 eod; fr. 41 D. XLIX, 14.
При этом на покупщика переходит ответственность по долгам умершего, фиск
же посредством отчуждения освобождается от этой ответственности. L. 1
С. IV, 39.
[726] Fr. 96 § 1, fr. 114 § 2 D. de leg. I; fr. 2 §
1 D. XXXIV, 1; fr. 14 D. XLIX, 14; fr. 4 § 17 D. XL, 5; § 1
J. III, 10.
[727] Fr. 3 § 5, fr. 6 § 3 D. XXXVI, 1.
[728] Fr. 114 § 2 D. de leg. I.
[729] Fr. 73 pr. D. XXXV, 2.
[730] Это видно из сравнения fr. 13 § 15, fr. 14, 15, 16 pr.
§ 3 D. V, 3 с l. l. С. V, 16.
[731] См.: Вангеров, стр. 575. Из упомянутых выше романистов
Дернбург (l. с.) держится того мнения, что фиск несет ответственность
по долгам умершего в пределах актива даже и тогда, когда не составлено
в надлежащее время надлежащего инвентаря. Но естественно полагать, что
фискальные учреждения, прежде чем принять выморочное наследство, должны
были озаботиться составлением инвентаря, так что в действительности фиск
всегда наследовал в выморочных имуществах cum beneficio inventarii. Ср.:
Арндтс, l. с.).
[732] Fr. 6 § 3 D. XXXVI, 1; fr. 4 §§ 17, 19, 20 D.
XL, 5; l. 5 С. VII, 72.
[733] L. 4 С. VI, 62.
[734] L. 20 С. I, 3; о судьбе имущества, остающегося после умерших
епископов и администраторов заведений, см. выше, стр. 214 - 215.
[735] L. 3 С. VI, 62.
[736] L. 1, 5 С. VI, 62.
[737] L. 2 С. VI, 62. Ср. fr. 6 § 7 D. XXVIII, 3; fr. 4 §
17 D. XL, 5.
[738] Барон (Pand., § 30), Дернбург (III,
§ 138), Арндтс (Pand., § 609).
[739] Fr. 178 § 1 D. L, 16; fr. 20 § 3, fr. 25 § 20,
fr. 26, 27 pr., fr. 29, fr. 40 § 1 D. V, 3 (приращения и плоды, partus
ancillarum, felus animalium, арендная плата и т. п.).
[740] Fr. 16 D. XLIV, 7; fr. 1 § 29 D. XVI, 3.
[741] Fr. 3 pr. D. XV, 1.
[742] Fr. 44 § 3 D. XLI, 3; fr. 20, 40, 31 § 5 еоd.; fr.
6 § 2 D. XLI, 4; fr. 30 pr. D. IV, 6.
[743] Fr. 61 § 1 D. XLI, 1; fr. 26 pr. D. XLV, 3. Отсюда видно,
что римляне, строго говоря, не думали проводить полного уравнения лежачего
наследства с другими юридическими олицетворениями. За городами, напр.,
право на приобретение узуфрукта признавалось. См. выше, стр. 40 - 41.
[744] Fr. 26 D. XLV, 3; fr. 1 § 2 D. VII, 3; fr. 16 § 1
D. ХХХVI, 2.
[745] Fr. 35 D. XLV, 3; fr. 16 eod., pr. J. III, 17; fr. 26 pr. D.
XLV, 3.
[746] Fr. 11 § 2 D. XLVI, 4.
[747] Fr. 13 § 2 D. XI, 2; fr. 43 eod.
[748] Fr. 1 § 7 D. XLVII, 10.
[749] Fr. 1 § 6 D. eod.
[750] Fr. 13 § 5 D. XLIII, 24. См.: Реrnice, Labeo, I, 360 -
361.
[751] Fr. 20 (21) § 1 D. III, 5 (actio negotiorum gestorum contraria);
fr. D. XI, 7 (actio funeraria).
[752] Fr. 77 D. XLV, 1; fr. 9. D. ХХII, 2.
[753] Fr. 22 D. XLVI, 1.
[754] Fr. 24 D. XLVI, 2.
[755] Fr. 31 § 1 D. XXVIII, 5.
[756] Fr. 65 (64) D. eod.; § 2 J. II, 14.
[757] Fr. 61 pr. D. XLI, 1: <...quamvis servus hereditarius heres
institui possit, tamen quia adire jubentis domini persona desideratur,
heres exspectandus est>.
[758] § 2 J. II, 14.
[759] Fr. 33 § 2, fr. 34 D. XLI, 1; fr. 31 § 1 D. XXVIII,
5.
[760] Fr. 116 § 3 D. de leg. I.
[761] § 24 J. II; 20.
[762] Fr. 12 § 2 D. de leg. I.
[763] Savigny, II, 324 - 325.
[764] Fr. 1 § 1 D. III, 4.
[765] Fr. 2 eod. Возможно, что в эпоху составления преторского эдикта
Юлианом право городов на представительство в процессах посредством синдиков,
или акторов не было еще распространено на коллегии. Соhn, Zum röm.
Vereinsr., стр. 19, прим. 39.
[766] Fr. 6 § 1 i. f. eod:
[767] Fr. 6 § 2 eod.
[768] Fr. 6 § 3 eod:
[769] Fr. 7 pr. eod.
[770] Fr. 4 § 2 D. XLII, 1:
[771] Fr. 2 pr. D. XXVI 7.
[772] Fr. 1 § 2. 3 D. II, 4:
[773] Кeller, Ueber litis Contestation und Urtheil nach classischem
römischem Recht, 1827, стр. 350.
[774] Fr. 11 § 7 D. XLIV, 2:
[775] Fr. 28 D. II, 3:
[776] Ср. выше, стр. 214 и сл., стр. 230 и сл.
