Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву
В дополнение к сказанному об акторе, или синдике корпораций следует заметить, что, хотя обыкновенно актор, или синдик служил процессуальным представителем корпорации, им могло принадлежать представительство и в других отношениях - не процессуальных. В источниках, напр., говорится, что через актора может совершиться протест по поводу новых хозяйственных мероприятий со стороны соседа, могут быть вызываемы путем стипуляций обещания для обеспечения выдачи легатов, для обеспечения возмщения вреда в случае причинения такового, для обеспечения уплаты по судебному решению, хотя и добавляется, что в этих случаях лучше действовать через раба, чем через актора[777]. В источниках говорится, далее, что через актора может быть заявлено корпорациями согласие на принятие наследства по преторскому праву (так наз. адгносцирование bonorum possessionis), также возлагается на него принятие универсального фидеикомисса[778]. Против городского синдика может иметь место interdictum quod vi aut clam ввиду его образа действий nomine municipum[779]. Актору корпорации, точно так же как тутору и куратору, может быть подтвержден долг с обещанием уплаты со стороны должника прямо городу, пупиллу, подростку и проч.[780] Из сделок, заключенных актором во имя корпорации, иск для осуществления прав требования, основанных на этих сделках, в виде аналогического (actio utilis) дается самой корпорации, подобно тому как по поводу сделок, заключенных прокуратором вообще, actio utilis дается представляемому лицу[781].
Перейдем к другим органам корпораций, или, иначе говоря, к устройству корпораций. Любопытно, что Савиньи, усматривающий в юридическом лице римского права олицетворение фикции и считающий юридическое лицо недееспособным, даже в меньшей степени дееспособным, чем малолетний, ибо малолетний может возмужать, а корпорация никогда не может сделаться совершеннолетней[782], высказывает в то же время следующее суждение: <представительство юридических лиц обосновывается в их устройстве; так как юридические лица всегда имеют и другие отношения, и притом такие, которые часто бывают гораздо важнее их частноправовой личности и которыми уже равным образом требуется определенное устройство, то органы этого общего устройства достаточны и для выполнения частноправовой цели> (т. е. для частноправового представительства)[783]. Если так, то о фиктивном характере и о недееспособности корпорации как частноправового субъекта можно говорить не с большим правом, чем о фиктивном характере и о недееспособности той же корпорации в остальных ее отношениях. Пернице замечает, что если в целом римском построении юридических лиц вообще допускаема была какая-либо фикция римлянами, то эта единственная фикция (если не считать, конечно, фикции лежачего наследства) есть фикция чисто государственного права, именно что решение большинства членов должно быть принимаемо за выражение воли корпорации[784]. Да и фикция ли еще это - вопрос: тут не искусственный какой-либо вымысел, не искусственное произведение фантазии, а безусловное требование целесообразного порядка управления и вместе неизбежная основа для всякого самоуправления, так как непризнание принципа большинства означало бы признание за каждым членом корпорации права veto или приводило бы к насильственному сопротивлению более или менее значительного меньшинства большинству, как это бывало на древнерусских вечах, но и в том и в другом случае, следовательно, означало бы полное распадение корпоративной жизни. Чтобы не допустить такового распадения, не было надобности прибегать к каким-либо фикциям, а требовался просто здравый смысл. Общее положение римского права, относившееся, по-видимому, ко всем корпорациям, формулировано в следующей regula juris: "REFERTUR ad universos quod publice fit per majorem partem"[785], т. е. нужно относить ко всей universitas то, что совершается в публичных формах большинством членов universitatis. Принцип большинства как руководящий для выражения воли юридического лица не только явственно был признан в применении к городам[786], но и получил в этом последнем применении более точное определение. Дело в том, что вопрос о признании известного постановления или решения действительным распадается на два вопроса: 1) когда собрание членов считается законным, или, иначе, какое количество членов требуется для составления компетентного собрания, и 2) в случае разделения голосов, какое из мнений нужно считать мнением собрания? В lex municipalis, очерчивавшей положение муниципий в римском государстве (положение это распространилось и вообще на все провинциальные города), указывалось, что декреты городских курий, для того чтобы иметь юридическую силу, должны быть постановлены не иначе как в собрании, составившемся из 2/3 всего количества декурионов[787]. Следовательно, для постановления законного решения требуется, чтобы в собрании участвовало не менее 2/3 наличных членов курии; но не требуется подобного же квалифицированного большинства при самом голосовании: при голосовании присутствующими того или другого вопроса, как скоро голоса разделяются, достаточно абсолютного большинства голосов, чтобы решение получило законную силу как выражение воли корпорации[788]. Сказанное относится ко всякого рода решениям как публичного, так и частноправового характера, так, между прочим, и к решению, уполномочивающему актора на представительство корпорации[789], причем в счет присутствующих может идти и сам уполномочиваемый, и причем равным образом отцу не воспрещается подавать голос в пользу сына, сыну в пользу отца и в пользу лиц, состоящих под одною с ним властью[790]. Кроме общего собрания декурионов, в городах существовали разные должностные лица, как дуумвиры, эдилы, квесторы, исполнявшие разные публичные функции, но вместе с тем действовавшие более или менее и в области частноправовых отношений. Юриспруденция, высказывавшая иногда сомнения насчет образования в массе однообразного акта хотения, на самом же деле, как выше разъяснено, затруднявшаяся понять и объяснить однообразное приведение в исполнение массой лиц задуманного акта воли, не находила ничего затруднительного в действиях городских магистратов по приведению в исполнение куриальных предположений и решений[791]. Что касается других корпораций, кроме городских, то с определенностью нельзя утверждать, что правила о выражении корпоративной воли, установленные для курий, распространялись также и на все другие корпорации. Судя по тому, впрочем, что римские коллегии всегда обнаруживали склонность подражать, даже в мелочах и до смешного, городским корпорациям[792], можно думать, что правило о решении вопросов двумя третями всего количества членов и другое правило о решающем значении абсолютного большинства голосов присутствующих служили руководящими и для других корпораций. Из должностных лиц других корпораций известны: квинквенналы, кураторы, магистры[793]. Так, между прочим, и в товариществах мытарей руководящая роль в делах товарищества принадлежала магистру. Магистрами велись tabulae accepti et expensi, означались доли отдельных товарищей в книгах, ревизовались и приводились в порядок договоры, счета, вообще письменные документы и акты промагистров и других подчиненных органов в провинциях. Из договоров, заключавшихся магистрами во имя товарищества, права требования и обязанности возникали для самого товарищества; магистр вчинал иски и отвечал по искам, причем actio judicati формально направлялась и против самого общества[794].
Имущественное управление городов и церковных учреждений настолько интересовало императоров, что более важные дела этого управления были поставлены под особый контроль. В отношении городов было постановлено, что "AMBITIOSA decreta decurionum" о предоставлении кому-либо выгод на счет города не имеют юридической силы[795]. А в конституции Льва[796] установлен особый способ решения вопросов имущественного управления. Если городу достается - путем наследства, легата, фидеикомисса или дарения - дом, поземельная рента (annona civilis[797]), какое-либо здание или рабы, то городам предоставляется возможность продать эти вещи и употребить вырученные деньги на возобновление и реставрацию городских стен; однако продажа эта в столице допускается не иначе как с императорского утверждения, а в провинциях постановление о продаже должно состояться в чрезвычайном собрании, в которое, кроме куриалов, приглашаются honorati (т.е. лица, занимавшие и занимающие почетные должности в городе) и посессоры (т.е. владельцы недвижимых имуществ в пределах городской территории). Масса особых законов была установлена для имущественного управления церквей и богоугодных заведений. В отношении к церковному имуществу прежде всего установлен принцип неотчуждаемости на основании императорских законов[798]. Предоставляя епископам и администраторам заключать не воспрещаемые законом сделки, законодатель прибегает к разнообразным приемам, чтобы гарантировать действительную правильность этих сделок: то он требует согласия большинства местного духовенства или монахов[799], то содействия высших церковных инстанций[800], то содействия государственных магистратов[801]; высшею инстанцией представляется император, который может сделать дозволенным всякое отчуждение не только церковных недвижимостей, но даже и священных сосудов[802]. Очень любопытные разъяснения были сделаны по вопросу о предоставлении узуфрукта в церковной недвижимости и по вопросу о легате ренты. Третье лицо может получить узуфрукт в церковной недвижимости, но не иначе как на следующих условиях: тотчас же при получении узуфрукта оно должно предоставить церковному учреждению, и притом на праве собственности, другую вещь, одинаковую по доходности с тою, которую он получает от церкви в узуфрукт; по миновании же срока узуфрукта, который во всяком случае не должен превышать пределы жизни узуфруктуара, узуфрукт в церковной собственности возвращается к церкви, за которою остается навсегда и право собственности над тем имением, которое получено взамен церковного при сдаче последнего в узуфрукт[803]. О легате ренты установлено следующее: если клиру, монастырям, богоугодным заведениям и вообще не воспрещенным коллегиям[804] оставляется легат с тем, чтобы он уплачивался периодически каждый год (legatum annuum), то наличным администраторам и членам воспрещается вступать в мировую сделку с наследниками относительно капитализирования и единовременного получения легата раз навсегда; подобные сделки недействительны, и тот, кто хотел откупиться разом от ежегодного платежа, в виде штрафа лишается заплаченных им в силу сделки денег. Иначе, говорит законодатель, с необходимостью должна бы была возникать неравномерность: те, которые в данный момент входят в состав корпорации, будут изобиловать деньгами, позднейшие же будут лишены навсегда того, что им оставлено, и о самом легате, равно и об имени умершего, не будет сохраняться никаких воспоминаний[805]. Постановления о ренте любопытны, между прочим, и в том отношении, что капитализирование и получение разом считается несоответствующим не интересам только церкви или богоугодных заведений, а вообще природе юридических лиц. Юридические лица имеют непреходящее существование; потребности их всегда одинаковы, и поэтому все, что делается к выгоде наличной только организации с ущербом для интересов позднейших организаций, не может иметь юридического оправдания, как противоречащее природе юридического лица. Таких мест, где бы все юридические лица подводились под одну общую точку зрения, вообще немного в источниках; даже из тех мест, которые содержатся в четвертом титуле III книги дигестов под общим заголовком "QUOD cujuscumque universitatis nomine vel contra eam agatur", далеко не все имеют одинаковое приложение ко всем юридическим лицам. Тем реже и исключительнее сопоставление церковных учреждений со всякими дозволенными коллегиями. В приведенном случае сопоставление это вполне объясняется общею чертою всех организаций, получающих юридическое олицетворение, и этот случай, подобно другим, доказывает, что где обобщение необходимо, там законодатель сам и делает это обобщение, и, напротив, где он не делает такого обобщения, предполагать таковое как нечто не выразившееся, но имевшееся в виду законодателем есть далеко не образцовый прием юридической интерпретации. Замечание это нужно сделать по поводу известного мнения, что представители юридических лиц играют в римском праве роль опекунов и попечителей и что, следовательно, наоборот, юридические лица по римскому праву суть вечно недееспособные и опекаемые существа. Посмотрим, что говорят нам источники по этому вопросу и какой вывод позволительно сделать из них.
В некоторых местах источников за государством и городами признаны права несовершеннолетних, причем политические общины действительно ставятся в один ряд с infantes, furiosi, pupilli[806]. А равно представители, действующие от имени городов, сопоставляются иногда с туторами и кураторами[807]. Но какая мысль лежит в основании таких сопоставлений? Единственно мысль одинаковой юридической защиты; из одинаковости же защиты еще не следует, чтобы защищаемые по природе были одинаковы. Государство и политические общины пользуются тою же привилегией, какою пользуются minores, - этот пункт сходства и служит достаточным основанием к сопоставлению республики с пупиллом. С таким же основанием можно делать и другие сопоставления, оправдываемые другою точкою зрения. Так, в fr. 17 D. XXXIX, 2[808] и fr. 11 § 7 D. XLIV, 2[809] акторы городов вместе с туторами и кураторами ставятся на одну линию с прокураторами ввиду той именно черты сходства этих последних с первыми, что и те и другие суть представители интересов других лиц. Из сопоставления в обоих представленных случаях прокураторов с туторами, кураторами и акторами следует ли заключать, что прокураторы вообще рассматриваются с точки зрения опеки и попечительства и что все вообще представляемые прокураторами имеют реституцию in integrum? Этот вывод решительно не необходим; напротив, более естественно было бы рассуждать так, что кураторы и туторы, равно как и городские органы с точки зрения попечения о чужих интересах имеют черты сходства со всеми вообще прокураторами и, ввиду этой черты сходства подводятся под одно общее понятие. Да и кого, собственно, нужно бы было представлять себе опекуном или попечителем города: актора ли только, или всю городскую курию, или отдельных магистратов, как дуумвиры, эдилы, квесторы, или, наконец, тех особых патронов и дефензоров, которых могли иметь города для защиты своих интересов? Притом, если бы jura minorum были не сингулярной привилегией для политических общин, а существенным выводом из самой природы этих общин как юридических олицетворений, неспособных к хотению и действованию, то следовало бы ожидать, что не только на республики, но и на все вообще юридические олицетворения (как коллегии, декурии, societates publicanorum) будут распространены римским правом jura minorum. Между тем этого-то именно мы и не видим, и этим-то всего более и доказывается сингулярный характер означенных прав как привилегий, установленных в пользу фиска и городов, - привилегий, скопированных, конечно, с тех привилегий, которыми пользовались в юридической жизни minores, но нисколько не свидетельствующих о тожестве юридической природы. Римскому праву нельзя приписывать тех воззрений, которые позднее развиты были в западной юриспруденции канонистами, нашли себе официальное выражение в Corpus juris canonici, именно в декреталах Григория IX[810], и распространены германской судебной практикой на все вообще юридические лица[811]. Что же касается римского права, то оно не только не выразилось с ясностью относительно всех вообще юридических олицетворений в том смысле, чтобы все они рассматривались как minores и пользовались привилегиями этих последних, но не выразило этого с ясностью даже относительно церковных учреждений. Хотя императоры несомненно покровительствовали церковным учреждениям, однако не видно, чтобы privilegia minorum были им явственно предоставлены, подобно томy как предоставлены были таковые фиску и городам. Единственный род администраторов церковных институтов, который сравнивается с туторами и кураторами, - это орфанотрофы, т. е. администраторы сиропитательных домов, или домов, для призрения малолетних сирот. Администраторы этих домов буквально имели дело с теми же лицами, с которыми имеют дело опекуны и попечители: вот почему и в представлениях законодателя недостаточно ясно обособляются личности сирот от личности сиропитательного заведения[812]. Притом, как видно, византийские сиропитательные домы были не только домами призрения для малолетних, не имеющих средств к существованию, но были вместе государственными опекунскими учреждениями, ведавшими имущество призреваемых сирот и производившими разные хозяйственные операции в этом имуществе, с тем отличием орфанотрофов от обыкновенных туторов и кураторов, что орфанотрофы не подлежали обыкновенным опекунским отчетам (хотя, вероятно, подлежали отчетности в порядке церковного управления). Во всяком случае, должно иметь в виду, что и в рассматриваемой 15-й гл. CXXXI новеллы сопоставление орфанотрофов с опекунами и попечителями сделано не с тою целью, чтобы оговорить возможность реституции in integrum.
Без сомнения, есть историческая связь между тем актором, или синдиком-дефензором, о котором раньше была речь как о представителе интересов корпорации, и тем дефензором города (defensor civitatis), который в законодательстве христианских императоров выступает как судебно-полицейская власть и как корректив всякой несправедливости и всякого насилия и многие функции которого перешли затем к христианскому епископу[813]. Но опять-таки тут дело было не в частноправовой опеке, а в печальном состоянии государственной жизни, которое заставляло законодателя придумывать всевозможные меры к упорядочению ее. Вольные союзы тоже старались заручиться сильными патронами и, конечно, не затем, чтобы поступить под гражданскую опеку.
ГЛАВА VI Прекращение юридических лиц
Способы прекращения юридических лиц по римскому праву: уничтожение юридической личности по воле государства; уничтожение религиозных институтов вследствие случайных событий или вследствие изменения цели института; отпадение или выбытие физических лиц, с организованным союзом которых связывалось юридическое олицетворение; постановление решения наличными членами корпорации об ее прекращении; истечение срока и смерть главного руководителя товарищества. Судьба имущества, принадлежавшего юридическому лицу.
Примечания:
[777] Fr. 10 D. II, 4. См. выше, стр. 245, прим. 6.
[778] Fr. 3 § 4 D. XXXVII, 1 (см. выше, стр. 257 прим. 1); fr. 28 pr. D. XXXVI, 1.
[779] Fr. 4 D. XLIII, 16; fr. 5 § 10 D. XLIII, 24. Но ср. fr. 17 D. XXXIX, 2 и см. выше, стр. 253 - 254.
[780] Fr. 5 § 9 D. XIII, 5. См. выше, стр. 245 прим. 5. Это было чрезвычайно важно, потому что если раб мог стипулировать в пользу корпорации, для которой приобреталась таким образом actio ex stipulatu, то, напротив, по отношению к свободному актору продолжал действовать принцип: alteri stipulari nemo potest. Но, заключив стипуляцию на свое имя, свободный актор мог потом в форме конститута перевести свое требование прямо на корпорацию. См.: Книп, стр. 361, 374.
[781] Fr. 10 D. II, 4 (см. выше. стр. 245, прим. 5; fr. 26 D. XII, 1; fr. 5 D. XLVI, 5; I. 2, 4. С. V, 39; fr. 2 D. XXVI, 9; fr. 2 pr. D. XXVI, 7.
[782] II, стр. 352.
[783] II, стр. 324.
[784] Labeо, I, 281.
[785] Fr. 160 § 1 D. L, 17.
[786] Fr. 19 D. L, 1:
. [787] Fr. 2, 3 D. L, 9:
. [788] L. 45 С. X, 31; l. 5 § 2 С. X, 65 (63); l. 2, 3 С. X, 34 (33); Mommsen, Die Stadtrechte der latinischen Gemeinden Salpensa und Malaca, стр. 412 - 413.
[789] Fr. 3 D. III, 4:
. [790] Fr. 4, 5, 6 pr. eod:
. [791] Fr. 6 § 1 D. III, 4:
. Fr. 3 § 2 D. L, 8 о заключении контрактов администраторами городского имущества (см. выше, стр. 246); fr. 97 D. XXXV, 1 о принесении присяги ( ); fr. 4 D. XV, 4 об actio quod jussu против администратора; fr. 10 D. III, 4 (см. выше, стр. 269, прим. 1) об actio utilis в пользу администратора из стипуляции актора. См. еще о дуумвирах, эдилах, квесторах и проч. у Моммзена, Die Stadtrechte v. Salpensa und Маlаса, 431 и сл. [792] Dirksen, 47. Mommsen, De coll, 117 - 119.
[793] Dirksen, 49. Mоmmsen, De coll, 109.
[794] Сальковский, Bemerk. zur Lehre v. jur. Pers., 37. Ср.: Sсhmidt в Arch. für civil. Praxis, XXXVI, 172. Кniep, 250 и сл.; Соколовский, стр. 173 и сл.
[795] Fr. 4 D. L, 9.
[796] L. 3 С. XI, 32 (31).
[797] Annonae civiles суть реальные тягости, состоявшие в сборе плодов, следовательно уплачивавшиеся колонами или эмфитевтами. Название
указывает на противоположность militari annonae, т. e. лежавшей на землевладельцах натуральной повинности на содержание войска. Савиньи, II, стр. 358 - 359, прим. g. [798] L. 14, 17 С. I, 2; nov. VII Just.
[799] Nov. CXX, c. 6, § 1:
, § 2. ... . C. 7, § 1: . [800] Nov. LXVII, c. 4.
[801] L. 17 § 2 C. I, 2.
[802] L. 21 С. I, 2; § 8 J. II, 1; nov. VII, с. 2, 8; nov CXX, c. 10; nov. XL, nov. LXV.
[803] L. 14, § 9 C. I, 2; nov. VII, с. 4; nov. CXX, с. 2.
[804]
, etc. [805] L. 45 (46), § 9 - 11 С. I, 3; 1. ult. eod.
[806] Fr. 22 § 2 D. IV, 6:
. Fr. 9 D. XLIX, 1: . L. 3 С. XI, 29 . L. 4 С. II, 53 (54): . [807] Fr. 5 § 7. 9 D. ХIII, 5.
[808]
et in асtore municipum, tutоre сeterisque qui pro aliis inter-veniunt, idem erit dicendum>. [809] См. выше, стр. 268 прим. 2. Лица, которые rem in judicium deducunt с тем последствием, что из судебного решения по возбужденному делу возникает уже exceptio rei judicatae, суть прокуратор, получивший полномочие, тутор, куратор, городской актор.
[810] С. 1. 3. 6. X, I, 41; c. 11 ibid. III, 13.
[811] Arndts, Pand., § 119; Dernburg, I, § 141; Вaron, § 105.
[812] Nov. CXXXI, с. 15:
. [813] Об этом хорошо у Бешара, стр. 427 и сл.
