Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву
ГЛАВА V Правоспособность и дееспособность юридических лиц
Семейственные права юридических лиц, патронат и опека. Владение юридических лиц; собственность и другие вещные права; права требования и обязанности; ответственность юридических лиц за модификации, вносимые в договор их представителями; деликтоспособность юридических лиц и ответственность за деликты; наследственное право юридических лиц по завещаниям и без завещания. Правоспособность лежачего наследства. Органы и представители юридических лиц: рабы; актор, или синдик; большинство собрания и отдельные должностные лица. Особый правительственный контроль над имущественным управлением городов и церковных учреждений. Смысл сопоставления представителей юридических лиц по римскому праву с опекунами и попечителями.
Правоспособность юридических лиц ограничивается областью имущественных отношений. Причина этого ограничения заключается не в том, что юридическое лицо как фикция, как искусственное создание государства, допускается только и исключительно для имущественных отношений, как утверждал Савиньи, и за ним утверждают другие последователи теории олицетворения, а в том, что понятие юридического лица как понятие гражданского права есть отвлечение той именно стороны общественных организаций, которой они вступают в гражданское право, ибо другие возможные стороны таких организаций стоят вне области гражданского права[612]. правда, некоторые и из тех отношений, которые обнимаются гражданским правом, недоступны для юридических лиц, каковы именно семейственные права; но это опять объясняется не тем, что юридическое лицо есть фикция, а особенной природой юридического лица, которое не может вступать в брак и не может иметь детей. Эта особенность природы тем менее может быть объясняема фикцией, как справедливо заметил Барон[613], что и физические лица могут, временно (impuberes) или даже навсегда (как castrati), быть лишены способности вступать в брак и иметь детей. Притом, отчасти и некоторые отношения римского семейственного права, поскольку они с необходимостью должны были вытекать из имущественных отношений, были возможны для юридических лиц. Сюда относится прежде всего патронат как отношение интимно-семейственного характера между отпущенным на волю рабом и отпустившим его на волю господином[614]. Первые исторические сведения об отпущении союзами рабов на волю находим у Варрона, который говорит о вольноотпущенных римского государства, муниципий, товариществ и храмов[615]. Отсюда нужно бы было заключить, что манумиссия рабов корпорациями практиковалась уже в самом начале императорского периода и корнями своими, может быть, уходила в далекое прошедшее. С другой стороны, однако, известно, что при Траяне был издан закон (lex vectibulici), дозволивший италийским городам отпущение на волю их рабов, затем при Адриане состоялся сенатусконсульт, распространивший дозволение манумиссии на провинциальные города, и, наконец, при Марке Аврелии была дозволена манумиссия, вместе и с приобретением патроната, всем существовавшим на легальном основании коллегиям[616]. Таким образом, манумиссия во времена Варрона практиковалась лишь фактически и могла служить лишь источником фактической свободы вольноотпущенного[617]. Причина, почему до издания законов названных императоров не могло быть юридически легальной манумиссии рабов корпорациями, могла заключаться в том, что manumissio per vindictam была не что иное, как in jure cessio; между тем в отношении к legis actiones вообще действовало во всей силе положение римского права: "NEMO potest agere lege nomino alieno"[618]. А так как римское право, даже и после того как понятие союза, в смысле юридического субъекта гражданского права, имеющего personam standi in judicio, выяснилось для юриспруденции и для законодательства, не приходило к мысли о различии между органом и представителем[619], то и орган юридического лица, через которого могла бы совершиться манумиссия per vindictam, принимался за прокуратора, действующего alieno nomine и, следовательно, не могущего lege agere. На основании же императорского законодательства для манумиссии указана следующяя форма: постановление городской курии и одобрение наместника провинции, - а при христианских императорах сделалось возможным отпущение рабов на волю в церкви[620]. Можно сомневаться далее в том, находилась ли в связи с патронатским правом корпораций tutela legitima как другая категория семейственных прав, доступных юридическому лицу[621]; но что римское государство принимало на себя опеку над королями народов, входивших в сферу римской власти, это общеизвестный исторический факт[622].
Что касается теперь области имущественных отношений, то сведения, заимствуемые нами из источников римского права, относятся главным образом к политическим общинам, так что распространение положений римского права об имущественных отношениях городов на коллегии и институты во многих случаях является более или менее рискованным. Притом замечено, что в предоставлении тех или других прав городам со стороны государственной власти большую роль играли политические соображения императорского правительства, чем юридические принципы с логическими из них выводами[623]. Прежде всего в источниках заметны ясные следы сомнений и колебаний римской юриспруденции по вопросу о владении корпораций. Ульпиан говорит, что до Нервы младшего, одного из первых прокулеянцев, юриспруденция отрицала за муниципиями способность к владению на том основании, что municipes не могут consentire, площадь же публичная, здание суда и т. п. состоят не во владении города, а в общем пользовании граждан, - но Нерва filius высказал мнение, что города могут имееть владение и узукапию через раба во всех пекулиарных приобретениях этого последнего; между тем некоторые, говорит Ульпиан, отрицают за городами возможность владеть и самыми рабами - тем не менее, по действующему праву, заключает Ульпиан, города могут и владеть, и узукапировать, и притом как через рабов, так и через свободное лицо[624].
Употребленное Ульпианом выражение "CONSENTIRE" понимается различно. Савиньи находил в нем доказательство своей теории фикции: применимость владения к юридическим лицам, говорит он, была подвергаема сомнению по причине фактической природы его, которая казалась несовместимою с простою фикцией, каковой несомненно, нужно считать юридическое лицо, ибо, если бы даже и все отдельные граждане пришли к единогласию, это единогласие все-таки не было бы волей корпорации как идеального единства, таким образом, не оказывалось бы неизбежного animi possidendi в лице истинного владельца[625].
Гирке становится на ту же точку зрения, хотя как германист он не забывает, что городская корпорация есть не только частноправовой субъект, но и <публицистическое существо>, проявляющее свою жизнь и в других отношениях, кроме имущественных. Совокупность членов корпорации, говорит Гирке[626], волеспособна только как публицистическое единство, но эта ее волеспособность по природе римского juris publici является коллективным носительством делегированной государственной воли. Публичное право если и знает корпоративную волю, то лишь как элемент всеобщей (т. е. государственной) воли; напротив, частное право не дает простора для непосредственного действия подобной коллективной воли; там, где оно требует воли, оно требует всегда индивидуальной и особенной воли, так что корпорация как юридический субъект сама по себе не имеет способности воли. В этом смысле и говорится в источниках: universi consentire non possunt, т. е. корпорация не может хотеть наподобие индивида; она может образовать и выражать корпоративную волю, как публицистическое единство, но не может образовать и выражать индивидуальную волю как лицо частного права; другими словами, может decernere, т. е. постановлять решения, в которых выражается ее хотение как публичного органа, но не может consentire, т. е. образовать в себе и выразить хотение в смысле гражданского права.
Против этого произвольного и искусственного построения Гирке вооружился другой юрист, во многом солидарный с Гирке, именно Карлова[627], который думает объяснить рассматриваемое римское выражение различием между органами решения и органами исполнения, различием, на котором настаивает и сам Гирке в его Genossenschaftstheorie[628]. По мнению Карловы, римское выражение имеет тот смысл, что орган юридического лица, устроенный как собрание, способен к составлению решения, но не способен к действиям по приведению в исполнение этого решения. Такой орган, как народное coбpaние или городской сенат, уже созван должен быть единичными лицами, а также и решать может не без возбуждения или инициативы со стороны отдельного лица. В "DECERNERE" и "CONSENTIRЕ universorum" и заключается различие между постановлением решения и приведением его в исполнение, причем воля universorum ("PLACUIT universis") мыслится не только как собирательная воля всей суммы отдельных членов, но как устанавливаемая решением большинства воля единства собрания, отличного от суммы членов, следовательно, субстанциально единая, а не коллективная воля. Хотя собрание граждан было бы компетентно составить решение касательно предпринятия юридической сделки, однако в этом не было бы еще заключения самой сделки: к приведению в исполнение такого решения само собрание было бы неспособно. А что городские магистраты, дуумвиры, были вправе предпринимать разные сделки во имя города, это не подлежит сомнению ввиду дошедших до нас исторических свидетельств[629].
Объяснение Карловы и в самом деле представляется более правдоподобным[630]: трудность осуществления целым собранием граждан обоих элементов владения или обоих условий приобретения владения (corpus и animus) тем более могла смущать юристов, что и самое понятие союза людей как юридического субъекта гражданского права в эпоху, предшествующую Нерве, не определилось еще отчетливо в римской юриспруденции, как это доказывается известными уже нам разъяснительными указами императоров относительно различия собственности universitatis от собственности отдельных членов universitatis[631].
С точки зрения источников юстинианова права, сомнения и колебания римских юристов известного периода времени не имеют значения, так как представляющееся сомнительным в одном месте источников выступает как совершенно ясное и несомненное в других, и уже сам же Ульпиан, засвидетельствовав колеблющиеся взгляды прежней юриспруденции, заключил свою речь указанием на действовавшее в его время право, что муниципии могут и владеть, и узукапировать как через рабов, так и через свободных представителей; притом владение признано не только за городами, а и за всеми вообще юридическими лицами[632]. С сомнением в возможности владения для юридических лиц стояло в связи сомнение в возможности кражи вещей, находящихся в их обладании[633], каковое сомнение также разрешилось в утвердительном смысле относительно всех вообще юридических лиц, - и, по-видимому, даже раньше и скорее, чем сомнение в возможности владения[634].
Юридические лица, бесспорно, могли иметь собственность в вещах всякого рода[635], причем делалось явственное ударение на том, что собственность юридического лица должна быть отличаема от собственности отдельных членов союза[636]. Но, кроме того, юридическим лицам, именно городам, усвояются и другие вещные права. Предиальные сервитуты всякого рода они могли иметь потому, что сервитуты эти суть не что иное, как расширение их поземельной собственности[637]; сельские сервитуты даже и в древние времена могли быть приобретаемы рабами посредством манципации[638]. Городам усвояется даже личный сервитут - узуфрукт, и, как можно заключить из слов Гая[639], признание за городами узуфруктуарного права также не обошлось без сомнений и колебаний. Возражали именно, что предоставление узуфрукта городу должно, собственно говоря, означать утрату собственностью всякого практического значения для собственника: узуфруктуар - физическое лицо может умереть или подвергнуться capitis deminutioni, и тогда узуфрукт снова возвращается к собственнику; напротив, муниципия рассчитана на вечное существование, она не может умереть, не легко может подвергнуться и capitis deminutioni[640], откуда вытекало бы, что и узуфрукт должен существовать вечно, и, следовательно, собственность для собственника вечно же должна была бы оставаться
Далее для юридических лиц была открыта обширная область обязательственных отношений. Юридические лица могут приобретать требования и обязываться долгами в силу договоров, причем долги и требования юридических лиц как таковых не смешиваются с долгами и требованиями отдельных членов корпорации[643].
Что касается прав требования, то они могли быть приобретаемы юридическими лицами через принадлежащих им рабов ipso jure[644]: именно рабы юридических лиц, так же как и рабы естественных лиц, могли стипулировать с тем последствием, что кредитором по стипуляции становился прямо господин раба - физическое или юридическое лицо. В этом даже древнее римское право, безусловно не допускавшее представительства при заключении юридических сделок, не находило никакого противоречия своим принципам, так как раб не считался представителем; намерение вступить в сделку принадлежало рабу, а не господину, раб собственно от своего имени и вступал в эту сделку, он и должен бы был быть субъектом данного юридического отношения, если бы не состоял под властью господина. Это последнее обстоятельство для самой сделки не имело существенного значения, и сделка поэтому не носила характера представительства[645].
Из сделок, заключенных свободными представителями в пользу юридических лиц, последние приобретали права требования, охранявшиеся преторским аналогическим иском (actio utilis), причем не требовалось цессии со стороны управомоченного представителя юридическому лицу[646], как это выражено в источниках относительно подтверждения и обещания уплаты долга (constitutum debiti)[647], относительно протеста по поводу предпринимаемого соседом нового сооружения (operis novi nuntiatio) и относительно обеспечивающих стипуляций для получения отказов, назначенных юридическому лицу, на случай угрожающего вреда от соседней недвижимости (damnum infectum), а также для гарантирования уплаты того, что присуждено судебным решением в пользу юридического лица[648].
Юридическое лицо может быть заимодавцем и, следовательно, приобретать требование из займа, причем если деньги даны взаем, с нарушением сенатусконсульта мацедонианского, подвластному сыну, на юридическое лицо распространяется действие этого сенатусконсульта[649].
Тем менее могли возникать сомнения относительно приобретения прав требования из таких обязательственных отношений, которые вообще возникают независимо от воли, как, напр., права, защищаемые исками: familiae erciscundae, finium regundorum и aquae pluviae arcendae[650], а также прав требования, вытекающих из учиненных против юридических лиц недозволенных действий[651].
Что касается обязанностей, юридические лица, вообще говоря, несли ответственность по договорам, заключавшимся их уполномоченными. Если юридическое лицо действовало посредством инститора, т. е. управляющего или приказчика, которому поручалось какое-либо предприятие и который тем самым уполномочивался на заключение целого ряда обязательственных сделок, связанных с данным предприятием или с данною отраслью администрации, то контракт инститора обязывал не только его самого, но и представляемое им юридическое лицо, так что это последнее присоединялось в качестве добавочного должника к инститору как главному должнику. Другими словами, общие принципы римского права относительно применения исков добавочного характера (actiones adjectitiae qualitatis), и в частности исков инститорного, экзерциторного и quasi-инститорного, распространялись также и на юридические лица[652].
Далее относительно администраторов городского имущества, т. е. должностных лиц городского управления, известно, что они, вступая в обязательства за время прохождения своей службы, обязывали именно город актами своего должностного управления[653]. Другими словами, администратор городского имущества, как скоро он заключал договор не от собственного имени и не принимал обязательства города на себя лично, а действовал от имени города, не ответствовал по этим договорам по оставлении им должности[654]. Тем самым признано было, что в лице администратора вступает в обязательства город. Впрочем, пока администратор состоит в должности, иск мог быть предъявлен и против него, напр., если по его приказанию раб города вступил в сделку[655].
Юридическое лицо представляется в источниках подлежащим взысканию за долги, в каковом случае для удовлетворения претензий его кредиторов может быть наложен арест на долги его должников[656], или быть подвергнуто отчуждению принадлежащее ему имущество[657]. Однако в отношении к займам, сделанным администраторами, римское право не дошло до той точки зрения, на которую стало современное право[658]. Город обязывается из займа, сделанного во имя его администраторами, лишь настолько, насколько действительно занятые деньги пошли в его пользу; в противном случае к ответственности по денежному долгу привлекаются те, которые заключили контракт, а не город[659]. Следовательно, если бы занятые администратором для города деньги, благодаря какой-нибудь случайности, без всякой вины администратора, пропали, напр. сгорели, были отняты разбойниками и т. п., город не ответствует по этому займу, хотя заем сделан был администратором в пределах его должностной компетенции. Распространялось ли то же самое юридическое начало на другие юридические лица, кроме городов, об этом спорят[660]. Несомненно, однако, что подобное же правило было установлено Юстинианом относительно церковных институтов и богоугодных заведений: если епископ, эконом или администратор богоугодного заведения сделает заем, последний не прежде вменяется институту, как будет доказано, что занятая сумма действительно употреблена в пользу данного института, - в противном случае кредиторы и их наследники предъявляют иски не к институту, а к заемщику и его наследникам[661].
Примечания:
[612] Любопытно, что Кирульф (стр. 133 и сл.), утверждавший, что
юридическое лицо есть фингированное существо, относил, однако, к числу
прав юридического лица: право установления статутов, конвенциональную
юрисдикцию вместе с правом наложения наказаний на членов, право принятия
новых членов и выбора должностных лиц, право иметь особую печать.
[613] Gesammtrechtsverhält., 19.
[614] О том, какие юридические выводы отсюда делались, см. выше,
стр. 49, и ниже о наследовании после вольноотпущенных.
[615] Warro, De lingua latina, VIII, 41:
[616] L. 3 С. Vll, 9; fr. 1, 2 D. XL, 3.
[617] Savignу, Syst., II, 287; Baron, l. c., Perniсe, Labeo, I, 283
считает за вероятное, что вначале императорского периода общины не
имели права отпускать на волю своих рабов.
[618] Fr. 123 pr. D. L, 17; l. 3 С. VII, 1.
[619] Различие отчасти проявлялось только, как будет объяснено ниже,
в представительстве юридических лиц рабами и свободными представителями.
[620] L. 1, 2 С. VII, 9; tit. 13 lib. I С.
[621] Baron, о. с., 20 полагает, что с юридическим допущением манумиссии
при императорах была юридически допущена и tutela legitima над малолетними
вольноотпущенниками, и что если источники не упоминают о ней, то, вероятно,
потому, что манумиссия малолетних рабов вообще бывала редко.
[622] См. выше, стр. 35. Подобные же примеры бывали и в новейшей
истории. См.: Дернбург, I, § 65, Anm. 2.
[623] Gierke, Genossenschaftsrecht, III, 93; Реrniсe, Labeo, I, 283;
Dernburg, III, § 59, Anm. 3.
[624] Fr. 1 § 22 D. XLI, 2:
[625] Syst., II, 291.
[626] Genossenschaftsr., III, 155 и 156.
[627] Zur Lehre v. d. jur. Pers.
[628] Стр. 693 и сл.
[629] Karlowa, 423 - 425. Ср.: Bolze, стр. 127 и сл.: <Управляющая
деятельность не может исходить от больших масс таким образом, чтобы они
каждое отдельное действие совместно обдумывали и совместно приводили в
исполнение. Что это практически неудобопроводимо, выразил Ульпиан (в вышеприв.
фр.). Он очень тонко различает между осуществлением таких владельческих
действий, которые каждый отдельный гражданин предпринимает в свою собственную
пользу, и между осуществлением владения, направляющегося к непосредственной
выгоде корпорации как таковой. Что граждане могут осуществлять пастбищное
право, которое на самом деле принадлежит общине, но от которого каждый
путем собственного осуществления получает выгоду, это для нас не составляет
уже загадки. В таком виде и граждане могут владеть общинным
выгоном или местом для добывания песка. Но чтобы владение другого рода
не только приобреталось гражданами в совокупности, но и постоянно осуществлялось
ими в совокупности, в самом деле трудно себе представить, потому что к
таковой постоянной и единообразной деятельности, к длящемуся согласованию
воли индивидов без собственного интереса индивида, большие массы едва
ли способны>. Ср. еще: Sintеnis, Das practische gemeine Civilrecht, В.
I, Leipz., 1868, прим. 53 на стр. 121; Синтенис справедливо указывал на
то, что ведь находили же римляне возможным говорить:
[630] Поэтому в источниках говорится:
[631] См. выше, стр. 48 и сл.
[632] Тот же Ульпиан в другом месте из владения выводит возможность
вчинания против муниципий иска о предъявлении вещи налицо и устанавливает
общее правило относительно всех юридических лиц:
[633] Dernburg, I, § 66, Anm. 5.
[634] Fr. 31 § 1 D. XLVII, 2:
[635] Fr. 1 § 1 D. III, 4:
[636] Fr. 6 § 1 D. I, 8; fr. 1 § 7 D. XLVIII, 18 и ср.
выше, стр. 48 - 49.
[637] Cавиньи, Syst. II, 290.
[638] Fr. 12 D. VIII, 1.
[639] Fr. 56 D. VII, 1; fr. 8 D. XXXIII, 2.
[640] Напр., когда у общины отнимается civitas romana, так что она
продолжает существовать лишь как перегринская община: Baron, Gesammtrechtsverh.,
14. И ср. ниже в гл. VI, стр. 278, прим. 1.
[641]
[642] Савиньи полагал (стр. 289 - 290), что usus неприменим к юридическим
лицам, ибо сущность его состоит в личном пользовании со стороны управомоченного,
тогда как узуфрукт вполне применим к ним, ибо сущность узуфрукта есть
приобретение собственности в плодах. Ср.: Giorgi, I, 271. Другие, как
Регельсбергер (I, стр. 321), ограничиваются заявлением, что об
usus нет верных свидетельств. Напротив, Пфейфер (стр. 99) усматривал противоречие
в приведенных положениях Савиньи: если бы usus был неприменим к юридическим
лицам, то и узуфрукт, который содержит в себе usum как часть, мог бы быть
применим не вполне, а лишь отчасти; к тому же нет причины, почему бы корпорация
не могла иметь usum, напр., в житнице или в амбаре, складывая в ней свои
собственные запасы хлеба. Любопытно выражение Юстиниана в гл. 4 новеллы
VII:
[643] Fr. 7 § 1 D. III, 4.
[644] Fr. 11 § 1 D. XXII, 1. Ср. fr. 38 § 17 D. XLV, 1.
[645] Mitteis, Die Lehre von der Stellvertretung nach römischem
Recht, Wien, 1885, стр. 19.
[646] Löning, Haftung des Staates, 14.
[647] Fr. 5 § 9 D. ХIII, 5:
[648] Fr. 10 D. III, 4:
[649] Fr. 15 D. XIV, 6.
[650] Fr. 9 D. III, 4.
[651] Это положение составляет неизбежный логический вывод из признанной
за юридическими лицами имущественной правоспособности, откуда вытекает,
между прочим, напр., ответственность администраторов юридического лица
за погрешности и неправильности в ведении дел: fг. 8 (6) D. L, 8; fr.
11 D. L, l; 1. 1, 2, 4 С. XI, 36 (35).
[652] Löning, о. с., 16.
[653] Fr. 3 § 2 D. L, 8:
[654] Cp.: Buchka, Die Lehre von der Stellvertretung bei Eingehung
von Verträgen, 1852, стр. 71. Löning, 13.
[655] Fr. 4 D. XV, 4:
[656] Fr. 8 D. III, 4.
[657] Nov. СХХ, с. 6, § 2.
[658] Dernburg, Pand., I, § 66.
[659] Fr. 27 D. XII, 1: Civitas mutui datione obligari potest, si
ad utilitatem ejus pecuniae versae sunt; alioquin ipsi soli qui contraxerunt,
non civitas tenebuntur>. Впрочем, как правильно заметил Книп (стр. 362),
если занятые деньги поступили целиком в общинную кассу, община должна
была ответствовать не по иску об обогащении, а по иску из займа, так что,
следовательно, обязательство по займу при указанном предположении все-таки
могло возникнуть для корпорации. А раз город мог сделать заем через своего
администратора, последний мог обеспечить заем залогом вещи, принадлежащей
городу (fr. 11 pr. D. XX, 1).
[660] См. Pfeifer, стр. 103 против Савиньи, Синтениса и Глюка: <определение
это, в силу известных правил интерпретации, не может быть распространяемо
на все юридические лица как определение, уклонящееся от общего права,
а, напротив, должно ограничиваться городами>. Синтенис (I, стр.
114, прим. 43) понимает цитированный в предыдущ. примеч. фрагмент в том
смысле, что дело идет о займе, сделанном администратором города, хотя
и в должностном его качестве, но без особого поручения. Против этого Пфейфер,
стр. 104.
[661] Nov. СХХ, с. 6, § 3. Это место не только Синтенис, но
и Пфейфер, согласно с ним, понимают в том смысле, что речь идет об епископе
или администраторе, делающих заем в пользу монастыря или богоугодного
заведения без полномочия на то. Однако содержанием самой новеллы такое
толкование не оправдывается. Законодатель, упомянув о задолженности церковных
институтов и указав меры к освобождению их от долгов (продажа движимости
и недвижимости по оценке, datio in solutum), говорит, что на будущее время
вообще долг будет вменяться институтам, лишь насколько он обратится в
их пользу. Очевидно, тут предпринимается радикальная мера к тому, чтобы
на будущее время не допускать такой задолженности, какая существовала
прежде и какая явилась, может быть, потому, что правило, выраженное в
fr. 27 D. XII, 1 относительно городов, не было распространяемо на другие
юридические лица. Таким образом, более сообразным с намерениями законодателя
представляется объяснять и nov. CXX, с. 6, § 3 в том смысле, какой
придан в тексте правилу относительно городов, выраженном в цитированном
фрагменте дигестов.
