Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву
Ко всему сказанному, впрочем, следует добавить, что далеко не все церкви, монастыри и богоугодные заведения были в действительности самостоятельными юридическими институтами. Законодатель признавал за всеми этими религиозными и богоугодными учреждениями права юридического лица, поскольку сами они не состояли в собственности церкви или даже частных лиц. Из 11-й главы новеллы VII видно, что во времена Юстиниана, как это было и позднее, монастыри в Египте и в некоторых других странах, вместе и с находившимися в монастырях храмами, не только состояли в частной собственности, но и служили предметом купли-продажи, мены, дарения с обращением притом священных мест ad privatum usum et conditionem. Законодатель возмущается этой профанацией святыни, объявляет подобные сделки недействительными и штрафует продавца rei et pretii amissione; но ниоткуда не видно, чтобы он в принципе отвергал самое право собственности[551].
F. Лежачее наследство. Hereditas jacens есть своеобразное юридическое
лицо, о котором обыкновенно и в источниках говорится с оговорками, что
оно только в известных отношениях принимается за лицо:
Зом в своих <Институциях>, решая вопрос о субъекте прав и долгов, принадлежащих к лежачему наследству, в смысле тех фрагментов, которые говорят об обратном действии вступления наследника в наследство и в которых центром юридического построения лежачего наследства представляются интересы наследника[556], т. е. в том смысле, что субъект означенных прав и долгов есть наследник[557], становится на точку зрения современных, а не римских понятий, как они догматизировались в Corpus juris civilis. To положение, что действие вступления наследника в наследство, говорит Зом, имеет обратную силу, значит, что наследник с самого начала, непосредственно после смерти наследодателя, был субъектом всех прав и долгов наследодателя. Наследодателю прямо и без перерыва наследует наследник, даже если он через долгое время приобретает наследство. Даже и тогда, когда наследство еще не приобретено, не неизвестно, что субъект у него есть, - неизвестно только, кто именно этот субъект. Если в источниках говорится, что hereditas non heredis personam, sed defuncti sustinet, то, по мнению Зома, этим местом не обессиливается, а поддерживается высказываемый им взгляд: <поскольку наследник есть наследник, он есть не он сам, а наследодатель>. Таким образом, наследник в качестве субъекта наследства представляет не себя самого, a personam defuncti. Сказанное о наследстве относится и к наследству до вступления в него наследника: и в этом периоде времени в наследстве скрывается уже наследник, только еще не распознаваемый. Наследство обладает качеством наследника представлять наследодателя. Наследство есть наследник, имеющий вступить в будущем, и именно поэтому оно не есть наследник (в его качестве как другой личности), а есть наследодатель, ибо наследник как наследник есть скорее наследодатель. Вся эта аргументация, дóлжно признаться, не отличается особой ясностью и отчетливостью и не только не делает для нас понятным сопоставление лежачего наследства с муниципией и декурией, но не согласуется и с теми местами источников, в которых наследник представляется субъектом некоторых прав не с момента открытия, а с момента вступления в наследство[558].
ГЛАВА IV Возникновение юридических лиц
Возникновевие государства, муниципий и лежачего наследства. Краткий очерк римского законодательства о вольных союзах конца республиканского и начала императорского периода: сенатусконсульт 685 – 690 а. u. с.; закон Клодия 695 – 696 гг.; сенатусконсульт 698 г. и закон Лициния; мероприятия Цезаря и Августа против опасных для государства обществ. Фрагменты Гая и Марциана. Возникновение похоронных коллегий. Возникновение религиозных институтов.
Вопросом о возникновении не только государства, но даже и вообще политических общин римские юристы не занимались. Государства и муниципии существовали раньше, чем юриспруденция и закон ввели их в гражданский оборот в качестве юридических субъектов частного права. Если же и возможно было учреждение вновь политических общин, как, напр., при coloniae deductio или при основании города в императорское время[559], то основание новой общины было актом государственного правительства, из которого сама собой вытекала и юридическая личность данной общины, без особого дарования ей прав юридического лица. Не было надобности римским юристам распространяться и о возникновении лежачего наследства как юридического лица, ибо возникновение его определяется самым его понятием и основывается на общем юридическом правиле. Напротив, вопрос о возникновении вольных союзов и религиозных институтов как юридических лиц вызвал в западноевропейской литературе многие контроверсы. Контроверсы эти вызваны в большей степени общественными отношениями новейшего времени и значением римского права как сохранявшего до последнего времени действие для Германии, чем самым текстом римских источников. Дело в том, что исследователи обыкновенно не столько задавались целью выяснить, каким образом вольные союзы и христианские религиозные учреждения возникали по римскому праву, сколько желали найти в римском праве аргумент в пользу защищаемого ими взгляда относительно того, как должен быть разрешаем вопрос о возникновении юридических лиц в настоящее время. Нам, конечно, нет никакой надобности становится на последнюю точку зрения. Мы рассмотрим вопрос о возникновении юридических лиц с исключительно римской точки зрения и скажем сначала о вольных союзах, затем о религиозных институтах.
О возникновении вольных союзов как юридических лиц говорят три фрагмента в дигестах: один из них принадлежит Гаю, остальные два - Марциану[560]. Прежде чем, однако, приступить к рассмотрению этих фрагментов, необходимо предпослать краткий очерк законодательства о вольных союзах конца республиканского и начала императорского периода. Здесь прежде всего встречаемся с контроверсой относительно того, было ли свободное право ассоциаций подвергаемо каким-либо ограничениям во времена республики или нет.
Моммзен держится того мнения, что право ассоциаций не подвергалось никаким ограничениям во времена республики и что ограничения явились лишь в конце республиканского периода, когда с падением нравов право ассоциаций получило вредное и опасное для государства развитие[561].
Напротив, Кон полагает, что уже в эпоху республики сенат давал разрешение перегринам на отправление чужих культов и ремесленникам на образование коллегий. Первое право Кон выводит из общего положения сената как высшего учреждения по надзору за государственной религией, оберегавшего государство от вторжения чужих культов и иностранных суеверий. Последнее право представляется Кону выводом из права государства содействовать при dedicatio sacrorum и распоряжаться относительно пользования locis publicis[562].
Оба вывода имеют, однако, весьма гадательный характер. Из иностранных культов некоторые получали официальное признание в том смысле, что они становились составной частью римского сакрального и, следовательно, римского публичного права. Остальные, не получившие такого официального признания, культы существовали на частные средства своих адептов, без признания со стороны государства, которое, однако, в отдельных случаях могло запретить те или другие культы ввиду явной их безнравственности, каковы, напр., египетские культы Изиды, Сераписа и др.[563] Но даже и в официальном государственном признании того или другого иностранного культа не содержалось признания жреческой коллегии или религиозного общества юридическим лицом: выше было указано, что и юридическое положение государственных религиозных коллегий, да и вообще всех коллегий как субъектов гражданских прав не отличалось ясностью и определенностью во времена республики[564]. Последнее обстоятельство нужно, очевидно, принимать в соображение и при оценке второго вывода, который делается Коном относительно ремесленных коллегий.
Как бы то ни было, к концу республиканского времени многие вольные союзы сделались очагами для раздувания политических страстей и для систематической поддержки кандидатур лиц, хорошо плативших за поддержку (ambitus); кроме того, упадок нравов был настолько силен, что образовались даже общества для всяких преступных целей, не исключая грабежа и разбоя[565]. Таковым положением вещей был вызван сенатусконсульт, точная дата которого неизвестна с определительностью: ученые относят его к 685 - 690 г. u. с.[566], - и которым были уничтожены наиболее компрометировавшие себя общества.
Какие это именно были общества - об этом опять разногласие: Дирксен и Моммзен[567] полагают, что сенатусконсульт совсем не касался ремесленных коллегий, а обрушился лишь на общества, принявшие характер политических клубов, причем Моммзен в особенности относит сенатское запрещение главным образом к ассоциациям римских кварталов или к уличным ассоциациям (collegia compitalitia)[568].
Напротив, Кон[569], возвращаясь к мнениям предшественников Дирксена, относит означенный запретительный сенатусконсульт к коллегиям ремесленников, поскольку они заявили себя с опасной для государства стороны. Самый сенатусконсульт, говорит Кон, носил вероятно название "DE collegiis" или "DE collegiis tollendis", между тем как политические клубы никогда коллегиями не назывались.
В пользу мнения Моммзена говорит, во-первых, то обстоятельство, что и sodalitia (политические клубы) назывались иногда коллегиями, вообще оба термина допускали синонимическое употребление[570], во-вторых, то, что когда через несколько лет народный трибун Клодий провел закон de collegiis restituendis nоvisque instituendis, не только прежние коллегии ожили, но и новые явились из подонков городского населения и из рабов[571]. Названный закон Клодия явился в 695 или в 696 г. а. u. с., а в 698 г. состоялся новый сенатусконсульт против политических клубов и затем вскоре закон Лициния Красса (lеx Licinia) против кандидатов, действующих путем подкупа.
Наконец, решительные меры против опасных для государственного порядка обществ приняты Цезарем и Августом. О цезаре Светоний рассказывает, что он <все коллегии, кроме издревле учрежденных, уничтожил>[572], а об Августе передает, что он, ввиду умножения преступных обществ, составлявшихся для всевозможных преступлений с титулом новой коллегии, уничтожил все коллегии, за исключением старинных и законных, т. е. основанных на древнем обычае или на законе[573]. Мера, принятая Августом, вероятно, состоялась в виде закона (lex Julia).
Итак, Юлий Цезарь, по свидетельству Светония, уничтожил все коллегии, за исключением старинных и на законе основанных союзов. По всей вероятности, как распоряжение Цезаря, так и закон Августа относились только к Риму, и уже позднее запретительные меры распространены были на Италию и на провинции. По крайней мере, Гай говорит уже о многих законах, сенатусконсультах и императорских конституциях по поводу образования обществ: "NEQUE sunt provinciis in et qui naviculariorum aliorum, quorundam pistorum veluti est, confirmatum principalibus constitutionibus atque senatusconsultis corpus quorum sunt, certa Romae collegia Item salinarum. argentifodinarum vel aurifodinarum vеl habere est permissum sociis publicorum vectigalium ecce ut сorpora, hujusmodi concessa causis admodum Paucis cöercetur. res ea legibus nam conceditur, omnibus passim neque collegium societas"[574]. И Марциан говорит: "MANDATIS in et principalibus constitutionibus senatusconsultis corpus collegia vel collegium celebrat constitutiones mandata senatusconsultum contra coierit, tale quodcunque Caesaris auctoritate senatusconsulti ex nisi autem summa In partiri. se inter pecuniamque dividere habent, quas si communes, pecunias dissolvuntur, cum eis, permittitur sed dissolvuntur; mandatis illicita, fuerint qua Collegia habeant: castris milites neve sodalitia, esse patiantur ne provinciarum praesidibus praecipitur"[575].
Итак, по словам Гая, образование корпорации не без разбора предоставляется всем и каждому, а сдерживается запретительными законами, сенатус-консультами и императорскими конституциями; Марциан прибавляет к этому еще инструкции или императорские приказы (mandata) провинциальным наместникам. Гай исчисляет затем те союзы, которые не подвергались запрещению, именно компании публиканов и некоторые ремесленные коллегии, а Марциан, напротив, указывает на воспрещенные союзы (collegia sodatitia), т. е. политические клубы, возникавшие даже и среди солдат. Перечисление Гая, конечно, не есть исчерпывающее, как и сам он говорит: pistorum et quorundam aliorum, т. е. им указаны далеко не все те коллегии, которые уцелели после юлиевского закона, как collegia antiqua et legitima. И затем Гай ни слова не говорит о декуриях аппариторов и даже о жреческих коллегиях, которые, без всякого сомнения, не могли быть уничтожены законом Августа.
Относительно уцелевших в эпоху запретительного законодательства коллегий нет надобности ставить вопрос о возникновении их и о приобретении ими корпоративных прав, так как последние составляли прямой вывод из их законного существования. Так как, однако, сама идея юридического олицетворения союзов, в смысле субъектов гражданского права, начала разрабатываться юриспруденцией не раньше конца республиканского времени[576], то нет ничего невозможного в том, что не подвергшиеся действию запретительных законов союзы постольку в особенности ценили свое законное существование, поскольку с ним стали связываться корпоративные права.
На эту мысль прямо наводит Гай, который после исчисления дозволенных союзов в вышеприведенном фрагменте продолжает: "QUIBUS in et corpus habere est permissum res autem communes, fiat agatur oporteat, fierique agi communiter quod publica, re tamquam quem per syndicum, sive actorem communem arcam reipublicae exemplum ad proprium nomine, eorum alterius cujusque societatis collegii", т.е. как скоро союз не подпал действию запретительных законов, ему свойственно или естественно, по примеру муниципии, иметь корпоративное имущество и корпоративную организацию.
Но, спрашивается далее, могли ли возникать новые общества после издания запретительных законов, и если могли, то при каких условиях? Что общества возникали вновь и после издания запретительных законов, в этом не позволяют сомневаться многочисленные надписи, в которых упоминается о римских, итальянских и провинциальных коллегиях, и притом весьма часто с прибавкой: "QUIBUS ex licet coire senatusconsulto"[577]. Да и Марциан прямо допускает возможность образования новых коллегий "EX vel Caesaris auctoritate senatus-consulti". Нам неизвестно, юлиевский ли или один из позднейших законов содержал в себе определение о тех условиях, при которых, даже и после запрещения, могла возникнуть дозволенная коллегия; видно только то, что сенат и император считали возможным диспензировать от запретительного закона в отдельных случаях, давая разрешение на образование союза[578].
Что для возникновения союза в каждом отдельном случае требовалось специальное дозволение или разрешение со стороны государственной власти, в этом более или менее согласны все исследователи. Но сливалось ли с разрешением вместе и <дарование корпоративных прав юридической личности>, или дарование корпоративных прав (concessio) было особым специальным актом, отличным от полицейского разрешения, в этом пункте мнения расходятся. Одни различали полицейское разрешение на существование союза от концессии корпоративных прав и думали, что каждый дозволенный союз нуждался в особой концессии, чтобы стать юридическим субъектом[579]. Другие полагали, что всякая дозволенная коллегия eo ipso становилась юридическим лицом, причем никакой особой концессии или особого акта дарования корпоративных прав не требовалось[579].
Некоторые из ученых первой категории[580] обосновывали свой взгляд на фиктивной природе юридического лица: юридическое лицо, говорили они, не имеющее реального бытия, может существовать лишь как искусственное создание положительного права и, следовательно, должно предполагать специальный творческий акт законодателя. Так как, однако, и некоторые противники фиктивного олицетворения склонялись к тому же мнению[581] и, напротив, некоторые ученые, стоящие на точке зрения Савиньи, не разделяли его взгляда на необходимость специальной концессии для каждого вновь возникающего юридического лица[582], то нет основания усматривать необходимую причинную связь между признанием или непризнанием фиктивной природы юридического лица, с одной стороны, и между требованием или отрицанием специальной концессии юридической личности, с другой стороны.
Означенная контроверса между немецкими учеными объясняется тем, что понятия и отношения нашего времени они применяли к римскому праву и к римским отношениям, а некоторые даже прямо желали создать из римского права аргумент в пользу отстаиваемой ими теории возникновения юридических лиц в настоящее время[583]. Между тем как, по мнению одних, каждое юридическое лицо в отдельности должно получать свое бытие от государственной власти, другие предпочитали установление государством общих нормальных условий для возникновения юридических лиц, так что каждый союз, удовлетворяющий этим общим условиям и, следовательно, подходящий под общее правило, должен получать права юридического лица без специального концессионного акта государственной власти. Полицейское разрешение может при этом требоваться, говорили последние[584], но дозволение существования не содержит в себе дарования права личности, ибо то и другое исходят из различных сфер компетенции, - одно от полицейского, другое от законодательного учреждения. Однако все дело в том что, по римскому праву, как говорит Штоббе, полицейское разрешение и приобретение корпоративных прав на основании закона совпадали, т. е. те только союзы и были дозволяемы, которые получали вместе специальную концессию[585], т. е. со специальным дозволением существования известного общества соединялось и специальное дарование ему юридической личности. Следовательно, не правы как те, которые из римского права выводили требование специального дарования юридической личности как акта, отличного от полицейского разрешения, так и те, которые совсем отрицали необходимость специальной концессии по римскому праву.
Примечания:
[551] См. также: Löning, Gesch. d. deutsch. Kirchenr., I, 250
- 251; II, 638 и сл.; Roth, Ueber Stiftungen, 196; Zhishman, Das Stifterrecht
(τò κτητοριxòν
δίκαιον), Wien, 1887, S. 4 sqq.
[552] Fr. 15 pr. D. XLI, 3.
[553] Fr. 61 pr. D. XLI, 1.
[554] Рr. J. III, 17.
[555] Fr. 22 D. XLVI, 1. Кеппен (Erbschaft, 88) старается обессилить
фрагмент Флорентина указанием на цель, которую преследовал этот юрист
в своем решении. Флорентину нужно было решить, возможно ли поручительство
за умершего должника, и он желает сказать лишь, что поручительство за
долг возможно и при отсутствии физического лица должника, так как наследство
заступает место этого лица, подобно тому как муниципия и декурия заступают
место физического лица. Но ведь и Флорентин, и Юстиниан, принявший фрагмент
Флорентина в дигесты, сравнивают наследство с муниципией и декурией, имея
в виду не одно только отрицательное сходство (несуществование физического
индивида - должника), а и положительное (наличность чего-то реального,
в данный момент существующего, каковым и является наследство, уподобляемое
в этом случае реально существующим муниципии и декурии).
[556] См. выше, стр. 58 - 61.
[557] Institutionen des römischen Rechts, Leipz., 1886, 372
- 373. То же в изд. 1899 г., стр. 489 - 490.
[558] Fr. 8 D. XII, 1 (легат, в случае непринятия его легатаром,
считается собственностью наследника ex die aditae hereditatis); fr. 80
D de leg. II (легат, не отклоненный легатаром, hereditate jacente, считается
собственностью наследства, а затем прямо переходит в собственность
легатара, никогда не быв собственностью наследника: recta
via dominium quod hereditatis fuit, ad legatarium transeat nunquam factum
heredis). См. также fr. 1 § 6 D. XLVII, 10 о том, что actio injuriarum
по поводу оскорбления, нанесенного умершему в период лежачего наследства,
принадлежит наследству и затем уже посредственно, через наследство,
приобретается наследником, тогда как оскорбление, причиненное умершему
post aditam hereditatem, составляет непосредственное оскорбление самого
наследника: quotiens autem funeri testatoris vel cadaveri fit injuria,
si quidem post aditam hereditatem fiat, dicendum est heredi quodammodo
factam... quotiens autem ante aditam hereditatem, magis hereditati et
sic heredi per hereditatem adquiri>.
[559] Известно, напр., что когда Африка сделалась римской провинцией,
все ее городские общины, кроме семи, были упразднены, а также и на востоке
в Малой Азии были обширные области без городской организации; но в последний
век республики, и особенно в императорское время, возникли новые города
путем новообразования или путем дарования городского права такому местечку,
которое раньше не имело его. His, Domän., 15.
[560] Fr. l pr. D. III 4; fr. l, 3 D. XLVII, 22.
[561] De colleg., 73. См. также: Pernice, Labeo, I, 290; Dernburg,
I, § 63. Fr. 4 D. XLVII, 22, - где Гай цитирует постановление закона
XII таблиц, по его словам, извлечен-ное из законодательства Солона, о
свободном установлении содалами статутов под условием лишь ненарушения
публичных законов, решительно говорит в пользу этого мнения.
[562] Zum röm. Vereinsr., 30. Гирке также подвергает сомнению
свободное право ассоциаций во времена республики (Deutsch. Genossenschaftsrecht,
III, 80).
[563] Маrquаrdt, III, 73 sqq.
[564] См. выше, стр. 41 - 45.
[565] Напр. latronis collegium (Соhn, стр. 37, прим. 57); ср. ниже,
прим. 3 на стр. 223.
[566] Ср.: Dirksеn, 53; Мommsen, 73 - 77; Соhn.
[567] Dirksеn, 31, 36 - 38.
[568] Мommsen, 74 и сл. Compita (по гречески τετράοδοι)
- это святилища, устроенные на перекрестках улиц, или на границах кварталов,
для культа уличных ларов - охранителей спокойствия городского квартала
(lares compitales); в связи с культом устраивались здесь также игры (ludi
compitalitii). Но compita назывались и самые общества уличан - чтителей
этих ларов. Само собою разумеется, что подобные ассоциации могли служить
пригодным орудием в руках политических агитаторов и средством для проведения
кандидатур.
[569] Соhn, 41 и сл.
[570] См. у Кона же, стр. 62 - 63.
[571] Collegia, non ea solum, quae senatus sustulerat, restituta,
sed innumerabilia quaеdam nova ex omni faece urbis ас servitio concitata,
по выражению Цицерона. Oratio in L. Calp. Pisonem, c. 9 по изд. в
Bibl. Teubner.
[572] Suetonii Tranquilli, XII Caesares. I. Divus Julius Caesar,
42:
[573] Ibid II. Divus Octavius Caesar Augustus, 32:
[574] Fr. l pr. D. III, 4.
[575] Fr. l pr., fr. 3 pr. § l, D. XLVII, 22. Согласно с этим
и Ульпиан в fr. 2 еоd. говорит, что образование недозволенной коллегии
подлежит тому же наказанию, как занятие публичных мест или храмов вооруженными
людьми.
[576] Cp. выше, стр. 32 - 33, 40 - 41, 58 - 59.
[577] Mommsen, De colleg., 80; Соhn, 87, прим. 21.
[578] Perniсe, Labeo, I, 303 - 305. Вопрос о разрешении или неразрешении
мог возникнуть даже в отношении к такой коллегии, которая в других местах
существовала уже как дозволенная. Напр., из переписки Плиния с Траяном
видно, что Плиний предлагал, а Траян отклонил из политических соображений
учреждение коллегии плотников (fabri tignarii) в Никомидии, между тем
как в других местах эта коллегия была дозволена.
[579] Puchta (Krit. Jahrb., VIII, S. 707 - 708; Rechtslexic, III,
76 - 77; Vorlesung, I, 68; Pandekt., 45; впрочем, о Пухте см. ниже, прим.
5 на стр. 226); германисты Вesеlеr (I, S. 235 - 237) и Bluntschli (Privatr.,
S. 69); Gierke, Genossenschaftstheorie, 12 и сл.; Unger, Krit. Uebersch.,
VI, 149 - 152; Demelius, Jahrb. f. Dogm., IV, 137; Böhlau, 25 - 27;
Arndts, Pand., § 44; Windscheid, Pand., I, S. 170 - 171; Baron, Pand.,
§ 31; Dernburg, I, § 63; Perniсe, Labeo, I, 303, и др.
[579] Puchta (Krit. Jahrb., VIII, S. 707 - 708; Rechtslexic, III,
76 - 77; Vorlesung, I, 68; Pandekt., 45; впрочем, о Пухте см. ниже, прим.
5 на стр. 226); германисты Вesеlеr (I, S. 235 - 237) и Bluntschli (Privatr.,
S. 69); Gierke, Genossenschaftstheorie, 12 и сл.; Unger, Krit. Uebersch.,
VI, 149 - 152; Demelius, Jahrb. f. Dogm., IV, 137; Böhlau, 25 - 27;
Arndts, Pand., § 44; Windscheid, Pand., I, S. 170 - 171; Baron, Pand.,
§ 31; Dernburg, I, § 63; Perniсe, Labeo, I, 303, и др.
[580] Напр., Савиньи и Кирульф.
[581] Напр., Сальковский, Зродловский, Штоббе.
[582] Напр., Арндтс, Унгер и Барон.
[583] Мюленбрух (XXXIX, 436) отстаивание за каждым дозволенным
союзом корпоративных прав считал достоянием партийных сочинений (Partеischriftеn);
но и сам тут же изобличил свою собственную точку зрения: <иначе, - говорит
он, - <пришлось бы считать юридическими лицами и все наши клубы, музеи
и всевозможные общества>. И сам он, очевидно, решал вопрос с точки зрения
не римских, а позднейших отношений.
[584] Пухта в Vorles., I, 69. Пухту справедливо упрекал Унгер в непоследовательности.
Пухта различал публичные и частные корпорации: первые, по его мнению,
получают юридическую личность в силу общего юридического правила, последние
нуждаются в каждом отдельном случае в специальной концессии личности.
Между тем самим же Пухтой societates publicanorum причислялись то к публичным,
то к частным корпорациям (Ungеr, Кrit. Uebersch., VI, 152). В Пандектах
(§ 28) Пухта старался из fr. l D. III сделать вывод, что vectigalium
publicorum sociis давалось общее дозволение на образование корпораций
в будущем, тогда как коллегии получали специальную концессию. Успешной
эту попытку назвать нельзя: союз
[585] Стр. 174.
