Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России
Такое внимание общества к юридическому труду, необычное в русской литературе, объясняется, как мы указывали, совпадением его с господством исторического направления в юриспруденции, а с другой стороны, возраставшим в то время интересом вообще к русской истории. Сочинение Неволина было встречено именно, как высшее выражение этого направления. <Появление книги г. Неволина, - говорит профессор Морошкин, - соответствует настоящей эпохе юридического образования в России. Господство исторической методы изучения законодательств в землях римского права отозвалось и в нашем отечестве> (21 прис. Дем. наград, стр. 27). <В новейшее время общей методой преподавания наук юридических есть метода историко-догматическая. Каждая часть законодательства, прежде ее догматического изложения, объясняется путем исторического развития - это самый надежный путь юридических исследований, спасающий нас от жалких философских заблуждений. Далекие от философских умозрений и исследований в области права, мы, путем исторических исследований, уясняем себе порядок развития жизни государственной и частной нашего дорого отечества. Итак, при юной, еще недавно возникшей юридической литературе, каждое сочинение, знакомящее нас, путем исторических исследований, с развитием отечественного законодательства, заслуживает полной благодарности современников и потомства> (Михайлов, Библ. для чтения, стр. 15). <Константин Алексеевич Неволин, - говорит один из позднейших его критиков, - был одним из первых и лучших преподавателей нового, начинавшего в тридцатых годах, направления нашей юридической литературы. Он трудился неутомимо и добросовестно; его деятельность не ограничивалась одной кафедрой; сочинения его способствовали распространению правильных понятий об основных началах законоведения и положили прочное основание историческим исследованиям о русском праве>[43].
Нельзя не заметить, что при полном сочувствии сочинению Неволина, современники сознавали один существенный его недостаток - это ограничение своей задачи фактической стороной, без указания того внутреннего процесса, по которому развивалось русское гражданское право. Морошкин выразил сожаление, что Неволин <отказался от изложения истории гражданских законов в форме движения идеи закона, которую предназначено русскому народу раскрыть в своих законах, в связи с целой народной жизнью, в связи со всеми обстоятельствами, имевшими влияние на сию жизнь> (21 ;прис. Дем. наград, стр. ;31). <При повсеместном, неудержимом стремлении непризванных умов к будущему, - говорит Морошкин, ;- не бесполезно было бы слышать голос человека глубокомысленного, спокойного духом, философски умеренного в жизни, слышать голос о всемирно-историческом значении и призвании русского законодательства> (стр. 33). Особенно подробно останавливается на этой стороне произведения Неволина другой его критик, профессор Михайлов[44].
Выразителем того же исторического направления в русской юридической литературе является труд (магистерская диссертация) профессора демидовского лицея, потом одесского и, наконец, петербургского университета, Дювернуа, <Источники права и суд в древней России>, 1869. Сочинение это вышло уже в то время, когда к правоведению жизнь предъявила иные требования, но по духу своему оно, как и магистерская диссертация г. Цитовича, появившаяся в следующем (1870) году примыкает к рассматриваемому теперь периоду. <Один из элементарных и, при теперешнем состоянии науки, весьма любопытных исторических вопросов, ;- говорит г. ;Дювернуа, - составляет вопрос о том, как слагалось право в то время, когда народная жизнь текла свободно, предоставленная самой себе, своим силам, своим средствам. Обыкновенный и очень простой ответ, который давала на это старая доктрина, заключается в том, что люди блуждали во тьме до тех пор, пока не явились мудрые законодатели, которые вывели на свет темных людей и указали им пути, которым надо следовать. Мы готовы с решительностью отвернуться от этого младенческого взгляда на право, между тем далеко не всегда мы сами свободны от этой точки зрения, хотя в принципе очень охотно ее отрицаем. Заслуги правильных воззрений на историю права принадлежат, главным образом, исторической школе в Германии, и чем менее отступают позднейшие ученые от завещанных ею уроков, тем осязательнее плоды их трудов в процессе развития исторических (?) знаний> (стр. 3). Судя по последним словам, мы могли бы ожидать, что г. Дювернуа окажется строгим сторонником начала исторической школы и отнесется отрицательно к таким новаторам, как Иеринг. Между тем, напротив, г. Дювернуа постоянно прибегает к авторитету Иеринга, проникается его идеями и, к пользе своего труда, употребляет приемы германского ученого при исследовании древнего юридического быта России. Очевидно, г. Дювернуа смотрел на Иеринга, известного в то время по его Geist des Römischen Recht, как на одного из приверженцев школы Савиньи. Впоследствии впрочем профессор Дювернуа, как мы это увидим дальше, сознал свою ошибку и совершенно иначе отнесся в Иерингу. Во всяком случае, следует признать, что сочинение г. Дювернуа представляет собой весьма интересное, написанное живым языком, исследование путей, по которым развивалось древнее русское гражданское право. Автор прибегает к сравнительному приему, уясняет себе движение русского права по сравнению с римским и германским. В результате такого сопоставления является, напр., тот вывод, что процесс образования юридической догмы в русском и германском праве существенно разнится от римского в лучшую эпоху его развития. <В римском праве, прежде чем известное отношение приобретало характер юридического, необходимо должна была сложиться исковая формула; вследствие этого свойства отвлечения догма права развивалась тем сознательнее, юридический элемент лучше выделялся, непосредственный переход от фактического к юридическому состоянию был невозможен. В русском и немецком праве объективное право получает свое определяющее выражение в сделке; при отсутствии отвлечения от условий данного случая, процесс образования юридической догмы не может быть ни столь правильным ни столь обособленным>.
Мы видели, что господство исторической школы вызвало значительное количество исследований по истории гражданского права. Гораздо беднее эта эпоха работами по догме гражданского права. Впрочем это явление весьма понятно, если принять во внимание условия времени. До судебной реформы 1864 года теоретическая и практическая юриспруденция шли совершенно обособленно. С одной стороны, теоретическая юриспруденция, предавшаяся сначала естественному праву, а потом глубокой старине, не могла иметь никакого значения для практики. С другой стороны, судебная организация, не требовавшая от судей специального юридического образования, довольствующаяся одним практическим навыком, избегающая гласности, которая всегда вызывает потребность в твердом юридическом обосновании своих требований, вместо хождения по квартирам судей и прибегания к средствам убеждения, не имеющим ничего общего с юридическими доказательствами, ;- такая организация старых судебных учреждений была мало способна вызвать в судьях интерес к научному правоведению. Работы по юридической догматике предполагают непременно возможность приложения их результатов к жизни, в противном случае догматика имеет так же мало основания для своего существования, как и лишенные возможности применения медицина или механика. Такое полное разъединение теории и практики отражалось вредно на той и другой. За все это время мы почти вовсе не встречаем монографий по догме гражданского права. Если мы имеем от этого времени курсы лекций Морошкина и Мейера, то этим мы обязаны не самим авторам, которые считали излишним сообщить обществу свои университетские чтения, а их благодарным ученикам. Сочинения Кранихфельда и Проскурякова представляют не столько научные труды, сколько учебники, предназначенные для практических целей - облегчения труда учащихся.
Воспоминанием об имени профессора Морошкина, как догматика, является его <Гражданское право по началам российского законодательства>, которое представляет собой лекции, читанные им в 1842 ;году в Московском университете и изданные Калачовым только в 1861 году в Юридическом Вестнике. К сожалению, мы не имеем полного курса, а только общую часть, но этого отрывка вполне достаточно, чтобы убедиться, что русская наука много потеряла от того, что сам автор не издал полностью своих лекций. Систематичность, ясность и живость изложения сближают лекции Морошкина с почтенным курсом Мейера, а юмор, которым одарен автор, свидетельствует о блестящем таланте лектора, напоминающем его товарища по службе Н.И. Крылова.
Под именем гражданских законов Морошкин понимает не только материальное право, но и формальное - <законы, которыми определяются гражданские права и обязанности, и законы, которыми охраняются гражданские права и обязанности> (Юрид. Вестн. 1860-1861, вып. XV, стр. 2, вып. XVI, стр. 8), - взгляд, исправленный Неволиным. Содержание гражданского права составляют, по мнению Морошкина, как имущественные отношения, так и семейственные (там же). Как часть гражданского права, заключающая в себе особые гражданские законы, представляется Морошкину торговое право. По его мнению, в России <решительно образовалось особое торговое право>, обязанное своим происхождением Судебнику Иоана III, статья которого <О суде купеческом>, послужила будто бы исходным моментом (вып. XV, стр. ;5 и 6).
Господствующее историческое воззрение отразилось во взгляде Морошкина на науку гражданского права. <В университетах, где каждая подготовительная или вспомогательная наука преподается отдельно, преподавание должно соединять в себе две главные методы, историческую и догматическую. По исторической методе гражданские законы излагаются в постепенном их развитии от первоначального их появления в государстве до окончательного образования. Догматическая метода предлагает гражданские законы настоящего времени в систематическом порядке, исходя от начал к дальнейшим их последствиям. При изучении римского права в средние века употреблялась метода экзегетическая, состоящая в изъяснении текста права или источников по правилам критики и герменевтики; в настоящее время она употребляется, как метода вспомогательная при исторической и догматической. При настоящем состоянии русского законодательства главный интерес преподавания заключается в методе исторической. Нам должно употреблять все усилия к открытию начал законодательства, а начала скрываются в истории и объясняются историей. Без исторической методы ученое преподавание гражданских законов почти невозможно: ибо действующее законодательство еще далеко не созрело до систематической, ученой формы> (вып. XVI, стр. 4-5).
Это обстоятельство не мешает, однако, Морошкину указать систему, которой он будет держаться в своих лекциях. Предполагаемая им система - германская, которая перешла в русские университеты под прикрытием исторической школы. Всю систему он делит на общую и особенную часть. <Общая часть должна заключать в себе истины, права, содержащиеся в каждом отдельном положении законодательства, а особенная часть - приложение истин общих к событиям человеческой жизни, рассматриваемым по отношению к праву или к законам гражданским> (вып. XVI, стр. 6). Общая часть состоит из учения а) о субъекте, b) об объекте права, с) о праве, как форме отношений между субъектом и объектом (?). Особенная часть имеет в виду или 1) отношение человека к внешней природе, или 2) отношение человека к подобным себе человекам. Первое отношение выражается в форме вещного, второе - в форме обязательственного права. <Если это обязательство простирается на одни внешние действия человека, то оно имеет значение обязательства имущественного, если же оно простирается и на внутреннее состояние духа, на целость существа человеческого, то оно имеет значение обязательства семейственного>. Может быть, такое сопоставление обязательственного и семейственного права представляется не вполне научным, но, если принять во внимание соотношение между ними, устанавливаемое знаменитым пандектистом Виндшейдом (Pandekten, B. ;II. S. 1), то мы найдем достаточно оправданий для Морошкина.
Если по времени своей общественной деятельности Морошкин относится к периоду господства исторической школы, то по времени первоначального образования он помнит учение о естественном праве и не может отрешиться от его влияния. <Право, по его происхождению, - говорит он, - есть право всеобщее, или так называемое право естественное, право разума, дарованное человеку непосредственно самой природой, или право положительного, образовавшееся в известном народе из исторических его событий в форме обычая или в форме закона> (вып. ;XVI, стр. 8). Морошкин убежден, что естественное право имеет большое практическое применение и не может быть изгнано из гражданского общества. Действие его в современную ему эпоху он видит в следующих случаях. Законодательство связывает с политической смертью лишение правоспособности, а между тем <в пределах Сибири политически мертвые приписываются к торговым разрядам и к ремесленным цехам, приобретают собственность и владеют (?) собственностью, вступают в договоры и даже в союз супружеский, употребляют родительскую власть и т.д. Что же это значит? Какие законы определяют их права и обязанности и какие законы охраняют эти права и обязанности? Естественное право, - отвечает Морошкин, - потому что <человека можно лишить гражданских прав, но расчеловечить нельзя> (вып. ;XV, стр. 14-15). Такое же применение естественного права он видит в юридическом положении крепостных, приложение того же естественного права составляет решение в общих судах случаев, не предусмотренных законом и особенно в третейских и совестных судах. <Из сего явствует, что право совести, естественная справедливость или так называемое право не совсем изгнано из русских судебных мест и приемлется иногда за источник российского гражданского права> (вып. XV, стр. 18).
В 1843 году профессор Императорского училища правоведения, учрежденного в 1835 году, Кранихфельд, издал <Начертание российского гражданского права в историческом его развитии>. Сочинение это не может иметь претензии на научный характер, но оно представляет собой прекрасное руководство, написанное кратко, ясно, даже изящно. Изложение посвящено исключительно русскому праву с точки зрения его истории и действующего законодательства, сравнительный элемент совершенно отсутствует, нет даже экскурсий в область римского права. Система изложения та же, что и в своде законов, так что все недостатки последнего отражаются и на сочинении Кранихфельда. Это особенно заметно в общей части обязательственного права, которая в изложении автора страдает такой же бедностью как и в т. Х, ч. 1. После небольшого введения, в котором рассматриваются источники древнего и действующего права, изложение касается прав и обязанностей семейственных (кн. I), прав по имуществам (кн. II), способов приобретения и укрепления прав на имущества в особенности (кн. III), куда входит и все наследственное право, право по обязательствам, как способы приобретения прав на имущества (кн. IV). Кранихфельд уделяет значительное внимание историческому элементу, но при этом нужно заметить, что история у него носит чисто внешний характер. Автор не излагает постепенного развития института, а только дает картину постепенного наслоения постановлений, составляющих в совокупности действующее право. История каждого более или менее значительного отдела делится в изложении Кранихфельда на 3 ;периода: 1) древнее право (до Уложения), 2) новое право (с Уложения), 3) действующее право.
Кранихфельд следующим образом указывает на содержание гражданского права или, лучше сказать, гражданских законов свода. <Гражданские законы имеют предметом: 1) личные отношения человека, как члена семейства, или отношения человека к его семейству; 2) вещественные отношения человека или отношения его к имуществу; 3) действия или отношения человека к другим лицам или к чужим имуществам, т.е. союзы или обязательства с другими лицами, относительно имущества или личных действий заключаемых> (стр. 9). Очевидно, Кранихфельд весьма свободно обошелся с римской системой. Собственно личное право им исключено, а причиной тому несомненно т. Х ч. 1, перемена же actionеs в обязательства представляется, конечно, произвольной, но она находит себе оправдание в примере западной литературы.
Легкость и доступность изложения нередко переходит в поверхность и обнаруживает недостаточное знакомство автора с научными изысканиями. Так, совершенно неправильным является взгляд автора на владение. <Владение представляется или как право, или как акт, не освященный и не одобренный законом. Как право, представляется владение, когда оно основано на законном способе приобретения и укрепления и когда владелец, по правам своего звания, может владеть тем предметом, а предмет владения такого рода, что по закону может находится в частном владении. Такое владение называется законным владением и столь же неприкосновенно, как и право собственности; ибо владелец не может быть лишен оного без приговора и решения суда. Всякое иное владение называется незаконным и признается законами не как право, а как простой факт> (стр. 77). Ясно, что Кранихфельд имел довольно смутное понятие о современном ему спорном вопросе, когда допустил сопоставление владения, как права или как факта, с владением законным и незаконным. Это тем более странно, что всего 3 года до появления сочинения Кранихфельда в <Юридических Записках> Редкина была помещена статья Кавелина <О теориях владения>, в которой автор дает обстоятельное изложение различных воззрений на этот вопрос Савиньи, Рудольфа, Ганса, Гушке и др. Сам Кавелин пришел к следующим выводам. <На вопрос что есть владение само в себе, факт или право, мы можем теперь отвечать несомненно, что оно есть право>. <Право собственности и юридическое владение суть только две различные формы признания и освящения в государстве одного и того же полного, всецелого обладания человека над вещью>. <В развитии вещных прав, право собственности должно предшествовать юридическому владению> (стр. ;253).
Можно указать довольно много и других еще теоретических промахов, допущенных Кранихфельдом. Так он относит к ограничениям права собственности безразлично как права участия, общего и частного, так и права угодий (стр. 79), к способам приобретения права собственности относит (стр. 97) договоры[45]. Странное понятие о договоре встречаем у Кранихфельда: <взаимное согласие двух сторон (владельца и приобретателя) относительно какого-либо имущества или действия, во внешнем его проявлении, называется либо договором, по способу заключения, либо контрактом, по образцу совершения, либо обязательством, по действию или исполнению> (стр. 220). Договором автор считает лишь словесное соглашение (от разговора или уговора), а когда соглашение закрепляется в письменную форму, то превращается в контракт. А так как, по взгляду Кранихфельда (стр. 243), все договоры должны быть облечены в письменную форму, то контракт является необходимым результатом каждого договора.
Совершенно иной характер носит другой учебник гражданского права, изданный несколько позднее, в 1854 г., учителем законоведения в с.-петербургской ларинской гимназии, Проскуряковым. Он издал <Руководство к познанию действующих русских государственных, гражданских, уголовных и полицейских законов>, второй том которого содержит гражданские законы, определительные и охранительные. Это учебник самого низшего разбора, представляющий собой простую перепечатку законов, в той же системе т. Х ч. 1, без малейшего следа оригинальной мысли автора. Для гимназистов это сочинение слишком подробно и трудно, для юристов оно бесполезно.
Мы должны обратиться теперь к догматическому труду рассматриваемой эпохи, которое резко выделяется из современных ему произведений и сохраняет до сих пор почти то же значение, какое оно имело при своем выходе в свет, так как нет подобного же сочинения, способного заменить его для настоящего времени. Мы говорим о <Русском гражданском праве> профессора казанского, а потом петербургского университета Дмитрия Ивановича Мейера. <Несмотря на все недостатки, присущие лекциям Мейера, - говорит г. Муромцев, - они все-таки продолжают оставаться лучшим учебным руководством. Ни один из автором, печатавших свои руководства после Мейера, не превзошел его изяществом и простотой изложения, отчетливостью и стройностью в определениях и ходе мысли>[46]. Глубоко преданный делу науки и ее преподаванию, Мейер посвятил всю свою жизнь исключительно ее служению. В его лице русская наука имеет замечательного ученого и образцового по тонкости анализа цивилиста. Отдавая должную дань господствовавшему в его время историческому направлению, Мейер всегда имел в виду приложение науки к жизни. С этой целью он первый ввел в казанском университете правильные практические занятия по гражданскому праву, так что студенты, получив прекрасную теоретическую подготовку на его лекциях, под его же руководством непосредственно прилагали к жизни свои познания. Равнодушие современников к научной юриспруденции, закулисный порядок судебного производства не в состоянии были смутить почтенного профессора, который своим проницательным взором предвидел многое, что должно было совершиться вскоре после его смерти.
[43] Н. С-кий, Журн.
Мин. Юстиции. 1859, т. I, стр. 89.
[44] Библиотека для чтения,
стр. 27-34.
[45] Критика учения Кранихфельда
о способах приобретения собственности см. у Мейера, Русское гражданское
право, стр. 287-293.
[46] Критическое Обозрение,
1879, № 18.
