Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России
Пример западных стран возбудил и в русском обществе мысль о гражданском браке, которая нашла себе здесь благоприятную почву среди интеллигенции. К сожалению, гражданский брак понимался иногда в самой извращенной форме, как простое сожитие, не освященное ни божеским, ни человеческим правом. Такие толкователи понятия о гражданском браке способствовали только подрыву доверия в обществе к этому учреждению. Задача науки была установить действительный смысл этой идеи и выяснить, насколько русское общество нуждается в перенесении к нему этого института и насколько оно приготовлено к его восприятию. Мы уже видели, что один из выдающихся наших ученых, более других одаренный широкой социологической точкой зрения, кавелин, высказался в пользу гражданского брака. Действительно, многое говорит в пользу последнего. Рождение, брак и смерть - это такие события, которые имеют громадное частноправовое и публичное значение для государства и потому желательно, чтобы наблюдение за ними было устроено возможно правильнее и точнее. Это возможно только при установлении однообразной государственной системы регистрации. Затем, церковное венчание, подобно исповеди, как религиозный акт, не может быть вынуждаемо, а может быть только выражением свободного религиозного чувства. При существовании в государстве различных вероисповеданий гражданский брак является прекрасным средством выхода из религиозных затруднений, стоящих на пути брачного соединения между гражданами. Такие и другие еще соображения приводятся в защиту гражданского брака.
Однако наши цивилисты и канонисты выступили против гражданского брака. В этом духе составлены пробная лекция профессора Загоровского <Гражданский брак>, помещенная в Судебном Вестнике за 1876 год, публичные лекции профессора Суворова <О гражданском браке>, 1887, и особенно профессора Бердникова в его актовых речах <Форма заключения брака у европейских народов в ее историческом развитии>, 1887 и <Новое государство в его отношении к религии>, 1888. Все они сходятся на том, что русская жизнь не выработала почвы для гражданского брака, который по идее своей противен религиозному чувству народа. Взгляд г. Победоносцева на этот предмет нам уже известен. Находя вполне естественным появление гражданского брака на Западе, ввиду борьбы между государством и церковью, считая католическую церковь саму виновной в успехе новой идеи, г. Победоносцев восстает против мысли о перенесении гражданского брака в Россию, как глубоко противной народному религиозному сознанию. <Где масса народная принадлежит к единому вероисповеданию, глубоко слившемуся с национальностью, где народ и не слыхивал о политической борьбе между церковью и государством>, там, говорит г. Победоносцев, возможна только церковная форма брака (Курс II, стр. 64). Можно, однако, усомниться, чтобы приведенные слова относились к русскому государству, если принять во внимание национальное и вероисповедное разнообразие состава его населения. Профессор Загоровский, рассматривающий гражданский брак главным образом с исторической стороны, приходит к заключению, что <правительства, санкционировавшие гражданский брак, и народ, для которого он был санкционирован, всегда смотрели на сей брак, как на известного рода крайнее средство, вызванное критическим положением брачного права> (Суд. Вестн., N 90). Так как наша история не представляет тех условий, при которых развился общеобязательный гражданский брак на Западе, то введение его в нашем государстве не находит для себя убедительных мотивов. <Оно не может быть оправдываемо ни отношением церкви к государству, ни настоятельностью реформы в брачном праве, а в том числе и необходимостью более легкого развода, ни интеллектуальным развитием нашего народа, ни его национальным воззрением на брак, ни, наконец, практическими выгодами. Церковный брак, таким образом, необходимо должен оставаться у нас общим правилом> (Суд. Вестн., N 91).
Особенно энергическим противником гражданского брака выступил профессор казанской духовной академии, а вместе и казанского университета, известный многочисленными изысканиями в области канонического права, Илья Степанович Бердников. В первой из его речей автор дает очерк, довольно поверхностный, различных форм брака от похищения до гражданского брака, и в конце задается вопросом, как следует отнестись к историческому процессу изменений в форме заключения брака? Все ли в нем совершается к лучшему? <Едва ли, - говорит он, - можно отвечать на этот вопрос утвердительно с полной справедливостью> (стр. ;42). Автор находит неуместным позволение детям жаловаться суду на родителей в случае отказа последних в согласии на их брак. Это позволение чувствительно затрагивает авторитет родительской власти, колеблет твердость семьи ради некоторых исключительных случаев. Но как же, однако, поступить в случае безосновательного или даже злоумышленного отказа? Автор полагает, что лучшее разрешение вопроса дает наше законодательство, которое, не давая детям такого позволения, не расторгает браков, заключенных помимо воли родителей (стр. 44). Но разве можно назвать разрешением вопроса представление дела случаю, когда брачующиеся найдут священника, который согласится венчать без согласия родителей. А если не найдут? Да и служит ли такой тайный брак к укреплению родительского авторитета?
Главное нападение направляет г. Бердников на гражданский брак, который он считает явлением ненормальным (стр. 44). Ссылаясь на то, что законодатель должен преследовать интересы наибольшего числа граждан, автор утверждает, что гражданский брак противен большинству и может быть приятен немногим, очевидно, плохим христианам (стр. ;46). При этом автор упускает из виду руководительную роль законодателя. <Ради удобств небольшого числа граждан государство решается оскорблять религиозную совесть огромного большинства населения, ломает порядок, установившийся веками (?), вошедший в плоть и кровь населения и полагает начало новому порядку, где нет места влиянию религии, где совсем игнорируются церковные правила>. Из исторического очерка г. Бердникова обнаруживается, что церковное венчание не составляет формы, возникшей с христианством. Во-вторых, установление гражданского брака не исключает церковного венчания и если в большинстве населения тверды религиозные правила, то браки не обойдутся без благословения церкви; если же народ будет избегать церковного освящения и довольствоваться гражданской формой, значит в нем нет твердых религиозных убеждений, а тогда не может быть и речи об оскорблении религиозной совести. Еще более резко проявляется враждебное отношение г. Бердникова к гражданскому браку, как одной из форм выражения идеи разделения государства и церкви, в его речи <Новое государство в его отношении к религии>, проникнутой, к сожалению, столь сильно богословским мировоззрением, что отстраняет совершенно государственную точку зрения.
Сдержаннее высказывается, хотя также в отрицательном смысле, автор замечательного курса церковного права, профессор демидовского лицея Николай Семенович Суворов в брошюре <О гражданском браке>. Автор дает ясный и обстоятельный очерк развития идеи гражданского брака у европейских народов. Установив понятия о трех типах гражданского брака, необходимом, факультативном и обязательном (стр. 56), г. Суворов отвергает возможность перенесения к нам двух последних форм, но склоняется к допущению первой. <Гражданский брак, в границах государственной необходимости, не есть ни кощунственная пародия на брак, ни нападение на народную нравственность, ни покушение на индивидуальную человеческую свободу, а означает успех человеческой культуры и завоевание человеческого ума, указывает на прогресс в истории человечества, даже служит признаком христианской цивилизации, которая, в отличие от античной цивилизации, совершенно смешивавшей и сливавшей религиозное с государственным и государственное и религиозным, до насилия над совестью человеческой, зиждется на различии Божьего и кесарева> (стр. 86-87). Под именем гражданского брака, вызванного государственной необходимостью (Nothcivilehe) понимается институт, обусловленный невозможностью примирения вероисповедных различий, которые отражаются вредно на юридических актах, а, следовательно, и на государственных интересах. Г. ;Суворов выражает сожаление, что закон 19 апреля 1874 года, установивший гражданский брак для раскольников, не распространяется на прочих диссидентов, чем могла бы быть устранена совершенная неясность и непрочность отношений сожительствующих между собой мужчин и женщин и их детей (стр. 84).
Личные и имущественные отношения, возникающие из брака, обратили на себя внимание наших юристов ввиду жизненного интереса, возбуждаемого этим вопросом. Впрочем, этот предмет рассматривается главным образом в журнальных статьях, правда, иногда очень больших, как напр., Оршанского или Юренева. Имущественные отношения супругов, помимо догматической разработки, возбудили главным образом два вопроса в русской литературе - о происхождении системы раздельности имуществ и о целесообразности ее. На первый вопрос некоторые юристы отвечали, что эта система является логическим выводом из истории русского законодательства. Мы уже видели, что это мнение Неволина и г. Победоносцева; к нему присоединяется г. Савельев в статье <Очерк личных и имущественных отношений между супругами по русским законам и обычному праву> (Юрид. Вестник, 1878, N 12, стр. 781, 1879, N 1, стр. 149). Иные объясняют это явление женским влиянием на законодательную деятельность, особенно при императрицах Елизавете и Екатерине II, к этому взгляду отчасти примыкает Мейер ( 50). Совершенно оригинальную попытку объяснения выдвигает Оршанский, о котором нам приходилось уже говорить неоднократно. В своей статье <Личные и имущественные отношения супругов> (Суд. Журнал, 1874, N ;1, 2, 3 и 4), признавая некоторое значение исторического элемента и женского влияния, Оршанский проводит мысль, что система раздельности имуществ между супругами является плодом кодификационного недоразумения. <Принцип раздельности имуществ не есть в нашем праве нечто положительное, результат известного правового убеждения, а факт отрицательный. Это не закон о раздельности, а отсутствие закона об общности имущественных интересов и прав супругов> (N 4, стр. ;128). <Единственный мотив, руководивший нашими высшими учреждениями при установлении самостоятельности супругов по имуществу, заключался в отсутствии указов, устанавливающих противоположное начало> (стр. 129). Лучшим ответом на это предположение могут служить собственные слова Оршанского - <еще менее мы можем допустить, чтобы закон, вызванный стечением обстоятельств, мог укорениться, получить полное развитие и удержаться до сих пор. Очевидно, должны быть причины, глубже лежащие, когда дело идет о правовом институте, затрагивающем обыденные интересы всего населения и придающем этим интересам другое направление, чем у всех цивилизованных народов> (стр. ;126). Несмотря на различные попытки объяснения, институт раздельности имуществ между супругами остается до сих пор сфинксом русского права, по меткому замечанию того же Оршанского> (стр. 122).
Оценка русской системы вызвала разногласие среди русских юристов. Так, Мейер находил, что имущественная раздельность составляет благодеяние со стороны законодательства, потому что общность имущества устанавливается фактически при семейном согласии и мире и в этом случае вообще нет надобности в юридических нормах, напротив, при раздоре в семье только раздельность имуществ может обеспечить интересы каждого из супругов, потому что эта система охраняет интересы жены, когда муж обнаруживает наклонность промотать в кутежах все достояние семьи, и интересы мужа, когда жена склонна к роскоши в обстановке и костюмах. К этой системе склоняются также симпатии г. ;Победоносцева. Оршанский считает основной принцип нашего законодательства по этому предмету гораздо более разумным и справедливым, чем системы других европейских законодательств. Однако, признавая, что начало раздельности представляет в сущности не более как фикцию, потому что брак несомненно оказывает влияние на имущественные отношения супругов, Оршанский отстаивает необходимость некоторых изменений, весьма, впрочем, незначительных. Так он утверждает, что действие давности неприменимо к отношениям между супругами, что следует усилить законы, направленные к предупреждению сделок между супругами во вред третьих лиц и представить суду большую свободу оценки и др. (Суд. Журн., 1874, май-июнь, стр. 150-155).
Однако другие юристы иначе относятся к оригинальной русской системе. Так, г. Юренев, указывая, что муж может растратить все состояние и не только лишить жену содержания, на которое она по закону имеет право, но и сам еще будет кормиться на средства жены или детей, говорит, что устранить это зло можно, если признается необходимым установить какие-нибудь ограничительные условия как для жены относительно ее приданого, так и для мужа относительно имущества, предназначаемого (?) на содержание семейства. (Семейственные и гражданские права женщин по русским и польским законам, Ж. ;Гр. и Уг. Пр. 1877, N 6, стр. 62.) Особенно энергичным противником системы раздельности имуществ выступил профессор Азаревич в статье <Семейные имущественные отношения по русскому праву> (Ж. ;Гр. и Уг. Пр. 1883, N ;4). <Всегда и везде, - говорит он, - брак налагает обязанность содержать семью, как при детях, так и без них. Брак, устанавливая семью, рождает особую совокупность интересов, которым оба супруга должны служить. Брак несовместим с господством эгоистических личных интересов. Потому каждый, вступая в брак, знает, что он принимает на себя обязанность содержать семью, служить ее особым, от своих личных, интересам. Вот для осуществления этих обязанностей и необходим особый имущественный источник, которого назначение должно состоять в содержании семьи, независимо от каких-либо случайностей, и в случае потомства, в обеспечении последнего в прохождении жизненного пути> (стр. 105). Исходя из этого взгляда, г. Азаревич приходит к заключению, что принцип раздельности имущества, который не имеет за себя никаких солидных основ в истории русского семейного права (стр. 107), совершенно нерационален с современной точки зрения (стр. 128). Возражения его против системы раздельности довольно слабы и сводятся к тому, что брак по идее есть полное единение, а начало имущественной раздельности вводит в него обособленность (стр. 111). Свою статью проф. Азаревич заканчивает следующими словами: <горячо принимая к сердцу судьбу нашей русской семьи, автор считал бы себя счастливым, если высказанный в этой статье взгляд действительно пригоден к тому, чтобы скрепить расшатанные семейные узы, хотя пока только с имущественной стороны> (стр. 136).
В восьмидесятых годах русская литература открыла целый поход против нашего бракоразводного права. Не говоря о массе газетных заметок и статей в общих журналах, настаивавших на расширении свободы развода и изъятия бракоразводного процесса из ведения духовных судов, в том же духе высказались и юристы. В 1883 году московское юридическое общество выслушало доклад г. Лазовского, который настаивал на расширении свободы развода. По его мнению, необходимо уничтожить казуистическое перечисление поводов к разводу, как идущее вразрез с требованиями жизни, и регламентировать в более общем духе то состояние семейных отношений, при которых, как разрушающих брак внутренне, должно быть признано и внешнее его уничтожение посредством развода (положение I), а решение вопроса о наличности условий для расторжения брака предоставить суду присяжных (положение II). Замечательно, что члены общества высказались в том же духе и даже авторитетный канонист А.С. Павлов, не соглашаясь с предложением референта, признал, однако, неудовлетворительность постановки развода в нашем законодательстве и заявил, что к реформе брачного права, сообразно современным потребностям, не может быть препятствий со стороны церкви. В следующем году и петербургскому юридическому обществу был доложен присяжным поверенным Арсеньевым реферат на тему <Разлучение супругов как необходимый институт брачного права> (напечатан в Вестнике Европы, 1884, март), в котором докладчик доказывал, что разлучение супругов, существующее у нас как факт, должно быть возведено на степень правильно организованного юридического института, поставленного рядом с разводом.
В 1881 году вышло сочинение Способина <О разводе в России>, представляющее критику существующего порядка. Этот труд состоит из трех частей, исторической, догматической и критической. Принимая во внимание <исторический закон, по коему, как бы ни высоки были нравственные принципы религии, они не могут войти в жизнь народа, если низко его умственное развитие>, г. Способин отрицает влияние христианских начал на русский брак (стр. ;18-19), и предполагает, что народ, в области семейных отношений, руководствовался своими языческими обычаями (стр. ;30). Автор приходит к заключению, что <брак, по существу своему, был у нас институтом строго гражданского права> (стр. ;49). В догматической части автор останавливается не только на разводе между православными, но приводит постановления о разводе между иноверцами, евреями, махометанами. Приступая к оценке действующего права, г. Способин относится к нему вполне отрицательно. Главным недостатком нашего бракоразводного права автор считает то обстоятельство, что <законодатель не может отказаться от взгляда на брак, как союз религиозный по существу> (стр. 137), тогда как учреждение это должно рассматриваться с государственной точки зрения. Так как религия не является даже главным фактором жизни и развития отдельных лиц и государства (стр. 141) и так как развод имеет большое значение в жизни правовой, физической, экономической, в быту строго государственном, то нормировать развод только под влиянием сознания о его религиозном смысле невозможно (стр. ;143 и 156). Переходя к предложению изменений в действующем законодательстве, г. Способин настаивает на необходимости расширить основания, по которым должен быть допущен развод, причем следует обратить внимание не только на физическую сторону (стр. 169), а также на изъятие бракоразводных дел из ведомства духовных судов. Сочинение написано легко и живо, хотя нередко переходит в легкомысленность, в утверждение положений без всяких доказательств, как напр., <история указывает, что где допускается развод, там семейный союз более уважается и прочнее> (стр. 176).
К тому же вопросу подступил в своей докторской диссертации <О ;разводе по русскому праву>, 1884, профессор харьковского, а в настоящее время одесского университета, Александр Иванович Загоровский. Этот ученый обратил свое внимание главным образом на те части гражданского брака, которые имеют выдающееся социальное значение. При решении вопросов автор стоит всегда на высоте современных требований и горячо защищает свои взгляды, причем, владея прекрасным литературным языком, возбуждает интерес к излагаемому предмету. Значительно слабее его попытки вступить в область чистой цивилистики. Статьи, помещенные им в юридических журналах, представляются очень слабыми и доказывают, что автор не цивилист по призванию. Кроме <Исторического очерка займа по русскому праву до конца XVIII века>, 1875, с которым г. Загоровский вступил на научное поприще, мы имеем еще от него сочинение <Незаконнорожденные по саксонскому и французскому гражданским кодексам в связи с принципиальным решением вопроса о незаконнорожденности вообще>, 1879. В этом труде, составляющем его магистерскую диссертацию, автор, после обзора исторического развития вопроса, сопоставляет две противоположные системы, саксонскую и французскую, высказывается решительно в пользу первой, находя, что <она не только согласуется с началами правды, права и законодательной политики, но и имеет за собой последнее слово науки (стр. 193) и осуждает вторую систему, отвергающую всякую связь незаконного ребенка с его отцом. Касаясь иногда русского права, автор подвергает его строгой критике. В своем сочинении <О разводе по русскому праву> г. Загоровский задается главным образом целью проследить исторический ход русского правосознания в институте развода (предисловие), но не ограничивается одной историей, а дает вслед за ней догматико-критический анализ русского права. Историческая часть составляет, конечно, наиболее ценную часть сочинения, потому что в ней автор дает много нового материала. Догматика его несколько поверхностна, так как автор скользит по многим важным вопросам, а его критика не достаточно ясна, так что следует признать правильность замечания проф. Суворова - <нельзя сказать, - говорит он, - чтобы исследованием г. Загоровского разъяснено было очень многое относительно того направления, в котором должно идти будущее развитие бракоразводного права>[71].
[71] Отчет о 29 присуждении
наград графа Уварова, стр. 57.
