Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве
На вышеназванной нами работе Бэра с тех пор, с начала шестидесятых годов, сосредоточивается все внимание практической и научной юриспруденции и около круга задач, им намеченных, развиваются главнейшие контраверзы по основному вопросу о договоре признания и целому ряду соприкасающихся с этим институтом крупных и мелких проблем латинского и современного договорно-обязательственного права. Многое в этой борьбе мнений приходилось точнее разрабатывать, частью видоизменять, освещать вновь ввиду нарождавшихся сомнений и контраверз. Не дешево дались Бэру эти столкновения мнений, эта борьба старых и новых воззрений на такой скользкой почве, как разработка задач практической цивилистики в стране могучего подъема общественного сознания и участия в деле широких кругов людей весьма сведущих.
Что же сделал наш автор с этим учением Бэра, как оцепил его заслуги?
Вопрос о договоре признания занимает у г. Кривцова центральное место в его исследовании. Учение Бэра передано коротко и вполне верно. Новая догма обставлена хотя не исчерпывающим, но все же весьма основательным очерком испытаний, которые пришлось ей выдержать. Некоторые критические и конструктивные опыты, сделанные лучшими цивилистами Германии и Австрии (Брунс, Унгер) изображены настолько полно, что можно без труда представить себе весь обмен мыслей. Собственно это все, чего можно желать для тех кругов русских читателей, коим полезно открыть доступ к работам настоящих мастеров современного пандектного права по одному из очень видных и контраверзных институтов, современной цивилистики. Заключение книги (собственно разработка учения о делегации) имеет в этом смысле в наших глазах второстепенное значение.
Как же, однако, отнесся сам г. Кривцов к учению Бэра? Ответ мы находим в § 45, 46, 47 его трактата, хотя собственно настроение автора проглядывается повсюду. Удалось ли Оттону Бэру завлечь нашего автора в число последователей своего учения, в обширные круги своих единомышленников? Мы думаем, нет!
Но что же возбуждает мнительность автора в учении Бэра? Это нелегко сказать. Его нельзя назвать прямо противником бэровских идей. Это было бы неосновательно. Но та критика, которой в свое время встречены были его учения в германии, без сомнения, произвела на г. Кривцова очень глубокое впечатление. Мы вовсе не думаем здесь исчерпывать вопроса. Мы хотели только привлечь внимание нашей серьезной читающей публики и к этому вопросу, и к работе г. Кривцова. Тогда все станет ясно в деталях.
Но вот что мы считаем не лишним заметить уже здесь. А.С. Кривцова, очевидно, особенно смущает то обстоятельство, что возможны практические случаи, где очень трудно провести границу между подлинным договором признания (echte Anerkennung), когда мы актом воли именно создаем правооснование, и тем явлением, где признание является только средством доказывания (unechte Anerkennung), между конститутивной и только декларативной его силой (юридическое и фактическое признание у Кривцова, стр. 201). Нет сомнения, что смешение и даже сочетание того и другого в одном случае совершенно возможны (стр. 202). Но кто же отвергал трудность этого анализа? Бэр не раз возвращался к этой задаче и всякий раз вновь подтверждал эту трудность. Едва ли есть возможность даже предусмотреть все те осложнения, которые может встретить практика при разработке и разрешении этих вопросов. Но разве отсюда можно прийти к заключению, что указанных явлений так и не следует различать, или что в случаях трудных и спутанных будет правильно опустить руки и отказаться совсем от разработки вопроса, потому что он очень труден?
С другой стороны, г. Кривцов находит, что, не отнеся договора признания к определенному предшествующему материальному основанию, трудно его индивидуализировать. Это тоже верно. Но трудность индивидуализировать и абстрактная постановка обязательства - ведь, это собственно две стороны одного и того же дела. Мы для того и отрешаем силу сделки от материальной ее основы, чтобы этим простейшим ее строением приблизить ее к осуществлению и в некоторых типах дать ей легчайшую оборотность в любом круге лиц, совсем не знающих на чем, в материальном смысле, основано данное обязательство. В этом виде абстрактная сделка вообще, договор признания в особенности будут именно функционировать как Selbstverurtheilung, разрешать предшествующие правоотношения как окончательный расчет, как уплату:
Если г. Кривцова смущает вопрос, к чему, к какому предшествующему отношению приурочить эту силу договора, то это вопрос, близкий к тому, что мы называем imputation du payment, которого вовсе нельзя смешивать с вопросами об основании обязательства. В договоре признания как и во всяком абстрактном договоре, юридическое основание обязательности в нем самом, в воле лиц, в него вступивших, а не в предшествующем, или последующем материальном моменте, в виду коего, но не на основании коего, образовалось между ними данное договорно-обязательственное юридическое соглашение.
Какая же дальнейшая судьба учения Бэра в Германии?
Начать с того, что прежние опасения, которые возбуждало, особенно между прусскими юристами, применение абстрактных обязательств вне круга людей торговых, с каждым годом теряли почву, по мере того как способность к торговым сделкам расширялась на всех граждан. С другой стороны, та <незыблемая основа> недопустимости этих обязательств в системе права общего, которая держалась на силе рецепции, в которую не вошла латинская стипуляция, уступила действию нового имперского гражданского уложения, ставшего на место прежней системы и в замену ее источником теперешнего общего же немецкого, точнее, имперского права с несомненной, кажется нам, силой.
Что же дает нам в рассматриваемом вопросе новый имперский кодекс? Несомненное и довольно редко выпадающее на долю ученых людей торжество их идей в практической области позитивного права. Ряд параграфов нового кодекса, находящегося теперь в руках всякого образованного цивилиста на русском языке, прямо признает юридическую силу абстрактного признания и абстрактного обещания долга (die Gültigkeit eines Vertrags, durch den das Bestehen eines Schuldverhältnisses anerlcannt wirld - Schuldanerkenntniss, или Schuldversprechen, которое die verpflichtung Selbstsländig begründen soll, стр. §§ 780, 781, 782 нов. герм. улож.).
Эти короткие формулы кодекса составляют для имени Оттона Бэра несокрушимый и вполне заслуженный им памятник в истории новой юриспруденции. Все, что удержалось от старопрусской мнительности в составе этих положений, - это лишь требование, в некоторых условиях, письменной формы для законченности сделки в обрядном смысле (781), но и этот реквизит не есть постоянный (782).
Но торжество высокой цивилистической концепции покойного Бэра не ограничивается пределами немецкой территории. Из одной заметки, которую мы находим в Журнале Мин. Юстиции за 1896 г. (март), легко заключить, как далеко за пределы немецкой империи проникло учение О. Бэра совершенно независимо от какого бы то ни было позитивного авторитета[84].
Практика просвещенных остзейских судов и особенно Сената, ведающего местную юстицию, стоит, несомненно, на высоте требований современной созидательной, не рецептивной только цивилистики. Г. Кривцов делает не раз в своей книге указания на решения высших немецких судебных инстанций, едва ли имея основание полагать, что его русские читатели разыщут эти решения и воспользуются ими для уяснения вопроса. Между тем у нас под рукой прекрасная заметка сенатора А.Г. Гасмана, которая освещает не только самую конструкцию Оттона Бэра, но и в особенности те ее стороны, которые наименее ясны в передаче г. Кривцова и которые, думается нам, именно помогли ему упорно держаться старопрусской точки зрения в оценке (только технической, правда) этого института. Местная юриспруденция давно уже, со времени появления названной работы Бэра, приняла основы его учения. Оно оказывало несомненно не раз услугу местным цивилистам для выхода из трудных практических проблем. Тот случай, который взят сенатором Гасманом в указанной книге журнала, как будто создан для того, чтоб еще раз подтвердить необходимость различать договор признания, как самостоятельную правотворящую юридическую сделку, от признания, как простого средства действовать на убеждение суда наряду с любыми другими средствами (media probationis[85]), направленными к той же цели.
Мы не приводим здесь сообщения сенатора Гасмана, ибо его следует прочитать в целом, чтобы получить то осязательное изображение конструкции, которое много труднее достигается отвлеченным изложением учения.
Проф. Н.Л. Дювернуа
печатается по: Право:
еженедельная юридическая газета.
1899. N 5. воскресенье. 31 января. с. 249-254.
А.С. Кривцов. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве. Юрьев. 1989 г.
Названная книга заслуживает внимания, чтобы на ней остановиться, так как вопрос о разграничении обязательств на две большие и обособленные группы имеет не одно только теоретическое значение, но и практический интерес, ибо правовые идеи получают в нем действительное осуществление и, следовательно, самый вопрос такого разграничения не может не быть предметом и практической юриспруденции.
В этих видах мы остановимся на разграничении названных категорий обязательств в современном гражданском праве.
Книга эта разделена на введение и три отдела. В введении автор указывает, что одной из главных задач его труда является указать случаи, когда имеют место на практике те исключения, когда на верителе не лежит обязанности указывать на существование при договорном обязательстве каузального момента, как то бывает при материальных договорных обязательствах или, иначе, указать случаи абстрактных обязательств (стр. 7). При этом автор предуведомляет, что <речь идет не о том, чтобы признать отсутствие каузального момента>, без которого и не может быть заключено ни одной юридической сделки, так как, конечно, нормально развитой человек без побудительного мотива (causa) и не вступит ни в какую правовую сделку.
Задача труда автора в том именно и заключается, чтобы войти
в подробное рассмотрение вопроса о функциях
Таким образом, для абстрактного обязательства требуется письменный документ в общей форме, т.е. который не содержит указания causa, но имеет своим предметом способное переходить из рук в руки право требования передачи заменимых вещей - res fungibilis (стр. 185).
Если же такое обязательство поставлено в зависимость от каузального момента, то обязательство становится абстрактным лишь в том случае, если causa упомянута в документе в качестве события, имеющего место в прошедшем (стр. 189). Из самой сущности абстрактного обязательства вытекает, что оно само по себе имеет значение достаточного искового основания, так как истец не должен указывать наличность каузального момента (стр. 195). Но если ответчику удается опровергнуть презумпцию в пользу осуществления верителем принадлежащего ему права требования, вне зависимости от изъяснения каузального момента, то дело складывается совершенно так же, как при <материальном договоре> (стр. 196).
Что касается видов абстрактных обязательств, то автор к ним
причисляет в Риме стипуляцию, у нас - вексель. Но этими видами абстрактные
обязательства не исчерпываются, так как, по автору, в известных случаях и при
других долговых документах с не меньшим основанием, чем при стипуляции и
векселе, можно говорить об абстрактных обязательствах (стр. 205). Сюда же
причисляет автор и абстрактный счетный результат (стр. 193), что Бэр называет
<счет> или что в немецкой литературе известно под именем самостоятельного института,
Останавливаясь на означенном труде г. Кривцова, мы должны
прежде всего заметить, что заглавие книги не вполне соответствует ее
содержанию, так как учение о разграничении формальных (абстрактных) и материальных
обязательств проведено в ней только на почве римского права, а из современных
гражданских прав на тех, кои рецепировали римское. Таким образом абстрактные
обязательства для тех европейских законодательств, которые не заимствовали
учения римского права, не получили у автора надлежащего освещения. Затем,
говоря о векселе, как об абстрактном обязательстве современного гражданского
права, которого (векселя), как известно, не существовало в римском праве, -
автор умолчал о торговых сделках
Наконец, соглашаясь на причисление долговых документов к категории абстрактных обязательств, если только ими обусловливается самостоятельность, - при тех условиях, кои выставлены автором для признания абстрактного обязательства, я не могу согласиться на причисление делегации к отдельным абстрактным обязательствам даже при тех ограниченных условиях, которые требует для такого признания сам автор. Я не придерживаюсь в данном случае и мнения тех горячих противников <теории абстракции>, к коим причисляют Кинделя, создавшего для делегации известную <теорию двойной causa>. Делегация есть только вид новации или, если нет новации, то особый вид поручения. Поэтому делегация по существу своему всегда зависима от первоначального договорного обязательства. Ввиду этого едва ли представляется надобность выделять ее в отдельный вид абстрактного договорного обязательства. Автор правильно исключил из абстрактных обязательств <договор признания>, как несамостоятельный, которому в немецком литературе придавалось большое значение (Бэр). Такому же исключению из категории абстрактных обязательств, по нашему мнению, должна подлежать и делегация.
Работа г. Кривцова представляет полезный вклад в юридическую литературу и заслуживает серьезного и внимательного отношения к себе. При большой эрудиции и прекрасном изложении, автор умело выделил характерные признаки для понятия абстрактного договорного обязательства, дав ясное представление и указав недостатки этого учения в теориях различных ученых и сказав новое слово в этом, казалось бы, исчерпанном одной немецкой литературой вопросе.
М. Дурасов
печатается по: Журнал Министерства Юстиции.
Год шестой. 1900. N 3. март. С.П.б.:
С енатская Типография. 315-318.
Введение
Иногда та цель, к которой стремится обещатель, является достигнутой уже в самый момент общения. Это имеет место в том случае, когда обязательство заключено с чисто дарственным намерением. Какие бы мотивы в этом случае ни руководили должником, - как только обещание дано, - обязательство возымело силу вне всякого отношения к этим мотивам.
Между тем, подобные сделки в деловой жизни играют только значительно подчиненную роль. Юридические акты, которые в огромном большинстве случаев действительно преобладают в обширной области обязательственного права, - это договоры, предпринимаемые обязанною стороною в ожидании какого-либо эквивалента от ее соконтрагента. Отсюда само собой ясно, какая несправедливость проистекала бы в том случае, если б веритель мог ссылаться на данное ему обещание, оставляя в обосновании своего иска совершенно в стороне ограничение обязательства, которое вводится в дело благодаря вопросу об эквиваленте. На это можно сделать то возражение, что должнику, давшему обещание, всегда открыта возможность осуществить свое предположение об эквиваленте при этом обещании путем exceptio против иска, начатого верителем, так что незачем возлагать на этого последнего обязанность входить в исковом прошении в какие-либо указания об эквиваленте. Однако ясно, что такое возражение неосновательно. В самом деле, только предоставляя должнику право самому выдвинуть этот вопрос и не связывая в этом отношении ничем верителя, законодатель мало чем помог бы интересам должника. Удастся ли должнику привести необходимые доказательства по вопросу об этом эквиваленте, - покоится в каждом отдельном случае на целом ряде самых различных обстоятельств, между тем как факт данного им обещания стоит твердо и не подлежит никакому сомнению. При таком положении дела должник весьма часто будет осуждаем к исполнению в пользу верителя, не получив в свою пользу никакой эквивалентной praestatio.
Это неблагоприятное положение должника является неизбежным последствием того, получившего общее признание, процессуального порядка, по которому истец обязан ссылаться только на те моменты, на которых он строит свое право, тогда как юридические факты, предоставляющие права ответчику, могут быть вполне игнорируемы истцом. Применение этого принципа влечет за собой возможность для истца-верителя обходить в исковом прошении полным молчанием свою обязанность к доставлению эквивалента. Подобная точка зрения может быть объяснена только крайне формальным взглядом на дело. Право требования 100 рублей считают постоянно носящим одинаковый характер, без всякого внимания на то правоотношение, из которого, в каждом отдельном случае, веритель выводит это право. Однако даже поверхностный взгляд на отношения действительной жизни тотчас убеждает нас в том, что обыкновенно имеет место противоположный случай. На самом деле встречаются самые разнообразные вариации совершенно в зависимости от обстоятельств конкретного случая. Конечно, если предпринята сделка чисто дарственного характера, то ее номинальная ценность будет вполне соответствовать действительной. Но ведь это бывает так редко. В огромном большинстве случаев, для того, чтобы получить ясное представление об экономическом значении того или другого договорного обязательства, - следует произвести процесс вычитания двух различных ценностей: прав, предоставляемых договором той или другой стороне. То могут быть равноценности, но может, конечно, получиться и остаток. Я не буду приводить примера найма, купли-продажи и мн. друг., - в подтверждение моей мысли, я укажу только, что то же самое имеет место и при односторонних договорах. Как часто, например, односторонний договор займа заключается займодавцем только потому, что он сам состоит должником заемщика по другой сделке! Таких примеров можно было бы привести весьма большое число. Само собой понятно, насколько ошибочной представляется, после принятия во внимание настоящего положения дела, общераспространенная точка зрения, что кредитор-истец выполнил обязанность субстанциировать иск, если он просто-напросто привел тот факт, который только при наличности известных ближайших обстоятельств может повлечь за собой желамые юридические последствия. Он должен в исковом прошении точно констатировать наличность этих ближайших обстоятельств, и, лишь по выполнении им этого требования, суд в состоянии выяснить характер утверждаемого им права[85].
Примечания:
[84] Наш молодой ученый не остановил своего внимания ни на
этом сообщении сенатора Гасмана, ни вообще на местной системе. Правда, он в
этом отношении не делает никакого исключения для прибалтийских провинций.
Широко пользуясь работами немецких цивилистов, он не упоминает ни единым словом
некоторых предшествующих русских работ по материалам весьма соприкосновенным,
из чего мы, однако, не думаем делать ему никакого укора, так как их много легче
забыть, чем вспомнить или разыскать ввиду полной безжизненности нашей
цивилистической литературы. Желал бы очень иной судьбы новейшей нашей цивилистике!
[85] Ср. Planck. Lehrbuch des deutschen Civilprozessrechts.
I. 1887. Стр. 401.
[85] Ср. Planck. Lehrbuch des deutschen Civilprozessrechts.
I. 1887. Стр. 401.
