Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве
С конца 1900-х годов резко возросла нагрузка и в своем университете. После перевода В.И. Синайского на А.С. Кривцова было возложено чтение курса гражданско-процессуального права и части курса гражданского права (остальные части получили профессор Красножен и профессор Невзоров).
Все это расшатало и без того незавидное здоровье: вскрылась болезнь сердца. Последнее, что он еще успел сделать, была подготовка к печати русского издания лекций по семейному и наследственному праву, завершающих курс гражданского права Генриха Дернбурга. С их появлением эта жемчужина немецкой пандектистики, как отмечалось в одном из откликов, стала <доступной во всей своей полноте лицам, не обладающим знанием немецкого языка: как известно, этот труд является необходимым руководством к более серьезному изучению римского права>[79].
10 ноября 1910 года после тяжелейшего стенокардического приступа А.С. Кривцова не стало.
<Неожиданная смерть любимого профессора, которому шел всего сорок третий год произвела потрясающее впечатление не только в Юрьеве, но и петербургских учебных заведениях, где А.С. читал лекции>; <безвременная кончина А.С. Кривцова произвела удручающее впечатление, так как университет потерял в его лице выдающегося ученого и человека>; <А.С. пользовался симпатиями не только среди своих слушателей, в жизни старого Дерпта смерть его стала событием, которое переживали все>; <как человек А.С. отличался сердечностью и добротой и пользовался симпатиями всех, знавших его>[80] - эти выдержки из некрологов характеризуют их общую тональность. При этом подмечалась печальная для России тенденция: ряды деятелей науки гражданского права редеют быстрее, чем происходит их восполнение. <Переживаемый год - какой-то роковой для русской цивилистики. Смерть в короткий срок отняла Анненкова, Нефедьева, Муромцева, а в самые последние дни этот скорбный перечень пополнился еще одним именем>; <смерть проф. Кривцова очень отразится на Юрьевском ун-те, так как заменить его будет очень трудно. Слишком недостаточно число профессоров-цивилистов в России. В Юрьеве уже много лет пустует кафедра местного гражданского права, с этого семестра свободна кафедра гражданского права и процесса, а теперь опустела и кафедра римского права>[81].
В намеренно сухом тоне была выдержана разве что заметка, помещенная в <Академической летописи>, редактируемой М.А. Красноженом, помнящим отход А.С. Кривцова от кружка юрьевских правых[82]. Очевидно, именно на это обстоятельство намекал консервативный <Рижский вестник>, вскользь замечая, что <происходивший из старинной дворянской семьи, А.С., однако, примыкал к более прогрессивным элементам университетской семьи, не впадая, впрочем, в крайность>. И вместе с тем он не мог не признать, что <во всяком случае А.С. Крив-цов любил Россию и все русское было ему дорого>[83].
В день похорон занятия в университете были отменены. От университетской церкви до городского вокзала процессию сопровождало множество профессоров и студентов, пришедших проводить своего товарища и учителя. Было множество венков, в том числе от студенческих корпораций, от общества студентов-юристов, от орловского землячества, от соучеников по Берлинскому институту - М.Я. Пергамента и Е.В. Пассека. Студенты позаботились об украшении траурного вагона зеленью. Местом вечного упокоения А.С. Кривцова стала родовая усыпальница в поместье <Малый колодезь>, что на Орловщине.
А.С. Карцов, к. ист. н., к. полит. н., к. филос. н.,
доцент кафедры европейских исследований
факультета международных отношений СПбГУ
Рецензии на книгу
А.С. Кривцов. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве. Юрьев. 1898 г.
Через все разбираемое сочинение красной нитью проходит энергичное оспаривание его автором того распространенного в литературе предмета предрассудка, что будто бы возможны обязательства, совершенно оторванные от каузального момента, так называемые <абстрактные обязательства>. Г. Кривцов отстаивает ту мысль, что каузальный момент существует и при этих обязательствах, но что дело заключается только в том, что веритель, становясь истцом, освобожден от обязанности при абстрактных обязательствах в обосновании своего иска входить в какие бы то ни было указания насчет causa obligationis.
Мысль, защищаемая автором, не особенно нова. Еще в 1855 г.
ее отстаивал в немецкой литературе Бэр в своем известном труде
Наш автор ставит вопрос на совершенно новую почву. Он утверждает, что договор признания и абстрактное обязательство - два совершенно различных института, и что нельзя распространять на один из них те правила, которые выработаны для другого. Г. Кривцов подробно излагает в отдельности условия существования и юридические последствия, как для договора признания, так и для абстрактных обязательств.
Таким то путем достигается автором простое решение этого запутанного вопроса, имеющего однако не одно только теоретическое, но и практическое значение. Укажем для примера, как удобно с точки зрения г. Кривцова разрешается вопрос о юридической природе долгового документа (см. стр. 204 след), который составляет камень преткновения для целого ряда работавших в этой области исследователей.
Другим несомненным достоинством разбираемого труда является
точное определение понятия
Вместе с тем он удачно разрешает спор объективной и субъективной доктрины о значении исполнения или неисполнения предположений сторон для действительности договорного обязательства. Сам автор - субъективист. Он значительно примыкает в своих взглядах к Виндшейду, но вносит в его теорию предположения весьма существенную поправку установлением следующих двух правил (стр. 91 след.). Первое правило: если предположение стороны, послужившее двигательным стимулом к заключению юридической сделки, было внешним образом выражено и принято противоположной стороной, - то исполнение этого предположения влечет за собой недействительность юридической сделки. Второе правило: если такое предположение внешним образом не выражено, то оно может быть признано за существенное посредством интерпретирующей деятельности судьи, который руководится в данном случае, во-первых, naturalia negotii этой сделки, если они не отменены направленной на такую отмену волей стороны; во-вторых, правилами опыта, имеющими, однако, только руководящее значение; в-третьих - и самое главное, особенностями отдельного случая, какие нашли себе выражение в юридическом акте. Он должен относительно этих не выраженных предположений сторон установить такой порядок, который мог бы всего более удовлетворять взаимным интересам сторон, как они нашли себе выражение в юридической сделке. Нельзя не признать, что оба эти правила могут послужить и для нашей русской судебной практики руководящей нитью к решению на каждом шагу возникающего вопроса о судьбе юридического акта под влиянием исполнения или неисполнения различных ожиданий и предположений сторон, его заключивших.
Последний отдел разбираемого сочинения посвящен вопросу о делегации. Автор удачно формулирует ее юридическую природу указанием на то обстоятельство, что при ней, в виде общего правила, должник ожидает эквивалент за исполнение им своей обязанности в пользу верителя не от этого последнего, а от совершенно постороннего лица (делеганта). Отсюда, согласно мнению г. Кривцова, вытекают все особенности юридической конструкции правоотношения при делегации. Г. Кривцов подробно исследует вопрос о делегации не только в римском, но и в современном гражданском праве и останавливается на всех важнейших теориях делегации. Что касается римского права, то автор по известному спорному вопросу о существовании презумпции в пользу так называемой <чистой> делегации высказывается против Salpiusа и подвергает внимательному разбору места, приводимые этим писателем в защиту указанной презумпции, указывая на фрагментарный характер этих мест и на невозможность на основании их прийти к каким-либо общим выводам.
Вообще говоря, работа г. Кривцова дает цельную картину состояния литературы об <абстрактных и материальных обязательствах> и заключает совершенно новую постановку этого запутанного вопроса, продолжающего и по сие время останавливать на себе внимание, как цивилистов, так и романистов.
Нельзя не пожалеть только, что г. Кривцов обошел молчанием
учение английского права о
Затем автор обходит молчанием богатую французскую литературу. Между тем как раз по этому вопросу образовался целый цикл исследований около соответствующих статей Code civil.
Помимо указанных недостатков приходится отметить слабое пользование литературой торгового права. Пропущена, напр., хотя бы статья Regelsberger'a в Handbuch des Handelrechts, трактующая именно о занимающем автора вопросе. Отметим также повторения в отделе о делегации и несколько темноватого изложения учения о condictio indebiti.
Следует указать и на некоторую небрежность автора, касающуюся цитирования немецких авторов. Г. Кривцов приводит большей частью выписки из сочинений авторитетных цивилистов в оригинале, не потрудясь сделать точный перевод на русский язык; так на стр. 152, 160, 165 и др. мы встречаемся с длиннейшими немецкими цитатами, значительно затрудняющими общее чтение текста.
Но все перечисленные недостатки в высокой степени искупляются положительными достоинствами труда г. Кривцова, составляющего во всяком случае ценный вклад в нашу специальную цивилистическую литературу.
Н.Б.
печатается по: Журнал Юридического общества
при Императорском С.-Петербургском Университете.
Год двадцать восьмой. 1898. книга восьмая. Октябрь.
С .-Петербург: типография Правительствующего Сената. С. 9-12
А.С. Кривцов. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве. Юрьев. 1898. (Из Ученых Записок Имп. Юрьевского Университета).
В настоящем исследовании автор ставит себе целью разобрать юридическое строение обязательств особого стиля, которым современная терминология присвоила техническое название абстрактных, формальных, с невыраженным в их составе материальным основанием, подвижных (Бринтц). Задача изучения этого явления не может быть правильно поставлена, если современный исследователь ограничивает круг своих наблюдений исключительно теперешними институтами гражданского и торгового права. Необходимо значительно расширить круг наблюдений и обнять не только реципированную систему юстиниановского права, но и предшествующую ей эпоху классической юриспруденции. Это, натурально, крайне осложняет дело, и умение автора, при незначительном сравнительно объеме книги, ознакомить читателя, хотя бы в общих чертах, с таким обширным кругом явлений делает ему несомненно большую честь.
Независимо от обширности предмета изучения, задача, поставленная себе автором, принадлежит к числу самых трудных основных проблем современной юриспруденции. При этом автору, пишущему по-русски, нельзя ограничить своего изложения тесно взятой и указанной в заглавии книги темой. Крайняя скудость отечественной литературы по этому основному для всей юридической техники, для строения юридической сделки и обязательственного договора в особенности, вопросу побуждала его невольно войти тут же в рассмотрение очень контраверзного и сложного предмета, именно учения о каузальном моменте в составе договора, без чего трудно было бы приступить к разъяснению природы абстрактного обязательства и особенностей, отличающих строение их от обязательств материальных. Этой вводной задаче, учению о каузальном моменте сделки, автор вынужден был посвятить значительную часть своей книги (стр. 1-110).
Во всем ряде учений, определяющих собой содержание книги, едва ли найдется такое, которое не вызывало бы сомнений, противоречий, споров по самым основным задачам цивилистики, не привлекало к решению этих старых юридических контраверз лучших сил из самых светлых эпох истории нашей науки. Натурально и здесь автору приходится ограничивать передачу этих контраверз наиболее важными и выводить на сцену далеко не всех представителей разных направлений и разных лагерей, а лишь главнейших и сильнейших вождей продолжительного и далеко еще не завершившегося и ныне состязания. Изображение этой живой стороны теперешнего положения проблемы составляет опять несомненную заслугу автора перед публикой, мало посвященной не только в задачи, но и в способы разработки и решения трудных проблем цивилистики в богатой современной, особенно немецкой, юридической письменности.
В учении о каузальном моменте договора из множества других современных писателей автор особенно выделяет и совершенно правильно выводит на первый план ныне покойного именитого лейпцигского пандектиста Бернгарда Виндшейда, с одной, и профессора д-ра Оттона Ленеля из Страсбурга, с другой стороны. Виндшейд, издавна, в одной из ранних своих публикаций (die Lehre d. röm. R. v. d. Voraussetzung. 1850 г.), в учении о каузальном моменте юридической сделки выделил особенно психический мотив, волю (не волеизъявление), как подлинную основу ее юридического эффекта. Ленель, наоборот, выводит момент экономического обмена вперед, ставя, таким образом, эффект юридического волеизъявления ближе к подлинной для него цели экономического обмена (ряде журнал. работ указан. автор.) За этими двумя единоборцами видны темы более или менее близких к вождям той или другой стороны последователей и единомышленников. А.С. Кривцов, по нашему мнению, совершенно основательно отказывается стать в эти ряды противников и последователей психической (субъективной) и экономической (объективной) основы учения о causa, и за основу юридической силы договора принимает <правовую цель>. Читатель найдет в рассматриваемой книге вполне достаточное изображение как этой контраверзы, так и отклоняющегося мнения нашего автора. В этом учении я следую почти тому же взгляду на вопрос и за невозможностью, в короткой рецензии, указать основу моего мнения, обращаю внимание читателей на ряд параграфов (36, 37, 38), ныне уже отпечатанных, посвященных именно понятию внутреннего формализма воли в составе юридической сделки, в имеющем вскоре появиться третьем выпуске моих чтений по гражданскому праву.
Учение о causa в составе договора есть, натурально, только вводное и совершенно необходимое для юридической конструкции абстрактного обязательства. Этот институт и составляет главный предмет и цель труда г. Кривцова. Вопрос об абстрактном обязательстве для немецкой юриспруденции общего права сравнительной новый, лишь в недавнее время вступивший на очередь виднейших, контраверзных задач этой дисциплины, составлял долгое время предмет специальной разработки в связи с учениями об отдельных институтах торгового права. Причина этого была совершенно простая. Типический латинский формальный контракт verbis, стипуляция, не был реципирован итальянской доктриной и не вошел в систему современного общего права (usus modernus juris romani). Следовательно, действие общего типического обязательственного договора с отрешенной от материально-каузального момента силой обнаруживалось более или менее в частностях, в особых институтах, и до самого последнего времени не выступало на широкое поле применения и обработки в системе и в литературе теперешнего пандектного права. Там, где авторитет итальянской рецепции был рано подорван, во Франции, система формальных контрактов давно привлекала к себе внимание учителей общего права. Куяций разумел стипуляцию именно в этом смысле, как всесодержащую договорно-обязательственную форму (pandectas orunium contractuum). Силу отрешенного от каузального момента договора прекрасно знал Pothier, и под влиянием его доктрины в Code civil был введен знаменитый art. 1132, по силе коего la convention n'est pas moins valable quoique la cause n'en soit pas exprimee (см. и оба связан. с этим art. 1131 и 1133). Старопрусская цивильная юриспруденция, издавна искавшая завоевать себе видное место в среде ландрехтов, имеющих со временем оттеснить в сторону реципированную систему общего права, не могла в этом вопросе ни отрешиться от старых предрассудков, ни выдержать последовательно своих принципов. Отрешенная от выраженной в составе сделки материальной ее основы сила тревожила мысль старых юрисконсультов особенно тем, что здесь до крайности трудно контролировать лицо в сфере его имущественных интересов, проверять баланс его операций и в особенности ограждать его от опасных увлечений, к чему так склонны были руководящие умы той эпохи. Не внушало опасений проявление автономного в известной степени волеизъявления в сфере частного права только для круга людей искушенных, для класса торгового. Но и этот взгляд не был выдержан; и там, где искали поднять кредит, в видах процветания, напр., сельского хозяйства, было допущено право трассировать вексель на известное землевладение (Grundschuld), хотя бы дело выходило вовсе из круга людей торгового класса.
Чтобы выйти из узких, условных рамок реципированной системы, наука общего права в Германии должна была обновить метод своих изысканий, и эту задачу новая юриспруденция выполнила под знаменем исторической школы правоведения. Из умственно-вялой атмосферы кодифицированной системы, говорит один из корифеев этой школы, новая юриспруденция поднялась в горный воздух классического права: Постоянное духовное общение с высокими представителями латинского творческого гения в праве вызвало в юристах этой школы ту же созидательную, в области юридических институтов, литературную и практическую деятельность, какую находило у них.
В истории разработки занимающего нас здесь в особенности института абстрактного обязательства мы имеем ряд славных имен: Либе, Эйперта, Тёля, Савиньи, Кунтце и друг.; но настоящий кризис во всем положении дела наступает с появлением классической монографии Оттона Бэра Die Anerkennung als Verpflichtungsgrund, с тех пор выдержавшей три издания (1855, 1867, 1895) и в которой беспристрастные ценители справедливо указывают въяве, так сказать, оживший в новое время творческий дух классической юриспруденции.
Вслед за появлением этой работы Бэра (55 г.) вдохновенный Рудольф Геринг успевает своим изумительным даром обобщения из этого вопроса о формализме в составе договорной сделки создать целое учение о юридической технике вообще и в ряде блестящих этюдов находит ответы на общие вопросы метода юридического творчества в самом широком применении к любым институтам публичного и частного права. Пандектисты новой формации (Виндшейд) спешат ввести в программу своих новых пандектных учебников особые учения, посвященные материям, коих старые учителя вовсе избегали касаться.
Примечания:
[79] <Б.М.> Рец.:
Дернбург Г. Пандекты. Семейственное и наследственное право (М., 1911) //
Право. 1911. Ст. 2811.
[80] См.: Рижский вестник. 1910. № 256. С. 2; № 257. С. 2;
№ 258. С. 3; Рижская мысль. 1910. № 985. С. 3; Приложение к № 987; А.С. Кривцов
(некролог) // Новое время. 1910. № 12460. С. 4; Кравцов П. Памяти А.С.
Кривцова // Право. 1910. Ст. 2972; А.С. Кривцов, ┼ 10 ноября 1910 г. //
Исторический вестник. 1911. Т. CXXIII. Январь. С. 405.
[81] В 1910 году не стало также старейшего русского
романиста Н.А. Кремлева, а также крупнейшего русского цивилиста С.В. Пахмана.
<Истекший год был поистине несчастным годом для нашей бедной юриспруденции.
Наиболее пострадало гражданское право:>, - писал А.Х. Гольмстен. (см.: Семен
Васильевич Пахман (некролог) // Журнал министерства юстиции. 1911. № 2. С.
220).
[82] А.С. Кривцов (некролог) // Академическая летопись. С.
33. (Приложение к <Сборнику Учено-литературного общества при имп. Юрьевском
университете>. Т. XVII. Юрьев, 1910).
[83] Но даже сама смерть А.С. Кривцова предоставила повод к
выпаду против главного врага консерваторов-обрусителей - остзейских немцев.
Найдя, что газета
