На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

[54]. Вряд ли можно заподозрить правоведа такого уровня, как Д.Д. Гримм, в непонимании того, о каких материях вел речь автор. Остается предположить, что недоумение это деланное. Не желая давать открытого сражения на идеологическом поле, либеральный рецензент прибег к проверенному полемическому способу - представил опровергаемое суждение как несуразность, высмеял его. Куда более открыто против обращения законодателя к фигуре <среднего человека> (homo cogens) выступал И.А. Покровский. В частности он отвергал концепцию основоположника теории солидаризма Леона Дюги, согласно которой индивид как субъект права есть не самоцель, но лишь <управитель> тех или иных <правовых сфер>, врученных ему обществом (государством) в расчете на то, что он будет себя вести в отношении их как <средний человек>. На том основании, что и у чудака должно быть право чудачить, Покровский ратует за сужение круга условий, по которым учреждается опека за расточительство[55].

И в то же время именно здесь обнаруживается совпадение точки зрения Кривцова с теми правовыми доктринами, которые, если и не были непосредственными производными от социал-демократической идеологии, то, во всяком случае не колеблясь возводили во главу угла содействие права преодолению социального неравенства и подчинению частного интереса интересам большинства. Мы можем наблюдать как Кривцов защищает Менгера, критикуемого истовым романистом Унгером. При этом предъявляемый Менгеру упрек в <смешении правил морали и права>, способный привести к <вмешательству в область личной свободы и частной жизни> отбрасывается по той причине, что <область норм, лежащих на границе между сферам права и морали представляется весьма обширной и что самая граница между обеими этими сферами должна быть признана очень неопределенной>. Оппонируя Унгеру, А.С. Кривцов энергично высказывается против того <совершенно неправильного принципа, что цель гражданского права состоит в предоставлении индивидууму в известной области юридического господства полнейшей свободы действий, которой он может даже злоупотреблять. Такое воззрение есть запоздалый отголосок римского понятия , а с другой стороны - доктрины естественного права, основанной в этом вопросе всецело на римских понятиях. Эта доктрина совершенно не подходит для современного общества и современного праворазвития. Отношение между обществом и индивидуумом по духу этого праворазвития должны быть изображаемы положительным, а не отрицательным способом>. Таким образом, у А.С. Кривцова были вполне сформировавшиеся воззрения не только по поводу конкретных цивилистических институтов, но и относительно проблем теоретико-правового плана. Причем воззрения эти, как можно было убедиться, совсем не отличались поклонением принципу индивидуальной автономии[56].

Как знать, возможно именно в этом, присущем А.С. Кривцову, типе правопонимания и заключалась подоплека неприятия им концепции О. Бэра. Ведь за догматическим изяществом <договора признания>, максимально упрощающего установление абстрактных обязательств, крылся вполне осязаемый социальный подтекст. И сводился он к облегчению втягивания одних людей в орбиту зависимости от других - при почти полной невозможности государства следить за этими процессами, проверять их обоснованность (хотя бы таким образом, как то позволяют сделать материальные обязательства) и тем самым воздействовать на них. Переходивший от традиционного общества к обществу индустриальному Запад нуждался в гораздо большей мобильности имущественных и обязательственных отношений. Отсюда - <желание иметь доказательства долга без указания каузального момента при этом долге>. Одним из ответов на эту потребность гражданского оборота, как подчеркивает Кривцов, и стал институт признания О. Бэра. Но с не меньшей, а может еще и с большей чувствительностью проблема абстрактных обязательств вставала перед еще только вступающей в полосу модернизации Россией. <Необходимость абстрактных обязательств для развитого оборота, рельефно проявляющаяся в многочисленности видов этого правового явления, а с другой стороны - опасность широкого их распространения для классов экономически слабых и юридически неопытных, ставят в трудное положение науку права и законодателя. Так дело обстоит на Западе, а о русской жизни и говорить не приходится>[57].

Поэтому у А.С. Кривцова по вопросу об абстрактных обязательствах в отечественной науке гражданского права имелись как предшественники, так и последователи. Ограничимся в этом отношении лишь дореволюционным периодом (хотя проблемы, разбиравшиеся Кривцовым, как и собственно его взгляды по этим проблемам, вплоть до сегодняшнего дня не оставляют равнодушными российских цивилистов)[58]. Еще за десять лет до появления его монографии видный русский цивилист В.М. Нечаев осудил бэровскую концепцию именно по причине того, что она уводит в тень вопрос о цели. Между тем в любой сделке <необходим учет общественных интересов и именно им должно служить понятие causa <:> наличность элемента causa есть требование объективного права допускать к защите только соглашения, им одобренные>. И это, пишет Нечаев, должны понять те юристы, которые, подобно Ю. Гамбарову, защищают теорию Бэра как наиболее ясно разграничивавшую понятие <формального и индивидуально-опреде-ленного контракта>[59].

Если данная полемика произошла в рамках Московского юридического общества, то спустя два десятилетия уже в стенах Петербургского юридического общества состоялось весьма острое обсуждение обязательственного раздела проекта Гражданского уложения. Докладчик, председатель гражданского отделения Общества, М.М. Винавер доказывал, что <умолчание о causa в общих нормах о договоре делает определения договора неполными. Между тем в договорном праве почти неограниченно господствует свобода самоопределения частной воли и можно более всего опасаться как бы проявления этой воли не стали в противоречие с самими основаниями и целями гражданского оборота. В основе всякой гражданской сделки лежит интерес - экономическое взаимодействие сторон, реализованное уже или ожидаемое. Только дарственные сделки в этом отношении представляют исключение и именно поэтому для них установлены особо строгие нормы. На хозяйственном расчете зиждется весь строй гражданских сделок, - где его нет, там нет и самой сделки. Правда, с развитием гражданского оборота некоторые абстрактные обязательства (вексель, бумаги на предъявителя) как бы отрешаются от основания своего, но это не означает, что causa отсутствует. Затруднено лишь в видах удобства оспаривание наличия ее, самая форма акта как бы гарантирует наличность и законность causa>. Против усвоения будущим Гражданским Уложением теории цели выступил Н.А. Полетаев: <Нельзя вводить в закон такое неопределенное понятие как causа, под которым юристы понимают самые различные явления. Одни видят в нем психический момент, предшествующий заключению сделки, другие - предположение об экономическом эквиваленте, третьи - цель и т.д. Даже во Франции, где по Кодексу Наполеона causa licite признана существенной принадлежностью договора, комментаторы и практики требуют удаления этого метафизического понятия>. Другие участники прений также сочли излишним дополнять проект особой статьей о causa, ибо <она во всякой возможной сделке предполагается сама собой, к тому же ст. 1059, трактуя об обязанностях лица получившего имущественную выгоду без законного основания, тем самым подразумевает необходимость для сделки законного основания>[60].


Примечания:

[54] Журнал министерства юстиции. 1903. Май. С. 335.

[55] См.: Венок покойному цивилисту. Памяти Г.Ф. Шершеневича. М., 1915; Покровский И.А. Абстрактный и конкретный человек перед лицом гражданского права // Вестник гражданского права. 1913. № 4.

[56] Консервативный настрой А.С. Кривцова проступает, между прочим, в том, что максима <разрешено все, что не запрещено> им по сути сводится к римскому принципу <нет преступления без наказания на то в законе>, но не более того. По его убеждению за всяким формально незапрещенным действием не может быть признано достоинство субъективного права, которое, на его взгляд, должно санкционироваться <особым дозволением> законодателя. В этой связи происходит пикировка с Иерингом, относившим действия, предпринятые в состоянии крайней необходимости, к реализации субъективного права, а потому отрицавшим возникновение в подобных случаях обязательства возмещения убытков. Эти действия, по Кривцову, образуют третью группу - <извинительных действий>, а за убытки, ими причиненные, должны нести ответственность лица, в чьих интересах они были совершены.

[57] Кравцов П. Памяти А.С. Кривцова // Право. 1910. Ст. 2970.

[58] Ср., напр.: Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2002; Кашанин А.В. К вопросу о классификации гражданско-правовых договоров // Юрист. 2001. № 9 и др.

[59] Нечаев В. Теория договора // Юридический вестник. 1888. Октябрь. С. 242-265. Ср.: Гамбаров Ю. Общественные интересы в гражданском праве. М., 1880.

[60] СПб. Юридическое общество (гражданское отделение). Обсуждение вопросов общей части обязательственного права по проекту V книги Гражданского Уложения // Право. 1901. Ст. 155-156.