Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

« Предыдущая |  Оглавление  | Следующая »

Кто выдал такую долговую расписку, - тот, думает Бэр, eo ipso уже выразил волю оспаривать ее только по причинам condictio indebiti. Две эксцепции представляют скорее кажущееся, чем действительное исключение из этого правила, - именно exceptio compensationis и exceptio non adimpleti contractus. Первая из них может быть всегда противопоставлена, хотя бы иску на основании договора признания. Что же касается второй, - то она имеет силу только в том случае, когда . Напротив, [234].

Подобное же значение придается Бэром долговой расписке, если она даже не содержит никакого указания на causa, но просто объявляет, что должник обязан уплатить определенную денежную сумму (так наз. ). В один класс с такой распиской Бэр ставит и заемный документ, в котором уплата займодавцем заемщику валюты помещена только для виду, с целью прикрытия какого-либо другого каузального момента. Такого рода документ объявляется Бэром действительным. [235]. Наш автор не хочет, кажется, делать в этом случае, исключения даже для exceptio non adimpleti contractus, вы-ражаясь в следующей общей форме: lässt sich nach der heutigen Auffassung dieses Begriffs nicht als Ausdruck eines Zahlungsversprechens, dessen Grundlage noch eintreten solle, betrachten, sie trägt vielmehr die Bescheinigung der erledigten causa in sich>[236].

Подобная расписка - более чем простое обещание платежа, - так как она указывает на уже имевшую место реализацию каузального момента при договорном обязательстве. Такое осуществление causa obligationis предполагается поэтому наличным и может быть опровергаемо только должником, который оспаривает долговой документ и ссылается на свою извинительную ошибку по этому поводу.

Относительно формы своего <договора признания>, Бэр сперва считал необходимым письменное его заключение. Позднее он изменил свой взгляд и признал одинаково удобной и устную форму.

§ 32. Теория Кинделя

Теория Кинделя. В резкую оппозицию к Бэру стал Киндель в своем труде: "Das Rechtsgeschäft und sein Rechts-grund". Его учение может быть сведено к следующим тезисам[237]:

1. Долговое обязательство постоянно требует какую-либо causa. - До сих пор разногласия с Бэром еще нет, так как и Бэр ведь утверждает, что договорное обязательство без является <делом психологически невозможным>. Различие во мнениях между обоими писателями проявляется только по вопросу, в чем заключается эта causa, и какое значение она имеет.

2. Формальные обязательства (стипуляция, вексель) переворачивают тяжесть доказательства, по вопросу о существовании каузального момента, с верителя на должника, но также и в этом случае, по Кинделю, нет никакой <оторванности> обязательства от каузального момента.

3. Другие договорные обязательства в письменной форме могут также служить средством подобного перенесения onus probandi, насколько они заключают в себе указание на causa, и насколько этому указанию придается именно такое значение.

4. Словесное обязательство имеет, напротив, силу, во всяком случае, только после изъяснения верителем каузального момента.

Правильным в воззрениях Бэра, по Кинделю, является энергическое оспаривание того предрассудка, что вторичное обещание существовавшего прежде долга является недействительным, если окажется, что на самом деле этот долг или вовсе не существовал, или существовал с какими-либо дефектами. Новое обещание старого долга может прежде всего служить доказательством против подобных дефектов, - а, кроме того, в пользу такого обещания может существовать своя особая causa.

Этим и ограничивается сходство теорий Бэра и Кинделя. Говорить об <абстракции> договорного обязательства от ее causa в том смысле, в котором идет речь о подобной <абстракции> в труде Бэра, представляется для Кинделя делом положительно невозможным. Ничего подобного, с его точки зрения, вовсе не существует.

Теорию, близкую ко взглядам Кинделя, уже за много лет раньше защищал Schlossmann в своей вышедшей в 1868 году инаугуральной диссертации: .

§ 33. Теория Брунса

В известной мере среднее положение между приведенными двумя крайними взглядами, хотя ближе к Кинделю, - занимает Bruns.

Так как Bähr отрицает за какое бы то ни было значение для современного права, так как, по его мнению, везде, где дается новое обещание уплаты для обеспечения старого правоотношения, - имеется на самом деле договор признания, так что обещание уплаты не имеет самостоятельного значения наряду с подобным договором: - Bruns утверждает, что та потребность гражданского оборота, которую Бэр хочет удовлетворить при помощи своего договора признания, - может найти себе разрешение посредством римско-правового института .

Между и <признанием> нет отношения сходства, как этого хочет Бэр. По Брунсу, здесь существует только различие. [238].

По Брунсу, <признание> и в действительной жизни встречаются сплошь и рядом в отдельности и не связаны необходимо друг с другом. <Конститут> без <признания> имеет место во всех тех случаях, когда конституент оставляет вопрос о существовании долга без ответа и дает обещание уплаты только эвентуально, - на случай, если окажется, что он в самом деле должен, - напр., прямо прибавляет, <если долг является действительным>, или, напр., ограничивает обещание уплаты <тем, что я должен>, или <насколько я должен>, или <обещаю уплатить то, что я остаюсь должен> и т.под. Наоборот, признание возможно без конститута. Брунс приводит в качестве примера, что кто-либо дал другому взаймы деньги без всякой расписки, так как он ему вполне доверял, - а потом из предосторожности, имея в виду возможность его смерти, упросил его дать расписку, - так что, хотя мы и имеем <признание>, но нет никакого основания видеть в этом новое обещание уплаты. На самом деле здесь имеется только доказательство в пользу существующего долга, а не новое обязательство, так как без наличности каких-либо особых оснований нельзя удаляться от буквального толкования содержания расписки.

Нет никакого разумного повода считать , <обещание уплаты>, сошедшим со сцены современного гражданского права. Оно также теперь имеет практическое значение и делает Anerken-nungsvertrag> Бэра совершенно излишним. Потребность гражданского оборота, которая побудила Бэра создать институт договора признания, - заключается в желании иметь доказательство долга без указания каузального момента при этом долге. Эта потребность не возбуждает в Брунсе никаких сомнений. Он считает ее подлежащей удовлетворению, - но для этого, по его мнению, не надо создавать ничего нового, когда у нас уже есть готовая форма римско-правового <конститута>. Ведь при конституте вовсе не необходимо указание прежнего долга. Вполне достаточно только подтверждения этого последнего, - напр., <те 100 рублей, которые я уже должен>, или <те 100 рублей, которые получаются в остатке счета>. Указание на каузальный момент здесь отсутствует, а между тем подобные выражения могут вполне послужить в качестве достаточного искового основания, как .

Таким образом, Брунс строго отличает <признание> от <конститута>, придав последнему значение самостоятельного обязательства уплаты и ограничивая первое исключительно доказательственной функцией. Затем Брунс вводит еще понятие . Процессуальное признание, - которое, как известно, представляет распорядительный акт ответчика касательно составляющего предмет процесса отношения материального гражданского права в его целом или в той или другой части, - так как ответчик при этом объявляет, что такие-то юридические факты считаются им правильными и не требующими доказательствами, - это процессуальное признание наводит Брунса на мысль применить подобную же точку зрения ко вне - процессуальному признанию. В самом деле, не то же ли самое может иметь место также и в этом последнем случае? Ведь должнику ничто не мешает и до процесса войти в соглашение с верителем, что в случае процесса известные факты он, должник, будет считать стоящими совершенно независимо от необходимости приводить в их пользу какие-либо доказательства. [239]> Подобное признание не является <односторонним> актом, но заключает в себе договорной элемент. Только предметом этого договора является не уплата существующего долга, как думает Бэр, но доказательство такого долга. . На основании , долг считается доказанным, и должник может обессилить такое доказательство только приведением <обратных доказательств> (), которые являются, однако, вполне достаточными в этой цели, так что не может быть и речи, как этого требует Бэр, о необходимости изъяснения должником наличности, с его стороны, извинительной ошибки при заключении подобного договора.

Само собой ясно, что Брунса никоим образом нельзя смешивать с его же <конститутом>. О <доказательственном договоре> он говорит следующее: [240], - а о <конституте>: [241]. Брунс признает, что, придя к подобному результату, он приближается к точке зрения Бэра, но утверждает вместе с тем, что он придает своему <конституту> более узкую область применения и слабейшее действие, чем это делает Бэр со своим .

В заключение исследования Брунс говорит следующее: [242].

§ 34. Теория Унгера

Самостоятельную точку зрения проводит Unger[243]. Однако по результату он приближается к Брунсу, а по обоснованию этого результата - к Бэру.

Этот писатель видит центр тяжести всего вопроса в придании, в известных случаях, договорному обязательству характера вошедшего в законную силу судебного решения. Договорным обязательством подобного рода Унгер считает Бэровский . В этом случае, по Унгеру, стороны, хотя и без помощи суда, совершают окончательное определение существующего уже между ними отношения обязательственного права, подобно тому как в других случаях та же самая цель достигается посредством судебного решения. Различие между этим последним и <договором признания> состоит только в том, что судебное решение разбирает лишь вопрос, в чем заключается спорное обязательственное право, являясь только <декларативным>, а договор признания носит характер <распорядительного акта> () -касательно такого обязательства и потому называется нашим писателем <конститутивным>. [244]. [245]. От подобного <договора признания> Унгер отличает акцессорное <обещание уплаты>. Договором признания - не более, как акцессорное <обещание долга>, а об уплате здесь непосредственно не заходит речи. <Обещание долга> (, <договор признания>) составляет обещание одинакового содержания с главным обязательством, а <обещание уплаты> () - только обещание заплатить долг. Практическое различие заключается в том, что, тогда как при необходимо действительное существование подлежащего уплате правоотношения, - при <договоре признания> это - безразлично. [246]. [247]. . Договор признания защищается самостоятельным иском, причем не требуется от истца никакого доказательства мотивов к заключению договора. Это является уже делом ответчика - ссылаться на подобного рода моменты для оспаривания юридической силы договора признания. Затем, вовсе не требуется точно <индивидуализировать> признаваемый долг, ввиду того, что иск имеет свой особенный, независимый от этого долга фундамент, который составляет сам договор признания. , кроме случаев принуждения и обмана, может быть оспариваем еще на основании извинительной ошибки должника. В этих случаях применяется condictio indebiti promissi и совершенно по тем же правилам, как condictio indebiti soluti.

Отношение при договоре признания совершенно аналогично тому отношению, которое имеет место при <мировой сделке>. genannt hat (Risch), so kann man den Anerkenntnissvertrag ein Urtheil in Gestalt eines unentgeltlichen Vertrags nennen>[248]. Обе сделки (<договор признания>, <мировая сделка>) представляют, по Унгеру, только разновидности одного и того же более общего понятия - - в широком смысле слова.

Наш автор присоединяется, таким образом, всецело к Бэру по вопросу о сущности договора признания и о его юридических последствиях. Напротив, по поводу области применения этого договора оба писателя значительно расходятся.

Унгер считает, в этом отношении, одинаково неправильными оба крайние взгляда: видеть в каждом обещании уплаты непременно договор признания (Бэр), или же, наоборот, в каждом обещании долга () усматривать (Брунс). untersucht werden, was die Parteien wollten: die Frage, ob Schuldversprechen, ob Zahlungsversprechen, ob verpflichtendes oder nur beweismachendes Anerkenntniss, ist Interpretationsfrage, quaestio voluntatis>[249].

Все дело заключается только в том, [250].

Смотря по решению этого вопроса, следует отличать два вида признания: <декларативное> (по Бэру - ) и <конститутивное> (по Бэру - ). Это различие имеет применение также к долговым документам. Также по отношению к этим последним надо постоянно ставить вопрос, - представляет ли документ или . Другими словами, является ли он или ? В этом отношении, согласно с Брунсом, Унгер утверждает, что [251]. Должник может всегда обессилить подобный долговой документ, который имеет по общему правилу, только доказательственное значение, - посредством <обратного доказательства> (). Однако ничто не мешает, при известных обстоятельствах, придать долговому документу значение <договора признания>. Это может иметь место, - во-первых, в том случае, когда в самом документе содержится такая фраза, из которой видно, что должник прямо признавал долг <юридически связывающим>; а во-вторых, то же самое может вытекать из рассмотрения ближайших обстоятельств, при которых выдан долговой документ, - напр., если должник, после долгих переговоров, признал <связывающим образом> () подвергнутый сомнению заем и выставил документ в пользу этого займа. Само собой понятно, что onus probandi, относительно наличности ближайших обстоятельств, лежит не на должнике, а на верителе.

---

Примечания:

[234] Стр. 267 (200).

[235] Стр. 280 (211).

[236] Стр. 281 (211).

[237] Стр. 72 сл.

[238] Zeitschrift für Rechtgeschichte. I. Стр. 93.

[239] 1. c. Стр. 126.

[240] Стр. 129.

[241] Стр. 130.

[242] Стр. 130.

[243]  В статье: Zur Lehre vom Anerkennungsvertrag, помещенной в Jahrb. f. Dogmatik. VIII. Стр. 179-220.

[244] Стр. 186.

[245] Ibid.

[246] Стр. 189.

[247] Ibid.

[248] Стр. 196.

[249] Стр. 200.

[250] Стр. 201.

[251] 1. c. Стр. 204-205.

« Предыдущая |  Оглавление  | Следующая »