На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

Между тем, подобное толкование фрагмента опять-таки весьма и весьма страдает. Дело объясняется очень просто. В настоящее время, относительно разбираемого места источников, все более и более утверждается тот взгляд, что оно интерполировано. К этому взгляду вполне присоединяюсь и я. В самом деле, в пользу интерполяции несомненно говорит тот испорченный язык, на котором не мог писать Павел, и который совершенно не походит на его обычный стиль. То же самое свидетельствует точное согласие разбираемого фрагмента с позднейшим законом, принадлежащим уже самому Юстиниану. Я разумею 1. 13 C. 4, 30.

Вот почему разбираемый фрагмент дает только картину той стадии развития, в которой находился занимающий нас вопрос в Юстиниановом праве. Однако и эта картина не может быть признана вполне правильной. Дело в том, что, объявляя какое-либо место источников интерполированным, этим выражают обыкновенно ту мысль, что некоторая часть первоначального текста сохранилась в неповрежденном виде, а что относительно других частей сделаны какие-либо изменения или прибавки. Пока установлен только самый факт интерполяции, но не выяснено окончательно, в чем она заключалась, - является, очевидно, невозможным отделить неповрежденную часть текста от поврежденной. Как раз именно таким образом обстоит дело с 1. 25, § 4, D. 22, 3. Чрезвычайно трудно выяснить, что в этом фрагменте принадлежит Павлу и сохранено компиляторами, как это часто имеет в Юстиниановой компиляции, только по недоразумению, - и что составляет дело рук самих компиляторов.

Отсюда недалеко до следующего вывода: место источников, - относительно содержания которого недостает твердых данных, чтобы решить, какая часть его принадлежить к Юстинианову времени и какая составлена на целых триста лет раньше, - не может иметь какого-либо серьезного научного значения для разрешения занимающей нас задачи.

§ 26. Обязанность для верителя при стипуляции доказывать реализацию каузального момента

III. a. В результате нашего изложения мы получили причисление стипуляции к категории абстрактных обязательств. Совершенно иным является вопрос, который очень часто смешивают с предыдущим вопросом, - это вопрос об объективной реализации causa при стипуляции. Должен ли веритель доказывать осуществление каузального момента, - или, наоборот, является делом обязанной стороны - приводить доказательства против наличности такой реализации? Другими словами, имеется ли в пользу верителя презумпция осуществления causa obligationis, подобно тому, как для него существует презумпция относительно causa в субъективном смысле (II c).

α. Когда causa stipulationis, по ее природе, следует относить к событию, долженствующему исполниться позднее самого стипуляционного акта, - то отсюда весьма ясно, что этот акт сам по себе не может вызвать никакой презумпции в пользу осуществления такого события. Это выражено в 1. 57 D. 24, 1 на тот случай, если будущая causa нашла себе выражение в самом стипуляционном акте, но, конечно, должно быть принято в смысле общего правила[199].

β. Если causa - такого характера, что является совершенно неопределенным, наступит ли ее реализация после со-вершения стипуляционного акта, или уже имела, может быть место до него, - то веритель вовсе не освобождается от обязанности доказательства такой реализации. Само собой понятно, что ничто не мешает, чтобы к обещанию стипуляции было присоединено признание со стороны должника, что causa в его пользу уже осуществилась, и, в таком случае, выше упомянутая обязанность спадает с плеч верителя, но, если этого нет, то это - веритель доказывает осуществление каузального момента.

Сказанное прекрасно иллюстрируется правилами римского права об exceptio non numeratae pecuniae. При mutuum правозарождающим юридическим фактом служит, как известно, реальный момент уплаты денежной суммы займодавцем заемщику. Очевидно, доказательство того, что этот момент воспоследовал, должно падать на того, кто ссылается на возникновение договора займа, т.е. на верителя. Опыт показывает, что стипуляция при mutuum очень часто заключалась прежде уплаты денег, именно в ожидании того, что она совершится в будущем. Ясно, что доказательство подобной утраты принадлежит верителю по такой стипуляции, c. 3, c. 10 C. 4, 30, так что здесь действует утверждаемое нами правило, - что если является неопределенным, когда имеет место осуществление каузального момента - (до заключения стипуляции, или после нее), - то onus probandi, на счет подобной реализации, несет кредитор, а не должник.

γ. Наконец, causa стипуляции может относиться к такому моменту, реализация которого, если она вообще совершится, непременно должна наступить в период времени до заключения стипуляционного акта. Может ли составление этого последнего служить, в этом случае, в качестве доказательства реализации каузального момента?

Наши источники, которые вообще, как только заходит речь о распределении тяжести доказательства, становятся крайне скупыми, - не содержат прямого ответа и на этот вопрос. Мы должны поэтому прибегнуть к рассмотрению некоторых аналогичных отношений.

В principium и предыдущих параграфах недавно цитированного нами 1. 25, § 4, D. 22, 3 содержатся првила о condictio indebiti по поводу имевшей место уплаты. Этими правилами тяжесть доказательства, относительно несуществования долга, возлагается на кондицента. Можно ли применить по аналогии подобное же правило к стипуляции, которая совершилась в расчете на мнимо существующую реализацию каузального момента, чтобы, также и при такой стипуляции, приведение доказательств в пользу неосуществления causa возложить на это лицо, которое хочет оспаривать юридическую сделку?

Заметим, что стипуляционное обязательство не может быть никоим образом поставлено, во всех отношениях, в один ряд с юридическим актом уплаты. Хотя формальный характер стипуляции придает обязательству в высокой степени прочность, - однако ей еще очень далеко до той степени прочности и до того окончательного характера, которыми отмечена <уплата>. При уплате имеется существующее фактическое состояние, о разрушении которого поднимается вопрос; а при стипуляции - лишь обеспеченное известными средствами юридическое отношение обязательственного права, только о фактическом осуществлении которого идет речь. Это различие нашло себе выражение также и в римском праве, которое обнаружило большую осторожность в деле оспаривания уплаты, чем стипуляционного обязательства[200]. Так, напр., стипуляция может быть оспариваема, даже если causa была для обеих сторон; между тем как при уплате в подобном случае кондикция исключается по правилу [201]>. Точно так же при займе, совершенном в нарушение sc. Macedonianum, если воспоследовала уплата заемщиком займодавцу, - кондикция не имеет места, - тогда как при наличности только обещания в обход упомянутого сенатусконсульта, хотя бы такое обещание было дано даже и в стипуляционной форме, - оно парализуется посредством exceptio sc. Macedoniani[202]. Другой пример подобного различия между стипуляцией и уплатой представляет sc. Vellejanum[203]. Запрещение проводится этим последним только в том случае, если совершается в форме заключения обязательства с такой целью (interceden-di causa), но не в том случае, если она совершается в виде реальной без предыдущего обязательства, 1. 4, § 1, D. 16, 1: [204].

Указанное различие - между обязательством, хотя бы и стипуляционным, и уплатою - выступает не только в тех случаях, где, как в приведенных примерах, замешан публично-правовой интерес, - но также, когда такого интереса нет налицо. В подтверждение сказанного, приведем 1. 19, § 1, D. 18, 6 и 1. 24 C. 8, 44. Оба места источников утверждают, что уже одно то обстоятельство, что возбужден () вопрос о праве собственности по поводу объекта договора купли-продажи, - вполне достаточно, чтобы покупатель счел себя вправе отказаться заплатить покупную сумму до окончательного выяснения поднятого вопроса. То же самое правило устанавливает 1. 17, § 2, D. 44, 4 даже на тот случай, если обещание заплатить цену было дано покупателем продавцу в стипуляционной форме. Совершенно напротив, если уже произошла уплата (1. 74, § 2, D. 21, 2), то, при подобных же обстоятельствах, кондикция считается исключенной[205].

Приведенный материал из источников делает понятным, что стипуляция никоим образом не может быть поставлена во всех отношениях наравне с уплатой. При уплате строилась презумпция, что она произошла уже после того, как был реализован каузальный момент в пользу плательщика. В самом деле, является маловероятным, что то лицо, которое предприняло такой убыточный для себя экономический шаг, как уплата, не убедилось прежде в том, что оно действительно к этому обязано. Эта малая вероятность выражена в 1. 25 pr. D. 22, 3: . Напротив, стипуляция не представляет такого решительного шага, так как здесь все-таки нет непосредственной экономической потери, - но только имеется юридическая возможность, что таковая наступит в будущем. Само собой понятно, что обоим актам, как стипуляции, так и уплате, - не может быть придано одинакового юридического значения уже по одном этому соображению. Это же самое соображение легло в основание 1. 3 C. 4, 5. В этом законе говорится, что гораздо легче можно допустить кондикцию документа о сумме денег, составляющей предмет мнимого долга, - чем самой этой суммы, когда она уже уплачена. Однако, несмотря на такое неодинаковое значение стипуляции и уплаты - с рассматриваемой точки зрения, - мы вовсе не хотим этим сказать, чтобы должник, заключая стипуляцию, не принимал на себя никакой жертвы. Известная жертва имеется, конечно, и в этом случае, - только она является меньшей, чем при уплате. Вот почему и при стипуляции также может иногда возникать вопрос, является ли вероятным, чтобы должник решился заключить этот акт, не видя себя в окончательном обладании эквивалентом, ожидание которого составляет causa stipulationis.

Для разрешения этого вопроса следует обращать внимание на те обстоятельства, которые имеют место в каждом отдельном случае. Стипуляция может быть, например, вызвана тем сомнением, которое господствует между сторонами, относительно реализации каузального момента по какому-либо другому обязательству, так что целью заключения стипуляции является признание должником осуществления этого момента. Правда, такое признание носит только <доказательственный> характер, так что может быть свободно опровергаемо должником, но, тем не менее, пока этого не случилось, действует презумпция в пользу действительной реализации causa stipulationis. Стипуляция в подобном случае может уже довольно близко подходить к уплате, если, напр., она представляет простое погашение уже существующего долгового обязательства: но она может также носить совершенно другой характер, а именно временного обеспечения спорного долгового обязательства, окончательное выяснение действительности которого откладывается сторонами до позднейшего времени. Само собой понятно, что в этом последнем случае стипуляция по своему значению уже совершенно не походит на уплату. Должно ли принять in concerto то или другое, - опять-таки покоится на индивидуальных особенностях отдельных случаев. Между тем, интересующий нас вопрос, - обязан ли веритель доказывать реализацию каузального момента при стипуляции, - подлежит в обоих случаях различному ответу. В первом случае, т.е. когда стипуляция предпринимается для погашения уже существующего долгового обязательства, - можно выставить такую же презумпцию, как и при уплате, - т.е. что все моменты, имевшие какое-либо значение для заключения стипуляции, а в том числе и каузальный момент, - были уже окончательно выясненными во время ее совершения. Вот почему веритель освобождается здесь от необходимости доказывать реализацию каузального момента. Ведь стипуляция в подобном случае не может быть объяснена иным образом, кроме только того соображения, что стороны, ее заключившие, подвергли самой внимательной оценке все относящиеся к ней моменты и нашли все в порядке. Во втором случае, - т.е. когда стипуляция предпринимается в целях временного обеспечения спорного долгового обязательства, и когда разъяснение по вопросу о реализации каузального момента откладывается до будущего времени, - тогда должно иметь силу общее правило, по которому осуществление каузального момента должно быть доказываемо верителем, 1. 3, § 5, D. 37, 6.

§ 27. Правило 1.4, § 2, D. 2,4

b. Когда называют стипуляцию абстрактным обязательством, - под этим термином иногда разумеют, что хотя бы отсутствие реализации каузального момента было вполне ясным, - стипуляция остается действительной, пока эта действительность не будет парализована соответствующим процессуальным средством со стороны должника.

Ссылаются обыкновенно на то, что при недостатке causa в объективном смысле дается только exceptio[206], и что стипуляция при этом не объявляется "IPSO nulla iure".

Такой взгляд нельзя считать в достаточной степени обоснованным. Прежде всего существует целый ряд мест, идущих прямо в обратном направлении. Сюда относится, напр., 1. 3, § 5, D. 37, 6. В этом фрагменте прямо сказано, что при отсутствии causa должник <EX iure erit tutus ipso stipulatu>. Также - 1. 4, § 2, D. 2, 4: "NUPTIIS iure ipso stipulatio evanescit secutis non". Затем, этот взгляд в весьма большой степени преувеличивает значение римской эксцепции. Еще подлежит сильному сомнению, имел ли римско-правовой институт эксцепции какое-либо значение, кроме только чисто исторического, обусловленного своеобразной структурой рисмкого гражданского процесса[207]. Я не буду входить в рассмотрение этого вопроса, так как это слишком отвлекло бы нас в сторону. Ограничусь только следующими замечаниями. Обыкновенно обращают внимание, относится ли exceptio к содержащемуся в самом стипуляционном акте моменту, или же она касается такого обстоятельства, которое лежит совершенно вне акта стипуляции? В последнем случае каузальный момент, находясь вне самого стипуляционного акта, - является как бы ограничивающим действие стипуляции, а потому даже если отсутствие его реализации не подлежит никакому сомнению, - требуют exceptio должника для ослабления силы обязательства. В первом же случае считают, что недействительность наступает ipso iure. Этому правилу нельзя, однако, придавать абсолютного значения. Кроме того, что оно не может быть вполне проведено через все относящиеся сюда места источников, никогда не надо забывать следующего изречения юриста Павла в 1. 112 D. 50, 17: "NIHIL iure ipso non infirmetur exceptionem per an habeat, acionem quis interest,". Применение этого принципа к стипуляции мы видим в 1. 25 D. 45, 1 и в 1. 3, § 1, D. 13, 5. В последнем месте должнику дается при стипуляции кондикция, относительно которой сказано, что ею должник "CONSEQUI liberetur ut potest," и что ею достигается "UT stipulatio fiat accepto tota"[208]. Юрист этим вовсе не хочет сказать, что лишь посредством condictio должник добился недействительности стипуляции. Напротив, эта недействительность существовала еще раньше, но путем condictio создано только формальное признание такой недействительности (оспариваемость)[209]. Таким образом, посредством юридических средств "CONDICTIO" и "EXCEPTIO", как на это есть весьма много свидетельств в источниках[210], достигается возможность формального признания недействительности стипуляции, если осуществление каузального момента на самом деле не имело места.

§ 28. Теория Бэра о стипуляции

c. Предыдущее изложение показало нам, что стипуляция поставлена в строгую зависимость от того, что мы, во введении к настоящему труду, условились обозначать термином causa в объективном смысле, - т.е. от действительного осуществления предложений должника насчет эквивалента. Теперь нам предстоит рассмотреть более частный случай стипуляционной causa, именно когда стипуляция предпринята по поводу уже существующего обязательственного отношения между сторонами. Весьма часто говорят в этом случае об <абстрактной> природе стипуляции в том смысле, что для стипуляционного обязательства не имеет значения causa того первоначального обязательства, которое заменила стипуляция.

В этом-то смысле абстрактный характер стипуляции имеется в виду Бэром в его известном труде: [211]. Он утверждает, что, если стипуляция заключена в расчете на уже существующее обязательство, так что можно сказать, что она предпринята или , - то вопрос о том, действительно ли то обязательство, на место которого вступила стипуляци, является обоснованным или нет, - не имеет здесь никакого значения. По отношению к этому обязательству, стипуляция приобретает действие, как выражается Бэр, <настоящего признания>. Она должна быть рассматриваемой в качестве <связывающего акта воли>, так как для того, кто ее предпринимает, юридические факты, обусловливающие действительность первоначального обязательства, представляются как бы существующими, хотя бы на самом деле, оказалось, что их вовсе нет налицо[212].

Возражения против такого взгляда частью покоятся на тех же самых соображениях, которые уже были приведены[213] против мнимого значения уплаты, как <настоящего признания>, - а частью - на соображениях, приведенных несколько выше (III a γ) при сравнении <уплаты> и <стипуляции>. Здесь следует сделать только несколько добавлений.

Отметим прежде всего, что сам Бэр делает следующее ограничение своей теории стипуляции. Если должник докажет, что он находился в <извинительном заблуждении> () относительно тех моментов признаваемого обязательства, существование которых он предполагал при заключении стипуляции, - то эта последняя является недействительной.

Однако даже с подобным ограничением его теория не выдерживает критики. Главный аргумент Бэра заключается в том, что так как подобная стипуляция предпринимается solvendi causa, - то она должна подлежать обсуждению по тем же правилам, как <уплата>, - а вследствие того, что последняя имеет значение <настоящего признания>, - то таковое должна приобрести и стипуляция. В пользу такого приравнения стипуляции к уплате он приводит немало доказательств из источников.

С этой аргументацией мы не можем, однако, согласиться. Прежде всего является недоказанным тот факт, что стипуляция, предпринятая в расчете на какой-либо лежащий в прошедшем момент, постоянно имеет характер уплаты по тому обязательству, которое вызвано этим моментом. Это может, на самом деле, иметь место, но возможна и другая комбинация (III α γ), а именно, просто временное обеспечение обязательства, окончательное выяснение которого находится еще in suspenso впредь до будущего времени.

Затем, даже в том случае, если бы удалось констатировать, что стипуляция выступает - solutionis causa, - никоим образом не верно, что она во всем должна иметь значение, подобное <уплате>. Несколько выше мы говорили, что это как раз не имеет места. Доказательства, приводимые из источников Бэром в пользу такого взгляда, - не представляются убедительными. Но приведем такие места, которые прямо против Бэра. С этой точки зрения следует указать на 1. 3 C. 4, 5, где дается кондикция относительно документа, удостоверяющего долговое обязательство, чем относительно состоявшейся уплаты. Помимо всего этого, даже если приписывать одинаковое значение стипуляции и уплате, никоим образом нельзя отсюда сделать того вывода, к которому приходит Бэр, так как самой уплате нельзя придавать, в виде общего правила, согласно вышеприведенным[214] соображениям, значения <настоящего признания>.


Примечания:

[199] 1. 2, § 3, D. 44, 4, 1. 46 pr. D. 23, 3.

[200] Bähr. Anerkennung. Стр. 94 сл. (70 сл.).

[201] 1. 8 D. 12, 5, 1. 5 C. 4, 7.

[202] 1. 9, § 4, 5, D. 14, 6.

[203] 1. 40 pr. D. 12, 6.

[204] 1. 4, § 1, D. 16, 1.

[205] См. также 1. 3 D. 18, 5.

[206] 1. 2, § 3, D. 44, 4.

[207] Bekker. Aktionen. II. Стр. 275 сл.

[208] См. также 1. 1 pr. D. 12, 7 1. 76 D. 23, 3 1. 31 D. 12, 6, c. 1. C. 2, 5.

[209] Kindel. 1. c. Стр. 136 сл. неправильно переносить подобный порядок на traditio, так как он подходит только к стипуляции.

[210] 1. 5, § 1, D. 19, 1, 1. 15 C. 8, 40.

[211] Стр. 65 (48) сл., стр. 103 (77) сл. Изложение Бэра имеет главным образом в виду те последствия, которые отсюда можно вывести для современного права. Об этом у нас будет речь ниже.

[212] Стр. 82 (61).

[213] См. выше стр. 99 сл.

[214] См. выше стр. 99 сл.