Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве
b. Безнравственная цель, прямо или косвенно, выражена в самой юридической сделке.
α. Это имеет место прежде всего в том случае, когда сами обязанности по своему содержанию являются безнравственными.
β. Безнравственным является выговоренный эквивалент или по самой своей природе, или, если он является эквивалентом за что-либо такое, что, с точки зрения закона составляет непременную обязанность, которая должна быть исполняема без всякого вознаграждения. Об этих случаях почти исключительно идет речь в титулах D. 12, 5 и C. 4, 7. Предположения эквивалента всегда оказывают решающее влияние на судьбу юридической сделки. Если таким образом эквивалент отмечен безнравственным характером, - то отношение является подточенным в корень, а потому и самый юридический акт недействителен. Здесь мы видим опять значение <правовой цели>: безнравственность правовой цели делает недействительной юридическую сделку.
Таким образом, если безнравственность эквивалента обнаруживается прямо из самого обязательственного договора в той форме, как он нашел себе внешнее подтверждение, - то это обстоятельство оказывает опорочивающее влияние на самый договор. Но то же самое может случиться также в том случае, если безнравственность эквивалента будет обнаружена не из самой юридической сделки, а косвенным путем. Мы уже видели в самом начале нашего изложения, что, предъявляя иск в суд, веритель обязан сделать указание насчет каузального момента при договорном обязательстве. Из этого-то указания и может обнаружиться безнравственный характер эквивалента, хотя бы сам акт не давал никакого повода к подобным заключениям.
γ. Безнравственность условий, прибавленных к юридической сделке, влечет за собой, как известно, недействительность сделок между живыми (inter vivos). Это потому, что при отпадении безнравственного условия отпадает предположение эквивалента для условно-уп-равомоченной стороны, так как осуществление условия именно носит для этой стороны характер реализации эквивалента.
Выше (β) мы говорили, что сделку опорочивает безнравственный характер предположения стороны об эквиваленте при этой сделке. Нельзя отрицать, что в некоторых случаях подобный же эффект имеет место при каждом предположении, не отвечающем требованиям морального характера, 1. 123 D. 45, 1. Это бывает во всех тех случаях, когда предположение, согласно выше развитым правилам, являлось заметным для соконтрагента и было принято противоположной стороной. В самом деле, нравственный порядок подлежит опасности не только в том случае, когда у должника может быть констатирована воля не считать себя связанным, если не осуществится безнравственное отношение (условие), - но это имеет силу совершенно в равной мере, если воля, выраженная в сделке, отмечена столь безнравственным характером, что она вовсе не имела бы места, если бы сторона не исходила из какого-либо неморального стимула (предположения).
§ 19. Продолжение
B. Договорное обязательство вызывается мыслью уже существующей безнравственной цели.
Весьма многие писатели[174]
исходят из той мысли, что делающая договор недействительным
Между тем, на наш взгляд, вовсе нельзя считать абсолютно невозможным установить, относительно прошедших моментов безнравственного характера, ту же точку зрения, которая применяется при юридических сделках касательно будущих моментов подобного же рода. В самом деле, выгода, доставляемая сделкой одной из сторон, может служить наградой за лежащий в прошедшем поступок, который противоречит требованиям морали, и причинная зависимость между этим поступком и юридическим актом может быть выяснена с надлежащей точностью. Как же относилось к этому вопросу римское право?
Преобладающее число мест источников в титулах D. 12, 5 и C. 4, 7 имеют в виду будущую безнравственную цель при обязательственном договоре и касаются только этого вопроса. Однако некоторые фрагменты выражены в столь общей форме, что словом "causa turpis" охватывается также обстоятельство безнравственного характера, лежащее в прошедшем. Так, напр., в 1. 4 pr., § 3, D. 12, 5 и в 1. 5 C. 4, 7 говорится, что не только уплата денежной суммы вперед за совершение "stuprum" носит опорочивающий юридическую сделку характер, но что то же самое бывает также в том случае, если подобная уплата была выговорена уже после совершения "stuprum". Укажем еще на с. 1 и с. 2 C, 4, 7, 1. 123 D. 45, 1. В последнем цитированном месте Папиниан прямо говорит: "Si flagitii facendi vel facti causa concepta sit stipulatio, ab initio non valet".
Не следует забывать, однако, что прошедшее безнравственное событие может оказывать влияние на сделку только в том случае, если будет точно констатирована причинная связь между этим событием и самой сделкой. Таким образом, цитированные места источников только ограничивают общее правило, - что безнравственное событие должно лежать в будущем, - но отнюдь не изменяют коренным образом действия этого общего правила. С этой точки зрения будут понятны следующие слова Ульпиана: "Affectionis gratia neque honestae, neque inhonestae donationes sunt prohibitae, honestae erga bene merentes amicos vel necessarios, inhonestae circa meretrices (1. 5 D. 39, 5)".
Все дело сосредоточивается, согласно сказанному, в определении причинной связи между обязательственным договором и прошлым безнравственным действием. Такая связь имеет место во всех тех случаях, когда обещанная "praestatio" выступает исключительным эквивалентом за безнравственное действие того лица, в пользу которого, согласно обещанию, должна быть совершена
Между тем, весьма часто бывает очень затруднительно сказать, является ли обещанная "praestatio" в роли такого исключительного эквивалента за имевшее место в прошедшем безнравственное действие? Для разрешения этого вопроса очень важно, - придавал ли сам обещатель такое значение своему обещанию? Однако вместе с тем следует принимать во внимание то соображение, имел ли обещатель какой-либо другой разумный мотив в пользу своего обещания, кроме вознаграждения соконтрагента за содеянный последним безнравственный поступок. Только после такого точного исследования всего дела можно признать, что вознаграждение носит характер исключительного эквивалента за прошлое действие неморального характера.
c. Вопрос о "causa turpis" при дарении.
По вопросу о том, может ли в известных случаях быть объявлено недействительным дарение, предпринятое "ob turpem causam", - следует сделать следующие замечания относительно римской donatio.
Ввиду того, что при дарении мы имеем дело с сознательным отрицанием эквивалента, - вопрос об его безнравственном характере вовсе не может быть и возбуждаем. Что же касается <условий> и <предположений>, - то следует признать, что дарение с этой точки зрения должно быть поставлено совершенно наравне с другими юридическими сделками. Однако по поводу первого пункта на некоторое сомнение наводит fr. 5 D. 39, 5, по которому дарение является недействительным "ob turpem causam". Для того, чтобы объяснить этот фрагмент, следует припомнить то, чтó мы говорили выше о разницах во взглядах более древних и новых римских юристов на дарение. Тогда как первые вовсе отрицали возможность возложить на одаренного исполнение какого-либо действия, - вторые, напротив, охотно это допускали. Очевидно, цитированное место основано на такой новой точке зрения относительно дарения. Оно имеет в виду, очевидно, или negotium mixtum cum donatione или условное дарение, причем в последнем случае условие вовсе не играет роль эквивалента для дарителя, а служит только известным ограничением в пользовании подаренной вещью. Обо всем этом мы говорили подробно несколько выше, рассматривая вопрос об отрицании эквивалента при дарении.
Отдел II АБСТРАКТНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Глава I. Стипуляция
§ 20. О causa при стипуляции вообще
Главной отличительной чертой стипуляции служит, как известно, то обстоятельство, что она была тесно связана с той формой, в которую была облечена. Это находило себе, между прочим, выражение в том, что вопрос верителя и ответ должника должны были находиться в полном согласии друг с другом, - что
Вместе с тем, была дана возможность придать, в известной степени, самостоятельное юридическое значение фиксированному таким путем основанию для юридической сделки. Этого сделать было невозможно при обыкновенном, необлеченном в подобную форму, обещании. Обещание должника, в огромном большинстве случаев, является только отдельным членом более сложного юридического отношения. Другими словами, 99 раз из 100 случаев обещание имеет целью получение известного эквивалента. Вот почему при обыкновенном обещании не выделяют этого обещания из того имущественно-правового отношения, в котором оно образует только отдельный член, и не придают ему самостоятельного значения.
Того же самого нельзя сказать про стипуляцию[175].
К числу подобных соображений относится, главным образом, та значительная выгода, которую получает веритель вследствие того, что он в состоянии быстро осуществить принадлежащее ему право требования, не вдаваясь в рассмотрение часто весьма сложного вопроса об эквиваленте.
Кроме того, выставляя в своем месте требования констатирования верителем наличности эквивалента при юридической сделке, которая послужила основанием для его иска, - я вовсе не хотел этим сказать, чтобы такое правило не допускало исключений, но, напротив, указывал уже в введении к настоящему труду, что такие исключения, действительно, имеют место, образуя собой случаи так называемых <абстрактных обязательств>. К числу подобных абстрактных обязательств и принадлежала в римском праве стипуляция.
Облегчая верителю возможность осуществить его право требования, стипуляция вовсе не нарушала интересов должника. Не говоря уже о том, что в действительности она очень часто имела место, когда эквивалент в его пользу бывал уже реализован, - она не отнимала, как мы увидим, у него возможности добиваться разрешения вопроса об эквиваленте в том же самом стипуляционном процессе. Правда, интерес верителя был бы в еще большей степени удовлетворен, если бы вопрос об эквиваленте был каждый раз выделяем из стипуляционного процесса в самостоятельное судебное дело. Между тем, такой интерес нельзя было бы назвать справедливым. Кредитор уже в достаточной мере облегчен тою свободою, которая дается ему при стипуляции по поводу обычной при других договорных обязательствах необходимости самому делать указания насчет каузального момента. Предоставлять ему нечто бóльшее - слишком повредило бы интересам обязанной стороны. Если этой последней не давать возможности выдвинуть всегда вопрос о реализации эквивалента в течение стипуляционного процесса, - то это повело бы только к несправедливой суровости против должника и послужило бы причиной к тому, что веритель весьма часто вполне удовлетворил бы своим притязаниям, - тогда как должник, выиграв дело в процессе об эквиваленте, следующем за стипуляционным, - все-таки не мог бы фактически осуществить принадлежащего ему права на эквивалент, так как веритель в промежутке между двумя процессами мог легко скрыть свое имущество, и судебное решение, относительно эквивалента, не могло бы быть приведено в исполнение.
После этих общих рассуждений, приступим к детальному рассмотрению
правил римского права относительно стипуляции. Сделаем, впрочем, еще одно
замечание предварительного характера. Мы отнесли стипуляцию к категории
абстрактных обязательств. Этот термин в обширной литературе предмета страдает
значительной неопределенностью, и различные писатели связывают с этим словом
самые различные понятия. Слово <абстрактное>, прибавленное к слову
<обязательство>, обозначает только то, что обязательство <отвлечено> от чего-то
другого, т.е. в разбираемом случае, от
Приступая к исследованию вопроса о значении каузального момента при стипуляции, мы разложим этот вопрос на целый ряд детальных вопросов, из которых он слагается, и постараемся дать ответ на каждый из этих пунктов отдельно.
§ 21. Стипуляция сделана "каузальной" по самому своему содержанию
I. Абстрактный характер стипуляции можно было бы понимать в том смысле, что она сделана абсолютно независимой от того экономического отношения между сторонами, которым она вызвана к жизни. С этой точки зрения обязательство при стипуляции опирается только на формальный смысл слов, т.е. не придается какого-либо значения иному моменту кроме того факта, что сторона дала свое обещание в обязательной по закону форме, - другими словами, при этом признается, что causa вообще не может иметь какого-либо значения при стипуляции.
Что римская стипуляция не является абстрактной именно в этом смысле, - нетрудно убедиться из нижеследующего.
a. Имела ли она вообще даже при своем первом появлении на
свет, столь безусловный формальный характер[177],
- об этом нельзя сказать ничего определенного кроме только того, что нельзя не
признать, что подобный порядок был бы в известной гармонии с тем крайним
формализмом, который глубоко проникал в самые различные институты древнего
имущественного права. Однако даже если признать существование чего-либо
подобного относительно стипуляции, - то она, во всяком случае, уже довольно
рано вышла из этой стадии своего развития. Сперва начали признавать возможность
включать в стипуляцию различные условия[178],
а этим открылся путь для придания значения эквиваленту при стипуляции. Примером
того, как часто предположене стороны относительно эквивалента облекалось в
одежду условия, - служат даже места из Юстиниановой компиляции, как, напр., 1.
19, § 6, D. 39, 5, где приведенное условие (
Прямым доказательством, что вопрос об этом последнем постоянно
возбуждался, - как только стипуляция выступила на историческую сцену, - служит
постоянно употребляемый[179] или
подразумеваемый[180] термин
Наиболее частый случай <каузальной> стипуляции, т.е. такой
стипуляции, где указание на causa содержится в самом стипуляционном акте, это -
стипуляция
Во всех приведенных примерах слово
Таким образом, есть целый ряд случаев, когда стипуляция, по
самому своему содержанию, сделана <каузальной>. В этих случаях к ней надлежит
применять, - правда, с известными ограничениями, общие правила о causa при
обязательственном договоре. В источниках нет никакого указания на то, чтобы
здесь имела место некоторая <абстракция> от каузального момента, -
напротив, совершение стипуляции прямо рассчитано на существование такого
момента. Форма стипуляции служит также и в этом случае для ближайшего
определения содержания обязательства, и насколько это происходит на самом деле,
- мы можем с полным правом сказать, что
Примечания:
[174] См. Vangerow. Pandekten. III. § 627 примеч., Dernburg. Pandekten. II. § 140. Стр. 356.
[175] См. Anerkennung Бэра, Gneist. Die formellen Verträge. 1845, Liebe. Die Stipulation und das einfache Versprechen. 1840, Schlesinger. Zur Lehre von den Formalcontracten. 1858, Schlossmann. Zur Lehre von der Causa obligatorischen
Verträge. 1868,
Schuin. Geschichte des
Röm. Rechts. 1889. Стр. 332 сл.
[176] Ihering. Geist des Römischen Rechts. II. 2. Стр. 479 сл.
[177] В пользу такого взгляда Liebe. 1. c. Стр. 83.
[178] Ihering. Geist
des Röm. Rechts. II. Стр. 541-542.
[179] 1. 17
D. 21, 2, 1. 1 pr. D. 20, 4.
[180] 1. 10,
§ 1, D. 41, 1, § 3, J. 2, 9, Gai Inst. II, 87.
[181] 1. 1, § 15,
D. 45, 2, 1. 37 pr. D. 41, 1 1. 31 pr. D. 41, 1, 1. 55 D. 44, 7.
[182] 1. 4, § 2, D.
2, 14, 1. 21 D. 23, 3.
[183] 1. 14,
§ 1, D. 46, 2.
[184] 1. 83,
§ 6, D. 45, 1.
[185] 1. 2, § 5, D.
12, 1.
[186] 1. 18,
§ 3, D. 45, 3.
[187] 1. 47
D. 45, 1.
[188] 1. 1, § 14,
D. 36, 3.
[189] 1. 27
D. 46, 2.
[190] 1.
122, § 4, D. 45, 1.
[191] Pauli
Rec. Sent. V, 7, § 1.
