Кассо Л.А. Понятие о залоге в современном праве
В связи с подобными явлениями, не нарушающими придаточного характера залогового права, нужно упомянуть о тех правоотношениях, из которых ввиду допущения в них залоговых правомочий в пользу собственника неоднократно[117] выводилось, что по римскому праву залог может иметь характер самостоятельного права. Из числа мест, относящихся к данному учению, нужно конечно исключить l. 30, § 1 D. 44. 2[118], так как в ней речь идет, наоборот, о случае, где требование неудовлетворено и где именно ввиду этого обстоятельства кредитору, приобретшему заложенную наследодателю вещь, дается иск, называемый юристом actio hypothecaria, так как он вкладывался в формулу залогового права[119]. Что же касается до остальных мест[120], то они имеют в виду приобретение заложенной вещи в связи с прекращением требования уничтоженного или путем datio in solutum в пользу залогодержателя или куплей-продажей, в силу которой третье лицо, приобретшее заложенную вещь, удовлетворяет из покупной суммы старейшего кредитора. Собственник в таких случаях защищается против притязаний последующих залогодержателей и получает возможность воспрепятствовать осуществлению их правомочий, насколько они в состоянии нарушить его интересы[121]. Но недопущение других залогодержателей к непосредственному удовлетворению вряд ли можно считать отступлением от общего принципа, на основании которого залог прекращается, когда собственность и jus in rem alienam соединяются в одном лице[122]; так же трудно усмотреть здесь аргумент в пользу самостоятельности залогового права у римлян и отрешения его от требования. Противодействие, оказываемое приобретателем вещи в форме возражения[123] или даже иска[124], вытекает в сущности из его права собственности, которое призвано здесь к особенной функции: оно должно отстаивать для него ту часть стоимости вещи, которая соответствует уплаченной сумме. Эту привилегию собственника нельзя считать залоговым правом в настоящем смысле слова[125], так как здесь нет основного момента ипотеки - права на удовлетворение путем distractio[126]. И нельзя не признать, что это исключительное и случайное положение собственника мало напоминает современную Eigenthümerhypothek некоторых законодательств, которая является именно самостоятельным вещным обеспечением, предоставленным в распоряжение собственнику независимо от существования обязательства.
Рассматривая соотношение вещного права и обеспечиваемого им обязательства[127], мы имеем в виду нормальное явление, когда это личное правоотношение защищается соответствующим иском. Но существуют, как известно, случаи, где долговое обязательство лишено своей естественной крепости, где объективное право не дает кредитору принудительного средства для достижения цели. Эти разнородные случаи подводятся в римском праве под общее понятие об obligatio naturalis. Давно уже доказано, что в этом учении обобщения опаснее, чем где-либо. И если l. 5 pr. D. de pign. говорит, что res hypothecae dari posse vel pro civili obligatione vel tantum naturali[128], это не значит, что должнику и кредитору принадлежит безусловное право обеспечивать залогом всякую obligatio naturalis. Из этой статьи можно вывести прежде всего, что, когда вследствие известных моментов обязательство лишается обыкновенной своей защиты, т. е. личного иска, установленное для него вещное обеспечение может оставаться в силе: l. 14, § 1 D. de pign. ex quibus casibus naturalis obligatio consistit, pignus perseverare consistit[129]. Эти слова могут быть отнесены между прочим к случаю, где вследствие capitis deminutio личные иски против должника временно прекращаются, но нет при этом основания освобождать вещи, находящиеся в руках кредиторов, от обременяющих их залогов[130]. Из 1. 5 pr. D. de pign. далее не вытекает, чтобы во всех тех случаях, где личный иск не может возникнуть, всегда допускалось вещное обеспечение для естественного обязательства. Мы видим, например, что на основании senatus consultum Macedonianum obligatio naturalis домочадца не может быть снабжена защитой в форме вещного иска, если залоговое право не было установлено третьим лицом, действующим cum animo donandi[131].
Интересно в этом отношении положение, занимаемое рабом, для которого, по всему вероятию, впервые и было выставлено понятие об obligatio naturalis. Римляне не допускали возникновения личного иска против человека, который принципиально не мог считаться правовым субъектом. но так как последний мог распоряжаться предметами, входящими в состав его peculium'a, то не было основания не признавать законности вещных обременений[132], вызванных потребностями кредита раба. При этом нет надобности выставлять[133] по образцу естественного обязательства понятие о залоговом праве без иска. Уже одна аналогия с поручительством[134] не позволяет нам ограничивать правомочия займодавца раба простым правом удержания без возможности отыскивать заложенную вещь из третьих рук. Такое ограничение свело бы к нулю гарантии реального кредита; оно и не нужно для объяснения этих особенностей в области залогового права, которые вызваны чисто практическими соображениями без внутренней руководящей мысли[135].
Если в указанных случаях залоговому праву не соответствует личное требование, то это не потому, что римляне стараются выставить новое понятие о залоге как о праве, не зависимом от личной ответственности. Случайная обособленность залогового права объясняется тем, что требование или прекратилось до удовлетворения, или вовсе не могло возникнуть в форме личного иска, а тем не менее испытывается потребность в сохранении определенного имущественного интереса. не следует, таким образом, придавать слишком общее значение изречениям римских юристов по поводу приведенных особенностей.
Печальным примером такого широкого толкования являются те многочисленные объяснения, которые вызвала среди романистов l. 61 (59) pr. D. ad S. C. Trebellianum 36.1[136]. Павел приводит там случай, относящийся к учению об универсальном фидеикомиссе, где римским юристам, как известно, пришлось обходить, хотя и косвенным образом, принцип: semel heres, semper heres. В случае, приведенном в l. 61, наследником был назначен кредитор, имеющий против завещателя требование, обеспеченное залогом; назначение последовало с обязанностью выдать hereditas третьему лицу. Принятие наследства со стороны залогодержателя прекращает его правоотношения к наследодателю, и выдача унаследованного имущества фидеикомиссарию сама по себе не может их восстановить. Павел тем не менее решает, что залоговое право кредитора наследника остается в силе, и к этому прибавляет: remanet propter pignus obligatio naturalis.
Последние слова вызвали в современной литературе целый ряд предположений. Bremer[137] готов усмотреть в этом доказательство того, что римляне уже знали то, что он в современном праве называет Werthrecht. Puntschart[138] же применяет эти слова к своему загадочному понятию о Rechtsverbände, которые, по его мнению, не всегда нуждаются в исковой защите. Другие исследователи основывают на изречении Павла утверждение, будто бы у римлян залоговое право могло играть роль главного, а требование, наоборот, роль придаточного права[139]. Третья группа[140], наконец, придает здесь спасательную функцию залоговому праву, без которого обязательство не могло бы существовать. Но на самом деле можно ограничиться более простым объяснением, если не упускать из виду тех особенных условий, которыми вызвано решение юриста. Принятие наследства лишило кредитора тех исков, которые он имел в защиту своего имущественного интереса. эта потеря несправедлива потому, что она не связана с удержанием наследства для наследника. Последний же в излагаемом случае нуждается в восстановлении залогового права, чтобы оставить за собой заложенную ему вещь, принадлежащую к наследству и для которой он не находит покупателя. Вследствие этой необходимости Павел допускает восстановление несмотря на то, что оно противоречит основным началам права. Но именно ввиду этого последнего момента юрист не решается восстановить личный иск, тем более, что для кредитора он в данном случае не был важен. И юрист, вспомнив при этом, что такие случаи вещного обеспечения без личного иска из обязательства встречаются при существовании obligatio naturalis, применяет это последнее понятие к правоотношению, созданному его ответом. Здесь лишний раз только подтверждается привязанность римских юристов к придаточной роли залогового права[141].
Более существенным моментом в этой области является
положение, созданное постановлениями об исковой давности в период Империи. Нет
основания думать, что погашаемые давностью actiones temporales могли оставлять
за собой продолжительный след в форме залогового права, которое переживало бы
таким образом обеспеченное требование. Вероятнее всего, что в таких случаях
вещный иск, как и личный, подвергался разрушительному действию давности[142]. Наоборот, введением общей
исковой давности в конституции 424 г. Феодосий[143]
вызвал разлад между существованием личного иска и участью вещного обеспечения.
Распространив
30-летний срок на все личные иски, он в этом законе потом специально
останавливается[144] на залоге
и постановляет, что иск против третьего владельца заложенной вещи также
подлежит погашению в случае невчинания иска в течение 30 лет. Это последнее
мероприятие объясняется желанием законодателя прийти на помощь лицам,
приобретшим по незнанию вещи, обремененные залогом, и оно соответствует
стараниям императоров устранить по мере возможности вредные последствия римской
ипотечной системы. Из этого постановления выводится, кроме того, a contrario[145], что залоговое право в своем
осуществлении против личного должника не подлежало действию погасительной
давности. И современные романисты поэтому поводу считают нужным применить к
данному случаю понятие об obligatio naturalis, упуская из виду, что император V столетия
вряд ли руководствовался такой конструкцией, для которой другой опоры[146] нет, кроме argumentum a
contrario из не совсем ясного текста вышеназванной конституции 424 г. Эта
неясность в области применения исковой давности вызвала через 70 лет
конституцию Анастасия 491 г.[147],
установившую для всех случаев, к которым не применим закон Феодосия, 10-летнюю
давность. Но, как видно, это постановление не устранило еще сомнений относительно
места, занимаемого залоговым иском в тех случаях, когда он направлялся против
самого должника.
Последовал еще закон императора Юстина в 525 г.[148], повторенный Юстинианом в 530 г.[149], - и окончательно решилось, что залоговой иск прекращается 40-летней давностью, когда заложенной вещью владеет должник. Таким образом, установили для всех притязаний, обеспеченных реальным кредитом, десятилетний промежуток времени, в течение которого кредитор, лишенный личного иска, был в состоянии достигнуть своей цели только путем вещного права. В этом раздвоении вряд ли можно усматривать доказательство самостоятельности залогового права у римлян. Оно является случайным результатом законодательных разъяснений, а не сознательным применением юридической мысли.
Но тем не менее здесь мог бы лежать зародыш нового принципа, а именно: общее допущение вещного обеспечения, поглощающего в себе требование в том смысле, что заложенное имущество являлось бы единственным предметом удовлетворения для кредитора[150]. Если, однако, вспомнить, к какому времени относится рассматриваемое явление, то будет понятно, почему этот зародыш так и заглох в истории римского права. Вторая половина императорского периода, которая и без того уже была мало благоприятна для возникновения новых юридических построений, может считаться одной из самых печальных эпох в истории реального кредита. Императоры всячески старались уменьшать опасности, возникающие из множественности законных ипотек и из негласности залоговых сделок. К этим стараниям относится введенное[151] при Юстиниане в 535 г. в интересе третьего лица, владеющего заложенной вещью, beneficum excussionis personalis. Владелец может устранить от себя вещный иск залогодержателя, пока не будет предъявлен личный иск должнику и пока не будет доказано, что кредитор этим путем не достиг удовлетворения[152]. Этим и завершается развитие римского залогового права. его придаточность получает здесь свою окончательную санкцию в форме субсидиарности. В случае, нормированном новеллой 4, с. 2, вещное право не только служит как всегда личному праву, но, кроме того, стоит еще в этом служении на втором плане; оно осуществляется только тогда, когда предъявление личного требования не ведет к общей обоим правам цели.
Можно сказать, что в этом отношении римское залоговое право до конца сохранило свою отличительную черту. Ему чуждо представление о залоге как о праве на действие должника. Последняя функция принадлежит личному требованию, с которым связано вещное право как отдельное право на определенную стоимость, добываемую из заложенной вещи. И эта разнородность этих двух правомочий особенно конкретно обнаруживается, когда должник и владелец заложенной вещи - два разных лица[153].
Дальнейшее изложение покажет, что западноевропейское право стоит на противоположной точке зрения. Там встречается самостоятельность залогового права не только в виде поглощения требования вещным обеспечением, но и в виде отрешения последнего от его связи с обязательством.
Глава I. Ответственность залогодателя в древнегерманском праве
Работы Albrecht'a и Meibom'a. – Два рода Satzung. – Особенности залога с передачей владения. – Характеристика обязательства залогодателя. – Правомочия кредитора. – Закладные сделки евреев и ссудные кассы. – Залог без передачи вещи. – Договор о ренте и бодмерея. – Залоговое право соседних территорий. – Заключение
При изучении, даже поверхностном, древнегерманского залогового права всякому приходится считаться с работой Albrecht'a, который в своей известной книге - die Gewere[154] - положил прочное основание для дальнейших работ в этой области. Благодаря Albrecht'у окончательно доказано, что реальное обеспечение в виде передачи владения определенной вещью не отождествляется в германских территориях с уступкой права собственности в пользу кредитора[155] и что последний при установлении залога получал в таких случаях только право на чужую вещь, связанное, однако, с обладанием и пользованием. Эту форму залога Albrecht назвал <ältere>[156] Satzung[157], а под "NEUЕRE" Satzung он разумеет залоговое право с предоставлением обладания и пользования залогодателю. В его глазах эти две формы Satzung составляют в сущности один и тот же институт, распадающийся только на два вида, соответствующих раннему и более позднему периоду[158].
Наравне с книгой Albrecht'a следует отвести подобающее ему место труду Meibom'a - das deutsche Pfandrecht[159]. Автор в нем подробнее определил характер правового института, названного Albrecht'ом ältere Satzung, и установил особенности этого вида реального кредита. В этом заключается заслуга Meibom'a и добытые им результаты сохранят значение. Но при этом он впал в крайности. Желая подчеркнуть отличительные черты старейшего типа вещного обеспечения, связанного с передачей вещи, он решился выделить его из круга институтов залогового права. В этом явлении он усматривает меновую сделку и старается противопоставить его т. н. jüngerer Satzung, где должник, по его мнению, только указывает кредитору на предметы, призванные служить впоследствии его удовлетворению. И в своем стремлении провести во всех отношениях безусловное различие между этими двумя формами германской Satzung он должен был прибегнуть к натяжкам[160], что не спасло его тем не менее от противоречий[161].
В течение всех средних веков[162] мы встречаем своеобразный вид вещного обеспечения посредством отдачи недвижимости в руки лица, ссудившего собственника известной денежной суммой. Это залоговое право, которое Albrecht называет древнейшим типом реального обеспечения, вряд ли может претендовать, как это теперь доказано, на исключительное господство даже в самый ранний период средних веков[163]. Несомненно только то, что первоначально эта сделка вызывалась потребностями кредита: обладатель недвижимости, нуждаясь в деньгах, отдавал ее другому лицу взамен известной суммы, а последний приобретал таким образом владение и одновременно получал право пользоваться плодами до возвращения денег со стороны должника. Когда экономическая выгода, представляемая плодами и получаемая кредитором, засчитывалась в стоимость капитала, источники называют сделку Todtsatzung, так как путем постепенного погашения занятой суммы право кредитора близится к концу[164]; наоборот, залог считается "UNABNIESSENDES Pfand", когда плоды, собираемые с заложенной вещи, засчитываются только в проценты занятой суммы[165], так что право кредитора вследствие его пользовладения прекратиться не может. Но в одном, как и в другом случае гарантией для кредитора является обладание вещью в связи с правом собирать доходы с оной. В этом состоит эквивалент, получаемый залогодержателем за отданные должнику деньги; в этом заключается сущность его реального обеспечения. Предполагается, что заложенная вещь по крайней мере равняется сумме долга; так что положение, созданное отдачей вещи в залог, не представляет опасности для залогодержателя, который в большинстве случаев не заинтересован в его прекращении. Если и предвидится возможность положить ему конец, то для этого требуется инициатива со стороны должника, который уплатой денег уничтожает право на вещь[166]. Для последнего гарантией не является здесь, как при римском залоге, связанном с jus distrahendi, возможность рассчитывать на удовлетворение из суммы, вырученной путем продажи заложенной вещи. Этот образ действия со стороны залогодержателя чаще всего не имелся в виду при заключении обеспечительной сделки в древнегерманском праве, когда вещь переходит в руки кредитора. Из большинства дошедших до нас актов видно, что jus distrahendi не входило eo ipso в круг правомочий, учреждаемых в пользу залогодержателя, который ограничивается владением и пользованием до уплаты долга[167]. Для погашения последнего может быть установлен срок, по наступлении которого право должника на обратное получение вещи прекращается. С этого момента залоговое пользование кредитора превращается в право окончательного оставления у себя вещи: Nutzungspfand переходит в Verfallpfand, но возможно также отсутствие подобного ограничительного срока, и тогда право, предоставленное кредитору, является чистым типом залогового пользования[168] с оставлением in infinitum права собственности в руках должника, который может требовать возвращения вещи даже в случае передачи ее кредитором третьему лицу[169].
Примечания:
[117] Wеning-Ingenheim в Archiv f. civ. Praxis. VI, стр. 149. - Kohler. Pfandrechtliche
Forschungen, стр. 49; Schott, l. c.,
стр. 31.
[118] Ср. Bremer. Hypothek und
Grundschuld, стр. 50-53.
[119] См. Sintenis. Pfandrechtliche
Streitfragen, № 2.
[120] L. 1 C.
8. 20; l. 3 C. 8. 19; l. 17 D. 20.4.
[121] Löhr в Magazin für Rechtswissenschaft. IV, стр. 74 прим.
[122] Puchta. Pandecten, § 202, прим.
1: Diese Fälle haben mehrere Juristen veranlasst den monströsen
Begriff eines Pfandrechts an der eigenen Sache anzunehmen.
[123] См. Buchka. Die Hypothek des
Eigenthümers, стр. 32 сл., 37 сл.
[124] Brinz. Pand., § 79; ср.
по этому поводу Vangerow. Pandectеn, § 392.
[125] Buchka, l. c.,
стр. 28 сл.
[126] Глосса к l. 3 С. 8.19. Non
ut rem habeas obligatam, sed ut te tueri possis contra omnes, ut ipse poterat.
[127] Против акцессорности в
широком смысле не говорят те случаи, где залог по прекращении первоначального
требования переходит к другому обязательств. Ср. l. 38,
§ 5 D. 46. 3.
[128] Ср. l.
101 § 1 D. de solut. 46. 3.
[129] Сюда же должна быть
отнесена знаменитая l. 2 С. de luit.
pign. 8. 30: intellegere debes vincula pignoris durare personali actione
submota, которую уже Donnelus
ввиду широкого толкования этого места предлагал читать
[130] См. места, приведенные у
van der Pfordten. De obligationis сivilis in naturalem transitu, стр. 42 сл.
[131] L. 2 D.
quae res pign. Ср. также l. 9 § 3 D. de Sen. Mac.
- Сюда не относится l. 9 pr. D. de Sen. Mac., где
создается обязательство при заключении залоговой сделки.
[132] L. 13 D.
de cond. ind. Naturaliter etiam servus obligatur. ... et pignus pro eo datum
tenebitur et, si servus, qui peculii administrationem habet, rem pignori in id
quod debeat dederit, utilis pigneratitia reddenda est. Dernburg. I, стр. 539, прим. 7 предполагает, что здесь
рядом с вещным обеспечением будет всегда личный иск в виде actio
de peculiо. Но можно себе представить случаи, где actio
de peculio не будет иметь место и где тем не менее придется допустить залог,
основанный исключительно на obligatio naturalis раба.
[133] Как это делает, например, Weber.
Entwickelung der Lehre von den natürlichen Verbindlichkeiten, стр.
419.
[134] L. 21, §
2 D. de fideiuss. 46. 1.
[135] Ср. Petzall. Die Abweichungen
von der accessorischen Natur des Pfandrechts (Berlin, 1895), стр. 72.
[136] В особенности слова: videamus autem, ne et pignus liberatum sit sublata naturali
obligatione ... et hie Serviana actio tenebit; verum est enim non esse solutam
pecuniam, quemadmodum dicimus, cum amissa est actio propter exceptionem, igitur
non tantum retentio, sed etiam petitio pignoris nomine competit et solutum non
repetetur, remanet ergo propter pignus naturalis obligatio.
[137] Hypothek
u. Grundschuld, стр. 67 сл.
[138] Die
moderne Theorie des Privatrechts, стр. 238, 277.
[139] Sohm. Ueber die Natur der
modernen Hypothek в Grünhuts Zeitschrift, V. стр.
4, прим. 6.
[140] См. Schwanert. Die
Naturalobligationen, стр. 406. Ср. также Brinz. Pand. I
(1-е изд.). Отд. I, стр.
293.
[141] В связи с этим случаем
следует привести еще l. 13 § 1 D. ad
S. Vell., где личный иск мог быть восстановлен, но где кредитору нужно
было только залоговое право.
[142] См. Demelius. Geschichte der
Klagenverjährung в его Untersuchungen, стр.
65 сл.
[143] L. 3 C.
7. 39.
[144] Eodem
etiam in ejus valente persona, qui pignus vei hypothecam non a suo debitore sed
ab alio per longum tempus possidente nititur vindicare. - Ср. Unterholzner.
Die Verjährungslehre (2-е изд.), стр. 56 сл.
[145] Savigny. System. V, § 238,
прим. d.
[146] Ср. Dernburg. Pfandrecht. II,
588.
[147] L. 4 §
1 C. 7. 39.
[148] L. 7
pr. C. 7. 30.
[149] L. 1
pr. C. 7. 30.
[150] Ср. Bähr в Jahrbücher f. Dogmatik. XI, стр. 97, прим. 54 а.
[151] Впрочем не без
предварительного сопротивления со стороны законодательной власти. Ср. l. 14 С. 8. 14; l. 24 С. eod. tit.; l. 14. C. 4. 10.
Ср. Dernburg. Pfandrecht. II, стр. 378.
[152] Nov. 4.
с. 2.
[153] L. 12, §
1 D. 20. 6. Qui pignoris jure rem persequuntur, a vindicatione rei cos removeri
solere, si qualiseunque possessor offere
vellet. Разница в положении, занимаемом залогодателем и третьим
владельцем, также иллюстрируется l. 21 § 3 D. 20. 1.
[154] Die
Gewere, als Grundlage des ältern deutschen Sachenrechts, dargestellt.
Königsberg, 1828.
[155] Это мнение можно считать
господствующим до начала нынешнего (XIX. - Ред.) столетия. (См., однако, Riсius de dominio pignoris germaniсi, 1746.)
Последняя попытка в этом направлении принадлежит Madai в Zeitschrift
für deutsches Recht. I, стр. 290 сл.
[156] См. § 15 и 17 в
указанном сочинении.
[157] Satzung
oт setzen: равносильным выражением являются в
актах Pand или Pfand и Weddeschatt.
[158] См. также Maurenbrecher.
Lehrbuch des heut. gem. Deutschen Rechts (2-е изд.). I,
стр. 649 сл.
[159] Marburg, 1867.
[160] Это высказывается между
прочим по отношению к движимостям, для которых в средние века преобладает
залог, связанный с передачей владения; Meibom тем не менее проводит и здесь два типа Satzung:
Satzung als
Tauschgeschäft и Satzung um Schuld несмотря
на то, что нет в данном случае внешнего признака для построения этой разницы.
Ср. das
deutsche Pfandrecht, стр. 322 и 410.
[161] Pfandrecht,
стр. 283 и 291.
[162] См., например, Formulae Andecavenses (между прочим № 22) в Monumenta
germ. hist. Legum Sectio V. Formulae изд. Zeumer.
[163] См. об этом ниже.
[164] Пример такой сделки у Kraut.
Grundriss zu Vorlesungen üb. d. deutsche Privatrecht (1886), § 102, № 137 (an. 1333): das er mir
gesetzit umb 300 mark mit sogetaner bescheidenheit, dass ich das vorgenannte
gut inne sulle haben, als lange bis ich die 300 mk. darabe genomen von dem
nutz. Ср. еще Monumenta Boica Monach. 1763 ff. XXXVII, №
461.
[165] Ср. Zeitschrift
f. d. Geschichte des Oberrheins. VI. 359. - В
терминологии древнефранцузского права установились противоположные
наименования, которые находят свое объяснение в точке зрения должника. Mortgage обозначает
правоотношение, где заложенная вещь изъята из распоряжения собственника, пока
последний не выкупит ее путем уплаты полной суммы; vifgage,
наоборот, соответствует Todtsatzung и имеет в виду
правоотношение, при котором заложенная вещь сама по себе благодаря ее
плодотворности способствует возвращению ее в руки должника. Об этом см ниже, гл. IV.
[166] При Todtsatzung
истечение определенного числа лет заменяет уплату долга со стороны должника.
[167] Ср. акты, приведенные у
Meibom.
Das deutsche Pfandrecht, стр. 270 сл.; у Kraut. Grundriss zu
Vorlesungen über das deutsche Privatrecht (6-е изд.), § 102.; Puntschart. Schuldvertrag
und Treugelöbniss, § 14.
[168] См. виды такой сделки у Kohler.
Pfandrechtliche Forschungen, § 7. Первые следы этого института - уже в лангобардском праве. Ср. Ed. Roth. 174 и Luit, pr. 58 (Walter. Corpus jur. germ. I). См.
также сделку IX века у Loersch u. Schröder. Urkunden zur Gesch. des
deutschen Rechts (1881), № 63.
[169] См. об этом ниже.
Продажа, однако, может быть
воспрещена. Ср. Tomaschek. Der Oberhof Iglau, № 59 (решение XIV века).
