На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Кассо Л.А. Понятие о залоге в современном праве

Однако в узаконениях последних десятилетий можно отыскать отдельные положения, которые так редактированы, как будто бы у нас запрещение, наложенное в силу судебного решения, создает исключительное право на удовлетворение. Уставы земельных банков[1233] предписывают перед выдачей ссуды погашение всех обозначенных в залоговом свидетельстве запрещений, не различая при этом запрещений по залогу от запрещений по судебному решению, так что и за последними eo ipso признается первенство по отношению к банку, и несомненно, что такое старшинство наводит уже на мысль об ипотечном[1234] обременении. Еще определеннее высказывается новый устав Государственного Банка[1235], который в ст. 106 признает за взысканием по соло-векселям, обеспеченным недвижимостью, преимущество перед всеми другими долгами заемщика <за исключением ... тех долгов, которые обеспечены залогом или  запрещением, наложенным на имущество прежде запрещения по залоговому свидетельству, выданному для пользования кредитом в Государственном Банке>. Под этими запрещениями, пользующимися преимуществом, можно подразумевать и запрещения, наложенные судом на основании ст. 1096 и 604 Устава гражданского судопроизводства.

Наконец даже в нашем процессуальном кодексе встречается любопытная в этом отношении статья 1063, которая на случай несостоявшейся переторжки постановляет, что арестованное движимое имущество переходит в собственность того кредитора, по взысканию которого наложен арест[1236]. Этим установлено за ним преимущество перед другими кредиторами, только заявившими о своих требованиях, и этим признается его право на непосредственное отношение к вещи. Подобное постановление вряд ли бы состоялось, если бы составители устава не предполагали существования или по крайней мере не ожидали введения у нас залогового права, известного в германской юриспруденции под название Pfändungspfandrecht.

В учении о закладе движимости можно, по нашему действующему праву, считать необходимым волеизъявление со стороны закладодателя для установления вещного обеспечения, так как даже и те случаи, где вещь, находящаяся в руках кредитора по поводу определенной сделки и без формального закладного договора, служит для него объектом преимущественного удовлетворения, могут быть отнесены к добровольному залогу, молчаливо установленному самым актом передачи вещи: груз, из продажи которого железная дорога удовлетворяет свое требование перед всеми остальными кредиторами, может считаться ей заложенным в момент сдачи груза отправителем[1237]. Если в этой области нашего права можно таким образом обойтись без заклада, возникающего в силу статьи закона, то затруднительным является именно определение решающего момента в закладных сделках: может ли возникнуть закладное право путем простого обмена волеизъявлений или нужна непременно передача вещи кредитору в виде ручного заклада?[1238]

В новейшей литературе нашего права можно указать на Анненкова[1239], который считает необходимым такой переход вещи в обладание закладодержателя. Мы видели, что на Западе отмечается в некоторых случаях возвращение к римской ипотеке движимости и что безусловная обязанность Faustpfand несколько смягчилась. Соответствующие явления встречаются и в нашей правовой жизни, не говоря даже о бодмерее[1240], где передача обеспечительной вещи не нужна. Помимо тех случаев, где право закладодержателя обеспечено каким-нибудь требованием, т. е. движимостью[1241], принадлежащим закладодателю против третьего лица, и где закладодержатель тем не менее не получает в руки соответствующего акта или документа[1242], можно еще отыскать в нашем праве сделки, где предметом закладного права считается телесная вещь, остающаяся у должника. Интересны, например, колебания Сената[1243] по поводу участи движимых вещей, вошедших в состав заложенной недвижимости и отделившихся от нее впоследствии, но не находящихся в руках кредитора в момент обращения взыскания. Может ли сей последний получить из них привилегированное удовлетворение при стечении других требований? Вопрос этот остается, несомненно, открытым. Утвердительный ответ[1244] можно было бы во всяком случае почерпать в тех положениях особых уставов, которые прямо разрешают ипотеку движимости. При закладе сельскохозяйственных продуктов для обеспечения ссуды из Государственного Банка[1245] хлеб остается в руках заемщика; хотя закон и называет сего последнего хранителем[1246], но этим не устраняется возможность для закладодателя воздействовать на этот хлеб; и в случае отчуждения хлеба нельзя будет отказать Банку в иске против третьего лица, приобретшего его; но на практике ввиду фактических затруднений и юридических препятствий, связанных с этим иском, главную роль будут играть для Банка другие охранительные меры[1247].

Такое же отсутствие ручного заклада можно констатировать в закладных сделках, заключаемых в городских общественных банках[1248]. Но самую яркую иллюстрацию к вопросу о допущении ипотеки на движимость дает устав о кредитных товариществах; там заложенная заемщиком вещь не только остается в его руках, но Устав даже предвидит переход этой вещи к третьему лицу и разрешает банку осуществлять свое право и по отношению к этому третьему лицу[1249].

Из всего этого видно, до какой степени учение о залоге носит в современном нашем праве еще неопределенный и незаконченный характер. Такое положение объясняет до известной степени стремления к широким заимствованиям из западного права, которыми отличаются появившиеся у нас проекты ипотечной реформы. Но если вспомнить, что и на Западе понятие о залоге переживает нечто вроде кризиса, то вряд ли можно ожидать, что наше будущее залоговое законодательство устранит те чисто теоретические недоумения, о которых была речь выше. Несомненно только одно, что в нашем действующем праве нагляднее, чем где-либо, обнаруживается это сочетание личного и вещного моментов, на котором мы останавливались при рассмотрении современной германской ипотеки.

Наша закладная устанавливает eo ipso правоотношение, в котором содержится и долговая связь, и вещное обеспечение, вместе соединенные. Тождественное явление обнаруживается при залоге в кредитных установлениях, которые в силу залоговой подписки или простой заемной расписки приобретают одновременно и требование об уплате известной суммы, и право взыскания на определенный объект.

По поводу вопроса об акцессорности в начале настоящей главы было уже отмечено у нас отсутствие придаточности в смысле отдельного вещного момента, приуроченного к самостоятельному обязательству, и что у нас в закладной содержится не обыкновенное заемное обязательство, а отвлеченное обещание уплатить известную сумму, для получения которой управомоченный субъект снабжен известной исковой защитой. Благодаря характеру самой сделки долговой момент нашей закладной еще рельефнее выступает, чем при Grundschuld или при ипотеке мекленбургского законодательства, так как с актом обременения совпадает установление обязательства, и именно заемного обязательства. И ввиду того, что лицо, отводящее другому право на вещь, вместе с тем обязывается уплатить известное количество денег, то тем самым возникает двойственное правомочие, в силу которого залогодержатель имеет не только право на удовлетворение из стоимости данного объекта, но, кроме того и прежде всего, право на  уплату определенной суммы. Эта функция закладной выступает на первый план, когда крепость предъявляется ко взысканию по старому порядку; суд посылает об этом извещение залогодателю и, как видно из статей Законов о судопроизводстве гражданском, это извещение имеет значение вызова должника <к ответу и платежу>[1250], точно так же, как предъявление ко взысканию через полицию бесспорного обязательства, не обеспеченного залогом или закладом[1251].

Вследствие этой двойственности[1252] закладная сделка является также долговым договором, и ничто не препятствует контрагентам укрепить эту связь посредством других способов, посредством привлечения добавочных обязанных субъектов - т. е. поручителей[1253]. Но здесь тем не менее нет этой параллельности двух прав, которая отмечается при римской ипотеке; мы имеем дело здесь не с любым обязательством, к которому приурочивается вещное обеспечение, а с определенным обязательством, т. е. с отвлеченным обещанием уплаты. Но это обязательство отличается от обыкновенных требований тем, что для него нет установленной защиты в виде личного иска, а существует только особое взыскание, вытекающее из наложения вещного обременения[1254]. При такой постановке у романиста может явиться поползновение спасти здесь чистоту юридических построений с помощью obligatio naturalis, для которой по римскому праву может существовать залоговое право. Но несмотря на то, что в современном западном праве не исчезли еще последние следы[1255] учения об натуральных обязательствах, юристы там все-таки стараются объяснять ограниченную ответственность залогодателя без помощи романистических учений и обращают внимание на своеобразное значение, которое имело в средние века вещное обеспечение. У нас же было бы еще более неуместным применять понятие об obligatio naturalis, так как пришлось бы предварительно доказать вообще существование этого института в нашем праве, что было бы, несомненно, затруднительно. Кто мог бы утверждать, например, что у нас закладная, неудовлетворенная вследствие недостаточности заложенного объекта, должна быть принята к зачету против требования, предъявленного впоследствии залогодателем? Единственное упоминание о зачете требований в нашем законодательстве встречается в ст. 587 Устава судопроизводства торгового, и из нее трудно вывести паремию: etiam quod natura debetur, venit in compensationem[1256].

Проще будет таким образом обойтись без obligatio naturalis и признать за правоотношением, вытекающим из закладной, характер, особенность которого заключается в том, что управомоченное лицо получает исключительное право удовлетворения из определенной недвижимости, чем и исчерпывается его взыскание. Понятно, что эта особенность основана на вещном обременении, т. е. на том факте, что в закладной указано на вещь, которая должна служить единственным предметом привилегированного взыскания. Если же это вещное обеспечение окажется недействительным или потому, что контрагенты не имели достаточной правоспособности[1257], или потому, что вещь не могла быть подвергнута такому обременению, то долговой момент выделяется из закладной[1258] и остается в силе; но для достижения первоначальной цели кредитору дается уже не залоговое ограниченное взыскание, а обыкновенный личный иск, не снабженный преимуществом, но обращаемый на все имущество должника[1259].

Тесная связь между долговым моментом и вещным обременением поддерживается в нашем праве благодаря особенностям нашей залоговой системы: до последней стадии в развитии нашего залога залогодатель или его наследник оставался собственником заложенной недвижимости, пока долг не уплачивался, так как запрещение, лежащее на имении, не позволяло отчуждать его; таким образом, у нас раздвоение ролей должника и владельца обремененного участка не встречалось на практике. Залоговое взыскание обращалось всегда на заемщика или его наследника потому, что заложенная недвижимость всегда была в его руках.

В настоящее время эта неподвижность заложенных участков значительно смягчена. Когда возникли ипотечные банки, разрешавшие продажу заложенных недвижимостей, то в их уставах стала из осторожности помещаться ненужная в сущности оговорка о переводе долга на покупателя, ненужная потому, что этот переход вытекает из самого понятия о реальном долге в пользу кредитного установления, как и в пользу частного лица. Особенность нашего права заключается только в том, что такой переход участка с обременением означает у нас ввиду отсутствия личной ответственности полное освобождение залогодателя от долга. Такое же прерывание долговой связи по крайней мере в смысле устранения взыскания нужно будет признать, когда участок залогодателя узукапируется третьим лицом: иск из закладной может быть предъявлен лишь к сему последнему, а не к заемщику, обозначенному в залоговом акте. Несколько иным представляется положение дела, когда наследник по завещанию получает определенный участок, уже заложенный завещателем; он обязан, если он не предпочтет допустить взыскание, уплатить всю сумму[1260], хотя она может и не соответствовать его доле в наследственном пассиве; против сонаследников же залогодержатель не имеет иска. Но принципиально эти сонаследники обязаны участвовать в платеже долгов завещателя соразмерно своим частям[1261] и, так как закладная содержит, несомненно, долг наследодателя, их ответственность высказывается в том, что обладатель заложенной вещи, уплативший деньги по закладной, будет иметь право требовать от сонаследников возвращения той части долга, которая приходится на их наследственную долю, если только не будет доказано, что завещатель имел в виду обременить исключительно наследника данного участка. С другой стороны, самый характер залогового взыскания дает кредитору право на удовлетворение из любой части заложенного объекта, и если последний уже разделен между законными наследниками залогодателя, взыскатель может из одной части этой вещи погасить весь свой долг. Неправильно будет со стороны суда, если он заставит его искать с каждого сонаследника ту часть долга, которая соответствует размеру доставшегося по разделу участка[1262]. Другое дело, конечно, когда раздел унаследованной недвижимости произошел с согласия залогодержателя; последний тогда eo ipso считается разрешившим превращение единичного залогового права в целый ряд отдельных правомочий[1263].

Предметно ограниченная ответственность по залогу недвижимости выставлена в нашем праве как положение, соответствующее в большинстве случаев целям обременительной сделки, но возможны, конечно, и между частными людьми случаи, где реальный кредит играет лишь добавочную роль, где долговая связь возникла на почве личного доверия, причем имелась равным образом в виду совокупность имущественных благ, принадлежащих должнику в момент заключения сделки и могущих быть приобретенными в будущем. Нельзя вследствие этого не признать заслуги Сената[1264], который объяснил упорствующей практике, что оговорка о неограниченной ответственности может быть внесена в закладную. Но в этом направлении Сенат[1265] заходит, по-видимому, слишком далеко, когда решает, что внесение неустойки в закладную eo ipso расширяет круг предметов, подлежащих взысканию кредитора. Сенат при этом рассматривает неустойку как дополнительное обеспечение с вполне самостоятельной участью; но возможна и другая точка зрения, при которой неустойка имеет целью только увеличить ту часть стоимости, на которую простирается взыскание кредитора, и тогда неустойка является дополнительным обязательством, обеспеченным, в свою очередь, тем же залогом. Так рассуждает, очевидно, наш закон[1266] по отношению к законной неустойке, и нет основания проводить здесь вместе с Анненковым[1267] разницу между законной и добровольной неустойкой.

Прежде чем расстаться с учением о залоге в нашем современном праве, небезынтересно, может быть, остановиться на ответственности залогодателя и закладодателя, как она проявляется по заимообеспечительным сделкам в кредитных установлениях, уже потому, что эти сделки по количеству и размеру оборота стоят, несомненно, на первом плане в современной жизни. Если мы обратимся сначала к земельным банкам и к городским кредитным обществам, то мы увидим, что эти учреждения оперируют исключительно с понятием о реальном кредите и выдают ссуды соразмерно стоимости представленных к залогу недвижимостей невзирая на личность заемщика. Там и удержалась предметно ограниченная ответственность нашего права: имущество, там заложенное, может быть продано с торгов за цену не ниже долговой суммы; недостижение этой цены имеет последствием снятие имения с торгов и продажу по вольной цене[1268] через известный промежуток времени. Непокрытие выданной ссуды рассматривается как убыток залогодержателя; уставы предвидят в таких случаях взыскание с оценщиков[1269], взыскание с других участков, заложенных в банке, если они связаны круговой порукой[1270], и наконец зачисление убытка в запасный капитал[1271]. Но нигде в этих уставах нет даже намека на личную ответственность залогодателя.

Нужно по этому поводу заметить, что эти банки у нас, как и на Западе, выпускают закладные листы, которые содержат обязательство со стороны банка, но без залогового права в пользу держателей этих листов несмотря на то, что в уставах говорится об ответственности установления всем своим имуществом[1272]. Залог существует только между банком и заемщиком, заложившим определенное имение; а в банках с круговым ручательством на втором плане по каждой отдельной ссуде стоит еще залоговое право на участки всех остальных заемщиков[1273].

Впрочем у нас отсутствие вещной гарантии менее опасно, чем на Западе, уже потому, что наши банки не могут распоряжаться приобретаемыми ими залоговыми правами на участки заемщиков и что, кроме того, установления, выпускающие закладные листы, другими банковыми операциями[1274] не занимаются, так что конкуренция с другими кредиторами вряд ли возможна.

Городские общественные банки, наоборот, имеют довольно обширный круг деятельности и между прочим выдают ссуды под обеспечение недвижимости; но и здесь нет следов личной ответственности закладчика[1275]. В связи с этими явлениями небезынтересно упомянуть об особенности, встречаемой в некоторых уставах коммерческих банков: заемное обязательство, обеспечиваемое недвижимостью, облекается в форму векселя, и в случае неуплаты процентов или капитала вексель предъявляется обыкновенным порядком к протесту. Но этот протест отличается тем, что он ведет  только к продаже заложенного имущества; другого взыскания залогодержатель не имеет[1276]. Полное, как видно, торжество принципа ограниченной ответственности, но явление, с точки зрения учения о векселе, неудобообъяснимое!


Примечания:

[1233] Ср., например, Правила действия и порядка делопроизводства Госуд. Двор. Земельного Банка 4 дек. 1885 г., ст. 36.

[1234] Банк из ссуды не удерживает денег на уплату долгов, не обозначенных в залоговом свидетельстве. См. Сенат 1875 г., № 502.

[1235] Свод Законов. Т. XI, ч. 2. Прод. 1895 г.

[1236] Постановление ст. 1064 должно быть по аналогии распространено на случай, предусмотренный ст. 1171-1173 Уст. гражд. судопроизводства.

[1237] Устав росс. жел. дорог, ст. 85.

[1238] Ссылку Победоносцева. Курс (1892 г.) I, стр. 630, на ст. 1522 нельзя считать убедительной, так как там не видно, что закон дает продавцу преимущество перед другими кредиторами.

[1239] Система III, стр. 354 сл.

[1240] У нас бодмерея влечет за собой лишь ограниченную ответственность (см. практ. С.-Пет. Ком. Суда 1877 г., № 45 у  Мартенса. Опыт ком. торг. пр.). Бодмерея в узаконениях, которые служат основанием нашему действующему праву (Уст. куп. водоходства 1781 г. [15176], ст. 46; Устав консульский 1858 г. [33944], ст. 68), является в роли Nothbodmerei, а отнюдь не спекулятивного foenus nauticum.

[1241] Ст. 402 1 ч. Х т.

[1242] Ср. Устав С.-Петерб. страхового общества 1868 г. (45963), ст. 67 и также Положение о выкупе, ст. 72.

[1243] Ср. реш. 1892 г., № 54 и 1897 г., № 80.

[1244] См. Сенат 1872 г., № 975.

[1245] Правила для выдачи учреждениями Госуд. Банка ссуд под залог сельскохозяйственных продуктов, извлеченные из утвержденного г. Министром Финансов 2 марта 1896 г. наказа по сей операции.

[1246] Правила, ст. 6, 10.

[1247] Правила, ст. 34, 46, 47.

[1248] Положение о городских общественных банках, ст. 102, 110.

[1249] Образцовый Устав кредитных товариществ 12 июля 1896 г. (Собр. узак. и расп. 1896 г., ст. 968), § 42.

[1250] Т. XVI, ч. 2. Законы о Суд. гражд., ст. 615, 620.

[1251] Там же, ст. 592.

[1252] Она менее ясна при залоге по подрядам и поставкам с казной, так как там долговой момент сосредоточивается на личном иске. Но и там взыскание по залогу может содержать напоминание об уплате ввиду того, что оно предшествует удовлетворению из остального имущества. Ст. 220 и 221 Пол. о подрядах и поставках Х т., ч. 1 (1887 г.) и ст. 512, 513, п. 4 Зак. о Суд. гражд. Т. XVI, ч. 2.

[1253] Ср. Сенат 1869 г., № 522.

[1254] По поводу разницы между обыкновенным требованием и иском по закладной см. уже закон 1830 г. (4198), п. 3 и закон 19 июля 1849 г. (13405), ст. 292 и 293.

[1255] См. Mayr. Die Fälle der Naturalobligation, 1895 и  Stobbe-Lehmann. Deutsches Privatrecht, III, § 212. - Ср. Герм. Уложение, § 390.

[1256] Если после неудовлетворительной продажи залога должник добровольно уплатит недоимку, то он, конечно, не может впоследствии требовать возвращения уплаченных денег. Но для исключения его иска не нужно прибегнуть к obligatio naturalis. Достаточно будет предположить с его стороны признание отвлеченного обязательства в момент уплаты и непосредственное погашение этого долга. Ср. Победоносцев. Курс (1890 г.) III, стр. 30.

[1257] Ср. Х т., ч. 1 прил. к ст. 698 (прим. 2), п. 1, 2.

[1258] Странное расчленение правоотношения предлагал Сенат (см. Суд. Вестник, № 40), решивши, что передача закладной вопреки ст. 1653 переносит личное требование, а залоговое право прекращается. Такое явление вряд ли удобно даже с согласия залогодателя.

[1259] Правильное понимание этой перемены в правоотношении обнаруживает решение Рязанского окружного суда 11 дек. 1876 г. См. Юрид. Вестник 1877 г., кн. 3 и 4, стр. 119. По поводу ограниченной ответственности залогодателя см. Сенат 1881 г., № 187.

[1260] Ср. Сенат, реш. 1880 г., № 70.

[1261] Ср. Х т., 1 ч., ст. 1259, 1543.

[1262] В этом смысле нельзя согласиться с реш. Сената 1881 г., № 127.

[1263] См., например, Полож. о Двор. Банке, ст. 26.

[1264] См. решения 1874 г., № 129 и 1884 г., № 5.

[1265] 1870 г., № 1795.

[1266] Это по крайней мере вытекает из ст. 626, 631, 633 Зак. о Суд. Гр., XVI т., ч. 2 Свода Законов.

[1267] Система III, стр. 367 сл.

[1268] Устав акционерных земельных банков, § 24, 27. - Ср. еще Уст. Крестьянского Банка 27 ноября 1895 г., ст. 31.

[1269] Ср., например, Устав С.-Петерб. Кредитного Общества, ст. 119.

[1270] См. Устав Земского Банка Херсонской губ., ст. 3; проект Саратовского Земского Банка 2 ноября 1865 г. (42631), ст. 5.

[1271] Ст. 28 Устава акцион. земельных банков.

[1272] Ср., например, Уст. С.-Пет. Кред. Общества, ст. 23 и неправильное понимание этой статьи Сенатом в 1884 г., № 26.

[1273] Одно государство имеет в случае несостоятельности Херс. Земск. Банка прямое воздействие на его имущество. См. ст. 17 Устава in fine.

[1274] Комиссия для устройства земских банков 1854 г. считала расширение сферы деятельности ипотечных кредитных установлений желательным. См. в т. IV ее Трудов (1862 г.): Проект част. кред. учрежд., § 7 и 16 и также проект Земских банков, § 19.

[1275] См. Пол. о гор. общ. банках, ст. 145 и прил. к ст. 144, § 16.

[1276] Ср. Уставы Московского Купеческого Банка 1866 г. (43360), ст. 26, 28; Волжско-Камского Банка 1860 г. (48058), ст. 25, 27; Киевского Промышленного Банка 1871 г. (49730), ст. 26, 28. - Вексель, выдаваемый между частными лицами по долгу, уже обеспеченному закладной, взыскивается на общем основании со всего имущества должника (ср. решение IV Департамента в Сборнике  Носенко, IV, № 30). При отвлеченности обоих долговых актов должник часто будет подвергнут риску двойного платежа.