Кассо Л.А. Понятие о залоге в современном праве
Практика, однако, несмотря на эти несомненные основания для распространительного толкования сначала не решалась придавать названным узаконениям 1862 и 1863 гг. значение общего расширения прав залогодержателя. не только апелляционные департаменты[1174] Сената, но и кассационный[1175] признавали одно время, что запрещение по закладной в пользу частного лица должно было считаться препятствием к дальнейшему залогу. Лишь в новейшее время воспоследовало со стороны Сената уравнение залоговых сделок в том смысле, что и после залога в частные руки допускается дальнейшее обременение той же недвижимости[1176].
Нужно заметить, что законодательство последнего времени, по-видимому, сочувствует такому расширению правомочий залогодателей; стоит указать только на Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета 24 января 1884 г.[1177], которое в ст. 2 разрешает выдачу ссуды под соло-векселя и таким лицам, которые представляют в залог недвижимости, уже обремененные запрещениями в пользу кредитных установлений или закладными в пользу частных лиц.
Относительно другого вида распоряжений заложенной недвижимостью, относительно купли-продажи, следует прибавить, что в уставах вышеназванных кредитных установлений[1178] допускается, как известно, отчуждение данного участка со стороны залогодателя, причем покупщик приобретает обремененную ипотечным долгом вещь. В некоторых из уставов ипотечных банков[1179] требуется для этого разрешение со стороны кредитного учреждения. Но когда будет доказано, что в отдельном случае предполагаемая продажа не нарушает интересов залогодержателя, трудно будет отказать контрагентам по купле-продаже в принудительных средствах для проведения отчуждения и помимо воли банка.
Устав гражданского судопроизводства[1180] предполагает[1181], что и в случае публичной продажи недвижимости по искам других кредиторов заемщика кредитного учреждения участок может перейти к покупщику с банковым долгом, если только покупщик заявит на это согласие[1182], так что запрещение по залогу и здесь не снимается, а имение вместе с ним переходит к третьему лицу. Сенат[1183] даже расположен[1184] применять эту статью и к имениям, заложенным в частные руки, когда они по личным взысканиям назначаются к продаже до наступления срока, обозначенного в закладной[1185]. Таким образом создается возможность довольно странного явления: добровольная продажа участка, заложенного в частные руки, должна считаться невозможной, но если личные кредиторы владельца предъявят свои требования ко взысканию и наступит публичная продажа, то закладная может остаться в силе и распространить свое действие на нового владельца. Впрочем Сенат, как видно, склонен[1186] к признанию действительности добровольных отчуждений заложенной недвижимости с сохранением залогового обременения по закладной: так например, по поводу иска залогодержателя на участок, перешедший посредством купли-продажи от залогодателя к третьему лицу, Сенат однажды признал, что взыскание должно быть обращено на нового владельца независимо от вопроса о недействительности отчуждательной сделки[1187]. Здесь - вопреки ст. 1458 Свода гражданских законов - несомненная попытка снабдить наше залоговое право той абсолютной силой, которая ему присвоена в римском праве. И здесь обнаруживается новый шаг вперед благодаря усилиям судебной практики, которая в области залогового права старается завершить работу нашего законодательства[1188].
Мы видели выше, что ограничение права распоряжения залогодателя вытекает из уцелевших следов прежнего залогового присвоения[1189]. Сенат же стремится к искоренению этого начала, насколько позволяют действующие законы, и в своем стремлении провести принцип обязательной продажи как более соответствующий потребностям оборота он между прочим воспрещает lex commissaria даже по отношению к движимому имуществу, хотя у нас продажа заклада поставлена в зависимость от желания должника и не считается безусловной обязанностью закладодержателя[1190].
Выше было упомянуто о соответствующем ограничению прав залогодателя воспрещении передавать закладные по надписям. Это положение Устава о банкротах выставляется в действующем праве до такой степени категорически[1191], что Сенат[1192] несмотря на благоприятное настроение юридической литературы[1193] не решался путем толкования открыть возможность передачи залоговых прав. Лишь в течение нынешнего года воспоследовало - если верить Судебной Газете[1194] - решение кассационного департамента, которое рассматривает воспрещение ст. 1653 как положение, изданное исключительно в интересах собственника-залогодателя, и признает, что разрешение со стороны последнего уполномочивает залогодержателя к передаче залогового права.
Из всего этого явствует, что наш современный залог уже потому не может соответствовать определению ст. 569 Устава судопроизводства торгового, что он находится еще в периоде развития и что его отличительные моменты в настоящее время не успели еще установиться. Тем не менее у нас в литературе[1195] принято признавать безусловно за нашим залоговым правом характер акцессорного правоотношения. Если этим выражается только то, что залоговое право имеет в виду защиту определенного денежного интереса[1196], то возражать против этого, конечно, нет оснований; но если здесь предполагается в нашем законодательстве явление, тождественное с римской придаточностью, то будет, может быть, не лишне остановиться на вопросе о соотношении требования и вещного обеспечения по нашему праву.
Акцессорность в смысле параллельности обоих правомочий и в смысле воздействия участи первого из них на осуществимость второго может быть найдена у нас в крайнем случае только при залоге по договорам с казной, где вещное обеспечение играет роль придаточного момента и не лишает личный иск его обычной функции. Но если мы обратимся к залогу между частными лицами, то мы встретимся там с образцами, выставленными Х т.[1197], как с прототипами вещного обеспечения, а именно: с залогом посредством закладной крепости или домового заемного письма. Сенатская практика в последнее время стала допускать возможность действительного залога между частными лицами и вне этих формальных рамок[1198]. Это стремление вызвано желанием расширить понятие о залоге; но нотариальные учреждения до сих пор расположены считать действительным залог между частными лицами лишь в форме заемного обязательства с вещным обеспечением[1199]. Этот взгляд по крайней мере уже давно укоренился в наших правовых воззрениях и даже составители уставов остались ему верными[1200]. Таким образом, вероятно, что и до настоящего времени в жизни для обеспечения вещным моментом какого-либо обязательства приходится превращать последнее в заемный долг. Этот интересный вид novatio современного русского права представляет ту особенность, что это первоначальное обязательство вследствие совершения закладной крепости облекается не в обыкновенную заемную сделку, а в заем sui generis, отличительная черта которого состоит в том, что по этому займу нет обыкновенного взыскания, обращаемого вообще на все имущество должника, а дано только право, вытекающее из вещного обеспечения и в силу которого кредитор удовлетворяется из определенной вещи. Пропажа[1201] последней или недовыручка путем продажи прекращают всякую долговую связь между контрагентами. Здесь, таким образом, не может быть речи об акцессорности в смысле параллельности двух исков, так как личное взыскание устранено. Но особенность заемного обязательства залогодателя высказывается еще в том, что закладная приравнена к крепостному заемному письму, безденежность которого не может быть доказана[1202]. Сенат[1203] и в данном случае старается проводить новую точку зрения в интересах должника, отрицая значение ст. 2015 для крепостных заемных писем с вещным обеспечением. Но такое тесное толкование ст. 2012 вряд ли удобно уже потому, что в другом месте закон[1204], а иногда даже сам Сенат[1205], распространяют учение о заемных письмах на закладные сделки. Еще менее удачным можно назвать ссылку Сената[1206] на ст. 555 Устава судопроизводства торгового, которая имеет в виду сделки in fraudem creditorum. Ясно, что и закладные могут быть в этом смысле признаны безденежными; но это не предрешает случая, где лицо, участвующее в сделке, т. е. должник, ссылается на ее безденежность, т. е. на факт неполучения денег, упомянутых в акте.
Наш закон[1207] говорит, что заем не почитается безденежным, когда заемное письмо выдано по договору найма или купли, другими словами, что из займа, служащего обновлением другому действительному договору, может быть допущено взыскание; и это означает, что когда обновленное таким путем обязательство окажется недействительным, то и заем, его заменивший, также будет считаться недействительным или безденежным. Но в тех случаях, когда заемное письмо совершено крепостным (или ныне нотариальным) порядком, то исключены все возражения должника, имеющие целью доказать отсутствие получения денег или отсутствие всякой другой causa debendi, т. е. отсутствие обновленного обязательства, вытекающего из купли-продажи, найма и т. д.
Если мы применим теперь это положение к займу по закладной, то мы найдем там заемное требование и обязанность уплатить известную сумму, но обязанность, облеченную в форму отвлеченного обязательства, возникновение которого не может быть оспариваемо, так что здесь против обязательства нет таких возражений, которые могли бы иметь ограничительное воздействие и на вещное обеспечение. Нельзя вследствие этого по отношению к такому залогу говорить об акцессорности в смысле подчинения одного правоотношения другому, особенно если стать на точку зрения Сената[1208], который не допускает внесения каких бы то ни было суспензивных или резолютивных условий в закладную.
Акт, устанавливающий залог, вместе с тем создает безусловное обещание уплатить известную сумму, и единственные события, которые могут впоследствии повлиять на это обещание, как уплата или отсрочка, должны быть внесены в самую закладную; и такое положение означает, что возражения, из них возникающие, только тогда уничтожают данное обещание, когда они поставлены в непосредственное соприкосновение с вещным обеспечением[1209]. Все это очень мало подходит под понятие об акцессорности; получается, наоборот, впечатление, что при передаваемости закладной наше право имело бы подвижный и в высшей степени отвлеченный залог, которому бы позавидовали на западе все горячие сторонники мобилизации поземельной собственности.
Если, таким образом, придаточность в римском смысле нельзя считать характерным моментом для определения свойства нашего залогового права, то придется, может быть, искать его отличительную черту в другом понятии. В литературе был уже давно[1210] высказан взгляд на нашу закладную как на акт, устанавливающий чисто личную связь между контрагентами, ввиду того, что учреждаемое ею правомочие осуществляется между двумя определенными лицами без возможности сингулярного преемства в правовом положении одного или другого. Против этого можно возразить, что неразрешение передачи залогового права со стороны активного субъекта не говорит против вещного характера, так как некоторые правомочия, причисляемые романистами к категории вещных прав, как например, сервитуты, не могут служить предметом отчуждения. Более веским, конечно, является аргумент, выведенный из неотчуждаемости заложенного объекта, вследствие которой - по крайней мере принципиально - обладателем является всегда закладчик или его наследник. но даже помимо развития нашего законодательства в новейшее время и помимо стремления нашей практики, можно тем не менее и при прежнем безусловном действии системы 1800 г. найти случаи, где право из закладной будет осуществляться в виде абсолютного права. Представим себе заложенный участок, который посредством давности сделался собственностью третьего лица; впоследствии же наступает срок уплаты капитала, тогда как проценты до того времени исправно вносились залогодателем. Неисполнение главного обязательства дает залогодержателю право направлять свое взыскание не против должника, а против обладателя вещи и это взыскание получит здесь характер вещного права.
Оставляя даже в стороне такое сравнительно редкое явление[1211], можно отметить по поводу каждого залога черты вещного правоотношения: когда по просрочке долга залогодержатель требует передачи ему недвижимости для владения и пользования[1212], то могут возникнуть случаи, где по отношению к третьим лицам, препятствующим осуществлению его правомочий, иск будет отнюдь не личного характера, а, наоборот, обнаружит моменты, которые в теории принято связывать с понятием о вещных правах[1213].
Подтверждение личного характера залога усматривается у нас обыкновенно в ст. 1458 1 ч. Х т., из которой вытекает, что отчуждение имения, совершенное вопреки запрещению, установленному по определенному долгу[1214], будет все-таки считаться действительным, но зато залогодержатель лишается вещного обеспечения и имеет только личный иск к продавцу и к должностным лицам, виновным в упущении. Залоговое право вместо того, чтобы распространить свое действие на преемника, совсем прекращается. Такое явление, с точки зрения романистического учения, равносильно признанию личного характера правоотношения. Но для понимания данной статьи нужно иметь в виду соображения нашего законодателя, о которых была речь выше. Закон у нас предполагал, что никто не расположен приобретать уже заложенное имущество, и считал нужным предупреждать покупателей путем запрещения. Государственная власть, с своей стороны, доверяет тем органам, которые обязаны заботиться о наложении этого запрещения и иметь его в виду, когда возникает мысль об отчуждении данного участка; бдительность этих органов предполагается и считается достаточной гарантией для того, чтобы подобные отчуждения не имели места. Но если вопреки ожиданиям эти должностные лица нарушат свою обязанность, защита, предоставляемая третьему лицу, не должна быть иллюзорной; так как покупатель ничего не знал о состоящем запрещении по залогу, купля-продажа окажется действительной, и он приобретет имущество, свободное от долга. Это не что иное, как победа момента гласности над материальным правом; и на Западе при книжной системе залоговое право, о котором не было отметки в реестре, считается не существующим для добросовестного приобретателя[1215].
Запрещение в нашей залоговой системе, основанной на закладной крепости, является необходимым спутником ипотеки и налагается в интересах третьих лиц как предупреждение о состоявшемся уже обременении. Но самый акт установления залога содержится в закладной и наш закон - с прежней точки зрения - прямо решает, что если установлены два залога на одно и то же имение (что по Х т. недопустимо), действительным будет считаться залоговое право, раньше возникшее, т. е. то залоговое право, которое содержится в закладной, раньше совершенной[1216]. При такой конструкции запрещение не играет роли даже для определения старшинства[1217]. Затруднительным являлся на практике вопрос о том значении, которое должно быть усвоено запрещению, налагаемому на недвижимость после выдачи залогового свидетельства, вытребованного для залога в кредитном учреждении[1218]. Последнему, конечно, важно занять согласно уставу первое место, которое бы не было за ним обеспечено, если бы другие кредиторы могли приобрести старшинство в промежуток времени от момента выдачи свидетельства до предъявления его в кредитное учреждение. Сенат[1219] решил, что старшинство в пользу учреждения считается со дня наложения запрещения по выдаче свидетельства старшим нотариусом. Но определение старшинства в сущности не разрешает вопроса об определении того момента, с которым связано установление залога как такового: при книжной системе предварительная отметка также обеспечивает старшинство в пользу определенного лица, но не создает еще залогового права. У нас наложение запрещения после выдачи свидетельства также не означает еще, что данная недвижимость состоит в определенном залоге: неизвестен покамест размер ипотечного обременения; неизвестно еще, состоится ли вообще залог, так как кредитное учреждение может отказаться от выдачи ссуды и собственник, с своей стороны, может отказаться от предъявления свидетельства. Одним словом, нет еще такого момента, из которого можно было бы вывести окончательное соглашение сторон относительно определенного обеспечения долга недвижимостью. Обременение последней вытекает из обмена волеизъявлений, который происходит в кредитном учреждении при выдаче ссуды[1220]. Расписка в получении денег под обеспечение данного участка означает со стороны ссудополучателя согласие на обременение, а самая выдача при таких условиях равняется выражению желания со стороны учреждения приобрести вещное право. Обыкновенно уставами этих кредитных учреждений требуется еще выставление отдельного акта, т. н. залоговой подписки[1221], где закладчик изъявляет о своей готовности подчиняться известным обязанностям в пользу залогодержателя. Для этой залоговой подписки нет определенной формы[1222] и она в сущности не необходима[1223], так как выдача и получение ссуды означают уже сами по себе возникновение залога со всеми его последствиями.
Но, конечно, нужно для этого, чтобы стороны имели в виду именно залоговое обременение. Сенат[1224] с полным основанием отрицает существование залога, когда нет доказательств того, что должник намерен был создать вещное обеспечение в тесном смысле слова. Кассационный Сенат для установления ипотеки на недвижимость акционерного товарищества по выпускаемым им облигациям не считает достаточным ни наложения запрещения, ни даже предоставление преимущественного права удовлетворения держателям этих облигаций. Сенат в этом направлении имел прежде всего в виду устранить из сфер залоговых правоотношений такие сделки, при которых должник изъявляет только о своей готовности ответствовать всем имуществом или даже определенной частью оного[1225]. Но когда в связи с подобными оговорками отводится кредитору право на преимущественное удовлетворение и когда эта особенность обнаруживается в форме запрещения[1226], то тем самым правоотношение близко подходит под понятие о залоге, даже если оно в сделке не названо этим именем. Если принять безусловно точку зрения Сената, то пришлось бы также отрицать залоговый характер права взыскания казны по недоимкам. Требование об уплате ложится здесь на владельца обложенной недвижимости и удовлетворяется прежде, чем притязания всех остальных кредиторов[1227]. В данном случае, помимо всякого запрещения, мы находим налицо два момента, абсолютность и исключительность иска казны, которые придают этому правомочию характер залога. Однако нет тем не менее со стороны обязанного субъекта добровольного установления такого обременения; вследствие чего трудно безусловно устранить из нашего объективного права понятие о безмолвной ипотеке как о реальном долге, возникающем в силу самого закона[1228]. И придется признать тогда, что не одни сделки создают у нас[1229] залогообразные правоотношения. Что же касается до судебного решения, то мы выше видели, что в нашем праве запрещение, им вызванное, не создавало преимущественного удовлетворения в пользу заинтересованного лица; и до сих пор такое запрещение, налагаемое как предварительное обеспечение (Устав гражданского судопроизводства, ст. 616 сл.) или как мера, сопровождающая взыскание окончательно присужденного требования (ст.1096), сохранило свой прежний характер в двояком отношении: на нее не распространено экстенсивное толкование законов 1862 и 1863 гг., так что оно до сих пор служит препятствием к отчуждению. Здесь нет абсолютного иска[1230], и, с другой стороны, это запрещение, как и арест движимого имущества, по Уставу гражданского судопроизводства, не дает взыскателю, по иску которого оно было наложено, преимущества перед остальными кредиторами ответчика[1231], причем ему, конечно, не возбранено обращать свое взыскание и на остальное имущество, если объект, находящийся под запрещением (или арестом), окажется впоследствии недостаточным[1232].
Примечания:
[1174] Решение общего собрания
первых трех департаментов и Департ. Герольдии от 1868 г. № 397 (Сборник Ратькова-Рожнова, II,
1871).
[1175] 1877 г., № 314.
[1176] 1889 г., № 88.
[1177] П. С. З., 1980.
[1178] Ср. ст. 11 Устава
акционерных земельных банков; ст. 21 Устава С.-Пет. Кредитного Общества. См.
еще Устав С.-Пет. Закладного Общества 4 июля 1861 г. (37200), ст. 67; Устав
Товарищества Поземельного Банка 1866 г. (43268), ст. 47. Требуется только
уведомление Банка.
[1179] См. Положение о
городских общественных банках 1862 г. (37950), ст. 114.
[1180] Ст. 1184: Получив сии
объявления (о публичной продаже), кредитное установление обязано немедленно
уведомить место, при котором производится продажа, о сумме, следующей к
переводу на покупщика, и о порядке ее уплаты на условиях сделанного займа.
[1181] Здесь несомненное
новшество Устава; ср. ст. 1283 2 ч. Х т. по изд. 1876 г.
[1182] О правах банка в случае
непокрытия долга продажей участка по частным взысканиям, см. издаваемый Комитетом съездов представителей учреждений
земельного кредита Устав акц. зем. банков (изд. 1886 г.), стр. 159
сл.
[1183] 1878 г., № 248.
[1184] Очевидно, на основании
ст. 1185 Устава гражд. судопроизводства.
[1185] Ср. ст. 1187 и 1068
Устава; в случае отказа покупщика принятия на себя долга и при недостаточности
предложенной цены на переторжке положение залогодержателя может сделаться
критическим. Ср. по этому поводу разногласие между Вербловским (Журн. Гр. и Угол. Права 1883 г., II
прил., стр. 159) и Змирловым
(Юрид. Вестник, 1885 г., I, стр. 156 сл.).
[1186] 1877 г., № 59.
[1187] Из приведенного решения
Сената не видно, каким образом было упущено из виду запрещение, лежащее на
имении при совершении купчей крепости.
[1188] Ср. pia
desideria в Отчете о действиях комиссии для устройства земских банков IV (1859 г.), стр. 137.
[1189] Оставление вещи у
кредитора после просрочки - явление весьма распространенное и поныне в обычном
праве. см. Пахман. Обычное право, I, стр.
92.
[1190] 1869 г., № 53.
[1191] Ст. 1653, 1678 1 ч. Х т.
[1192] См., например, 1870 г.,
№ 678.
[1193] Ср. статьи Гурлянда и Пальховского в Суд. Вестнике
1873 г., № 204 и 1876 г., № 106, 107.
[1194] 1898 г., № 29 в судебной
хронике.
[1195] Ср., например, Гантовер. Залоговое право, стр. 119. Из
прежней литературы см. Терлаич.
Краткое руководство к познанию частного права России (1810 г.) II, стр. 53; Кранихфельд.
Начертание российского гражд. права (1843 г.), стр. 265. - странное определение в Судебном
Вестнике 1876 г., № 55, Общее обозрение.
[1196] См. ст. 1554, 1587.
[1197] См. Приложения к ст.
1643, 1669, 1673.
[1198] 1889 г., № 4.
[1199] Ср. Мейер. Русское гражд. право (1894 г.), стр.
416.
[1200] См. мотивы к ст. 1185
Уст. гр. суд.
[1201] Ср. ст. 1676 1 ч. Х т.
Такие события, как обвал одесского берега, могут лишить и залогодержателя
недвижимости следующего ему удовлетворения.
[1202] Ст. 2015 1 ч. Х т.
[1203] 1888 г., № 70.
[1204] Ср. ст. 1649 1 ч. Х т.
[1205] 1869 г., № 145, 146,
147.
[1206] 1896 г., № 93.
[1207] Ст. 2017 1 ч. Х т.
[1208] Решение 13 января 1856
г. в Сборнике решений Прав. Сената II (1835-1864 гг.) I, № 519.
[1209] См. ст. 1650 и 2040 1 ч.
Х т.
[1210] См. уже Энгельман. О приобретении права
собственности на землю, стр. 150; ср. также Шмигельский
в Журн. Мин. Нар. Просвещения 1875 г., ч. CLXXX, стр. 8
и Вербловский. Суд. Вестник 1876 г.,
№ 55.
[1211] Оно однако предвидится 1
ч. Х т. в ст. 3 приложения к ст. 694.
[1212] Т. XVI,
ч. 2 Свода Законов о Суд. Гражд., ст. 615 сл.
[1213] Ср. в этом смысле Дегай. О заемных актах (1824 г.) I, стр. 21; Кукольник.
Начальные основания российского права (1813 г.) I.
[1214] Когда запрещение
наложено только с целью предотвратить отчуждение и связано с секвестром, то
купля-продажа, безусловно, недействительна, если она совершена вопреки существующему
запрещению. См. ст. 1415. - Контраст между той статьей и ст. 1458 яснее
обнаруживается в изд. 1832 г. между ст. 883 и 921, которые обоснованы на зак.
24 мая 1826 г. (365).
[1215] Это косвенно вытекает из
сопоставления ст. 463 и 1700 Уложения и наказаниях.
[1216] Ст. 1630, п. 2.
[1217] Сенат 1893 г., № 36.
[1218] Ст. 1923 Пол.
о нотариальной части.
[1219] 1893 г., № 53.
[1220] Запрещение, которое полагается после выдачи ссуды
(Прил. к ст. 1921 Пол. о нот. части, § 3), имеет лишь
второстепенное назначение: оно имеет целью только внести в крепостной реестр
размер уже отмеченного обременения.
[1221] См., например, Положение
о Дворянском Банке, ст. 57 и Устав С.-Петерб. Кредитного Общества, § 18.
[1222] Ср. Устав акционерных
земельных банков в изд. Комитета Съездов 1886 г., стр. 97 сл.
[1223] Устав Александринского
Тульского Банка 23 дек. 1845 г. (19546), § 66: кроме вышепоименованных
документов не требуется от заемщика никаких обязательств, вместо коих служат
для Банка удостоверением в сделанной ссуде самое прошение заемщика и расписка
его по книге в получении денег.
[1224] Ср. 1885 г., № 126; 1895
г., № 8; а также 1880 г., № 88.
[1225] Как, например, Устав
Сестрорецкой жел. дороги 9 февраля 1873 г. (51848) в § 18.
[1226] См., например, Устав
Путивльских заводов 24 окт. 1872 г. (51438), § 21. - Обеспечение вкладов в
городских банках всем городским имуществом нельзя, конечно, назвать залогом:
Пол. о гор. общ. банках, ст. 48. Но какое значение придавать запрещению,
которое может быть наложено на определенное имущество в силу ст. 47 этого
Положения?
[1227] Ст. 1163 Уст. гражд.
суд.: Устав ак. зем. банков ст. 24 и 27: прил. к ст. 68 Пол. о Двор. Банке, §
48.
[1228] Интересный случай такой
безмолвной ипотеки в пользу казны представляет Устав о народ. продовольствии
(Т. XIII Свода) в ст. 106-210. Кроме имения, в пользу
которого пошла продовольственная ссуда, отвечает и остальное имущество
заемщика. Это редкий пример неограниченной ответственности при
взаимообеспечительном залоге казны. Ср. Оппенгейм.
Указатель вопросов права, разрешенных Министерством Юстиции по консультации
(1885-1893 гг.), № 102.
[1229] Аргументацию Анненкова (Система русского гражд. права, III, стр. 342), отрицающего значение этих примеров для
гражданского права, нельзя назвать убедительной.
[1230] Ср., например, Сенат
1889 г., № 28.
[1231] Ср. ст. 955 У. Г. С.;
Сенат 1879 г., № 117.
[1232] См. ст. 1222 У. Г. С. и
Указатель Оппенгейма, № 140.
