Классика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Кассо Л.А. Понятие о залоге в современном праве

Мы видим, таким образом, что и здесь rente constituée и hypothèque сходятся; несмотря на усиленную романизацию в них слышится еще отголосок средневекового воззрения на обременение вещи в смысле обязательства, лежащего на каждом отдельном владельце, и от которого последний мог избавиться оставлением вещи[857].

С началом революционного движения в 1789 г. заметно в правящих сферах Франции стремление к мобилизации поземельной собственности. Выражением этой любимой мысли Мирабо[858] являются ассигнации, обеспеченные стоимостью конфискованных церковных имуществ и курсирующие в обороте как носительницы поземельных ценностей. К тому же времени в национальное собрание поступил проект маркиза де Рефьер[859], предлагавший создание таких же поземельных бумаг для частной собственности, которые выдавались бы отдельным лицам в размере стоимости принадлежащих им недвижимостей и пускались бы потом в обращение путем передачи.

Это нововведение осуществилось лишь впоследствии вместе с Code hypothécaire 27 июня 1795 г. - 9 messidor An III[859]. В этом законе, выставившем необходимость записи всякой ипотеки и являющемся вследствие этого торжеством для pays de nantissement, мы находим рядом с акцессорной ипотекой[860] институт т. н. cédules hypothécaires, которые содержат обременение недвижимостей данного собственника в известном округе и выдаются ему на руки с оценкой, проверенной должностным лицом, которое за нее отвечает; собственнику же предоставлено пускать эти сédules в оборот по надписям для удовлетворения своих кредитных потребностей[861]. Таким образом, третьи лица приобретают залоговые притязания[862], которые в качестве таковых и без сопровождения главного требования[863] могут доставить предъявителю удовлетворение из недвижимого имущества без личной ответственности должника, выдавшего цедулу[864]. Это соединение личного и вещного элемента в одном праве, как при германской Grundschuld, является, несомненно, одним из наиболее интересных эпизодов в истории гражданского права революционного периода. Но cédules hypothécaires тем не менее не удержались[865]; в глазах публики они показались угрозой для права собственности[866], а Конвент отменил их, потому что нашел в них политическое неудобство, так как они могли дать эмигрантам возможность быстро реализировать или обесценивать свои поместья, подлежащие конфискации[867].

Новый ипотечный закон 1 ноября 1798 г. (11 brumaire An VII) уже не упоминает об этих обременениях на имя собственника, но твердо отстаивает момент публичности[868]. Однако при полной кодификации всего гражданского права в начале нынешнего века составители первоначального проекта нашли возможным вернуться к римской залоговой системе, действующей в территориях, называемых pays d'hypothèque в противоположность pays de nantissement[869]. Дальнейшее обсуждение обнаружило по этому вопросу два противоположных мнения: одни отстаивали старый порядок, установившийся в большинстве территорий до 1789 г.; другие предлагали сохранение принципов, выставленных законом 1798 г.[870] При окончательном составлении этого отдела Кодекса отчасти под влиянием замечаний некоторых судов[871] последовал компромисс по вопросу о публичности и специальности залогового права: была признана необходимость записи залогового права с исключением в пользу двух законных ипотек[872] и некоторых privilèges[873], сохранивших характер безмолвных обременений; а принцип специальности был во всей своей строгости применен лишь к добровольным ипотекам[874].

Несмотря, однако, на необходимость записи в большинстве случаев, ипотека в Code civil является правом, самый характер которого независим от этой формальности[875]. Последствия ипотеки по отношению к третьим лицам подчинены записи, но ипотека как таковая возникает здесь согласно римскому учению уже в силу сделки, закона или судебного решения[875].

Вообще чтение соответствующих статей Code civil может удовлетворить самого требовательного романиста не только потому, что Кодекс определяет ипотеку как вещное право в защиту определенного требования и поставленное вследствие этого в зависимость от последнего[876], но главным образом потому, что система ипотечной записи здесь не влияет на принцип акцессорности. Реестр, который ведется при окружном суде[876] и в котором сделки группируются не вокруг отдельного участка, а вокруг личности контрагента[877], считается публичным в том смысле, что заинтересованные лица могу требовать выписки[878] из него. Но по французскому праву этот реестр и его содержание не считается достоверным или, другими словами, его содержание не имеет по отношению к третьим добросовестным лицам значения обзора прав на недвижимости, соответствующего объективной истине. Таким образом, в выписках, выдаваемых хранителями ипотек (conservateurs des hypothèques), могут быть обозначены иногда залоговые права, числящиеся в реестре залогового права, которые на самом деле не существуют или потому, что удовлетворенный кредитор подал уже прошение о погашении, не отмеченном еще в книге[879], или потому, что обеспеченное обязательство уже уничтожено давностью[880]. В подобных случаях возможно приобретение цессионарием фиктивного залогового права, потому что оно лишено своего необходимого основания, т. е. личного требования; а, с другой стороны, нигде во французском праве не сказано, что такое залоговое право может даже в руках добросовестного приобретателя иметь юридическое значение[881]. Здесь именно обнаруживается строго выдержанная акцессорность системы Наполеонова Кодекса. Неудивительно потому, что французские догматики сравнительно мало останавливаются на юридическом характере ипотеки, будучи уверены, что она у них, как и в Риме, является вещным правом для обеспечения обязательства. Более затруднительна конструкция privilège уже потому, что этот институт обнимает и движимое имущество. Privilège, внесенное на недвижимость, дает droit de préférence и droit de suite; на движимость же может быть осуществлено только первое правомочие. Тем не менее большинство юристов[882] причисляют также privilèges на meubles к вещным правам на том основании, что и собственнику движимой вещи принадлежит вещное право на нее, хотя он в целом ряде случаев лишен droit de suite!

Определение характера ипотеки разделяет французских юристов только когда возникает важный в жизни вопрос о причислении ее к категории имущества, движимого или недвижимого. Господствующее мнение считает ипотеку только принадлежностью личного требования и относит ее в качестве таковой к движимому имуществу. Однако встречаются юристы[883], расположенные подчеркнуть вещный характер ипотеки как права на недвижимость независимо от ее подчиненной роли, и эти юристы относят ее к категории недвижимого имущества.

Очень возможно, впрочем, что в недалеком будущем теоретические рассуждения в этой области займут большее место во французской юридической литературе, чем до сих пор. Понятие о залоговом праве должно со временем измениться: необходимость конструкции права залогодержателя на страховую сумму, установленного законом 19 февраля 1889 г., уже вызывает исследования с чисто теоретическим характером[884] - явление во Франции редкое и, несомненно, отрадное; а, кроме того, ожидаемые расширения в области сельскохозяйственного кредита готовят, по всему вероятию, распространение понятия об ипотеке и на движимое имущество[884].

Но в общем до настоящей минуты трудно еще указать на большие перемены в учении о залоговом праве во Франции[885]. Особенно крепка еще необходимость акцессорности. Даже в отдельных институтах вещного кредита, излагаемых вне Кодекса, мы встречаем сохранившиеся романистические воззрения. В уставе Crédit Foncier прямо оговаривается личная ответственность залогодателя остальным имуществом в случае недостаточности заложенной вещи[885], хотя эта добавочная гарантия не принимается во внимание при оценке и выдаче ссуды.

Интересно впрочем отметить, что несмотря на это стремление[886] отождествлять залог в Crédit Finsier с обыкновенной ипотекой, практике приходится тем не менее сознавать, что право держателей закладных листов или obligations, выпускаемых Crédit Foncier, хотя и снабжено существенными преимуществами[887], но тем не менее отличается от обыкновенного добровольного залогового права тем, что оно не направлено против отдельного участка, а вообще против всего имущества кредитного учреждения[888].

Выше было указано на то, что и во Франции Monts de piété не рассчитаны на личный кредит заемщиков, что и было признано юриспруденцией[889]. Однако, когда в 1891 г. был издан закон о расширении круга ломбардных операций этих учреждений, законодатель счел нужным упомянуть и о личной ответственности ссудополучателя[890].

Приверженность французского права к романистическим формулировкам обнаруживается еще при залоге в товарных складах. Первоначальный закон[891] давал в случае просрочки держателю залогового свидетельства право выбора между залоговым взысканием и личным требованием против надписателя несмотря на то, что в торговых сферах многие высказывались против этой личной ответственности. Последняя в законе 1858 г.[892] отошла уже на второй план в качестве субсидиарной гарантии на случай недостаточности товара; ныне же в литературе уже раздаются голоса за ненужность вообще регресса против варрантодателя[893].

Только в морском праве во Франции можно привести пример взыскания по займу, сосредоточенного на одном лишь заложенном объекте. В главе I было уже отмечено смешение Nothbodmerei с foenus nauticum в XVIII веке[894]; при кодификации морского права в 1809 г. это смешение понятий, по-видимому, продолжалось, так что на основании первоначальной редакции ст. 216 Code de commerce нельзя было определить объем ответственности судохозяина по займам, заключенным во время плавания под обеспечение корабля и груза[895]. В 1841 г. последовало дополнение этой статьи, и теперь несомненно[895], что в французском праве существует рядом с contrat à la grosse[895] в смысле foenus nauticum и рядом с обыкновенной акцессорной ипотекой[896] корабля бодмерея в германском смысле, т. е. залог корабля с возможностью для хозяина избавиться от дальнейшей ответственности путем отказа от судна и фрахта.

Но в общем можно сказать, что предметно ограниченная ответственность мало популярна во Франции[896]. В этом удержании римского взгляда на залоговое право как на гарантию, не устраняющую права на удовлетворение из остального имущества, некоторые французские публицисты усматривают особенность национального характера[896] и стараются по этому поводу провести контраст между германскими и латинскими правовыми воззрениями! Можно было бы выразиться в более общих терминах и заметить, что в этой области непопулярны в глазах французской публики вообще всякие нововведения. Но особенно опасными считаются cédules hypothécaires в роли залоговых квитанций, выдаваемых на имя собственника. Попытка Decourdemanche в конце 20-х годов реабилитировать эту форму реального кредита не нашла сочувствия.

Эта мысль излагалась в составленном им проекте ипотечного Кодекса[897]. В начале 40-х годов однако вопрос о реформе залоговой системы Кодекса вышел из сферы чисто литературных рассуждений, когда правительством была предписана соответствующая enquête: она не оказалась благоприятной для действующего права: все запрошенные юридические факультеты и апелляционные палаты (за исключением двух) высказались за возвращение к абсолютной публичности закона 1798 г.[897] Только что начавшиеся подготовительные работы были прерваны февральской революцией 1848 г.; они возобновились в 1850 г. и обещали уже привести к желанным результатам[898], когда наступил наполеоновский режим, положивший конец этим стремлениям. Вскоре последовавшее учреждение Crédit Foncier показалось достаточным благодеянием для поземельного кредита, и действующая ипотечная система нашла к тому времени еще защитника, вероятно, последнего, в лице официального юриста Второй Империи - Troplong'a[899].

В 1891 г. при министерстве финансов была назначена комиссия с целью пересмотра французского cadastre, давно уже не соответствующего фактической жизни[900]. Эти работы должны были подготовлять реформу поземельной регистрации[901], и для начертания главных положений будущего ипотечного законодательства была образована особая sous-commission juridique. Весьма интересны протоколы заседаний этой подкомиссии: они во всяком случае свидетельствуют скорее об остроумии и талантливости отдельных членов, чем об их подготовленности. Необходимость достоверности крепостного реестра не была признана комиссией[901], особенно после того как выяснилось, что нужные для этого топографические работы связаны с миллионными расходами[902]. Денежный вопрос[903], как видно, послужил главным препятствием для предполагаемых в области крепостной регистрации реформ, и труды юридической, как и технической, подкомиссии не дали осязательных результатов.

В настоящее время с 1896 г. внесен в Сенат проект ипотечной реформы более скромных размеров[903]. Он не касается порядка регистраций вещных прав на недвижимость, а содержит только уничтожение судебной ипотеки и строгое проведение принципа публичности и специальности[904]. Но и это простое завершение положений, высказанных уже в Кодексе, считается в глазах многих опасным нововведением; так например, съезд домостроителей успел уже высказаться против проекта и за сохранение судебной ипотеки и безгласности законных залоговых прав[905].

На этом примере лишний раз подтверждаются консервативные наклонности французского народа, внутренняя жизнь которого мало поддается воздействию политических колебаний, касающихся только одной поверхности общественного строя. Но в данном случае часть ответственности несет юриспруденция, которая занималась исключительно толкованием одного Кодекса. На эту работу пошла вся сила юридического мышления целого народа в течение века. Даже те писатели, которые относятся скорее критически к постановлениям кодекса, тем не менее не выходят из рамок, им выставленных. Такой характер науки права не мог не вызвать убеждения в публике, что Code civil закончил надолго, если не навсегда, правовое развитие страны. через несколько лет будет праздноваться столетний юбилей этого законодательного памятника, и тогда, может быть, наступит время для действительной оценки его заслуг не только перед наукой, но и перед самым гражданским правом современной Франции. Бельгийские писатели[906], которые обращаются с Кодексом свободнее, чем французские[906], уже отметили, что неподвижность системы, основанной на памятнике 1804 г., неоднократно задерживала ход экономической жизни. Для юриста возникает другой, не менее интересный вопрос: не задержала ли кодификация также юридического развития во Франции, стиснув правовые институты расшатанного и расслабленного общества в слишком неподвижные рамки? Если на этот вопрос получится утвердительный ответ, то достойными зависти явятся, может быть, те французы, которые живут на острове Джерси под английским скипетром[906] и пользуются до сих пор Coutumes de Normandie XIII века.

Глава V. Отличительные черты древнерусского залогового права

Взгляд Мейера на залог. – Залог в Псковской Судной Грамоте. – Обозрение закладных актов. – Значение просрочки. – Московское законодательство. – Литовское и византийское право

В литературе, касающейся истории нашего залогового права, до сих пор на первом месте стоит известная монография Мейера[907]. Результаты, к которым он пришел, сводятся приблизительно к следующему: до начала XVIII века залоговая сделка в московском государстве всегда устанавливала право собственности в пользу залогодержателя. Эта собственность высказывалась не только в пользовании и владении залогом, но и в праве распоряжения заложенной вещью. Эта собственность вытекает, в глазах Мейера, из самой передачи обеспечительного объекта, без которой нет настоящего залога. При такой форме реального кредита непосредственная передача вещи стоит на первом плане и до такой степени устраняет значение долгового правоотношения между контрагентами, что недействительность залога может влиять на личную связь должника и кредитора. Роль залогодателя сводится таким образом к праву выкупа заложенной вещи из рук кредитора, имевшего до того временное право собственности на нее[908].

Результаты, добытые Мейером и сильно напоминающие точку зрения германистов до Albrecht'a, основаны главным образом на закладных, напечатанных в Актах юридических, так как законодательные памятники до уложения дают по этому вопросу лишь скудный материал. С тех пор, что вышла работа Мейера, число старых закладных, сделавшихся доступными благодаря их напечатанию в новых сборниках, несколько увеличилось; ниже будет указано, в какой мере они могут служить опорой для критической оценки взгляда Мейера.

Примечания:

[857] Loyseau. Liv. I, chap. II, старается установить разницу между déguerpissement при rentes foncières от délaissement par hypothèque. В последнем случае владелец не должен был бы отвечать за недоимки, тогда как приобретатель участка, обремененного наложением rente fouciere, наоборот, считался обязанным погасить накопившиеся недоимки перед оставлением вещи. Но редакция § 100 Coutume de Paris мало способствовала проведению этой разницы.

[858] См. Rondel. La mobilisation du sol en France, стр. 84 сл.

[859] Напечатан у Guichard. Législation hypothécaire. T. I.

[860] § 2 и 34 названного закона.

[861] § 36: Au nombre des diverses manières de conférer volontairemen hypothèque est compris celle qui accorde à tout propriétaire de biens ... la faculté de prendre hypothèque sur lui même.

[862] § 79: Ces cédules confèrent sur le bien du requérant hypothèque ... § 217: Les créances résultant des cédules hypothécaires ...

[863] См. § 36, п. 5.

[864] Этот характер недостаточно выяснен работой Challamel. Etude sur les cédules hypothécaires, стр. 39 сл., и его объяснениями в Commission extraparlementaire du cadastre (Procés Verbaux V, стр. 543 сл.).

[865] Теперь доказано благодаря работе Rondel. La mobilisation du sol en France, стр. 150, что этот закон вступил в действие.

[866] См. речь Jacqueminot в Conseil des Cinq Cents (Guichard, l. c., I, стр. 239).

[867] Ср. Laferrière, l. c., стр. 288.

[868] § 3 сл., 26 сл. (напечат. у Guichard, l. c. ). - Зкон 21 ventôse An VII установил форму крепостных реестров, § 16 сл.

[869] См. Discours préliminaire sur le Code civil (у Crussaire. Analyse des observations des tribunaux sur le projet de Code civil, стр. LIII).

[870] Ср. Mittermaier в Archiv f. civ. Praxis XVIII, стр. 442; Guillouard. Traité des priviléges et hypothèques, I, стр. 51.

[871] См. Crussaire, l. c., стр. 681.

[872] Ст. 2135 обязана своим существованием личным стараниям Первого Консула. Ср. Fenet. Travaux préparatoires XV, стр. 321, 323. Ср. еще Jac. Bonaparte et le Code civil (1898), стр. 138.

[873] Ср. ст. 2106 со ст. 2101, 2104, 2107. Исключение относится только к droit de préférence; юриспруденция и в этих случаях для droit de suite требует ипотечную запись (ср. Baudry-Lacantinerie et de Loynes, I, стр. 608), хотя это как будто не вытекает из ст. 2107.

[874] Ср. ст. 2148, п. 5 со ст. 2122 и 2123.

[875] См. ст. 2117, 2134, 2166.

[876] Ст. 2146.

[877] Т. н. compte personnel. См. Besson. Livres fonciers, стр. 167 сл.; Arnault. La réforme hypothécaire au Sénat (1897), стр. 26.

[878] Ст. 2196; эти выписки считаются достоверными в смысле соответствия содержанию книги, см. ст. 2198.

[879] Ср. ст. 2158. Baudry-Lacantinerie et de Loynes. Des privilèges et hypothéques, III, стр. 176.

[880] Ср. ст. 2180, п. 4.

[881] См. Zachariä-Crome. Handbuch des französischen Rechts, II, § 258. О переменах, внесенных в это учение установлением германской достоверности в прирейнской Пруссии законом 12 апр. 1888 г. см. Mügel. Das rheinische Grundbuchrecht (1892), стр. 16 сл.

[882] Литература у Baudry-Lacantinerie et de Loynes, l. c., I, стр. 253.

[883] Так например, Marcadé et Paul Pont. Explication du Code Napoléon (1868), X, стр. 337 сл.

[884] По поводу проектов 1890 и 1892 гг. см. Blaissot. De la mise en possession du créancier dans le contrat de gage (1897), стр. 143. В настоящее время внесен в парламент Projet de loi sur le warrantage agricole du 28 octobre 1897.

[885] Décret du 28 février 1852, art. 12. Ср. Josseau. Traité du Crédit Fonсier, I, стр. 554.

[886] Так между прочим Josseay, l. c., стр. 345.

[887] См. закон 6 июля 1868 г. о ссудах, выдаваемых Crédit Foncier департаментам и городским обществам, ст. 6.

[888] См. решения Дижонской палаты 16 августа 1861 г. (Sirey, 1861. 2. 543) и Лиможской 17 мая 1865 г. (Sirey, 1865. 2. 169). Ср. еще ст. 78 в Statuts du Crédit Foncier (у Josseau, l. c.).

[889] Ср. Dalloz. Répertoire général. Monts de piété, 62, 63.

[890] Закон 25 июля 1891 г., ст. 5 и 6.

[891] Arrêté du 26 mars 1848, art. 11.

[892] Ст. 9 закона 28 марта 1858 г. Ср. Damaschino. Traité des magasins généraux (1866), стр. 266, 135.

[893] См. Bruno Dubron. Docks et Warrants (1898), стр. 158.

[894] Ср. еще Lyon-Caen et Renault. Droit commercial français. T. V, стр. 130.

[895] Ст. 311 сл. Code de commerce.

[896] См. Flour de St. Genis. Le crédit territorial en France (1889).

[897] Ср. Besson. Livres fonsiers, стр. 119; Guillouard. Traité des privilèges et hypothèques, I, стр. 57.

[898] См. Guillouard, l. c., стр. 61.

[899] В своем Commentaire sur la loi de la transcription.

[900] Commission extraparlementaire du cadastre, учрежденная 30 мая 1891 г., заседала до 1895 г.

[901] Procés Verbaux, II, стр. 527 сл. Комиссия, кроме того, высказалась за безусловную акцессорность ипотеки, см. т. V, стр. 595.

[902] Ободряющее действие на комиссию мог бы иметь пример Эльзаса и Лотарингии, где сompte personnel французского реестра постепенно заменяется германской участковою регистрацией. Закон 24 июля 1889 г. и 22 июня 1891 г. Ср. введение у Baeder. Das Grundbuchgesetz für Elsass-Lothringen.

[903] Проект выработан министерством юстиции и внесен 27 октября 1896 г.

[904] См. ст. 12, 14, 17, 18, 28 проекта, рассматриваемого у Lounes в Revue eritique de Législation 1897, стр. 229 сл., 360 сл.

[905] См. Arnault. la Réforme hypothécaire au Sénat, стр. 49.

[906] Ср. Robinet de Cléry. Les Iles Anglo-Normandes. Pays de Home Rule (1898).

[907] Древнее русское право залога. Казань, 1855.

[908] См. главным образом стр. 11, 13, 28, 32 сл., 41 сл.

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »