Покровский И.А. История римского права
Помимо текстов своих лекций профессор Покровский почти не публикует работ по римскому праву. Кроме опубликованной в 1904 г. в Киеве небольшой статьи о частной защите общественных интересов в древнем Риме[45], единственным исключением в этом смысле является написанная им большая рецензия на книгу В.Б. Ельяшевича "Юридическое лицо, его происхождение и функции в римском частном праве"[46], которая заслуживает более подробного рассмотрения, поскольку в ней рецензент не просто рассуждает о достоинствах и недостатках труда своего коллеги, но и, полемизируя с некоторыми тезисами последнего, предлагает свое видение ситуации и свой оригинальный взгляд на пути разрешения проблем, связанных с существованием юридических лиц в римском праве.
В рецензии, после конспективного, но достаточно пространного изложения основных тезисов рецензируемого сочинения, отмечается, что "труд г. Ельяшевича представляет собою большое и в истинном смысле слова научное произведение, заслуживающее права занять почетное место не только в русской, но и в европейской литературе: исследование захватывает обширный круг явлений на всем протяжении римской истории, касается многих трудных и спорных вопросов, к которым автор подходит вооруженный всесторонним знакомством с источниками, с древней литературой и богатым эпиграфическим материалом. На многие вопросы автор предлагает свои новые и оригинальные решения". Отдав должное комплиментарной стороне отзыва и перейдя к анализу рецензируемого труда по существу, И.А. Покровский отмечает неравноценный характер различных разделов исследования, из которых он отдает несомненное предпочтение той его части, которая посвящена юридической истории союзных образований. Более критический взгляд рецензент демонстрирует в отношении той части работы В.Б. Ельяшевича, которая посвящена правовому проложению римской государственной казны - aerarium, императорской казны - фиска и зарождению правосубъектности муниципальных образований в римском праве, поскольку этот раздел "при всех своих несомненных достоинствах оставляет, однако, гораздо больше места для некоторых сомнений". Рецензент отмечает слабость аргументации автора, когда, с одной стороны, тот доказывает, что aerarium юридическим лицом не являлось (основываясь на том, что участие последнего в имущественных отношениях находилось вне гражданского оборота, так как эти его отношения регулировались иными нормами, чем нормы обыкновенного гражданского права, устанавливались в иных формах, охранялись иным порядком), а с другой стороны, в отношении фиска, напротив, автор считает возможным признать за ним статус юридического лица, хотя и занимающего исключительное положение, но все же "в пределах оборота". И.А. Покровский оценил эти тезисы как сомнительные, указывая, что по сути правовое положение aerarium и фиска было очень похожим, и таким образом В.Б. Ельяшевичу следовало бы либо признать юридическими лицами оба эти образования, либо не признавать в качестве таковых ни то, ни другое. В качестве крупного недостатка рецензируемого произведения профессор Покровский указал на отсутствие в нем четкого определения того, какой смысл автор вкладывает в понятие "гражданский оборот", поэтому, с точки зрения рецензента, когда автор "выводит оттуда aerarium, но вводит туда fiscus, непонятно, чем он руководствуется при этом".
И.А. Покровский отмечает, что разрешение споров с aerarium не путем обыкновенного гражданского правосудия, а посредством cognitio магистрата не может служить весомым аргументом в пользу "внеоборотности" aerarium, поскольку "достаточно вспомнить, как нередко даже при регулировании отношений между частными лицами (privatae personae) претор прибегал к такой же cognitio extra ordinem; достаточно вспомнить, что все интердикты в более раннюю пору осуществлялись только путем cognitio: неужели мы bonorum possessio или владение, когда эти институты защищались таким способом, должны были бы исключить из пределов гражданского права?" Тем более аргумент относительно особых способов защиты не годился для определения отличий фиска и aerarium, поскольку как имущественные конфликты частных лиц с aerarium разрешались в порядке cognitio extra ordinem магистрата, так и в тяжбах тех же лиц с фиском cognitio extraordinaria императорских прокураторов заменила нормальный суд. Что касается особых норм, определявших участие государственной казны в имущественных отношениях, то и здесь сущностных различий в положении aerarium и фиска не просматривается, так как сам В.Б. Ельяшевич признал, что "во втором столетии [н.э.] количество привилегий, которые создают фискальному имуществу особое положение, возрастает до такой степени, что является возможным говорить об особом jus fisci. Фиск теперь не трактуется уже совершенно так же, как частные лица; напротив, он этим privatae personae противополагается"[47]. Опровергая еще один аргумент рецензируемого автора в пользу непризнания за aerarium статуса юридического лица, И.А. Покровский отмечал, что коль скоро, по признанию В.Б. Ельяшевича, даже когда муниципальные образования "получили права юридической личности", для римских юристов они все же не представлялись "абстрактным единством", а оставались "живой совокупностью людей", то и представление о том, что имущество государства суть res publica, что за ним стоит народ - populus, не может само по себе "свидетельствовать против юридической личности aerarium". Рецензент обратил внимание и на неправильную интерпретацию В.Б. Ельяшевичем того факта, что сделка, заключенная магистратом, относилась к самому государству, то есть в случаях распоряжения магистратом имуществом, входящим в состав aerarium, имело место прямое представительство, неизвестное тогда римскому частному праву. По мнению И.А. Покровского, "этот аргумент есть как раз аргумент не против, а в пользу того, что уже в эпоху республики был во всяком случае один из элементов гражданской правоспособности государства", поскольку исторически не все элементы правоспособности появляются сразу. В целом критика профессором Покровским позиции рецензируемого автора в отношении aerarium сводилась к тому, что В.Б. Ельяшевичу при рассмотрении проблем, связанных с этим институтом, изменило то чувство историзма, которое у него, напротив, присутствовало при исследовании истории обретения правосубъектности союзными образованиями. Впрочем, рецензент тут же делает оговорку, несколько девальвирующую твердость его критического подхода в данном вопросе. И.А. Покровский указывает: "Мы менее всего склонны отрицать значение тех особенностей, которые отличают имущественно-правовое положение республиканского государства от положения частных лиц, и ни в коем случае не станем утверждать, что aerarium был уже готовым юридическим лицом гражданского права. Такое утверждение игнорировало бы несомненный процесс исторической эволюции, было бы не научно-догматическим. Но, с другой стороны, кажется нам преувеличенным и неисторическим и категоричное "нет"".
Тем не менее свою позицию по обсуждаемому вопросу И.А. Покровский все же выразил достаточно ясно, давая обзор изложения рецензируемым автором исторического процесса обретения государством правосубъектности в римском частном праве. Он писал, что по мере того, как римскому государству приходилось фактически все чаще и чаще спускаться в сферу обычного имущественного оборота, становиться в договорах и спорах на одну доску с privatae personae, его положение в этой сфере не могло не приближаться постепенно к тому, что мы называем гражданской правоспособностью. Публично-правовой характер отношений государства и privatae personae постепенно сглаживался как в сделках, так и в процессе. Один за другим складывались и выяснялись в жизни те элементы, которые необходимы для возникновения "юридической личности": обособленность имущества, служащего известной цели, и организация. Наличие этих элементов приводит к тому, что уже в период Республики сделки, совершенные магистратом, обязывают государство как таковое и что в случае позднейших его столкновений с privatae personae в cognitio магистрата мы будем иметь разбирательство, при котором магистрат должен придерживаться условий совершенной от имени государства сделки (leges contractus) и тех принципов, которые сложились в практике толкования и исполнения таких сделок, а также практике разрешения такого рода тяжб, то есть это разбирательство по своему характеру приближается к гражданскому процессу. Профессор Покровский признает: "Конечно, за всем тем в положении aerarium сохраняется еще много особенностей, существенно отличающих его от privatae personae, но таких же особенностей немало и в положении фиска или муниципий. Конечно, оборот с казной не есть обыкновенный гражданский оброт, но едва ли не будет догматическим преувеличением, если мы на этом основании станем утверждать, что это не есть вовсе гражданский оброт".
По поводу правового положения фиска В.Б. Ельяшевич вступил в полемику с Т. Моммзеном, который пришел к выводу, что фиск - это такое же личное имущество императора (princeps), как и его личное имущество и личные доходы. Вступившись за Т. Моммзена, рецензент отметил следующее: "фискальные средства делаются с формальной стороны, действительно, частной собственностью принцепса, на котором лежит только политическая, государственно-правовая обязанность употреблять их на государственные цели. Эта политическая обязанность находится за пределами гражданского права, а для этого последнего остается только частная собственность. И в самом деле, если, по признанию автора, фиск, то есть стоящий за ним принцепс, для приобретения вещей пользуется манципацией, то единственным результатом этого акта (это обусловлено уже самой формулой mancipatio: hanc rem meam esse ex jure Quiritium aio) может быть только частная собственность принцепса. А при таких условиях полемика против учения Моммзена со стороны цивилиста делается непонятной". Опять сделав оговорку, что он не берется на страницах рецензии за разрешение трудного вопроса о юридической природе фиска по существу, И.А. Покровский тут же предлагает свою гипотезу (ссылаясь также на результаты исследований М.М. Ростовцева), согласно которой по крайней мере в постклассическом римском праве император играет ту же роль для фиска, как граждане муниципии (municipes) для этой муниципии, то есть роль человеческого субстрата юридического лица, при том, что субъектом фиска является государство.
В отношении муниципальных образований профессор Покровский усомнился в версии В.Б. Ельяшевича, согласно которой первым "зародышем" имущественно-автономных муниципальных общин стали так называемые civitates sine suffragio, то есть общины, обитатели которых не имели политических прав в римском государстве, и, удерживая этот статус, стремились сохранить самостоятельное хозяйственное существование своей общины и избежать слияния принадлежащих им земель с общей массой земельных угодий римского народа (ager publicus). Рецензент указал, что с точки зрения баланса потерь и приобретений таким общинам выгоднее было стремиться к хозяйственному единству с римским народом в целом, и, кроме того, хозяйственная самостоятельность была свойственна этим civitates sine suffragio лишь в первые десятилетия после появления данного понятия, что признавал и сам В.Б. Ельяшевич и что очевидным образом подрывало его позицию в данном вопросе. И.А. Покровский считал гораздо более плодотворным предположение, что правосубъектность муниципий была усвоена римским правом из права греческого, в связи с чем он порицал взгляд В.Б. Ельяшевича, который позволил себе высказаться в том смысле, что "для развития римского права это (то есть рецепция чужого права. - А.Р.) имело так же мало значения, как формы брака сибирских инородцев - для развития русского брачного права".
Последней из ряда претензий рецензента к монографии В.Б. Ельяшевича стала критика методологических принципов автора. Дело в том, что Ельяшевич на страницах своей книги прямо заявил, что он не пытается ни выявить "природу", или "сущность" юридического лица, ни "определить его место в целом нашего юридического познания". Профессор Покровский указывает по этому поводу: "Такое спокойное отношение к вопросу, вызывавшему и продолжающему вызывать в литературе большие, нередко страстные споры, объясняется, по-видимому, некоторым общим представлением автора о задачах юриста и о его компетенции. Уже во введении автор говорит, что все функции, выполнявшиеся идеей юридического лица в правовой жизни, находят себе полное теоретическое выражение и обоснование в той краткой формуле, с которой все согласны, то есть в выступлении вовне в качестве единства. "Все же остальное, - прибавляет он, - есть в сущности попытка дать "философское" обоснование этой новой юридической формы", то есть попытка решить задачи, лежащие совершенно вне компетенции юриста "как такового", попытка, которую автор признает не только "бесплодной", но в известном смысле даже вредной". В этой связи рецензент не преминул попенять В.Б. Ельяшевичу за противоречивость подхода к исследованию, поскольку тот же автор на страницах своего труда пренебрежительно отзывается о так называемых "агностических теориях" юридического лица, предложенных Сальковским, Рюмелиным, Лабандом и рядом других цивилистов, которые по сути проповедовали тот же методологический принцип, что и их российский критик. Однако уязвимость позиции В.Б. Ельяшевича рецензент увидел далеко не только (и не столько) в этой непоследовательности. По этому поводу И.А. Покровский пишет: "Не может, наконец, не вызывать сомнения и предлагаемое автором, хотя им ближе не определенное, понятие "юриста как такового". Точно ли вопросы, подобные вопросу о "сущности" юридического лица, о его "принципиальном обосновании", выходят за пределы научных потребностей и научной компетенции всякого юриста? Точно ли юрист может и должен воздерживаться от всякого "философствования"? Точно ли такие или иные философские предпосылки безразличны для познания и даже практического построения всякого, а в том числе и гражданского права? Достаточно только поставить эти вопросы, достаточно оглянуться вокруг, вслушаться в горячие и шумные споры по поводу многих важных проблем, выдвигаемых самой жизнью и глубоко волнующих наш юридический мир, чтобы усомниться в правильности проскользнувшего у автора пренебрежительного отношения к "философским" обоснованиям. И смеем ли надеяться, что оно только скользнуло, что оно не составляет прочного умонастроения нашего автора, от которого, ввиду его трудоспособности и несомненной даровитости, русская наука вправе ожидать многого".
В целом можно заметить, что основные идеи работы В.Б. Ельяшевича mutatis mutandis, то есть с учетом тех замечаний, которые были высказаны И.А. Покровским в рассмотренной выше рецензии, нашли отражение в посвященном юридическим лицам разделе книги профессора Покровского "История римского права" (глава VI, § 52). К сожалению, сам он не стал в дальнейшем разрабатывать те гипотезы, которые были им высказаны в рецензии, поэтому, например, о рецепции правосубъектности муниципий римским правом из греческого права он и здесь говорит как о предположении. Однако, поскольку соответствующий раздел "Истории римского права" весьма краток и отражает воззрения автора на данный вопрос в самом общем виде для понимания оснований данной им интерпретации тех или иных проблем, связанных с юридическими лицами в римском праве, полезно иметь в виду как книгу В.Б. Ельяшевича, так и написанную на нее И.А. Покровским рецензию.
IV
В 1912 г. лучшая полоса в жизни И.А. Покровского, связанная с пребыванием его в Петербургском университете, закончилась. В те годы по инициативе министра просвещения Л.А. Кассо власти решили перевести несколько видных профессоров, в частности таких, как Д.Д. Гримм и М.Я. Пергамент, в другие университеты. В число гонимых попал и Иосиф Алексеевич, которому было предложено перевестись в Харьковский университет. Сочтя себя оскорбленным, он подает в отставку. Эти события, затронувшие не только Петербургский университет, обычно считают проявлением скрытых гонений на либеральную профессуру, затеянных Л.А. Кассо для искоренения как студенческих бунтов, так и профессорской фронды, связанной с недовольством университетской общественности усилением полицейского контроля за университетской жизнью. Конечно, будучи членом кадетской партии, И.А. Покровский не мог считаться вполне лояльным царскому режиму профессором. Однако в те годы членство в конституционно-демократической (кадетской) партии было общей модой в кругах интеллигентной общественности. Часто "выяснялось и случайное нахождение в партийных списках лиц, записавшихся в Партию на собраниях, но затем не имевших к ней никакого отношения, даже забывших о самом факте записи"[48], поэтому в таких условиях партийная принадлежность профессора Покровского сама по себе вряд ли могла служить аргументом в пользу совершения действий, направленных на его устранение из университета. В отличие от своих коллег по юридическому факультету Д.Д. Гримма и Л.И. Петражицкого, являвшихся членами петербургского городского комитета кадетской партии[49] и активно занимавшихся организационной и пропагандистской партийной работой, деятельность И.А. Покровского в качестве члена партии кадетов практически нигде не упоминается. Кажется, он, будучи по натуре не публичным политиком, а кабинетным ученым, уклонялся от активных действий в политической сфере. Впрочем, будучи профессором права и уже достаточно авторитетным юристом, он не мог вовсе устраниться от политической деятельности. Именно благодаря данному обстоятельству до нас дошел фотографический портрет И.А. Покровского, который запечатлел его облик в качестве делегата от Санкт-Петербургской губернии на состоявшемся в 1906 г. Третьем Общеимперском съезде Партии народной свободы (конституционно-демократической)[50]. Под портретом имеется и его автограф. Тем не менее, кажется, роль делегата на съезде кадетской партии была самым примечательным фактом политической биографии И.А. Покровского. Впрочем, в журнале заседаний Московского отделения ЦК кадетской партии от 18 сентября 1906 г. есть запись, которая в принципе, возможно, тоже имеет отношение к деятельности Иосифа Алексеевича в качестве члена этой партии: "Признавая также крайней необходимостью скорейший приступ к занятиям состоящей при Центральном комитете Комиссии по вопросу об отношении церкви к государству и принимая во внимание, что членами означенной комиссии могут быть Новгородцев, Булгаков, Ключевский, Покровский, в настоящее время проживающие в Москве, Московское отделение признало своевременным возбудить вопрос о желательности перенесения комиссии по церковному вопросу из Петербурга в Москву, организовав ее состав на началах беспартийности"[51]. Однако отсутствие инициалов предполагаемых членов комиссии не позволяет определить, идет ли речь об Иосифе Алексеевиче или о каком-то его однофамильце. Кроме того, возбуждает сомнение упоминание о проживании всех будущих членов комиссии в Москве, так как в тот момент И.А. Покровский проживал в Санкт-Петербурге. С другой стороны, представляется, что в близких кадетской партии кругах и в ней самой в то время не было другого известного лица по фамилии Покровский, которое могло бы стать членом подобной комиссии. Если наше предположение верно и членом комиссии стал именно Иосиф Алексеевич, то с достаточной долей уверенности можно приписать и ему (в числе других членов комиссии) авторство предложенного фракцией кадетов в Государственной Думе законопроекта о свободе совести[52].
Не сбрасывая со счетов политический фактор, все же рискнем заметить, что по крайней мере в отношении отставки И.А. Покровского из Санкт-Петербургского университета можно допустить влияние и иных причин. Так, весьма оригинальную интерпретацию мотивов, которыми в данном случае и подобных ему руководствовался Л.А. Кассо, дал А.С. Изгоев, который писал: "Бесцеремонность Кассо вытекала из его презрения к русским людям".[53] К этому можно добавить, что, например, Н.Н. Полянский, имея в виду отставку И.А. Покровского в 1912 г., увидел причины того, что "министерство Кассо не могло мириться с его пребыванием на кафедре Петроградского университета", в присущих тому "твердости и мужестве", не упоминая, однако, фактор политических разногласий[54]. Очевидно, в 1922 г., когда писалась статья Н.Н. Полянского, не было никакого смысла скрывать оппозиционность профессор Покровского самодержавию, и, по-видимому, можно предположить, что по крайней мере в случае с И.А. Покровским конфликт последнего с Министерством просвещения носил скорее не политический, а какой-то иной, по всей вероятности, личностный характер. Л.А. Кассо, стремясь водворить порядок в бунтующих университетах, надеялся добиться неукоснительного исполнения как студентами, так и всеми профессорами предписанных правил, а И.А. Покровский в силу природной твердости характера проявил неуступчивость, что и спровоцировало конфликт и последующее увольнение. Так, например, известна версия, согласно которой И.А. Покровский был вынужден уйти в отставку "за отказ читать лекции под охраной полиции во время студенческих волнений"[55].
Примечания:
[45] См.: Покровский И.А. Частная защита
общественных интересов в древнем
Риме // Сборник статей по истории права, посвященный М.Ф. Владимирскому-Буданову
его учениками и почитателями. Киев, 1904. С. 27–43. Эта работа недавно была
переиздана (см.: Jus Antiquum. Древнее право. 1999. N 2 (5). С. 190–200).
[46] См.: Покровский И.А. Отзыв о книге
В.Б. Ельяшевича "Юридическое лицо, его происхождение и функции в римском
частном праве" // Отд. оттиск из Журнала Министерства юстиции. СПб., май
1910.
[47] Ельяшевич В.Б. Юридическое лицо,
его происхождение и функции в римском частном праве. С. 91–92.
[48] Протопопов Д. Очерк деятельности
СПб. Городской Группы партии Народной Свободы (период с 1 октября 1906 г.
по 1 ноября 1907 г.). СПб., 1908. С. 6.
[49] Там же. С. 4 и сл.
[50] Третий Общеимперский
съезд Партии Народной Свободы в Санкт-Петербурге [портреты]. СПб., 1907.
С. 23. На том же съезде Л. Петражицкий уже был в качестве члена ЦК партии.
[51] Журнал заседания
Московского отделения ЦК (кадетской партии) 18 сентября 1906 г. // Протоколы
Центрального комитета конституционно-демократической партии 1905–1911 гг.
Т. I. М., 1994. С. 12. п.
3. Кроме этой сомнительной записи более ни в одном из шести томов вышеуказанного
издания нет никакого упоминания о деятельности И.А. Покровского в качестве
члена кадетской партии, что особенно бросается в глаза на фоне достаточно
многочисленных упоминаний о его коллегах-юристах, игравших в партии заметную
роль.
[52] Проект закона о свободе совести, составленный
Партией народной свободы для внесения в Государственную Думу. СПб., 1907.
[53] Изгоев А.С. Социализм, культура
и большевизм // Из глубины: Сб. статей о русской революции. С. 160. Любопытно,
что этот взгляд на мотивы деятельности Л.А. Кассо был выражен не каким-то
праворадикальным деятелем неославянофильского толка, а видным юристом и
членом ЦК конституционно-демократической (кадетской) партии Ароном Соломоновичем
Изгоевым (Ланде).
[54] Полянский Н.Н. Иосиф Алексеевич
Покровский (Личность покойного и его труды) // Покровский И.А.
Основные проблемы гражданского права. С. 342.
[55] Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские)
курсы. Л., 1973. С. 158.
