Васьковский Е.В. Учебник гражданского права
Раз закон надлежащим образом обнародован, он юридически живет. Он может устареть, не соответствовать потребностям жизни, противоречить справедливости, не применяться и быть обходимым на практике, тем не менее он считается действующим и во всякую минуту способен обнаружить свою силу. Его действие прекращается только уничтожением. Временные законы уничтожаются сами собой с истечением своего срока или прекращением события, для которого были изданы (напр., войны). Остальные законы могут быть уничтожены не иначе как велением той высшей государственной власти, которая их создала, т.е. другими, новыми, законами (осн. зак., 72). "Кто законы пишет, тот их и ломает", - говорит пословица. Никакие другие нормы, будь то обычаи, правительственные распоряжения или судебные решения, не в силах собственной властью отменить закона: он стоит выше их. "Закон может быть убит только законом" (Цитович).
Но "раз закон прекращен, он прекращен, перестал существовать навсегда; мертвые и здесь не оживают" (Цитович). Если его впоследствии возобновят, то это уже будет новый закон, хотя и тождественный по содержанию с прежним, новый потому, что является новым актом законодательной воли и имеет другие границы действия во времени. Равным образом и частное изменение закона в сущности представляет собой издание нового со сходным содержанием.
Таким образом, действие гражданского закона ограничивается периодом времени между его обнародованием и уничтожением. Отсюда следует, что он не применяется во 1) к фактам, совершившимся до его издания, а во 2) к фактам, наступившим после его прекращения. Первое правило выражается обыкновенно в афоризме: закон не имеет обратного действия ("закон назад не пишется", по выражению пословицы). Второе нередко упускается из виду. Однако оно не менее важно, чем и первое, так как оба представляют "только две стороны высшего юридического принципа: к обсуждаемым фактам суд применяет те законы, под действием которых эти факты совершились" (Цитович).
Но какой закон должен быть применяем к юридическим последствиям совершившихся фактов, т.е. к правам, приобретенным на основании этих фактов и продолжающим существовать при введении нового закона?
При решении этого вопроса сталкиваются двоякого рода требования. С одной стороны, было бы несправедливо, чтобы новый закон лишал граждан тех прав, которые приобретены ими на основании старого закона. Юридический быт утратил бы обеспеченность; доверие к праву было бы нарушено, и место прочного законного порядка занял бы опирающийся на физическую силу произвол законодателя. В этом смысле Констан вполне правильно сказал, что "обратное действие отнимает у закона характер закона". Но, с другой стороны, безусловное проведение принципа обратного бессилия закона связывает законодателю руки и тормозит юридический и общественный прогресс. Если бы, например, русское законодательство строго придерживалось такого принципа, то, боясь нарушить права помещиков, оно не уничтожило бы крепостного права и по настоящий день.
Из этой дилеммы господствующая теория, развитая Савиньи и принятая другими авторами, указала следующий выход. Она различает два случая: если новый закон изменяет только способы приобретения права (формы сделок и актов, правоспособности и дееспособности, способы вступления в брак и т.п.), то он не должен иметь обратной силы, т.е. поражать уже приобретенных прежними способами прав; если же он изменяет или отменяет целый правовой институт (напр., рабство, крепостное состояние, чиншевое право), то его следует распространять и на приобретенные права (напр., рабовладельцев, помещиков, чиншевиков). Этот принцип, охраняя неприкосновенность прав частных лиц, дает в то же время законодателю возможность производить необходимые реформы в юридическом быту.
Но должно ли в последнем случае государство вознаграждать лиц, потерпевших ущерб от реформы? Лассаль считал подобное вознаграждение "правом облагать народный дух налогом за его развитие". Однако с точки зрения справедливости нельзя отрицать, что невыгодные последствия реформы должны падать на все государство, а не на отдельную группу частных лиц и что поэтому "всякая реформа должна сопровождаться полным вознаграждением терпящих от нее" (Бентам).
Таким образом, по общему правилу, закон не должен иметь обратной силы. Это значит, что суд обязан применять не только к юридическим фактам, но и к последствиям их те нормы, которые действовали в момент совершения этих фактов. Так и установлено многими законодательствами (франц. ст. 2; сакс., 2; австр., 5; прус., введ. 14; итал., введ. 2; исп., 3), в том числе и нашим (осн. зак., ст. 60). Обратное действие, являясь исключением из общего правила, должно быть каждый раз оговорено в самом законе (сакс., 2; исп., 3).
По нашему законодательству закон действует обратно в 2 случаях: 1) когда в нем сказано, что он только подтверждает и изъясняет смысл прежнего закона и 2) когда в нем постановлено, что он имеет обратную силу (осн. зак., 61). Если ни той, ни другой оговорки в законе не содержится, значит, суд обязан руководствоваться принципом обратного бессилия.
Обязательная сила закона. Действующий закон всемогущ в границах тех отношений, для которых он установлен. Исходя от высшей власти государства, он подчиняет себе всех и каждого: как частных лиц, так и суды, так и административные учреждения. Никто не может отговариваться неведением его (осн. зак., 62); никто не вправе сопротивляться ему; каждый может быть принужден к исполнению его предписаний путем решения суда или административного распоряжения. На этом всемогуществе закона основывается обеспеченность юридического быта, прочность гражданского оборота, личная и имущественная безопасность граждан. "Рабство пред законом есть единственная опора и форма свободы" (Цитович).
Но не все гражданские законы проявляют свое могущество в одинаковом объеме: равные между собой по силе, они различаются по пространству действия. Так, они могут обнимать все отношения данного рода или касаться только некоторых особых видов их. Смотря по этому, они будут или общими, или частными. Такое различие не безусловно: закон, общий по отношению к другому, может быть частным для третьего (заем, напр., вид договора, а договор, в свою очередь, вид юридической сделки).
Далее, гражданский закон может безусловно предписывать или запрещать что-либо, грозя ослушникам какими-либо невыгодными последствиями, или же устанавливать, не стесняя свободы частных лиц, только правила на случай, если эти лица сами не определят своих отношений (напр., порядок наследования при отсутствии завещания). В первом случае закон наз. абсолютным или принудительным (lex cogens), а во втором - диспозитивным, дополнительным или предположительным (lex dispositiva).
Невыгодные последствия, вызываемые наблюдением абсолютных законов, могут заключаться: 1) в признании данной сделки ничтожной, т.е. не имеющей никакой силы (напр., договора, клонящегося к расторжению законного брака, X, 1529): 2) в признании ее недействительной, т.е. допускающей уничтожение по требованию заинтересованных лиц (напр., договора, заключенного под влиянием принуждения, Х, 702, 703); 3) в наложении штрафа (напр., при передаче имущества в обход закона по запродажной записи вместо купчей крепости, Х, 1684); 4) в уголовном наказании (напр., за вовлечение в сделку обманом или ложными уверениями, ул. 1689).
Если неисполнение данного закона влечет за собой ничтожность или недействительность данной сделки, то он называется совершенным (lex perfеcta); если, вдобавок, лицо, не исполнившее его, подвергается штрафу или наказанию, то - более чем совершенным (plus quam perfecta); если наступают какие-либо иные последствия, то - несовершенным (imperfecta); если же виновное лицо только наказывается, а сделка остается в силе, то - менее чем совершенным (minus quam perfecta).
Большинство гражданских законов принадлежит к разряду диспозитивных. Они вступают в действие только при том условии, если частные лица сами не пожелали или не могли определить своих юридических отношений. Но эта условность применения ничуть не ослабляет их могущества: если по обстоятельствам данного случая они должны быть применены, то их обязательность абсолютна. Раз, напр., после умершего не осталось завещания, то его имущество переходит к наследникам в порядке, установленном законом.
Действие по месту. Естественной сферой действия гражданского закона является территория того государства, в котором он издан. Но требования международного общения и существование местных особенностей сделали необходимым, с одной стороны, распространить действие гражданских законов за пределы территории государства, а с другой - создать ряд местных законов. При современном развитии международных отношений и при существующем различии норм гражданского права разных государств было бы во многих случаях крайне несправедливо подвергать иностранцев, временно пребывающих на территории данного государства, действию его законов. Есть, напр., страны, где признаются гражданские браки; у нас они запрещены. Но можно ли допустить, чтобы иностранцы, происшедшие от таких браков, по приезде в Россию становились незаконнорожденными и в качестве таковых лишались права наследовать после своих родителей? Такой порядок вещей являлся бы тормозом для развития международных сношений и ставил бы отдельные государства в совершенно обособленное положение. Необходимо, следовательно, ограничить действие туземных законов по отношению к прибывающим иностранцам и согласовать нормы местного права с чужеземными. Этим вопросом занимается международное частное право, которое излагается в курсах международного права[55].
Другое изменение области действия закона состоит в том, что в некоторых частях государства существуют особые законы. С этой точки зрения законы разделяются на общие (jus universale, commune), имеющие силу для всей территории, и местные партикулярные (jus particulare), действующие только в одной части ее.
В большинстве европейских государств местное законодательство играет незначительную роль. Чрезвычайно широко развито местное законодательство в России. Это вполне понятно. Население нашего отечества состоит из разнородных слоев, резко отличающихся друг от друга национальными, племенными, вероисповедными и культурными особенностями. Общим законодательством у нас является Свод зак. и особенно 1 часть Х тома его. Но в Финляндии, Царстве Польском, остзейских провинциях, Бессарабии и др. местностях действуют особые законы. Вопрос о соотношении и столкновении законов общих с местными будет рассмотрен в конце учебника.
Действие по лицам. Гражданский закон имеет обязательную силу для всех лиц, пребывающих на той территории, где он действует (прус., введ., 22; австр., 4; основ. зак., 63). Исключение составляют: 1) монарх, являющийся представителем верховной власти, которая создает законы, а потому стоящий выше их; 2) иностранные монархи, за исключением того случая, когда они владеют недвижимостью в пределах чужого государства; 3) чины иностранных посольств (ус. гр. суд., 225); 4) иностранные союзные войска, временно находящиеся на территории союзника. Три последних случая основываются на международном принципе внеземельности.
Все остальные лица подчинены действию гражданских законов, имеющих силу в данной территории. Но это еще не значит, что каждый закон относится ко всем гражданам. Существуют нормы, определяющие отношения только известного круга лиц. Они носят название особенных (jus speciale, individuale) в отличие от общих (jus generale), имеющих силу для всего населения государства.
Хотя справедливость требует, чтобы все граждане были равны пред законом, и хотя с прогрессом общественной жизни число особенных законов все более уменьшается, тем не менее оно еще не дошло в настоящее время, да и вряд ли когда-нибудь дойдет, до нуля.
Значительным количеством таких норм обладает русское законодательство опять-таки в силу того, что население нашего обширного отечества составлено из различных по культуре и юридическому развитию слоев. Так, действию общих гражданских законов империи не подлежат: 1) крестьяне, которые судятся по своим обычаям; 2) кочевые инородцы, сравненные в юридическом отношении с крестьянами. Помимо того, отдельные виды правоотношений определяются неодинаково для разных лиц. Именно, купцы руководствуются в своей коммерческой деятельности особыми торговыми законами и обычаями; нормы брачного права различны для лиц разных вероисповеданий; наконец, даже принадлежность к тому или иному сословию, званию и т.п. тоже отражается отчасти на гражданских правоотношениях.
Частный вид особенных законов составляет привилегии, т.е. нормы, установляющие исключение из общих законов в пользу какого-либо индивидуального лица или небольшого круга лиц. В гражданском праве привилегии играют самую незначительную роль.
Критика закона. Прежде чем исполнить закон, нужно убедиться в его подлинности и верности его текста. Этим занимается так наз. "Критика закона". Ее разделяют обыкновенно на низшую, исследующую и устанавливающую отдельные места текста, и высшую, определяющую подлинность законодательного акта в целом.
Критика имеет большое значение при изучении древних памятников права. Но так как в настоящее время законы издаются в официальных печатных экземплярах, то задача критики значительно суживается. Законодатель сам принимает меры к тому, чтобы подлинность актов его воли не подлежала никакому сомнению, публикуя их в специально для этого издаваемых сборниках и журналах (у нас: "Правительст. Вестн.", "Сборн. узак. и распор. Правит."). При таком порядке высшей критике решительно нечего делать. Что же касается низшей, то роль ее сводится к тому, чтобы рассмотреть: 1) нет ли в официальном тексте опечаток и 2) правильно ли редактирован закон, т.е. "не употреблены ли его редакторами такие выражения, которых, как несомненно явствует из смысла самого закона, его мотивов и других законов, не хотел употребить законодатель". Возможность опечаток и редакционных ошибок в официальном тексте нельзя отрицать. Доказательством этого служит, напр., ст. 440 Х т., где имеется выражение "малые, но судоходные речки", тогда как в законе, из которого извлечена эта статья (16 ноября 1810 г., ст. 5), сказано: "малые несудоходные речки". Суд, применяя подобные законы, должен предварительно исправлять опечатки и ошибки. В противном случае он нарушает истинную волю законодателя и возведет типографский или редакционный промах в правовую норму. Но, разумеется, такое исправление текста допустимо только в тех случаях, где необходимость его явна до очевидности и не может возбудить никакого сомнения.
Толкование законов[56]. Для того чтобы применить закон к данному юридическому отношению, необходимо истолковать его, т.е. "раскрыть истинный смысл его, изъяснив волю законодателя, облеченную в форму слова" (Мейер). Если толкование исходит от самого законодателя, то оно называется аутентическим или легальным; если от кого-либо другого (судьи, адвоката, ученого), то доктринальным, а если основано на обычае, то обычным (узуальным). Первое в сущности не должно было бы носить имени толкования: каждое обнаружение воли законодателя представляет собой закон, а следовательно, и толкование закона не что иное, как изъяснительный закон. Потому-то многие писатели (Савиньи, Пухта, Тёль) требуют, чтобы оно не имело обратной силы, хотя законодательства придерживаются противоположного принципа и предписывают судам применять к производящимся, но еще окончательно не решенным делам старый закон в том смысле, как разъяснено новым (австр., 8; прус., введ., 15; сакс., 3; осн. зак., 61, п. 1). Сказанное о легальном толковании относится и к обычному, которое представляет не толкование, а обычай, поясняющий закон.
Настоящим толкованием в собственном смысле этого слова является доктринальное. Оно может быть грамматическим, или буквальным, если извлекает смысл закона исключительно из смысла его слов, и логическим, если пользуется для этой цели всеми возможными данными. Грамматическое, в свою очередь, распадается на лексическое, синтаксическое и стилистическое сообразно трем элементам речи: составу отдельных слов, составу предложений и связи между ними (Ланг). Логическое тоже состоит из трех видов: 1) логического в тесном смысле слова, основывающегося на логическом соотношении законов, 2) исторического, уясняющего смысл закона с помощью истории его возникновения, издания и всех сопровождавших обстоятельств, и 3) систематического, обращающего внимание на место данного закона в системе права (Савиньи).
Грамматическое толкование должно предшествовать логическому: волю законодателя нужно определять прежде всего на основании значения тех слов, в которых он ее выразил. Затем уже следует принять в соображение все остальные обстоятельства, которые могут выяснить смысл закона, и посмотреть, соответствуют ли слова законодателя его намерению, т.е. действительно ли он сказал то, что хотел сказать. Если да, то, значит, закон должен быть понимаем и применяем в буквальном смысле. Если нет, то надо отдать предпочтение либо грамматическому толкованию, либо логическому. Долгое время первенством пользовалось грамматическое. "Приверженность к слову - одно из явлений, которыми отличается низшая ступень духовного развития, как во всем вообще, так и в праве: юриспруденция могла бы фразу "в начале было слово" надписать в качестве эпиграфа на своей первой книге" (Иеринг). У всех народов в эпоху их младенчества господствовал этот культ слова, и единственным способом толкования считалось буквальное. Но современная юриспруденция в лице лучших своих представителей (Савиньи, Иеринг, Унгер и др.) и действующие кодексы цивилизованных государств (авст., 6; прус., введ., 46; сакс., 22; ит., введ., 3) держатся противоположного воззрения. И действительно, слова представляют собой только средство для выражения воли законодателя. "Буква - тело, мысль - душа закона" (Гордон). Если законодатель неудачно выразился, если история составления закона, цель его издания, мотивы, словом, все обстоятельства убеждают, что закон имеет не тот смысл, какой вытекает из буквального понимания его, то несомненно, что такое толкование следует оставить как искажающее волю законодателя. Поступить иначе - значит предпочесть букву смыслу, тело - духу, внешнюю оболочку - внутреннему содержанию.
Таким образом, логическое толкование - корректив грамматического (Унгер). Оно может, исправляя буквальный смысл закона, дать ему более широкое или более узкое или даже совсем не выраженное в нем значение. В первом случае толкование наз. распространительным, во втором - ограничительным, в третьем - изменяющим. Помимо того, нередко бывает, что грамматическое толкование обнаруживает двусмысленность или неясность закона. Тогда к нему на помощь снова является логическое толкование, которое в таком случае приобретает значение изъяснительного и разделяется на строгое, если понимает двусмысленные слова в их тесном значении, и широкое, если придает им обширный смысл.
Правила толкования. Иностранные ученые употребили немало стараний, чтобы выработать общие правила, которыми можно было бы руководствоваться при разъяснении смысла законов. Они создали даже особое искусство толкования под именем юридической герменевтики. Хотя в последнее время многие отрицали пользу таких правил, считая герменевтику "бесплодной" (Пухта, Виндшейд и др.), однако безусловное отрицание ее значения представляет такую же ошибочную крайность, как и надежда установить правила толкования, способные разрешить каждый индивидуальный случай. Закон должен быть толкуем путем соображения всех обстоятельств, вызвавших и сопровождавших его издание, именно повода и цели его, законодательных мотивов и материалов, отношения к системе действующего права и пр. Все эти данные настолько многочисленны, разнообразны и различны в отдельных случаях, что втиснуть их в точные рамки, конечно, немыслимо. Однако все-таки можно, пользуясь логикой здравого смысла, установить некоторые правила, сообразно с которыми следует поступать при толковании закона, чтобы с наибольшей степенью вероятности раскрыть его истинный смысл. Подобные правила встречаются в некоторых кодексах (римск., австр., прус., сакс.) и приводятся многими авторами. Они касаются либо грамматического толкования, либо логического.
Примечания:
[55] Обыкновенно его рассматривают и в учебниках гражд. права, в отделе о законе.
Но это излишне и нецелесообразно: излишне потому, что приходится повторять
выводы международного права, нецелесообразно потому, что является необходимость
в самом начале курса гражданского права, еще не установив его системы и не
разъяснив главных понятий, толковать о применении иностранных законов к отдельным
видам правоотношений. Уж если вводить этот предмет в систему гражданского
права, то следовало бы, как справедливо заметил проф. Малышев, "излагать его
особо, в конце курса, потому что он предполагает знание всех отдельных институтов
гражданского права и имеет, кроме того, значение для теории процесса" (Курс,
стр. 12).
[56] Этот чрезвычайно важный вопрос мало разработан в русской литературе. Кроме
курсов Мейера, Малышева и "Начал государ. пр." Градовского, можно указать
следующие статьи: Оршанского. Частный закон и общее правило (в "Жур.
гр. и уг. пр.", 1873, N 3 и 4), Градовского. О судебном толковании
(там же, 1874, N 1), Гордона. Логический способ толкования (там же,
1881, N 5), Лошницкого. Толкование мест. зак. (там же, 1882, N 4),
Пуцилло. Теория судеб. толкования ( там же, 1882, N 12), Лихтенштадта.
Логич. толк. зак. ("Жур. гр. и уг. пр.", 1893, N 9). Из иностранных авторов
наиболее обстоятельно излагают этот вопрос Савиньи (System, I), Zchhariae. Versuch einer allgem.
Hermeneutik des Rechts, 1808;
Унгер
(System, I); Burchardi. Die Wissenschalt und Kunst der Rechtefindung
oder die juristische Hermeneutik, 1869; Lang. Beiträge Zur Hermeneûtik,
1857; Brocher. Etude sur les principes généraux de I’interprétaion
des Iois, 1862; Bourgade. Recueil des régles d’interprétation
des lois civiles et des contrats, 1883; De la Grasserie.
De I’interprétation judieiaire et législative des lois, 1888.
