Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование
<Вообще наша давность есть явление процессуальное, плод судебно-практического развития русского законодательства. Развиваясь этим путем, наше законодательство сознавало и определяло гражданские юридические отношения преимущественно, а нередко и исключительно, с процессуальной их стороны, сознавая их весьма слабо в спокойном их состоянии до возникновения судебного спора. Постановления о давности, охватывающие множество разнообразных гражданских отношений со стороны их установления и прекращения, представляют именно такую, процессуальную форму сознания гражданских прав. Этот характер их проявляется не только в общем смысле института, но и в подробностях этого последнего.
Приобретательная давность, т.е. usucapio, не развилась в нашем праве отчасти именно по причине преобладания процессуального сознания и регулирования правовых отношений, главным же образом вследствие слабого сознания принципа собственности. Учреждение usucapio предполагает в правовом чувстве народа сильную потребность прочного права собственности в юридическом быту, в силу которой это право естественно становится на место шатких и неопределенных фактических отношений, так что владение как бы вырастает до степени права. Поэтому учреждение это и развивается так рано в римском праве, которое, как известно, уже на первых днях своей исторической жизни отличалось строжайшей, даже суровой постановкой начала собственности во главе правовой гражданской системы. Нашему же праву, издавна и до позднейших времен, были чужды как глубина сознания принципа собственности, так и энергия в строго логическом проведении его в жизнь народную. Наша история развивала по преимуществу начало владения и довольствовалась им, слабо сознавая потребность его возвышения до идеи исключительного юридического обладания. Владение развилось у нас как начало государственное, особенно в применении к недвижимым имуществам, и вытеснило здесь появившиеся было зачатки института приобретательной давности. Владение как фактическое отношение было продуктом известной односторонности нашего исторического развития, именно односторонне-государственного характера его, вследствие которого верховное право государственной собственности долгое время допускало лишь неполные владельческие права граждан на недвижимые имущества государственной территории. Что же касается движимых имуществ, то права на них почти исключительно сознавались в нашем гражданском законодательстве в форме процессуальной, в форме требования, защищаемого судом. Если не было предъявлено этого требования, то закон как бы совсем не знал о его существовании. Вследствие того, с одной стороны, развилось начало крепостного порядка приобретения недвижимых имуществ, а с другой - выработалось предположение, что движимые имущества почитаются собственностью того, кто ими владеет, доколе противное не будет (судебным порядком) доказано[282]. То и другое исключало возможность применения приобретательной давности. В последнем случае очевидно, что если мыслима относительно движимых имуществ какая-либо приобретательная давность, то разве та, которая у французских юристов называется prescription instantanée и которая есть не что иное, как абсурд. С фактом владения здесь непосредственно соединяется предположение о праве собственности, и затем всякий спор разрешается действием суда, исковым порядком>.
2. Давность владения в русском праве так неразвита, что ею может воспользоваться не только недобросовестный владелец, но и лицо, добывшее вещь преступлением.
При давности владения, usucapio, деятельность давностного владельца является основанием приобретения права собственности. Как всякий другой закон, так и закон об usucapio, чтобы быть действительно выражением правоубеждений народа и положить прочное основание, на котором могли бы развиться таковые, может объявить основанием приобретения права собственности лишь такую деятельность и такие отношения, которые, по крайней мере, не противоречат началам справедливости, положительно признанным в законе. Поэтому закон, по крайней мере, должен требовать, чтобы эта деятельность имела хоть вид права или чтобы она основывалась, по крайней мере, на субъективном убеждении о действительности мнимого права. Владение, приобретенное чрез преступление, не может ни в каком случае быть положено основанием давности владения. При давности же иска закон основывает свое постановление на бездействии того лица, кому принадлежит известное право. Оно теряет свое право, свою собственность, вследствие своего бездействия. Владелец приобретает собственность только вследствие бездействия собственника. Чтобы решить, теряет ли кто-нибудь свое право вследствие собственного бездействия, вопрос о качестве владения противника, о свойстве его деятельности, имеет лишь второстепенное значение. Безусловно необходимо только одно - чтобы владением или неисполнением обязательства со стороны другого иск о праве собственности или о другом праве со стороны собственника или заимодавца и т.д. сделался конкретным и он бы имел повод к принудительному приведению в исполнение своего права. Если собственник или заимодавец и т.д. оставляет дело в таком положении в течение срока давности, не начиная иска, то он теряет свое право, и вследствие, и только вследствие этой потери, приобретает право фактический владелец, а не потому, чтобы он приобрел самостоятельное право. По русскому уголовному праву[283] иск о вознаграждении за вред и убытки и о возвращении приобретенных чрез преступление вещей подлежит давности на основании общих правил гражданского права. Поэтому вор приобретает в собственность украденные вещи, возвращения которых в течение десяти лет от него не требовали, конечно не потому, что он их украл и владел ими как крадеными, но потому, что владелец пропустил срок для начатия иска и вследствие того лишился права на иск. Добросовестный владелец приобретает лишь пропущением такого же промежутка времени обеспечение против иска собственника. Утверждать, что закон поставил с намерением их обоих одинаково - это значило бы предполагать, что закон покровительствует беззаконию и уравнивает вора с добросовестным владельцем, который получил в наследство вещь или купил ее у несобственника. Уравнение обоих объясняется только тем, что в русском праве до сих пор развита только давность иска и что в нем совершенно неразвита usucapio, давность владения. Развитием последнего учреждения можно устранить несправедливость, состоящую в уравнении столь различных отношений. Теперешнее римское право дает, уже на основании пандектов, тому, кто потерял свой иск пропущением срока давности, право на вознаграждение убытков чрез actio doli, если он может доказать, что его прежний должник подвел истечение срока давности какими-нибудь бесчестными способами. На основании канонического права иск о возвращении вещи со стороны собственника считается пропущенным истечением срока только тогда, когда фактический обладатель вещи был в доброй совести. При давности иска bona fides подразумевается, до представления доказательств противного, между тем как при давности владения она должна быть положительно доказана, - конечно, лишь по отношению к началу владения. Добросовестность, которая требуется во втором случае, не только оказывается более тесной, но чем-то совершенно различным от добросовестности, необходимой в первом случае. Поэтому если требование добросовестности от того, кто ссылается на просрочку иска по давности, и соответствует точке зрения вполне развитого права, однако добросовестность здесь не имеет такого значения, чтобы можно сказать, что без нее исковая давность немыслима или изменена в своих существенных признаках. Напротив того, при usucapio, давности владения, требование добросовестности со стороны владельца настолько существенно в этом учреждении, что без нее недостает одного из существенных признаков учреждения давности владения (usucapio). Однако в законах наших нигде не упоминается о необходимости добросовестности при давности владения. Уже по одному этому обстоятельству, по нашему мнению, следует заключить, что в существующем русском праве давность владения совершенно неразвита.
3. По давности владения не производится ни ввода во владение, ни укрепления имения в собственность, вследствие чего давностный владелец лишен возможности продавать и закладывать принадлежащее ему по давности владения имение[284].
В Своде Законов Гражданских 1857 года нет постановления ни о вводе во владение лица, владение которого истечением срока давности <превратилось в право собственности>, ни об укреплении за ним права собственности на это имение. Ввод во владение, конечно, мог казаться излишним, так как лицо это на самом деле владело имением. Однако по закону ввод во владение столь же необходим, как и укрепление. При том значении, какое имеет достоверность права собственности на недвижимые имущества для всего гражданского строя, наше законодательство испокон требовало, чтобы переход права собственности на вещи недвижимые совершался не иначе, как на основании крепостей, причем по населенным имениям, кроме того, совершался ввод во владение, имевший по историческому происхождению значение приказа крепостным людям слушать нового владельца. Хотя в учреждении о губерниях этот обряд установлен вообще для недвижимых имуществ, но ввода во владение по городам не совершалось, по живучести прежней практики по крепостным делам. Эта практика воздействовала даже на законодательство.
В 1828 году по встретившимся по городам неустройствам относительно удостоверения права собственности издан закон: <1) Всем владельцам недвижимых в городах имуществ подтвердить о непременной обязанности иметь на оные крепостные акты или другие узаконенные виды, со взносом крепостных пошлин: 5) Если настоящему, бесспорному владельцу, за смертью продавца и наследников или за неизвестной отлучкой, купчей получить не от кого, то на основании общих узаконений он получает данную от гражданской палаты или уездного суда, со внесением крепостных пошлин: 8) По имениям, находящимся в споре, совершение крепостей отложить до решения и потом уже взыскивать узаконенные пошлины с того, кому присуждено будет имение в собственность; но когда бы лицо, сим имением владеющее, пожелало иметь крепостной акт и до окончания дела, акт сей выдавать ему со взысканием пошлин, оговаривая, однако, в самом акте, что сим право собственности еще не утверждается: 9) Построившие дома обязаны иметь планы, владенные указы или данные. 10) Владельцы домов вне черты города, хотя бы на выгонной земле, не обязаны совершать крепостных актов, а обязаны иметь владенные указы. 11) Владельцы по наследству обязаны также иметь акты, но освобождаются от крепостных пошлин>[285].
Цель закона та, чтобы лица, приобревшие право собственности на недвижимые имения в городах, имели или безостановочно получали законные на то акты, крепостные или владенные указы, которыми их право во всякое время могло бы быть удостоверено, но о вводе во владение уже не говорится. Относительно оснований приобретения права собственности указывается на куплю и вообще договоры, наследство, отвод со стороны города, но нигде не говорится о давности владения. Между тем, если бы законодатель считал ее способом приобретения права собственности, то не преминул бы прибавить, что владельцы на основании давности владения должны получать данные со взиманием установленных пошлин, так как при упорядочении удостоверения права собственности вместе с тем имелось в виду и умножение казенного дохода. Нельзя также допускать предположения[286], что опущение давности владения при исчислении способов приобретения - простой недосмотр, что о ней забыли. Из указанных под ст. 533 источников ее видно, что законодатель имел в виду давность владения как способ приобретения права собственности на недвижимости, допуская этот способ, в виде исключения, для нагорной части полуострова Крыма[287]. Еще именным указом от 28 сентября 1828 года[288] установлено, что в Таврическом полуострове продаваемы могут быть лишь земли, право собственности на которые доказывается документами, т.е. по правилам общерусского закона. Затем, так как правительство желало содействовать развитию частной собственности в нагорной части Крыма, то именно для этой части, в виде исключения, давность владения признается способом приобретения права собственности и допускается продажа имений, владеемых по давности.
Таким образом, и эти законы подтверждают, что давность владения не считалась способом приобретения права собственности на недвижимые имущества, а считалась лишь способом доказательства права собственности - взгляд, выработанный, как мы видели выше, историей русского права с XIV по XVII век. Этот взгляд, очевидно, продолжает влиять на понятия о значении давности и в начале нынешнего века[289], и их влиянию поддались, сознательно или бессознательно, и составители законов.
По Своду с 1832 по 1857 год собственник недвижимого имения обязывался иметь в удостоверение своего права собственности крепостные или другие законные акты и получать ввод во владение. При этом закон в каждом отдельном случае, где происходит приобретение права собственности, повторяет более или менее подробно правило о необходимости ввода во владение и совершения крепостного акта[290]. По закону приобретение права собственности на недвижимые имущества происходило не иначе, как письменными актами, доказывающими основание приобретения. Эти акты утверждались и совершались у крепостных дел, и на основании их производился ввод во владение[291]. Таким образом, приобретение права собственности совершалось укреплением и вводом вместе, причем момент приобретения остался неопределенным, так как эти два действия совершались разновременно.
Такой порядок приобретения права собственности был недоступен для давностного владельца: по самому существу давности владения он не имел акта, который мог бы быть обращен в крепостной, на основании которого мог быть произведен ввод во владение. Особого же способа приобретения для давности владения не существовало, и поэтому давностный владелец, защищаемый законом в спокойном владении, так как он не в состоянии был удостоверить установленным порядком, что им приобретено право собственности, был ограничен в распоряжении своим имением, не имея фактической возможности совершать о нем акты.
К.П. Змирлов не согласен с этим выводом; отвергая вообще вышеизложенное толкование ст. 533[292], он указывает, что из записки графа Сперанского (Архив Калачова, 1875 г., кн. II, стр. 22) видно, что ст. 533 составлена именно с целью введения usucapio, что выразилось в своде весьма рельефно в помещении 533-й статьи в разделе о приобретении прав, и что при издании закона 23 апреля 1845 года (П. С. З. N 18952), о силе и действии земской давности, Государственный Совет нашел, что наши законы о давности владения заключают в себе тот недостаток, что не упоминают ничего о существенных условиях владения для обращения его по истечении определенного времени в право собственности, каковы справедливое основание и добросовестность.
Последнее подтверждает, однако, мое толкование, а намерение законодателя еще не доказывает, что изданный закон получил надлежащее содержание, необходимое для осуществления этого намерения. Этот вопрос может быть решен исключительно на основании буквального текста закона. О нем же сам К.П. Змирлов отзывается, что он при заимствовании из Code civil изуродован. Отсюда единственно возможный вывод, что изуродованный закон не может так действовать, как действовал бы в цельном состоянии, и что намерение законодателя при редакции 533-й статьи не было достигнуто, о чем и свидетельствует Государственный Совет при издании закона 23 апреля 1845 года. Все это подтверждает правильность моего толкования и моих выводов. Но К.П. Змирлов, не сознавая необходимости этого вывода, успокаивается на том, что установление давности владения даже в том виде, в каком оно представляется в 533-й статье т. Х, ч. 1, является истинным благодеянием. На довод же, что давностный владелец без
§ 16. 13. Дополнение закона о давности владения постановлением Правительствующего Сената
Затруднительное положение давностных владельцев. – Дело Керст. – Статья «Судебного Вестника» о приобретении права собственности по давности владения посредством тяжебного производства. – Определение С.-Петерб. суд. палаты о необходимости производства таких дел тяжебным порядком. – Отмена этого определения Пр. Сенатом. – О роли суда в охранительном производстве. – Статьи «Судебного Вестника» о необходимости и возможности ввода во владение по давности. – Решения разных окружных судов. – Решение Московской судебной палаты по делу Керст. – Определение Харьковской судебной палаты по делу Керст. – Решение Харьковской судебной палаты по делу таранова-Белозерова. – Новые статьи «Судебного Вестника» о необходимости и возможности ввода во владение по давности. – Прения в Московском Юридическом Обществе по этому вопросу. – Определение Московского окружного суда о недопустимости ввода во владение по давности. – Решение Пр. Сената по делу Молошниковой.
Мы видели выше, что давностные владельцы, несмотря на <превращение их владения в право собственности>, хотя защищались давностью владения против исков, но фактически были ограничены в распоряжении своим имуществом отчуждением и закладыванием. Будучи, по словам закона, собственниками, они на самом деле были только владельцами, и притом ограниченными. Тут сказывался порок их владения: от давностного владельца по Своду Законов не требовалось ни добросовестности, ни непротивозаконного основания. Конечно, против добросовестного владельца, владеющего на основании justus titulus, это была вопиющая несправедливость, которую следовало устранить дополнением закона, определением как качества владения, так и способа <превращения в собственность>. Но, несмотря на то, что эти пороки давности владения были всем известны и на них указывали и в ученых исследованиях и журнальных статьях, что они сознавались и органами законодательства, исправление их откладывалось - до составления гражданского уложения. Наконец, сама жизнь выдвинула этот вопрос на первый план и принудила наше высшее судебное учреждение разрешить его, насколько это было в его власти, указывая на порядок осуществления ст. 533, т.е. приобретения на самом деле права собственности давностью владения.
Примечания:
[282] Ст. 534 ч. 1
т. Х Св. Зак. Гражд.
[283] Улож. о Нак.,
ст. 164.
[284] Постановлением
Сената от 1872 г. N 792, о порядке ввода во владение по давности, норма
ст. 533 ч. 1 т. Х стала осуществимой, и давность владения по русскому
праву вступила на новую ступень развития. То неясное, неопределенное положение,
в каком давностный владелец оставался по Своду 1832, 1842, 1857 гг., отошло
в историю. Вследствие этого изложение о давности владения по Своду 1857
г. перенесено в нынешнем, 3-м издании в историческую часть изложения,
учение же действующего права обработано снова.
[285] П. С. З. N 2071.
[286] <С. В.>. 1867,
N 266. Ср.: Змирлов. <Ж. Гр. и Уг. Пр.>. 1883, VI, 60.
[287] 2-е П. С. З.
N 5994, отд. I, ст. 1; отд. II, ст. 13. Текст см. выше, на стр. 252-253.
[288] 2-е П. С. З.
N 1417.
[289] К.П. Победоносцев
и в действующем праве считает давность владения не способом приобретения,
а способом доказательства права собственности.
[290] Т. Х, ч. 1, изд.
1857 г., ст. 925 (купля), 922 (дар), 1097, 1098 (завещание), 1373 (выкуп),
1378 (мена); т. Х, ч. 2, ст. 2176 (публичная продажа).
[291] Т. Х, ч. 1, ст.
925, 1420, 1450, прил. к ст. 1643 ср.: И. Энгельман. О приобретении права
собственности на земли по русскому праву. СПб., 1859, стр. 137. В этом
сочинении я выразился, что при давности владения право собственности переходит
в силу самого закона без ввода и без совершения акта. Я тогда верил словам
закона. Исследования о давности убедили меня, что я ошибся и на практике
закон о <превращении> не осуществлялся.
[292] По крайней мере,
в той форме, в какой оно изложено во 2-м изд. Ср.: <Недостатки наших гражданских
законов> в <Ж. Гр. и Уг. Пр.>. 1883, VI.
