Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование
Из сравнения между собой различных выражений, которыми определяется характер владения в виде собственности, видно, что выражение беспрерывность владения относится как к понятию спокойствия, так и бесспорности. Закон для большей ясности не ограничился выражением <беспрерывность>, но определил и его обе стороны, определил, что для беспрерывности необходима фактическая, положительная беспрерывность; спокойствие и юридическая беспрерывность, определенная отрицательно отсутствием спора, бесспорностью.
Мы видели, что условия давности владения, по которым владение, чтобы служить основанием для применения давности, должно быть в виде собственности непрерывное, спокойное, бесспорное, отдельно взятые, не доказывают еще с необходимостью существования usucapio. То же самое должно сказать и о совокупности всех этих условий. Владение, охарактеризованное всеми этими условиями, вместе взятыми, не имеет еще того характера, который необходим при usucapio. Все упомянутые условия вместе необходимы и при давности исковой. Если владению недостает хотя одного из этих условий, то оно не вызывает иска собственника. Не сделавшись положительно существующим, иск не может и задавнеть. Если спокойное, бесспорное, непрерывное владение есть не в виде собственности, собственнику нечего искать, его иск не вызван и поэтому не может задавнеть. Если владение в виде собственности прерывается фактически или юридически, мы получим тот же результат. Итак, все эти условия суть вместе с тем и условия давности исковой и сами по себе не доказывают, что в нашем праве, насколько оно получило выражение в Своде Законов Гражданских издания 1857 года, давность владения не развилась в выработанное учреждение, так что действие его отличалось бы от действия давности исковой по иску о праве собственности. Недостает в русском праве именно самых характерных признаков usucapio: добросовестности и непротивозаконного основания, и, что самое главное, недостает прямого, ясного правила о приобретении права собственности давностью владения.
Вывод наш, что вследствие давности не приобретается собственность, а только владение, охраняемое законом против нарушений наравне с собственностью, подтверждается тем, что о владении спокойном, бесспорном, непрерывном в виде собственности говорится в законе, что оно превращается в право собственности. Не говорится, что владением приобретается право собственности, но что оно превращается в такое.
Профессор Куницын объявляет, что эти выражения безразличны; Д.И. Мейер, не обращая внимания на особенность этого выражения, несмотря на недостатки учреждения давности владения, считает ее путем, который ведет к приобретению права собственности[260].
К.П. Победоносцев[261] местами говорит, что владение (давностное) ведет к приобретению права собственности, но по настоящему не считает давность способом приобретения, а способом доказательства права собственности; далее он говорит: там, где непрерывное владение превращается в собственность, это происходит не потому, что совершается переход собственности от одного лица к другому, а потому, что владелец вдруг, с наступлением известной минуты, получил возможность доказать право собственности, тогда как до тех пор не имел ровно никакого доказательства или, правильнее сказать, получил возможность противопоставить свое владение истцу, предоставляющему свое право на собственность. Отсюда необходим вывод, что истечением срока давности не приобретается право собственности, а только отвод против иска собственника. Но К.П. Победоносцев такого вывода не делает, а утверждает, что там, где доказана давность владения, доказано вместе с тем и формальное право собственности. Однако он не объясняет тот порядок, которым на самом деле происходит в этом случае приобретение права собственности.
Для ясного, правильного определения приобретения собственности закон должен определять, на основании чего, каким действием и в какую минуту, т.е. чем, как и когда приобретается собственность.
Если бы в законе сказано было: спокойным, бесспорным и непрерывным владением в виде собственности в течение срока давности приобретается право собственности, то дело было бы совершенно ясно; мы знали бы, что владелец спокойным, бесспорным владением в виде собственности, вследствие истечения срока давности, приобретает собственность и что это приобретение происходит само собой, без содействия суда или других властей, так как сказано приобретается, становится собственником, и что оно совершилось в минуту истечения срока давности. Но в законе сказано, что известное владение превращается в право собственности, когда оно продолжится в течение установленной законом давности. Слово превращается не указывает на известное лицо. Спрашивая, кем превращается, мы не получаем никакого ответа: статья не говорит об этом. Наконец, на вопрос: когда - мы равно не получаем ответа: выражение когда продолжится не указывает на точку времени непосредственно по истечении срока, но вообще на это истечение, как на обстоятельство, за коим может последовать превращение владения в право собственности. Законодатель определяет здесь лишь крайний предел продолжения владения, ранее которого не может последовать превращение его в право собственности, но не говорит о том, что такое превращение последует не позднее означенного предела[262].
Отсюда очевидно, что в этом законе не говорится о приобретении права собственности, не постановляется о том, что происходит вследствие и на основании исполнившейся давности владения, но говорится о том, что фактически происходит, о положении владельца, когда давностное владение продолжалось десять лет.
Такое толкование подтверждается определением права собственности в ст. 420 ч. 1 т. X. Здесь сказано:
Кто, быв первым приобретателем имущества, по законному укреплению его в частную принадлежность, получил власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться оным вечно и потомственно, доколе не передаст сей власти другому, или кому власть сия от первого ее приобретателя дошла непосредственно или чрез последующие законные передачи и укрепления, - тот имеет на сие имущество право собственности.
По этой статье правом собственности объявляется лишь та полная власть над имуществом первого приобретателя, которая приобретена по законному укреплению. В конце статьи то же самое повторяется для правопреемников: право собственности имеют лишь те, коим полная власть дошла от первого приобретателя непосредственно чрез законную передачу и укрепление или чрез последующие законные передачи и укрепления. Подчеркнутые нами слова суть необходимое объяснение выражения дошла непосредственно. Именно не только по логическому смыслу, но и по конструкции ст. 420 выражение это нельзя объяснить таким образом, будто слово непосредственно указывает по своду 1857 го-да на приобретение полной власти над имуществом без законной передачи и законного укрепления. Как кто бы ни смотрел на значение давности, во всяком случае не подлежит сомнению, что она не есть ни способ законной передачи, ни способ законного укрепления. Существование права собственности признается законом лишь там, где полная власть над имением приобретена чрез законное укрепление. Если давностный владелец защищается против притязаний прежнего собственника, то отсюда следует только, что его владение пропущением срока исковой давности со стороны прежнего собственника получило особое значение, почти равное с правом собственности. То же самое выражается словами <превращается в право собственности>, т.е. получает фактически значение, которое по закону признается лишь за правом собственности. Однако оно этим по закону не объявляется формальным правом собственности. Таковым оно может сделаться лишь вследствие законного укрепления, на что нами указано ниже.
В русском праве до издания Свода Законов существовала одна только давность исковая.
При редакции Свода главная задача состояла в правильном изображении существующего права. При этом редакторы нередко старались дополнить односторонность и неполноту разных постановлений, отчего иной раз произошли ошибки и недоразумения.
Изложив постановления законов о давности исковой, законодатель заметил, что ею определяется лишь отношение владельца к вещи в случае, когда собственнику отказано в его иске за истечением срока земской давности. Притом он не мог не убедиться, что давностный владелец по истечении десятилетней давности находится фактически в том же положении, хотя бы и никакого спора по истечении срока давности начинаемо не было и никакого решения в его пользу не последовало, решения, которым отвергался бы иск собственника. Для точного определения характера этого положения законодатель счел достаточным изложить закон о давности исковой в положительной форме: изъяснить, что давностный владелец по истечении десяти лет спокойного, бесспорного и непрерывного владения остается неизменно в нем, и выразил это словами: владение превращается в право собственности.
При составлении такой дополняющей статьи весьма легко было, даже без намерения изменить существующий закон, внести в него такие постановления, которые могли быть несообразны с существующим строем русского гражданского права. Так, при редакции 533-й статьи могла бы быть введена отвлеченная давность.
В такую ошибку впали редакторы прусского, австрийского и французского уложений. Для этих уложений ошибка эта оказалась безвредной: статьи, содержащие в себе постановления об отвлеченной давности, оставались и остаются до сих пор пустыми, ничего не значащими фразами. Строго правильное развитие отдельных учреждений не допускало никакого влияния со стороны статей об отвлеченной давности, которые остаются без практического применения. Везде вопрос о давности в отдельном случае решается сообразно с характером соответствующего учреждения.
В русском праве, конечно, при неясности и неразвитости отдельных учреждений права, узаконение начала отвлеченной давности было бы ошибкой, которая могла бы иметь весьма невыгодное влияние на дальнейшее развитие права. Поэтому мы должны сказать, что образ выражения 533-й статьи вполне соответствует тому характеру, тому свойству, которое давность имеет в русском праве, - что эта статья составлена с величайшим тактом, потому что весьма легко было при редакции внести какое-либо другое, по-видимому, правильное начало, которое, при недостатке других необходимых условий, могло лишь оказаться вредным правильному развитию права. Если бы подобным дополнением были введены правила, придающие нашей давности, по отношению к последствиям ее, характер usucapio, то это было бы вопиющей несправедливостью, ввиду отсутствия условий, необходимых для образования такого учреждения. Конечно, можно бы было ввести полное учреждение usucapio, но введение новых учреждений и новых начал права лежало вне задачи Свода и объявлено было задачей гражданского уложения.
Настоящая редакция 533-й статьи избегла обе вышеозначенные ошибки. В ней изображена была давность исковая, как она существовала до тех пор, изображена с положительной точки зрения, описано последствие ее. Таким образом, по Своду 1857 года существует на деле давность исковая, а давность владения так неразвита, что в законе и не говорится о приобретении права собственности давностью владения, а говорится только, что владение превращается фактически в право собственности, когда оно продолжится в течение срока давности.
Вследствие этого учение русского права о праве собственности и владении должно положительно отличаться от учения других законодательств, более развитых, в которых юридические понятия дошли до твердого, строго определенного выражения в ясных, отчетливо отчеканенных обликах.
Так, право собственности является в русском праве каким-то вечным и потомственным владением, будто вечность и потомственность - единственные признаки, отличающие ее от владения. Уже самое название право собственности неясно и нелогично! Называть собственность правом значит умалять ее значение: собственность есть полное господство человека над вещью, собственность охватывает вещь во всех отношениях, всю суть ее. Из собственности вытекает бесчисленное множество прав; объем ее нельзя исчерпать исчислением отдельных ее проявлений. Господство собственника над вещью есть первообраз всех отдельных прав, первообраз, под влиянием которого развились права, т.е. отдельные случаи ограниченного господства человека над вещами, лицами и деяниями последних. Разбирая строго логично понятие о праве собственности, как оно проявляется в разных статьях Свода Законов, и образ выражения их, нельзя прийти к тому выводу, что русское право знает, с одной стороны, только формальную собственность, с другой - только владение юридическое, в виде собственности, - о зависимом владении, пользовании и т.д. мы, конечно, здесь не говорим.
Столь резкого различия Свод Законов не делает: в нем понятия более или менее широки, неясны и незаметно переходят одно в другое, превращаются друг в друга, как-то само собой и неизвестно как, когда и чем. Свод Законов, зная, с одной стороны, вечное и потомственное владение, или право собственности, противопоставляет ему владение в виде собственности, фактическое господство над вещью, но вовсе не резко; напротив того, он различает между владением более или менее лучшим, почти подходящим к вечному и потомственному, и владением более или менее худшим, которое только со временем может приблизиться к положению первого и чрез это к вечному и потомственному владению.
По моему мнению, по Своду 1857 года следует различать между вечным и потомственным владением, называемым правом собственности, между владением давностным, которое просуществовало в течение десятилетнего срока и превращается в право собственности, но не есть формальное право собственности, хотя и не уступает праву собственника на вещь, и, наконец, обыкновенным владением в виде собственности, которое во всяком случае уступает праву собственника.
Подобные выводы, вероятно, покажутся многим весьма странными, может быть, произвольным, отвлеченным толкованием, увековечением неясности и т.п. Прежде всего замечу, что я не объявляю такое деление правильным, но только существующим. Оно есть и не выдумано. Оно есть, и вместе с тем есть и фактические обстоятельства, вызывающие подобное неясное, неопределенное положение.
Лишь принимая это объяснение, можно отклонить от русского права наговор, что оно допускает приобретение права собственности воровством, грабежом, разбоем и вообще насилием, если только вор и т.п. успеет владеть вещью в течение десяти лет.
Статьей 533 законодатель высказал: у нас существует лишь широкая давность исковая, - вследствие того необходимым ее дополнением создается в действительной жизни - в тех случаях, где не производится иска против давностного владельца, - одним истечением срока фактическое состояние, равное тому, которое является последствием отказа собственнику в иске. Когда собственнику отказывают в иске, он уже не имеет более права искать своей собственности, дело передается вечному забвению, а он обязан молчать. Владелец же остается в своем владении, он фактически господин вещи, но не объявлен собственником. В ст. 533 именно сказано: владение превращается в право собственности, т.е. фактически.
Итак, хотя давностным владением не приобретается право собственности, и давностное владение остается владением, но оно является лучшим правом против всех притязаний других лиц: собственник должен молчать, иск и затеянный им спор преданы вечному забвению, вследствие того он лишен своего права и, как критик наш в <Журнале Министерства Юстиции> справедливо говорит, есть во всяком случае лицо, совершенно стороннее к имуществу. Но не только против собственника защищается давностный владелец, но и против других лиц. Положим, что лицо владело имением 10 лет в виде собственности. В одиннадцатом году собственник вытесняет его. Вследствие иска о нарушенном владении владельцу возвращается его имение; собственник, если желает возвратить себе имение, должен вчинить иск, в котором ему откажут по причине пропуска исковой давности. Если же владелец пропускает шестимесячный срок для предъявления иска о нарушенном владении и сам должен являться истцом, то он начинает иск, доказывая, что собственник потерял всякое право. Не беспокоив владельца, не прерывая давности ни иском, ни действием в течение 10 лет, он потерял свое право вместе с потерей иска: не имея иска, собственник не имеет также exceptio, между которыми в русском праве, впрочем, нет различия[263].
Решение спора непременно должно быть основано на этих соображениях: пропуск шестимесячного срока не изменяет положения собственника, пропустившего иск, не дает ему никакого права. По жалобе давностного владельца суд, если только он действует строго логически, по закону, должен рассуждать точно так же, как и при иске о нарушенном владении. Собственник самовольно или насильно завладел имением, на которое потерял свое право исковой давностью, поэтому должен возвратить вещь, ибо не имеет никакого права, тем менее - права насильничать. Затем истец, давностный владелец, восстанавливается в своем владении, вовсе не касаясь его права на землю и не присуждая ему собственности, на что суд не имеет никакого права.
То же самое будет в случае спора давностного владельца с лицом совершенно посторонним. Если давностный владелец защищается против собственника, то тем более защищается против постороннего, никогда не имевшего никакого права на имение и завладевшего им насильно. Положим даже, что если кто-либо владел известным имением восемь лет и вытесняется другим лицом, совершенно посторонним, а между тем пропускает шестимесячный срок для восстановления владения. Этим владение постороннего не улучшается. Владелец подает в суд, посторонний начнет доказывать, что владелец не есть собственник, а суд должен определить: то, что владелец не есть собственник, - ни до суда, ни до ответчика не касается: ответчик ни в каком случае не имеет никакого права, поэтому должен удалиться, а имение передается владельцу; отыскивать оное уже дело собственника.
Примечания:
[260] Русское гражданское
право, II, стр. 88 и сл.
[261] Курс русск. гражд.
права, 1-е изд., II, стр. 152-153; изд. 1896 г., I, стр. 200-201.
[262] Ср.: <Ж. М. Ю.>.
1867, XXXIII, стр. 500-501.
[263] Ср. ст. 692 ч.
1 т. Х Св. Зак.
