Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование
Эта общая теория давности оставлена современной наукой. Более точное изучение предмета разъяснило, что нельзя представлять давность целостным институтом, что такое представление неудовлетворительно ни с теоретической, ни с практической стороны и не согласно с источниками римского права. Нет никакой надобности подводить под общее название давности истечение известного времени для приобретения права собственности и сервитутов, для освобождения от последних и для потери права иска. Выигрывается через это одно только произвольное понятие да несколько разделений, облегчающих память, но не получается ничего такого, что имело бы действительно юридическую, т.е. практическую, цену. Теряется, напротив, чрезвычайно много. По источникам римского права, давность вовсе не составляет собой целостного института, а есть только совокупность институтов, не имеющих между собой почти ничего общего, каковы, например, давность исковая, давность незапамятная, давность, замещающая одного собственника другим, чрез посредство владения и т.д. Подведением их под одно отвлеченное понятие сглаживаются существенные черты их, и становится невозможным следить в подробности за основной мыслью каждого отдельного института. До какой степени резко их различие в римском праве, видно из простого сравнения их. Например, давность как способ приобретения права собственности чрез владение (usucapio, Ersitzung) предполагает: вещь, которая может состоять в собственности частного лица и не изъята законом от давностного приобретения, и юридическое владение, продолжающееся непрерывно в течение определенного срока в качестве фактического господства над вещью и с желанием присвоения ее, притом владение добросовестное и на законном основании. Условия же исковой давности: со стороны истца - действительное и непрерывное существование права на конкретный иск и неосуществление этого права в течение определенного времени; со стороны ответчика, или эксципиента, не требуются ни добросовестность, ни законное основание покрываемого давностью фактического отношения. Последствием исковой давности является возражение, или отвод (exceptio temporis) против лица, не предъявившего иска в определенный срок; в силу же usucapio приобретается материальное право собственности на владеемую вещь. По истечении срока иску о праве собственности собственник не теряет этого права, а только не может осуществить его в иске против эксципиента, потому что этот владеет отводом и всегда может устранить притязания собственника, сославшись на утрату им искового права. Тем не менее за прежним хозяином вещи остается голое право собственности, и если бы вещь перешла от эксципиента к неюридическим преемникам его или в руки прежнего хозяина, то это nudum jus получило бы возможность осуществления, в первом случае в иске против преемников, во втором - посредством удержания вещи. Напротив, когда узукапиент провладел вещью в течение определенного времени, за прежним хозяином ее уже не остается никакого права; узукапиент заступает его место, наследует ему во всех его правах, а прежний собственник совершенно выбывает из отношения к вещи и становится лицом посторонним. В римском праве и сроки той и другой давности различны: для usucapio движимостей - 3 года; для недвижимых имуществ - 10 лет inter praesentes, 20 - inter absentes; для исковой же давности обыкновенный срок - 30 лет.
На этом основании современная наука римского и пандектного права признает приобретательную давность совершенно самостоятельным институтом, отдельным от давности исковой, и вообще оставила прежнюю доктрину, сводившую разнородные институты к одному отвлеченному понятию. Между тем в русской юридической литературе, говорит г. Энгельман, до сих пор bona fide полагают, будто абстрактное понятие о давности еще принимается в науке Западной Европы[36], и в этом основном заблуждении следует, по его мнению, видеть причину большей части ошибок нашей литературы по вопросу о давности.
К сожалению, и сам автор не выяснил теоретических мотивов различия между давностью приобретательной и исковой, потому что все, им сказанное, относится лишь к положительным основаниям римских источников. В римском праве, как известно, долгое время существовала одна только замещающая давность, usucapio, институт древнего juris civilis. Уже в преторском праве появляются зачатки исковой давности, но настоящая давность иска развилась только в императорский период. Вместе с тем продолжала существовать и древняя usucapio, подобно тому как и другие институты старого права долгое время существовали у римлян совместно с новыми, как аналогическими, так и противоположными понятиями и учреждениями, выработанными под влиянием juris gentium, или вообще с развитием права.
Ввиду этого легко может родиться вопрос: не было ли удержание приобретательной давности наряду с давностью вотчинных исков вызвано единственно консервативным характером римлян и не заменяет ли на самом деле последняя давность первую настолько, что они могли бы слиться в один институт? Этот вопрос имеет особенное значение для нашего отечественного права, потому что несомненно, что наша давность владения чрез посредство судебного признания основывает право собственности и в этом смысле, как обыкновенно думают, заменяет приобретательную давность римского права.
Сомнение это подкрепляется еще тем обстоятельством, что предположение иска против давностного владельца, хотя и не в равной степени, существует при той и другой давности. Когда владение обращается через посредство usucapio в собственность, то с точки зрения субъективной означенный процесс имеет то значение, что посредством его субъект владения становится субъектом права собственности; здесь происходит восполнение неформального приобретения. Рассматривая же право собственности на приобретаемое владельцем имущество с точки зрения объективной, как объективное юридическое отношение, необходимо допустить, что это право не возникает вновь в лице давностного владельца, а, напротив, оно не переставало существовать в течение всего давностного периода, и субъектом его, до момента окончательного истечения давностного срока, был собственник имущества. Ему, следовательно, принадлежало и право иска против давностного владельца, которое он мог осуществить до той самой поры, пока наступление срока не противопоставило ему лучшего права на стороне узукапиента.
Затем очевидно, что предположение вещи, не изъятой от давностного приобретения, а равно и предположение юридического владения существуют также при той и другой давности. В давности исковой юридическое владение необходимо потому, что оно основывает право хозяина вещи на иск против владельца; обусловливает, следовательно, начало давности, исходный пункт ее. Им же условливается и течение давности приобретательной. С перерывом юридического владения, надлежащим образом доказанным, прерывается та и другая давность. С переменой субъектов владения при той и другой засчитывается время владения юридического предшественника. Начало иска пресекает течение той и другой.
Основание приобретательной давности римские юристы выражали словами usus auctoritas, adjectio dominii per continuationem possessionis, ne rerum dominia in incerto essent. Это есть хозяйская власть над имуществом, естественно возникающая из продолжительного владения и пользования им, тесная связь между владельцем и имуществом, образующаяся чрез долговременное существование непосредственно между ними отношения и признаваемая положительным правом вследствие потребности восполнения правомерного фактического отношения, потребности законного укрепления имущества, по крайней мере за фактическим хозяином, чтобы оно не оставалось бесхозяйным по неизвестности законного его собственника. Поэтому первый и существеннейший признак приобретательной давности состоит в том, что из фактического отношения, продолжавшегося в течение известного времени, непосредственно возникает признаваемая законом власть или право лица на владеемое имущество. По наступлении срока этой давности, в силу самого закона совершается восполнение прав владельца, возвышение их до права собственности. Здесь не нужно судебного решения, которое бы посредствовало между фактом исполнения давности и возникновением права собственности. Конечно, когда из-за давностного приобретения возникает спор, то он должен решиться судебным порядком, но судебное решение здесь только признает факт приобретения совершившимся, а не основывает этого приобретения вновь, не создает права, а только утверждает его существование.
Существо исковой давности состоит в положении известных пределов существованию права на конкретный иск (actionibus certos fines dare, temporibus limitare actiones). Существование этого права предполагает факт правонарушения и свидетельствует о том, что закон предоставляет управомоченному лицу средство к преследованию правонарушения судебным порядком и к восстановлению нарушенного права. Когда право на конкретный иск не осуществлено и дожило до окончательного момента, ограничивающего его существование, или, что то же, когда исполнилась исковая давность, этот момент указывает на закрытие пути к преследованию правонарушения и к восстановлению нарушенного права; но он не прекращает самого факта правонарушения, не изменяет его противозаконного характера, не обращает его в право. По самой природе правонарушения из него может возникнуть право только для другого лица, а не для самого нарушителя. Истечение срока иску прекращает лишь это право другого лица, но не дает никакого материального права самому нарушителю. Например, противозаконное владение чужим имуществом не обращается в право собственности вследствие того только, что хозяин его упустил предоставленное ему право иска против владельца. Единственный логический результат погашения иска чрез неосуществление его состоит в возникновении давностного отвода (exceptio temporis); но эксципиент, например, против actio furti, не перестает быть несправедливым владельцем украденных вещей и не может быть переименован по давности кражи в законного их собственника. Для такого превращения необходимо другое основание, а не одна бездеятельность управомоченного к преследованию лица. Основанием здесь может служить судебное решение, которым утверждается уничтожение иска и признается на будущее время исключительность и неприкосновенность владения эксципиента. Законодательство может даже придать этому исключающему всякое постороннее вмешательство владению значение и название права собственности, но во всяком случае основание этого права будет лежать не в продолжительном существовании правонарушения, не в наступлении срока исковой давности, а только в судебном решении. Таким образом, в промежуток между истечением искового срока и решением суда владелец имеет только процессуальное право возражения, но отношение его к вещи остается владением.
Право иска, как замечено выше, существует и против владельца по usucapio, пока им не приобретено лучшего права. Но эта исковая сторона приобретательной давности почти совершенно стушевывается перед взглядом закона, потому что здесь предполагается, что владелец не знает о существовании против него иска, а, напротив, добросовестно убежден, что владеет не чужой, а своей вещью, не нарушая ничьих прав. Требование добросовестности владения принадлежит к существу этого института, потому что только на этом основании существование иска против владельца не обсуждается здесь по началам исковой давности. В институте приобретательной давности собственник вещи предполагается неизвестным в течение всего давностного срока; он покинул свою вещь, вследствие чего и иск его о возвращении вещи остается в неизвестности. На первый план в глазах закона выступает правомерное отношение владельца к вещи, как к своей, и потребность укрепить за ним имущество, оставшееся бесхозяйным.
Напротив, в институте исковой давности главная мысль закона - ограничение иска определенным временем. Это ограничение прямо указывает, что на правомерность фактического отношения, покрываемого давностью, здесь не обращается внимания; закон знает, что иск направляется на правонарушение и что с наступлением искового срока оно остается безнаказанным. Основание для погашения иска лежит в недеятельности истца, и, хотя бы ответчику известен был иск, предоставленный против него тому лицу, чьи права им нарушены, неосуществление права иска все же влечет за собой последствия, соединенные с ним в законе: иск прекращается, лишь только дожил до окончательного момента, которым ограничено его существование. Недобросовестность эксципиента здесь составляет безразличное обстоятельство.
Из тех же различных оснований давности приобретательной и исковой вытекают и другие признаки, различающие тот и другой институт по существу. Так, например, предположение приобретательной давности есть постоянное добросовестное владение в течение известного времени. Добросовестное же убеждение владельца в том, что он владеет не чужой вещью и не нарушает ничьих прав, может уничтожиться не только предъявлением судебного спора со стороны действительного собственника, но и порядком несудебным, если хозяин вещи заявит самому владельцу несомненные права свои на владеемое имущество или вообще нарушит исключительность и возмутит покой владения. После таких фактических притязаний со стороны хозяина вещи может быть доказана невозможность продолжения добросовестного убеждения владельца в действительной принадлежности ему имущества, и вследствие того может наступить перерыв давностного приобретательного владения. Иначе при давности исковой. Пока совершенно не перервано владение ответчика, или эксципиента, иск против него продолжает существовать, несмотря на фактические заявления хозяина о том, что эксципиент владеет незаконно чужой вещью. В действительности нередко бывает, что истец и ответчик предварительно поссорятся между собой вне суда, а затем уже начинают дело судебным порядком. Но очевидно, что ссора не прерывает существования иска; напротив, она скорее свидетельствует о его существовании, чем о прекращении. Потому и течение искового срока не прерывается фактическими, или внесудебными оглашениями прав истца против ответчика, а только предъявлением иска в подлежащее присутственное место или в суд.
По всему вышеизложенному, институт приобретательной давности есть учреждение преимущественно материального гражданского права, исковая же давность - явление по преимуществу процессуальное.
Переходя затем к практическому вопросу, следует ли настаивать на различении означенных институтов в тех правовых системах, которым известна одна исковая давность, ведущая чрез посредство судебного решения к приобретению права собственности, мы полагаем, что различение их желательно в особенности в видах логического и нравственного усовершения правовой системы. Учреждение приобретательной давности вытекает, как необходимое последствие, из постановки начала собственности во главе юридической системы, потому что этим обусловливается потребность восполнения добросовестного и исключительного владения имуществом, как фактической собственности, до степени законного права собственности. Кроме того, в этом естественном росте владения до степени права как юридического обладания признается источником конкретных юридических отношений начало личности, личной воли, проявляющейся в фактическом господстве над вещью, насколько эта личная воля не противоречит правовому порядку. Таким образом, различение означенных институтов вызывается потребностью точной постановки права собственности и владения в системе права в качестве самостоятельных начал, не основывающихся только на судебном решении, а предшествующих ему и регулируемых своими внутренними законами. В уважение творческой силы личной воли гражданина в сфере гражданских отношений оно весьма логически ограничивает творческую силу судебных решений и в соответственность с целой системой права ставит задачей суда лишь признание юридических отношений, основанных правомерно волей граждан.
С практической точки зрения нагляднее и убедительнее нравственная сторона вопроса. При существовании в правовой системе одной только исковой давности необходимо подводятся под один уровень добросовестное и правомерное владение с недобросовестным и даже преступным. Этим уравнением вводится резкая дисгармония в систему права, потому что во всех других случаях закон естественно различает вора от добросовестного владельца. Самое учреждение давности утрачивает при этом свое мирное охранительное значение для правомерных отношений и является институтом более или менее стеснительным и с нравственной точки зрения ненавистным.
Такова законодательная сторона вопроса, которую, впрочем, мы рассмотрим подробнее впоследствии, в применении к отечественному праву. Но само собой разумеется, что при теоретической разработке всякого законодательства необходимо всегда иметь в виду существенное различие этих институтов, и мы вполне согласны с мнением г. Энгельмана, что большая часть ошибок нашей литературы по вопросу о давности обусловлена именно смешением их в одном абстрактном понятии.
Критике русской литературы о давности автор посвятил целый отдел своей книги. Разбор прежних работ, по словам его, имеет, между прочим, целью противодействовать обычаю русских юристов, по которому прежние труды просто-напросто игнорируются, а вследствие того тратится работа на решение уже решенных задач либо предмет рассматривается с точки зрения, уже оказавшейся несостоятельной по прежним опытам. Автор перечисляет в своей книге 23 сочинения, в которых больше или меньше затрагивается и исследуется вопрос о давности, начиная с <Краткого руководства> и <Начальных оснований российского гражданского права> Терлаича и Кукольника до статей <О приобретении права собственности давностью владения>, напечатанных профессором Куницыным в <Журнале Министерства Юстиции> за 1864 год. Каждое сочинение сопровождается замечаниями, а иногда и критическим разбором, так что для желающего изучить нашу литературу по этому вопросу книга Энгельмана может служить полным указателем, хотя, конечно, он не излагает здесь существенного содержания прежних сочинений, потому что оно вошло в содержание собственного исследования автора.
Изложение постановлений русского права о давности представлено автором в двух отделах: историческом и догматическом.
Первый отдел начинается опровержением мнения профессора Беляева, будто постановления о давности встречаются уже в древнейших памятниках русского права - в договорах с греками и в Русской Правде. Энгельман видит первый закон о давности в Псковской судной грамоте, относя его к XIII веку. Здесь определяется, что 4- или 5-летнее спокойное, бесспорное и непрерывное владение, соединенное с заселением и обработкой дотоле незаселенной и необработанной земли, основывает право собственности на нее. Это постановление напоминает автору римский институт приобретательной давности - usucapio, с тем различием, что римское право признавало непременными условиями обыкновенной приобретательной давности добросовестность и законное основание его, тогда как Псковская судная грамота не требует ни того, ни другого. Отсутствие такого требования он объясняет неразвитым экономическим состоянием псковской области, при котором почти исключительную ценность земли составлял труд, положенный на ее обработку, так что поземельная собственность как бы впервые создавалась этим трудом; право же на невозделанную землю не имело почти никакой цены, а потому преимущественной судебной защитой пользовался труд, употребленный на обработку земли, нежели абстрактное отношение к земле ее собственника, оставлявшего ее невозделанной и пустой.
С уничтожением самостоятельности Пскова, говорит г. Энгельман, с введением московского права, или кривды, как выражаются псковские летописцы, исчезает в псковской области особенное местное право ее, а вместе с тем и всякий след института приобретательной давности. По сходству поземельных отношений в Новгороде и Пскове мы можем допустить, что и в Новгороде существовало учреждение приобретательной давности, но и здесь исчезло оно с покорением Новгорода Москвой. Московскому праву этот институт искони был неизвестен.
Здесь автор встречается с гегельянским мнением Неволина, что приобретательная давность на Руси существовала издавна как вообще владение долговременное, владение из времен незапамятных, исстари и проч., и что владение отцов и дедов принималось в основание при распределении областей между князьями. Строго держась определенного научного понятия о приобретательной давности, г. Энгельман, естественно, не находит никакого следа ее в означенных названиях владения. В первый раз давность была установлена грамотой великого князя Василия Дмитриевича как давность исковая. Именно: он повелел давать суд о землях и водах не далее как за 15 лет.
Примечания:
[36] Оно и в самом деле держится доселе; например, к нему примыкает учение
Данкварта о давности. Большинство юристов, конечно, оставило старую доктрину.
