Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование
И.Е. Энгельман убедительно доказал, что давность есть институт гражданского права. Поэтому исковая давность не может применяться к публичным отношениям, в частности к отношениям, связанным с крепостным состоянием. Между тем возможность такого применения была ошибочно предусмотрена целым рядом указов Сената: от 11 августа 1805 г., от 7 января 1810 г. (с. 186). Лишь впоследствии случайная фраза законодателя[23] позволила сделать вывод, что крепостное состояние не подлежит давности (см. там же).
Теоретические выводы, сделанные И.Е. Энгельманом относительно правовой природы института давности, послужили отправной точкой для дальнейшего развития юридической науки, подразделяющей давность на <лишающую> права и <приобретающую> право, а в конечном счете - для победы над ошибочной, по мнению ученого, теорией отвлеченной давности.
И.Е. Энгельман впервые разграничил исковую давность (римскую usucapio) и судебный срок, исследовал соотношение исковой давности и времени. По его мнению, отсутствие упоминания о давности в разделе действующего закона о способах приобретения права собственности не является случайным пробелом или ошибкой. Напротив, законодатель осознанно признавал прежде всего давность иска, позволив тем самым лицу приобрести право собственности, хотя не непосредственно, а в силу потери такого права другим лицом в связи с истечением срока исковой давности. Таким образом, исковая давность одновременно стала способом прекращения права и способом приобретения этого права, что нельзя признать правильным.
Логичным продолжением рассуждений ученого явилась мысль о том, что давность владения (подобно римской usucapio) может и должна применяться только при наличии всех ее условий, в то время как исковая давность в этом случае не применяется. Однако, как заметил автор, по действующим в то время законам собственность могла быть приобретена вследствие исковой давности, причем вовсе не обязательно, чтобы имела место usucapio (с. 230). Таким образом, ученый сделал вывод об отсутствии в русском праве доказательств существования отвлеченной давности (c. 216).
В конце XIX столетия российское право не содержало указания, что давность владения является способом приобретения права собственности. Иногда в литературе говорилось о <превращении> владения в право собственности. По причине несовершенства действующего закона давность владения всегда применялась в виде исковой давности и не считалась способом приобретения права собственности. Поэтому на основании давности владения нельзя было приобрести право владения или получить право собственности на недвижимое имущество.
Ученые высказывали различные мнения по поводу роли и значения давности владения. Например, К.П. Победоносцев считал давность владения не способом приобретения права собственности, а лишь способом доказывания существования права собственности. По его мнению, давность владения имела самостоятельное значение, отличное от исковой давности[24].
И.Е. Энгельман тщательно проанализировал сферу применения римской usucapio и условия давности владения, установленные российским законом. Он впервые обратил внимание, что характерными признаками римской usucapio и ключевыми условиями давности владения являются добросовестность владения и не противоречащее закону основание этого владения. Между тем после кодификации 1857 г. нормы Свода законов Российской империи не требовали обязательного наличия этих условий для применения давности владения. Таким образом, по мнению ученого, давность владения, введенная в других законодательствах в защиту права и для ограждения интересов добросовестных владельцев, в российском праве стала <соучастницей преступления>, играющей роль <подстрекательницы и укрывательницы> (с. 280-281). Благо закон не требует justus titulus, значит, разрешил всякому сочинять себе произвольно основание владения (с. 290).
Обосновав установление добросовестности в качестве обязательного элемента института владельческой давности, И.Е. Энгельман сделал вывод, что при отсутствии данного требования не имеет значения, когда фактически началось владение, а важно, не истек ли установленный законом срок.
Изучая проведенный И.Е. Энгельманом анализ римских источников, современный читатель с удивлением обнаружит, что юридический состав давностного владения по римскому праву во многом схож с институтом приобретательной давности, закрепленным в действующем ГК РФ 1994 г. (ст. 234). Любопытно, что необходимость наличия добросовестности была закреплена еще правом Древнего Рима, а средневековое каноническое право добавило требование наличия добросовестности во все время осуществления давностного владения, а не только в момент приобретения данного владения, причем одно лишь сомнение в добросовестности владельца по каноническому праву не исключало bona fides (с. 121).
Вторая часть книги И.Е. Энгельмана названа <Догматическое изложение постановлений русского гражданского права о давности> и посвящена анализу положений действующего законодательства Российской империи. Автор указал, что давность владения как способ приобретения права собственности на недвижимые вещи впервые была установлена в решении Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената 1872 г. N 792 (с. 276, 395).
Ученый детально исследовал положения российского закона применительно к двум различным видам давности: давности владения, выделяя все элементы его состава, и давности исковой, рассматривая отдельные ее разновидности. Кроме того, он критически проанализировал обширную судебную практику. Как писал М.Я. Пергамент, нелицеприятные отзывы о сенатской практике по делам, связанным с применением давности владения, пестрят уже на страницах оглавления этой книги[25].
Предпринятый автором критический обзор различных точек зрения на квалификацию и определение каждого из элементов юридического состава давностного владения, подробное изложение их в данной работе представляют несомненный интерес не только для узких специалистов, но также для всех студентов, интересующихся проблемами гражданского права.
В процессе чтения книги нас поражает смелость и добросовестность ученого. И.Е. Энгельман не боялся опровергать своих учителей, если считал ошибочной их точку зрения. В частности, он возражал К.А. Неволину, так как считал сильно преувеличенным влияние Литовского статута на установление Екатериной II десятилетнего срока исковой давности по гражданским делам (c. 178).
В то же время ученый прямо и честно признавал собственные ошибки, демонстрируя редкое качество - самокритичность. Например, он признал ошибочным свое утверждение, что <при давности владения право собственности переходит в силу самого закона без ввода и без совершения акта>, хотя оно было основано на норме закона. Как писал сам автор, <исследования о давности убедили меня, что я ошибся, и на практике закон о <превращении> не осуществляется> (с. 260).
Современного читателя поражает глубина проведенного И.Е. Энгельманом анализа конструкции давности в ее историческом развитии. Ученый впервые доказал, что исторически давность владения была закреплена значительно позднее, нежели давность исковая. Его труд стал мощным фундаментом, на котором в дальнейшем было построено и получило законодательное закрепление учение о давности владения как способе приобретения права собственности в русском гражданском праве. За много лет до появления в ГК РФ 1994 г. института приобретательной давности (ст. 234) ученый доказал необходимость наличия добросовестности владения как обязательного условия для применения дав-ности владения.
Некоторые положения книги читатель может оценить как внутренне противоречивые. Так, И.Е. Энгельман указывал, что давность служит в качестве доказательства права собственности и для приобретения права собственности. Однако приведенное суждение только кажется противоречивым. В этом легко убедиться при внимательном ознакомлении с историческим материалом, положенным И.Е. Энгельманом в его обоснование. Даже после решения Сената 1872 г. в силу отсутствия детальной законодательной проработки давность владения иногда смешивалась с исковой давностью. Как указывал И.Е. Энгельман, по русскому праву при равных сроках и условиях, т.е. при неразвитости давности владения, приобретательная и погасительная давность фактически совпадали. Если первый давностный владелец оставлял занятую землю и его владение прекращалось, то вместе с тем прекращалось и течение давности по иску собственника, и он опять владел принадлежащим ему имуществом, хотя бы продолжал не прикасаться к нему: он собственник, а потому волен пользоваться или не пользоваться своей вещью. Если бы кто-либо вдруг завладел его землей, то для него снова возникла бы необходимость предъявлять иск для защиты своего права, а если иск не будет предъявлен, то по нему началось бы течение давности (с. 392).
В работе И.Е. Энгельмана есть много суждений и выводов по проблемам, которые без особого риска ошибиться можно смело отнести к числу <вечных>. так, например, он утверждал, что исковая давность погашает право. Подобная позиция подвергнута аргументированной критике в многочисленных исследованиях[26]. С ней можно соглашаться или не соглашаться, но нельзя не отметить мастерства И.Е. Энгельмана при ее доказывании.
Современники высоко оценили титанический труд ученого. В своей книге <Приобретательная давность по русскому и остзейскому гражданскому праву, равно по проекту Гражданского уложения> (Варшава, 1913) П.В. Попович постоянно ссылался на работу И.Е. Эн-гельмана, а многие сделанные им выводы считал если не аксиомами, то аргументированными и доказанными научными положениями.
В книге <Развитие русского права в первой половине XIX века> профессор И.Е. Энгельман в историческом плане указан как ученый, исследовавший возможность и порядок приобретения права собственности в силу давности или давностного владения[27].
Публикуемая работа И.Е. Энгельмана затрагивает сложнейшие аспекты цивилистической науки. Поэтому при ее изучении важно избежать односторонности в понимании изложенного материала. Не все современники И.Е. Энгельмана смогли до конца понять эту работу. Например, Н.В. Калачов, полемизируя с ним, сделал вывод, что давность должна иметь в законодательстве главное значение в качестве средства защиты против иска, как и понимало ее первоначально римское право[28]. То есть важнейший тезис И.Е. Энгельмана о коренном различии между исковой давностью и давностью владения отбрасывался без должного обоснования.
Следует заметить, что И.Е. Энгельмана нельзя считать только цивилистом
в строгом смысле этого слова. На протяжении своего творческого и профессионального
пути этот талантливый ученый интересовался многими проблемами в самых
разных областях правоведения. В 1875 г. И.Е. Энгельман публикует обстоятельную
историко-правовую рецензию на работу А. Никитского <Очерк внутренней истории
Пскова>. Проблемам государственного права был посвящен его труд
Большое внимание он уделял также гражданскому судопроизводству. Его исследование
в этой области было опубликовано в 1896 г. на немецком языке в Берлине
под названием
Сказанное свидетельствует, что профессор И.Е. Энгельман являлся поистине энциклопедистом правовой науки.
Личность И.Е. Энгельмана как ученого многогранна. Многие исследователи по праву считали его <последним могиканом русской ветви исторической школы, ведущей свое происхождение от Савиньи и Неволина>[29]. Хотя рассматривать И.Е. Энгельмана как представителя сугубо исторической школы права вряд ли правомерно, особенно принимая во внимание его энциклопедичность. Так, Ф.М. Дмитриев в рецензии на труд И.Е. Энгельмана <О приобретении права собственности на землю> заметил, что отличительная черта профессора - <исключительно экономический> взгляд на исследуемые правоотношения[30]. По мнению Г.Ф. Шершеневича, И.Е. Энгельман выделялся из числа других юристов своим умением сочетать экономическую точку зрения с глубоким юридическим анализом[31].
И.Е. Энгельман всегда критически относился к существующему правопорядку, искусно использовал сравнительно-исторический метод, показывая направления возможного совершенствования законодательства.
Профессор И.Е. Энгельман был прекрасным педагогом, который воспитывал своих учеников как свободно мыслящих профессиональных юристов. Он подчеркивал, что отвлеченная догматическая схоластика не должна иметь место в правовой науке. Юриспруденция чужда буквоедства, сопровождаемого стремлением основывать каждое право, каждое определение суда на специальной статье закона. Правовед обязан мыслить логически, соотносить частные нормы с общими понятиями и принципами права, на основе которых он должен самостоятельно выводить правила при наличии пробелов в законе. Юрист вправе критиковать действующее право с точки зрения последовательности проведения в жизнь положенных в основу закона общих начал и степени приспособленности устанавливаемых им частных правил к достижению преследуемых им целей[32]. Сказанное И.Е. Энгельманом является чрезвычайно актуальным и в наши дни.
По свидетельству современников, профессор И.Е. Энгельман обладал не только величайшим трудолюбием и редкой профессиональной работоспособностью. Он был необыкновенно отзывчивым человеком, испытывающим внутреннюю психологическую потребность откликнуться и отреагировать на все наболевшие вопросы правовой науки и практики.
Помимо научной и преподавательской деятельности И.Е. Энгельман на протяжении
ряда лет (1867-1892 гг.) был редактором юридического журнала
Признанный юридической общественностью, Иван Егорович Энгельман был удостоен звания заслуженного профессора и почетного члена университетов Святого Владимира и Юрьевского. За заслуги перед Отечеством И.Е. Энгельман был награжден орденом Святого Станислава I степени, орденом Святого Владимира III степени, орденом Святой Анны II степени, медалью 1853-1856 гг. на Андреевской ленте[33]. Между тем в трехтомном Энциклопедическом словаре под редакцией М.М. Филиппова фамилия Энгельмана была лишь упомянута со ссылкой <юрист>[34].
Осенью 1912 г. профессора Ивана Егоровича Энгельмана не стало. Изучая его творчество, мы понимаем, что своим многочисленным ученикам и слушателям он передавал не только знания, но пробуждал в них подлинный интерес и любовь к правовой науке. Своим личным примером он приучал их к аналитической работе, убеждая, по словам М.Я. Пергамента, в <неизмеримой ценности устойчивой правовой культуры>, делился с аудиторией и последователями <бодрящей верой в постепенное совершенствование начал и условий правового существования>[35].
кандидат юридических наук,
доцент кафедры гражданского права
юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
В.С. Ем
Аспирант кафедры гражданского права
юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
В.В. Вороной
Кр. М. Die Verjährunq nach russischem Privatrecht. (Давность по русскому гражданскому праву). Eine zur Erlangung des Doctorgrades verfasste, historisch-dogmatische Abhandlung, von J. Engelmann. Dorpat, 1867. – Стр. IV и 243: Статья первая
Автор выходит из воззрений современной литературы римского и пандектного права на давность и, обсуждая на основании их постановления русского законодательства, раскрывает, что наша давность владения не имеет почти ничего общего с тем, что в западноевропейской науке известно под названием давности приобретательной, или замещающей (usucapio, Ersitzung), а, напротив, постановления нашего права вообще о давности подходят под понятие о давности исковой (praescriptio temporis, Klageverjährung). Из истории русского права унаследована и до сего времени известна нашему законодательству одна только давность иска, и оно вовсе не знает самостоятельного института давности как способа приобретения права собственности чрез владение. Считать таким отдельным институтом нашу давность владения значит просто не знать, что разумеется в науке под именем приобретательной давности в отличие от исковой.
Было время, когда и на западе Европы различие этих институтов не сознавалось. Старая доктрина о давности, господствовавшая в науке со времен глоссаторов до Унтергольцнера и Росгирта включительно, признавала приобретательную давность только одной из сторон общего понятия о давности, соответствующей погасительной стороне ее. На взгляд этой доктрины, постановления (римского права) о давности образуют собой целостный институт, которому в логическом порядке идей соответствует одно общее, отвлеченное понятие. Определяя его, можно сказать, что давность есть изменение в правах чрез осуществление или неосуществление их в течение известного времени. Смотря по ее влиянию на юридические отношения, по времени и происхождению ее, она делится на различные виды, именно: на приобретательную и погасительную, определенную и неопределенную, или незапамятную, законную, судебную и конвенциональную, или произвольную. Но эти виды представляются лишь разными сторонами одного и того же понятия. Так, приобретательная и погасительная давность есть одна и та же давность, только с разных сторон: для того лица, которое теряет по давности то или другое право свое, она есть погасительная, а для того лица, которое приобретает в силу ее вещное право или освобождается об обязательства, она есть приобретательная. На деле бывает всегда так, что одна сторона теряет по давности, другая по тому же самому выигрывает то, что потеряно первой. Между приобретением и потерей есть, следовательно, взаимность, или соответственность. Другими словами, есть взаимность действия приобретательной и погасительной давности. Коль скоро одна погасила право, по другой оно приобретается, и наоборот.
Примечания:
[23] См. п. 12 Мнения
Государственного Совета от 14 июля 1810 г. (Полное собрание законов Российской
империи. N 24296).
[24] 24
[25] 25
[26] 26
[27] См.: Развитие русского права в первой половине XIX века / Е.А.
Скрипилев, С.И. Штамм, В.М. Клеандрова и др. М., 1993.
[28] Калачов Н.В. О давности по русскому гражданскому праву:
// Юридический вестник (изд. Московского юридического общества: 1867-1868).
Кн. 1. Июль. М., 1867. С. 17.
[29] Цит. по: Пергамент М.Я. Памяти двух русских цивилистов. С. 12.
[30] См.: Отчет о IV
присуждении наград графа Уварова. СПб., 1860.
[31] См.: Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России. С. 149.
[32] См.: Энгельман И.Е. Курс русского гражданского судопроизводства. Юрьев, 1912. С. 246.
[33] См.: Личный состав
Императорского Дерптского университета. Дерпт, 1892.
[34] Энциклопедический
словарь: В 3 т. / Сост. под. ред. М.М. Филиппова. Т. 3. СПб., 1901. Стб.
4121.
[35] Пергамент М.Я.
Памяти двух русских цивилистов. С. 14.
