Лунц Л.А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве
Таким образом, номиналистический принцип расчета по денежным обязательствам не стоит ни в какой связи с тем, что Кнапп называет "обратною связью"[249].
Государственная теория денег в целом вопреки утверждению Кнаппа не есть "догматическое выражение ряда историко-правовых фактов, которые в ХIХ в. обнаружились в денежном обращении важнейших государств". Теория эта, напротив того, противоречит этим фактам и исходит из чисто априорных положений. Учение Кнаппа не может также служить базою для разрешения вопросов о содержании денежных обязательств.
<:>
§ 7. Выводы по вопросу о содержании денежного обязательства
Деньги не являются и не могут быть созданием правопорядка, но содержание и порядок исполнения денежных обязательств могут быть определены и по необходимости определяются правом.
Закон, который предписал бы, чтобы франк Пуанкаре, по содержанию золота равнявшийся одной пятой франка жерминаля, был бы равен по своей покупательной силе этому последнему - такой закон остался бы мертвой буквой, не мог бы иметь эффекта.
Но закон, который предписывает, чтобы кредитор по денежному обязательству, заключенному до 1914 г. (в период существования франка жерминаля) и выраженному во "франках", принял бы в полное погашение этого обязательства франки Пуанкаре, не требуя при этом увеличения суммы долга, т. е. чтобы франк, несмотря на снижение своего металлического содержания и падение покупательной силы, сохранил платежную силу по номиналу - такой закон является вполне эффективным, ибо государство располагает всеми средствами для того, чтобы этот закон проводить в жизнь. Принцип "номинализма" как принцип, регулирующий содержание денежных обязательств, выработался, главным образом, в связи с мероприятиями правительства по снижению металлического содержания монет или по выпуску в обращение бумажных денег; эти мероприятия имели целью финансирование бюджетных расходов; предпосылкою их финансовой эффективности всегда было то, чтобы денежные знаки сохраняли прежнюю платежную силу.
Один из участников работ по составлению Кодекса Наполеона Maleville с большой ясностью формулировал сущность этого принципа[250]. Он говорит, что должник, заключивший заем в шестифранковых монетах, номинальная цена которых после совершения займа была эдиктом (без новой чеканки) повышена до 12 франков, должен уплатить половину полученных им монет; быть может, это и несправедливо, но государственные интересы (raison d'état) этого требуют. Если в этой формулировке исключить выражение "номинальная цена" (которое отражает доктрину valor impositus) и заменить его словами "номинальная сумма денежных единиц", то получится откровенное выражение правового начала, определяющего в капиталистических странах содержание денежных обязательств и вместе с тем отражающего определенный принцип денежной политики.
"Номинализм" денежных обязательств может иметь различные формы своего выражения. Он может получить свое выражение в законе[251], либо в судебной практике (прецедент по делу Джильберт против Брэтт в англо-американском праве). Но наличие соответственной нормы в действующем праве всегда усматривалось в том, что государство, изменяя металлическое содержание денежной единицы, одновременно сохраняло прежнее наименование. Такая форма выражения этого номиналистического принципа освящена многовековой традицией всех государств и широко используется в условиях бумажно-денежного обращения.
При широко развитом кредите, когда имеется большое количество сделок, по которым исполнение отсрочено, роль денежной единицы как единицы исчисления отсроченных платежей особенно велика и в соответствии с этим усиливается значение нормы права, определяющей законную платежную силу денег по номиналу; когда имеется большое число сделок, по которым момент исполнения не совпадает с моментом возникновения денежного обязательства, то нормы, определяющие порядок и средства платежа, получают более широкую область применения. Однако одновременно с этим углубляется и противоречие между ролью денег как меры стоимости и функцией средства платежа: изменение покупательной силы денег при неизменности их платежной силы затрагивает самые широкие круги кредиторов и должников по самым разнообразным видам денежного обязательства.
§ 8. Денежные обязательства в иностранной валюте, их содержание
Принцип номинализма получил в праве капиталистических стран признание в качестве основы денежных платежей и расчетов. (О ревалоризации в Германии, Польше и некоторых других государствах в период инфляции после первой мировой войны будет сказано ниже.)
Принцип этот применяется также к обязательствам с "иностранным элементом", в частности к обязательствам, в которых одна или обе стороны являются лицами, проживающими за границей. Вследствие этого отход от золотого доллара США в 1933 г. был источником больших выгод для европейских (в большинстве своем - германских) должников США. По данным на конец 1933 г. выгоды эти для Германии составили до 5 миллиардов рейхсмарок[252].
Во французском законодательстве была сделана попытка лишить иностранных должников тех выгод, которые могли для них возникнуть вследствие девальвации франка в 1936 г., путем введения специального указания, что снижение золотого паритета франка не распространяется на обязательства по так называемым международным расчетам; но ст. 6 закона 1936 г., содержавшая такое указание, вскоре была отменена.
Нынешняя практика проводит также в жизнь принцип номинализма в отношении обязательств, выраженных в иностранной валюте. Если в промежуток времени между моментом возникновения такого обязательства и моментом платежа произошли какие-либо изменения в ценностном или металлическом субстрате той иностранной денежной единицы, в которой исчислена сумма долга, то номинальная сумма денежного обязательства остается неизменной. Так как все возможные изменения данной иностранной валюты определяются экономикой соответственного государства, то можно сказать, что "ценностное содержание" обязательства в иностранной валюте зависит от факторов, определяющих эту экономику; и если капиталист (например, банк) оказывает клиенту кредит, исчисляя сумму долга в валюте иностранного государства, то это значит, что он (кредитор) рассчитывает на устойчивость экономического положения в этом государстве в течение срока кредита, спекулирует на эту устойчивость.
Номиналистический принцип в отношении обязательств, выраженных в иностранной валюте, нашел свое отражение в многочисленных решениях буржуазных судов.
В практике США он базируется на старом прецеденте 1796 г. - решении Верховного суда США по делу Searight v. Calbraith[253]. Иск был заявлен по требованию из векселя на сумму 150 000 livres tournois с платежом в Париже; к моменту наступления срока платежа во Франции законным платежным средством были ассигнаты, в то время значительно обесценившиеся, и истец отказался их принять. Судья сказал: "Решение всецело зависит от намерения сторон, которое должно быть установлено присяжными. Если имелась в виду уплата определенным видом монет, то предложение уплатить ассигнатами неосновательно. Но если имелось в виду платить деньги, имеющие хождение во Франции (the courrent money of France), то предложение ассигнат было вполне правомерным".
В британской практике имеется одно решение, давно забытое, согласно которому долг в иностранной валюте не подлежит действию соответственного иностранного закона, направленного на снижение металлического содержания монеты. В деле Du Costa v. Cole, 1689 г. речь шла о требовании по векселю, выданному в Лондоне в сумме 1000 португальских мильрейс с платежом в Португалии. До наступления срока векселя король Португалии снизил на 20% металлическое содержание мильрейса. Судья решил, что "вексель должен быть оплачен по его первоначальной цене, ибо король Португалии не может изменять имущественного положения подданного Англии"[254]. Но решение это не создало прецедента и в настоящее время имеет лишь исторический интерес.
В многочисленных решениях, вынесенных судами "общего права" в период времени между первой и второй мировыми войнами, принцип номинализма был применен к долгам в обесценившихся марках, австрийских кронах, рублях, франках и других валютах стран континентальной Европы[255].
Из британских решений можно привести дело 1921 г. по иску British Bank for Foreign Trade v. Russian Commercial and Industrial Bank[256]. Решение это неоднократно комментировалось в юридической литературе.
Истец в июне 1914 г. получил ссуду у ответчика в сумме 750 000 рублей под обеспечение ценных бумаг, которые были депонированы в Бельгийском банке в Брюсселе. Вопрос о погашении ссуды возник лишь по окончании первой мировой войны, так как до этого времени ценные бумаги, депонированные в оккупированном немцами Брюсселе не могли быть возвращены истцу; со стороны последнего не было виновной просрочки. Поверенный ответчика утверждал, что долг может быть погашен лишь золотыми рублями. Суд признал, однако, возможным погашение долга в номинальной его сумме рублями образца, служивших законным платежным средством в Советской России в момент постановления решения ("довоенный рубль" по курсу Народного комиссариата финансов на 1 ноября 1921 г. был определен в сумме 60 тысяч рублей денежными знаками 1921 г.[257]
См. решения по делам: Chesterman Trust (1923), где тот же принцип был применен к займу в марках[258]; Anderson v. Equitable Life Assurance Co, 1926 г.[259] об обесценении страхового полиса в марках; Hopkins v. Com-pagnie Internationale des Wagon Lits, 1927 г.[260] об обесценении облигации в бельгийских франках; Franklin v. Westminster Bank, 1931 г.[260] об обесценении чека в марках, и много других.
В ряде решений французских судов за тот же период денежные обязательства в старых рублях и в марках были признаны полностью обесценившимися. Практика эта, в частности, была использована французским страховым обществом Урбэн, которое отказалось платить по полисам, выданным в России до первой мировой войны и валютированным в рублях[261].
В отношении векселей и чеков, выписанных в иностранной валюте, Женевские конвенции[262], а также британский закон 1882 г. о векселях[263] предусматривают уплату по курсу на день наступления срока платежа, а не по курсу на день составления векселя или чека.
Из этого вытекает, что при любых изменениях валюты, в которой исчислена сумма векселя или чека, эта сумма остается неизменной.
Всеобщее признание принципа номинализма нашло свое выражение также и в том, что международное публичное право не знает ответственности государства за обесценение его собственных денег.
В этой связи интересно отметить решение смешанной комиссии, учрежденной по Вашингтонскому договору от 8 мая 1871 г. в составе представителей США и Англии для рассмотрения претензий англичан за убытки, связанные с гражданской войной 1861 - 1865 гг. Комиссия рассматривала, между прочим, претензию к Соединенным Штатам британского подданного Вильяма Адама, домицилированного в Англии, о возмещении ему убытков, которые он потерпел в качестве держателя облигаций американской железнодорожной компании. Последняя на основании американского закона расплатилась с ним обесцененными долларами по номиналу. Претензия Адама была отклонена единогласно не только американскими, но и английскими членами комиссии[264].
§ 9. Вопрос о "валютном статуте"
Рассмотренная нами практика по вопросу об обязательствах в иностранной валюте была использована Nussbaum'ом для построения теории о "валютном статуте" или "валютной привязке": "Тот, кто заключает договор в определенной валюте, тем самым в вопросах валюты подчиняется правопорядку валютного статута". Währungsstatut в этих вопросах идет впереди Vertragsstatut[265].
Концепция валютной привязки является прямым выводом из учения номиналистов об идеальном характере денежной единицы, лишенной якобы металлического и ценностного субстрата и могущей получить определение лишь путем закрепления ее обратной связи с предшествовавшей ей денежной единицей. Если к этому прибавить доктрину Кнаппа о том, что эта обратная связь определяется, будто бы, только законом, то отсюда ясен вывод номиналистов, что содержание денежного обязательства, сумма которого исчислена в иностранной денежной единице, определяется законом того государства, к которому относится эта денежная единица. Но если, как показано выше, учение о номинальном характере денежной единицы является ложным, то отпадает предпосылка для теории валютной привязки. Хотя отношение денежной единицы к золоту для каждого данного государства определяется его законом и хотя при смене денежных единиц обратная связь также закрепляется законом, но эти законы сами по себе (как мы видели) не отвечают на вопрос о том, каково влияние на денежное обязательство изменений в денежной единице. Из того, что обязательство выражено в иностранной валюте, вовсе не вытекает, что вопрос о влиянии факта обесценения этой валюты на денежные обязательства должен быть решен по закону государства, к которому относится данная валюта, если содержание обязательства не подчинено правопорядку этого последнего государства.
Учение о валютном статуте отвергается Schnitzer'ом[266], который считает, что в "международном" торговом праве вообще нет места для этого статута. Употребление иностранной денежной единицы как валюты долга имеет такое же значение, как употребление иностранной меры веса для определения количества товара.
Другими словами: исчисление суммы обязательства в иностранной валюте само по себе с точки зрения права не рассматривается как иностранный элемент в составе данного правоотношения. А из этого ясно, что вопрос о влиянии на эти обязательства факта обесценения данной иностранной валюты нет оснований решать по иному закону, нежели lex causae.
Но имеет ли весь этот вопрос практическое значение? Mann[267] полагает, что так как все законодательства стоят на точке зрения номинализма, то нет почвы для коллизии и для постановки коллизионной проблемы (lеx monetae или lex causae). Однако, как мы увидим ниже, вопрос о том, существует ли или нет "валютный статут", приобрел существенное значение в связи с ревалоризационной практикой в Германии, Польше и некоторых других странах.
Применение номиналистического принципа к обязательствам в иностранной валюте было перенесением на эти обязательства тех начал, которые выработались в практике по отношению к обязательствам в собственной валюте. Старая доктрина, которая из королевской монетной регалии выводила право государя "определять цену монеты", ограничивала это право территориальными рамками или по признаку подданства. Отсюда приведенное выше заключение судьи Holt'a (1688 г.), что снижение металлического содержания португальской монеты не может влиять на права англичанина, являющегося кредитором по векселю в португальской валюте[268].
Ныне, однако, это ограничение номиналистического принципа, вытекающее из доктрины valor impositus, отпало вместе с этой последней доктриной.
Можно даже сказать, что принцип номинализма применяется в настоящее время к обязательствам в иностранной валюте (связанным, большей частью, с международной торговлей) с бóльшим ригоризмом, нежели к обязательствам в собственной валюте: попытка немцев (1932 - 1934 гг.) распространить свою ревалоризацию на такого рода обязательства рассматривалась как нарушение прочности договорных отношений, как стремление подчинить права иностранцев произволу германских судей и вызвала энергичные протесты за пределами Германии (см. ниже, стр. 213).
§ 10. "Старые" обязательства и "новая" денежная единица
От случаев изменений в данной денежной единице следует отличать случаи замены одной денежной единицы другой. Если в период времени между возникновением данного обязательства, выраженного в иностранной валюте, и его исполнением, государство, к которому относится данная валюта, введет у себя новую денежную единицу и установит между этими двумя единицами "обратную связь", то имеет ли такое отношение экстерриториальное действие? На этот вопрос практика отвечает утвердительно.
В настоящее время вопрос об экстерриториальном эффекте "обратной связи" не вызывает сомнений в практике.
Однако вопрос этот еще в последней четверти XIX в. считался в литературе спорным и вызвал большие разногласия в связи с рядом решений Reichsoberhandelsgericht'a и Reichsgericht'a в период 1878 - 1887 гг. по делам об оплате облигаций австрийских железнодорожных обществ[268].
До германской денежной реформы 1871 - 1873 гг. ряд австрийских железнодорожных обществ выпустил на германском фондовом рынке облигации, на которых значилось "200 гульденов австрийской серебряной валюты равных 1331/2 талерам талеровой валюты" (талеры были серебряными монетами, имевшими тогда хождение в Германии). Облигации были подчинены австрийскому праву.
Примечания:
[249] Ср.: Eckstein, стр.
23 сл.
[250] Analyse raisonnéе,
т. IV, стр. 39 приведено у Савиньи. Обязательственное право, стр. 342.
[251] Ф.Г.К., ст. 1895.
[252] Nussbaum. Money,
стр. 417, прим. 17.
[253] Mann, стр. 64, прим.
1.
[254] Mann, стр. 196.
[255] Nussbaum. Money,
стр. 416 и Mann, стр. 196, где приведены перечни решений судов Англии
и США.
[256] T. L. R., 1921,
vol. 38, p. 65.
[257] См.: Лунц. Деньги
и денежные обязательства, 1927, стр. 64.
[258] Там же, стр. 97.
[259] T. L. R., vol. 42,
p. 302.
[260] Там же, стр. 314.
[260] Там же, стр. 314.
[261] См.: Лунц, назв.
соч., стр. 97; также Clunet, 1927, стр. 1060 – 1069.
[262] Ст. 41 конвенции
о векселях и ст. 36 конвенции о чеках.
[263] Ст. 72, п. 4.
[264] Moore. History and
Digest of International Arbitration, 1899, p. 3066; М. Пергамент. Обесценение
бумажных денег, 1926, стр. 15.
[265] Nussbaum. Deutsches
internat. Privatrecht, стр. 252; его же. Money, стр. 414. Ср.: Martin
Wolf. Private Internat. Law, Oxford, 1945, § 449 – 450.
[266] Стр. 293 – 294,
310.
[267] Стр. 192 – 193,
прим. 3.
[268] См.: Hartmann. Internationale
Geldschulden, 1883; Bekker. Couponprozesse der oesterreichischen Eisenbahngesellschaften,
1881.
[268] См.: Hartmann. Internationale
Geldschulden, 1883; Bekker. Couponprozesse der oesterreichischen Eisenbahngesellschaften,
1881.
