На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Петражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права

Но это улучшение не коснулось mala fides superveniens. "Guter Glaube" требуется по уложению только для начала владения. Приобретя владение "добросовестно", дальше владелец может проявлять и "грубую неосторожность", и все-таки он приобретает плоды. Для этого ему только следует заботиться, чтобы не приобрести положительного знания наличности чужого права. Как в области владения чужой вещью или осуществления чужого права извлечения плодов, так и в области владения чужим наследством на место римской mala fides superveniens германское уложение ставит приобретение положительного знания (как и первый проект) как условие усиления ответственности (ср. выше, стр. 306 и сл., ср. § 2024. "Если владелец наследства узнает позже, что он не наследник, то он отвечает так же [как в случае отсутствия guter Glaube в начале владения] со времени приобретения знания").

Это различное отношение к вопросу о добросовестности в начале владения и в дальнейшем его течении имеет в виду то обстоятельство, что обыкновенно и естественно приобретатели только до приобретательного акта и во время него считают необходимыми известные предосторожности, справки etc., после же приобретения они более спокойно относятся к своему приобретению, и несправедливо было бы от них требовать, чтобы они, приобретя вещь или наследство, повторяли периодически свои разведывания и справки.

Нельзя отказать этой мысли в признании ее справедливости. Тем не менее ее выражение в германском уложении, заключающееся в указанном различном решении вопросов о начальной bona fides и о mala fides superveniens, основано на недоразумении, а именно на ошибочном понимании значения понятия вины, небрежности, неосторожности. Совершенно верно, что нельзя требовать от владельца, чтобы он, приобретя владение корректно (bona fide), потом периодически подвергал свое право ревизии и наводил новые справки. Но ведь право, предписывая обязанность diligentia, вовсе и не возлагает ни на кого таких курьезных обязанностей. Вообще понятие diligentia вовсе не содержит в себе обязанности к определенным и всегда одинаковым действиям. Если для признания прав на плоды etc. римское право требует diligentia как в начале, так и в продолжение владения, то это вовсе не значит, что владелец должен во все продолжение владения заниматься справками, как при приобретении вещи. Это значит только, что владелец должен всегда вести себя корректно, как bonus pater familias. Но bonus pater familias, собрав раз справки, без особого повода и основания для сомнения не будет их повторять. И при приобретении владения далеко не всегда bonus pater familias сочтет нужным заниматься собиранием особых справок и сведений. Покупая от знакомого и уважаемого соседа имение, унаследованное им от его отца, никто не станет заниматься исследованием юридической истории этого имения. Тем более нет надобности с точки зрения diligentia boni patris familias заниматься до конца владения репетициями такого юридического исследования. Дело совсем не в этом, а в том, чтобы владелец не игнорировал таких обстоятельств, которые, обнаружатся ли они в начале владения или потом, всякого дельного и порядочного человека должны навести на сомнения и побудить к заботе о разъяснении действительного юридического положения. При правильном разумении понятий diligentia, culpa etc. нет никакого основания делать различие между началом и продолжением владения, потому что эти понятия по самому существу своему гибки и применяются к обстоятельствам.

На этом основании мы считаем введение в уложение различия предположений для первоначальной и последующей недобросовестности теоретическим ухудшением сравнительно с первым проектом, который в обоих случаях одинаково требовал для признания недобросовестности доказательства положительного знания со стороны владельца.

В практическом результате, конечно, ухудшения никакого не произошло, а, напротив, второе чтение и теперешнее уложение заключают в себе важное улучшение по сравнению с первым чтением в определении условий первоначальной недобросовестности. Условия же mala fides superveniens оставлены в прежнем виде, так что в общем получается цивильно-политический прогресс, к сожалению только не вполне достаточный и непоследовательно проведенный.

Весьма крупный и компрометирующий комиссию для второго чтения теоретический регресс заключается в том обстоятельстве, что она присоединилась к мнению, будто наш институт следует построить на почве германистического принципа "Hand wahre Hand".

Плодами этого недоразумения следует признать два явления в новом уложении:

1. Упущение введения restitutio fructuum extantium.

2. Введение в уложение нового § 988 (ср. выше, стр. 360), по которому добросовестный владелец, приобретший владение капитальною вещью безмездно, обязан к возвращению плодов в размере своего обогащения. Идея этого закона, по мысли комиссии, состоит в следующем.

Институт приобретения плодов в уложении является лишь необходимым следствием рецепированного в уложении принципа германского права ограничения виндикации движимостей. Но, по второму проекту, кто безвозмездно приобретает право собственности по этому принципу, тот обязан выдать свое обогащение действительному управомоченному. Последовательность требует установления этого ограничения и в области приобретения плодов.

И здесь следует различать практические результаты от их теоретических основ. Что касается последних, то мы уже по поводу теории Эндемана доказали, что "последовательное" применение германского принципа приобретения движимостей к нашему институту ниже критики с точки зрения как юридической, так и цивильно-политической теории. Приведенные выше соображения требуют здесь лишь незначительных изменений и дополнений.

1. Новое германское уложение реципировало вообще ограничение виндикации движимостей в виде начала "Hand wahre Hand", а не "en fait des meubles la possession vaut titre"[276]. Но так как существенным условием применения "Hand wahre Hand" является договор и передача движимости, а добросовестный владелец приобретает владение плодами не путем передачи, то составители уложения в области приобретения права собственности на плоды, конечно, могли иметь в виду только начало en fait des meubles:, но никоим образом не "Hand wahre Hand", так что о "последовательном проведении принципа облегченного приобретения движимостей в других частях уложения и в нашем институте речи быть не может. С другой стороны, эта непоследовательность, как указано выше, не достигает цели юридического обоснования института: а) так как § 955 уложения признает право собственности на плоды с момента отделения, а не с момента приобретения "possesion", b) так как и в случае правильности обоснования права собственности на плоды, как на meubles, этою юр. конструкцией вещных отношений нисколько бы не решался вопрос о возвращении fructus ext., как praestatio personalis, с) так как и в случае отсутствия этих двух логических промахов напрасно было бы полагать, что обосновано и объяснено основное существо института, состоящее в известном распределении чистого дохода, независимо от того, как приобретаются владельцем и обсуждаются правом разные части валового дохода in natura.

2. Свою теорию, по-видимому производящую полную революцию существа института, Эндеман выставил только для того, чтобы обосновать невозвращение fructus extantes. Хотя юристы привыкли производить крупные юридические революции на словах, не дающие никаких или почти никаких результатов на деле, и переносить этот в догматике невинный прием в непривычную им область политики права, тем не менее составители уложения не пожелали ограничиться тем скромным результатом своей теории, который казался достаточным Эндеману и который состоял в (мнимом) опровержении цивильно-политических доводов в пользу restitutio fr. ext. конструктивными соображениями, а ввели в уложение правило § 988 как видимый результат и новое последствие их мудрой и вместе с тем национальной теории приобретения плодов в отличие от "романистического шаблона".

Но и в этом "последствии" их теории кроется существенное недоразумение. Оно состоит в смешении приобретения владения капитальною вещью с приобретением плодов. Различие возмездного и безмездного приобретения владения относится именно к капитальной вещи, а не к плодам, которые владелец приобретает вообще не посредством сделки. Если уже стать на точку зрения посылок составителей уложения, то следовало бы решить, что владелец всегда возвращает свое обогащение от плодов, потому что ни одного из них не приобретает по возмездной сделке.

Таким образом, авторы уложения выводили последствия из своего принципа, сообразуя его то с особенностями приобретения плодов (где действительно идет речь о meubles, но только не требуется и может не быть налицо possession), то с условиями приобретения владения главною вещью (где дело не идет о meubles, например, в случае сельскохозяйственного имения, но зато есть possession, которая, впрочем, ne vaut pas titre). Ни то, ни другое не годится, и одно другому противоречит.

С другой стороны, ввиду отсутствия передачи плодов составители, как сказано, могли обосновать их приобретение принципом ограничения виндикации только во французской (особенно неудачной) его форме, игнорирующей необходимость сделки и a potiori различие между возмездными и безвозмездными сделками (§ 955 уложения), - возвращение же обогащения в случае безмездного приобретения составители могли обосновать только особенностями принципа "Hand wahre Hand" в отличие от possession vaut titre, потому что только тогда можно ввести различие между возмездными и безвозмездными сделками. И то, и другое не годится, и одно другому противоречит.

Хотя, таким образом, о "последовательном" распространении германистического принципа виндикации на наш институт в германском уложении речи быть не может, тем не менее § 988 есть своего рода ценный исторический монумент. Он будет впредь, до реформы или пересмотра гражданского права в Германии, представлять вещественное и наглядное доказательство той ignorantia в области цивильной политики, которая господствовала среди самой выдающейся и играющей мировую руководящую роль юриспруденции в конце 19-го века. Ибо он воплощает в себе незнание и непонимание смысла того существенного дуализма, который проходит чрез всю систему гражданского права и состоит в различии норм права на случаи mala fides или вообще scientia и на случай bona fides - извинительного заблуждения. Все (рациональные) нормы права на случаи извинительного заблуждения исполняют функцию увеличения или охранения народного благосостояния посредством осуществления принципа правильного экономического дестинатара, но среди них в свою очередь существует принципиальная двойственность, ибо одна категория этих норм иммобилизирует status quo происшедшего фактически распределения, другая же действует в обратном направлении, в направлении мобилизации хоз. благ, ускорения обращения. Отсутствие сознания и понимания этих именно принципиальных дуализмов воплощает и увековечивает как нельзя лучше § 988.

Одним словом, теоретические рассуждения комиссии по поводу нашего института, кроме комбинации удивительно большого числа недоразумений и ошибок специального свойства, содержат в себе и достаточно поводов для размышления на общую тему о необходимости науки цивильной политики для сознательного и рационального гражд. законодательства, об естественном фиаско и недостаточности программы практическо-догматической школы Иеринга и других романистов (durch das römische Recht) и национальной программы Gierke и других германистов (durch das deutsche Recht) etc.

В несравненно менее безобразном виде представляется дело с точки зрения окончательных практических результатов описанной выше теоретической путаницы.

Жалко, конечно, что в новое уложение в угоду германистической конструкции и ради вящего торжества победоносного германизма над скомпрометированным и побитым романизмом не попало ни в чем не повинное, весьма разумное и полезное правило римского права о возвращении наличных плодов. Но в сравнении с первым проектом новым продуктом перечисления нашего института в число трофеев германизма является лишь одно такое постановление, которое с точки зрения его практических последствий едва ли может иметь важное и особенно вредное значение, несмотря на всю его уродливость с принципиальной точки зрения теории цивильной политики, а именно положение о возврате обогащения в случае безмездного приобретения плодоносной вещи. Вред от этого постановления сравнительно невелик, потому что случаи безвозмездного приобретения добросовестного владения не играют большой роли в народном хозяйстве. Притом закон этот, представляя, с одной стороны, ухудшение по сравнению с римским правом и прочими гражданскими законодательствами, оберегающими и хозяйства безмездных приобретателей от неожиданных и разрушительных требований, является, с другой стороны, в своей области применения цивильно-политическим remedium освобождения владельцев от возвращения fructus extantes. Ибо безмездные приобретатели в силу § 988 обязаны будут обыкновенно выдать собственнику fructus extantes как свое обогащение. Требование возврата незаконного обогащения имеет своим непосредственным предметом те объекты, которые обогатили ответчика, т. е. в данном случае fructus extantes; лишь в случае отсутствия этих объектов требование направляется на возмещение деньгами. Таким образом, составители уложения, проводя такую юр. конструкцию института, которая, по указанию Эндемана, устраняет restitutio fr. ext., случайно и сами того не замечая ввели возвращение наличных плодов окольным путем именно в той области, где идея, защищаемая Эндеманом, единственно повела к новым и оригинальным результатам.

Полезное правило введено здесь, так сказать, контрабандою; составители проекта в нем неповинны, как неповинны они в том, что хозяйства возмездных приобретателей добросовестного владения будут на основании нового уложения, как и по римскому праву, обеспечены от потрясения вследствие неожиданного долга fructus consumpti. Ибо они к этой цели вовсе не стремились, а желали только предоставить владельцам права, вытекающие из германского принципа "Hand wahre Hand" (что равнялось бы нулю, если бы не другие, указанные выше, ошибки составителей).

Но к сожалению, законодательство на авось без привычки применения правильного цивильно-политического метода мышления и без света научно и методически разработанных цивильно-политических знаний не всегда ведет к неумышленно хорошим законам.

Правило § 988 о возмещении обогащения в случае безмездного приобретения владения главною вещью мы, как замечено выше, само по себе не считаем практически особенно вредным, и рядом со вредом в одном направлении мы видим в нем пользу в другом направлении. В уложении, как мы видели выше, есть еще одно правило, возлагающее на добросовестного владельца обязанность выдачи обогащения. Это правило относится к тому случаю, когда владелец извлекает "плоды", по правильному понятию плодов относящиеся не к fructus, а к substantia rei, т. е. когда он не ограничивается извлечением доходов, а частично уничтожает капитал и разоряет имение. Этому правилу самому по себе мы должны только радоваться как признаку признания правильности защищаемой нами общей теории плодов и вполне рациональному началу в специальной области своего применения.

К сожалению, оба этих правила ведут в практическом результате к зловредным экономическим и этическим явлениям по особым причинам, заключающимся не в них самих и, конечно, не могущим быть вмененными в вину авторам идей, в этих правилах воплощенных. Источником цивильно-политического яда, косвенным путем внесенного в названные правила, являются недостаточно удачные постановления уложения o bona fides, именно неудачное регулирование mala fides super-veniens. Мы видели выше, что по уложению только появление положительного знания превращает добросовестного владельца в недобросовестного, так что даже грубая небрежность владельца не принимается во внимание. Далее, из вышеизложенного видно, что на основании такого правила недобросовестные владельцы, даже вполне уверенные в своей неправоте или во всяком случае питающие весьма мало надежды на удержание имения, могут спокойно рассчитывать на то, что к ним будут применены правила о добросовестных владельцах.

Но эти правила в случае безвозмездного приобретения владения (например, имение приобретено по завещанию, которое законные наследники не без основания надеются оспорить, или имение не принадлежало завещателю и действительный собственник после попыток мирного улажения дела собирается предъявить иск) состоят в том, что владелец не обязан возвращать доходов, если своевременно растратит их, если он не сбережет обогащения. Конечно, те действительно недобросовестные владельцы ex causa lucrativa, которые по римскому праву вследствие наличности достаточного повода для dubitatio были бы причислены к malae fidei possessores, а по новому германскому уложению будут рассчитывать на невозможность уличения их в "знании" своей неправоты, поспешат до процесса приятно освободиться от обогащения, подлежащего в противном случае выдаче противнику. Такое же экономически и этически зловредное искушение создает и правило уложения о вырубке всего леса, расточении минеральных богатств имения и т. п. опустошении самого капитала - вследствие того, что это правило распространяется и на m. f. possessores, qui prospicere potuerunt, т. е. на тех добросовестных в смысле уложения владельцев, которые могут предвидеть применение правила об обогащении к себе. С таких владельцев лучше уже ничего не взыскивать, чем поставить им на вид только взыскание обогащения.

Наконец, еще один существенный цивильно-политический промах скрывается во второй части § 993, а именно в ссылке на § 101, т. е. в распространении правил пропорционального деления плодов при переходе пользования на отношения между собственником и добросовестным владельцем. Мы уже указали выше по поводу прусского права, что такое распространение является принципиальным промахом с точки зрения цивильной политики распределения. Здесь, не входя в подробную критику самого § 101 и распространения его правил на добросовестных владельцев, мы укажем только следующее.


Примечания:

[276] И оно в высшей степени право, что не последовало правилу art. 2279 Code civil, которое является крайне несостоятельным не только вследствие упущения условий bona fides, но и именно вследствие того, что для приобретения требуется просто «possession», а не traditio на основании меновой сделки.