Петражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права
"К недобросовестному приобретателю я приравниваю того, кто приобрел вещь безвозмездно, ибо несправедливо лишать собственника его вещи на том основании, что она дарственным путем перешла в руки третьего лица. В особенности это правильно относительно отказа вещи, не принадлежащей наследодателю. Иначе решает проект; правда, и он объявляет в § 1848 отказ вещи, не принадлежащей наследодателю, недействительным; но эта недействительность, если вещь передана наследником легатарию, касается только юридического основания передачи, и ею может воспользоваться только наследник, а не бывший собственник вещи".
Хотя эти соображения не обнаруживают со стороны автора экономического и вообще цивильно-политического понимания вопроса, тем не менее его требование в конце концов следует одобрить.
Против распространения принципа "Hand wahre Hand" на безмездные сделки высказался также Riess[271].
"Если А., - замечает он по этому поводу, - подарил и передал С. книгу, которую ему ссудил В., то несправедливо, чтобы В. вследствие этого лишался права собственности на книгу. Его право требовать возмещения убытка от дарителя не устраняет этой несправедливости".
"Если смотреть на § 877 как на исключительное постановление в пользу добросовестного приобретателя, основанное на том, что по общему правилу в ошибке приобретателя относительно права собственности отчудителя в большей степени виновен собственник, нежели приобретатель, и что поэтому более соответствует справедливости возложить вредные последствия на первого (Мотивы, стр. 344), то эти соображения должны замолкнуть, если при применении § 877 потерпевшему собственнику противостоит хотя и добросовестный, но безмездный приобретатель. Тогда справедливость говорит в пользу собственника".
Комиссия для второго чтения не последовала этому требованию, и по новому гражданскому уложению право собственности на незаконно отчужденную вещь предоставлено и безмездному приобретателю. Отчасти только смягчено вредное значение этого принципа ст. 816 (находящеюся в титуле о неосновательном обогащении), из которой вытекает (содержание ее более общее), что против безмездного приобретателя возможен обязательственный иск о выдаче обогащения.
Но далее комиссия для второго чтения к прежним ошибкам в регулировании института "Hand wahre Hand" прибавила еще новые (ср. L. v. E., стр. 555, пр.). Нас интересуют здесь только те из них, которые имеют отношение к вопросу о приобретении плодов добросовестным владельцем.
Между тем как составители первого проекта стояли здесь на почве римского права и только в виде сравнения указывали на принцип "en fait des meubles:", комиссия для второго чтения оставила романистическую почву, чтобы заменить ее принципом германского права "Hand wahre Hand". Из вышеизложенного уже видно, сколь неуместна такая постановка института. Между прочим, то, что мы сказали выше о необходимости ограничить применение принципа "Hand wahre Hand" возмездными сделками, уже само по себе показывает несообразность применения этого положения к институту приобретения плодов. Если, как мы старались показать выше, цивильно-политический смысл института "Hand wahre Hand" состоит в ускорении движения хоз. благ к годному дестинатару путем устранения мотива, препятствующего быстроте и легкости этого движения, а именно опасения, что сделка не будет иметь приобретательного эффекта и эквивалент (цена) может пропасть даром, то, очевидно, применение принципа "Hand wahre Hand" к приобретению плодов лишено всякого цивильно-политического смысла и основания. Добросовестное владение самим имением может быть приобретено путем возмездного или безвозмездного договора или основываться вообще не на договоре - это для нас безразлично, потому что здесь дело идет не о приобретении самого имения (где, впрочем, о принципах "en fait des meubles" и "Hand wahre Hand" как относящихся только к движимостям вообще не может быть речи), а о приобретении отдельных плодов имения. Но, каким бы путем владелец ни достигал владения имением, за отдельные плоды его он никакого эквивалента никому не уплачивает, следовательно, не может быть и речи о том, чтобы устранять его опасения относительно риска эквивалента и поощрять его к спокойному собиранию и присвоению плодов. И здесь можно аналогично применить пословицу: дареному коню в зубы не смотрят. Было бы нелепо опасаться, что добросовестный владелец при отсутствии принципа "en fait des meubles:" позволит яблокам гнить в саду и не решится присвоить себе этих даров природы, как мы бы не решились, пожалуй, купить у неизвестного человека дорогую лошадь вследствие опасения, что отчуждающий, может быть, не есть собственник продаваемого предмета, так что при отсутствии принципа "en fait des meubles:" нам может угрожать виндикация купленной лошади. Поэтому, если бы мы вместе с составителями второго проекта перешли при обсуждении вопроса о приобретении плодов на почву принципа "Hand wahre Hand", то мы бы просто решили, что добросовестный владелец не должен иметь на плоды никаких прав. Мало того, мы бы пришли к такому результату даже без рассмотрения вопроса о том, уплачивает ли добросовестный владелец за собираемые им плоды какие-либо эквиваленты. Для нас достаточно было бы констатировать prima facie, что мы, говоря об отношении добросовестного владельца к плодам, находимся не в области обращения хоз. благ, а в области добывающей и обрабатывающей промышленности. Если плоды попадут в обращение, тогда другой вопрос. Против применения принципа "Hand wahre Hand" к тем, которые приобретают плоды у владельца чужого имения, с изложенной выше точки зрения спорить нельзя было бы. Но распространение мер политики обращения на отношение владельца к добываемым им продуктам свидетельствует только о том, какой мрак еще теперь господствует в области политики гражданского права и сколь необходимо основание и развитие науки цивильной политики наряду с науками догматики и истории гражданского права.
Мы выше указали, что "добросовестность" в цивильной политике является источником двух различных систем норм и различных "политик": 1) политики обращения и 2) политики обеспечения status quo хоз. организмов против неожиданных потрясений. В данном случае, как и во множестве других, мы должны упрекнуть официальных составителей германского уложения и других (в том числе Эндемана) не только в смешении этих двух функций (динамической и статической) положений права о bona fides, но и в неуяснении себе их обеих.
Предыдущие замечания содержат, как нам кажется, достаточное историческое объяснение и основания для цивильно-политической оценки следующих относящихся к нашему вопросу параграфов нового германского уложения:
§ 955. "Кто владеет вещью в виде собственности, тот приобретает право собственности на органические произведения и прочие части вещи, относящиеся к плодам, поскольку это не противоречит правилам §§ 956 и 957, с момента отделения. Приобретение не имеет места, если владелец не управомочен на владение в виде собственности или другое лицо в силу вещного права управомочено к извлечению плодов, и владелец во время приобретения владения не был в состоянии добросовестности (nicht im guten Glauben ist) или до отделения узнал о наличности недостатка права (den Rechtsmangel erfahrt).
К владельцу в виде собственности приравнивается тот, кто владеет вещью для осуществления какого-либо вещного права пользования ею.
К владению в виде собственности и приравненному к нему владению соответственно применяется правило 2-й части § 940"[272].
§ 988. "Если владелец, который владеет вещью в виде собственности или для осуществления не принадлежащего ему в действительности вещного права пользования, приобрел владение безвозмездно, то он обязан возвратить доходы за время до начала процесса собственнику по правилам о выдаче незаконного обогащения".
Далее, § 990 и 987 установляют более строгие правила ответственности за плоды (fructus percepti, percipiendi etc.) на время после начала процесса и на случаи отсутствия добросовестности или появления mala fides superveniens, причем эти понятия определены так же, как и в § 955 ("bei dem Erwerbe des Besitzes nicht im guten Glauben: erfährt der Besitzer später:"), а затем § 993 постановляет следующее:
"Если нет налицо предположений §§ 987-992, то владелец должен извлеченные плоды, поскольку они по правилам доброго хозяйства не относятся к доходам вещи, возвратить по правилам неосновательного обогащения[273]; свыше этого он не обязан ни к возвращению плодов, ни к возмещению вреда.
На время, в течение которого доходы остаются владельцу, к нему применяются правила § 101".
Эти положения по сравнению с положениями первого проекта представляют отчасти прогресс, отчасти ухудшение. Важное и существенное улучшение содержится, главным образом, в двух пунктах: 1) Вместо применения к одному специальному случаю путативного права извлечения доходов (к владению в виде собственности) институту нашему предоставлено в новом уложении подобающее ему общее значение для путативных прав пользования вещью. 2) Вместо прежнего условия, исключающего применение правил нашего института: "если владелец знал, что" и т. д. (gewusst hat, dass), теперь находим требование добросовестности (guter Glaube) по крайней мере для времени приобретения владения. Первый проект вообще избегал выражения guter Glaube (bona fides), а вместо этого избрал понятие и термин "знание" (Wissen, Kenntniss, erfahren), следуя этой терминологии везде, где по римскому праву дело шло о bona fides, а пандектные и иные современные юристы обыкновенно придерживаются терминов: "Redlichkeit", "Unredlichkeit", "böser, guter Glaube", "добросовестность, недобросовестность". Это, как уже замечено выше, вовсе не означало оставления теории "нравственного элемента" в понятии "добросовестность", а, напротив, являлось более последовательным отделением злых и нечестивых от добрых и честных людей. Недобросовестными правильнее признать лишь людей, заведомо пользующихся чужим имуществом. Вследствие такого "улучшения" и упрощения романистической теории и терминологии для первого проекта не требовалось и легального определения упраздненного термина и понятия "guter Glaube". Защищаемая нами теория "добросовестности" владения и соответственные упреки по адресу первого проекта встретили со стороны критики признание[274], и составители второго проекта, по-видимому, тоже сочли нужным исправить или по крайней мере смягчить ошибку, допущенную первым чтением. Сообразно с этим вместо термина Wissen (знание) во втором чтении появился термин "guter Glaube". Если бы ввиду этого возвращения к понятию bona fides в общей части уложения было помещено его легальное определение, соответствующее признанному теперь в цивилистике содержанию bona fides, то этим, несомненно, было бы достигнуто весьма существенное улучшение второго проекта (и теперешнего уложения) по сравнению с первым чтением, особенно ввиду того, что проект (и теперешний кодекс) определяет объект и содержание многих других исков, кроме rei vindicatio, путем ссылки на правила об иске собственника против владельца. Вместе с тем составители второго проекта изменили прежнюю терминологию и в области владения чужим наследством, так что и здесь вместо "знания" ("die Kenntniss, dass er nicht der Erbe ist", § 2085 первого проекта) в новом уложении находим понятие "guter Glaube" ("ist der Erbschaftsbesitzer nicht im guten Glauben", § 2024 уложения). Это же выражение появилось и в разделах о давности владения (§ 937), о приобретении движимых вещей посредством передачи (§ 932) и о закладном праве (§1208).
Но второй проект и уложение общего определения понятия добросовестности не содержат. Впрочем, в новом уложении встречается вообще немало таких общих юридических понятий без общего легального определения. Составители в таких случаях обыкновенно предполагали, что содержание этих понятий хорошо известно и бесспорно в современной юриспруденции, так что будущее уложение не нуждается в особом их определении. Так, например, составители не поместили в проект определений понятий издержек необходимых, полезных etc., указывая на то, что эти понятия "теперешней теории и практике хорошо известны и нет основания опасаться, что отсутствие легального определения поведет к неправильному пониманию тех предписаний, которые оперируют этими понятиями" (Мотивы III, стр. 31).
Если применить соответственное толкование к понятию "guter Glaube" нового уложения, то результат, очевидно, получится такой же, как и в случае помещения легального определения этого понятия, соответствующего римскому понятию bona fides. Но этому толкованию может помешать положение § 932 о приобретении движимых вещей путем передачи со стороны несобственника, где говорится, что приобретатель не признается добросовестным, если ему известно или вследствие грубой неосторожности неизвестно, что вещь не принадлежит отчуждающему. Положим, это положение никоим образом не может иметь значения общего легального определения, годного и для других случаев, где в уложении встречается термин "guter Glaube". Против этого говорит прежде всего место этой нормы в кодексе. Оно является частью § 932, говорящего о специальном случае приобретения. Далее в приведенном положении нельзя видеть общего определения bona fides вследствие самого его содержания, которое ни к одному из других случаев применения понятия bona fides в кодексе не подходит. Знание или виновное незнание, что вещь не принадлежит отчуждающему, очевидно, не составляет содержания добросовестности в случае владения наследством. Но то же относится и к более близким и сходным случаям: к давностному владению вещью и к приобретению плодов. Давностное владение по германскому уложению обыкновенно в случае незнания приобретателя о том, что вещь не принадлежит отчуждающему, именно не имеет места. Если недостаток нормальных условий приобретения состоит в отсутствии права собственности на стороне отчуждающего, то применяется правило § 932, а не правила о давностном владении. Что же касается правил о приобретении плодов, то и они имеют в виду совсем иное содержание bona fides, нежели § 932. Прежде всего при приобретении плодов не происходит отчуждения этих объектов, вообще нет договора и не может быть речи о праве "отчуждающего", тем более что на плоды, приобретаемые владельцем, вообще прежде никто не имел права собственности, и владелец приобретает их сразу в свою собственность. Если же (неправильно) перенести определение § 932 на отношение владельца к капитальной вещи, то получаются новые противоречия. Ведь по германскому кодексу для приобретения плодов не требуется владение в виде собственности, следовательно, и содержание bona fides здесь не относится к вопросу о праве собственности. Но и в случае владения в виде собственности положение § 932 не подходит к нашему случаю потому, что добросовестное владение, годное для приобретения плодов, возникает по различным и многим причинам, а не только вследствие отсутствия права собственности на стороне отчуждающего ("отчуждение" вовсе не требуется; в случае же отчуждения порок может заключаться во многих других обстоятельствах, кроме отсутствия права собственности на стороне отчуждающего).
Итак, § 932 не содержит легального определения bona fides; он имеет в виду только специальный случай приобретения вещей и не допускает непосредственного применения к другим институтам. Несомненно, по отношению к понятию bona fides следует констатировать пробел закона, и возникает вопрос об его восполнении. Вот в этом смысле § 932 может оказать свое вредное влияние и помешать такому же отношению юриспруденции к bona fides, какое следует ожидать относительно необходимых, полезных издержек, т. е. применению общих цивилистических теорий. Вероятно, для определения понятия bona fides в наследственном праве, в институтах давностного владения, возмещения издержек, приобретения доходов etc. немецкая юриспруденция воспользуется § 932 как основанием для аналогии. Поскольку положение § 932 содержит в себе элементы, не подходящие для аналогичного применения, они будут в других случаях исключены, поскольку же это положение может быть распространено и на другие случаи, будет применено аналогичное толкование. Особенно благоприятным поводом для этого может явиться то обстоятельство, что составители второго проекта сами видели в институте приобретения плодов особый случай применения принципа § 932. Это мнение является недоразумением как с цивильно-политической, так даже и с юридической точки зрения[275], а при толковании законов следует обращать внимание на разумный смысл и самостоятельное значение их, а не на ошибочные представления членов комиссии, выработавших проект; но эта правильная и в теории общепризнанная точка зрения далеко не всегда соблюдается на практике.
Как бы то ни было, даже и в случае применения аналогии следует констатировать в области прав владельца вещи и наследства на доходы, на возмещение издержек etc. большой прогресс вследствие замены понятия "знания" понятием "добросовестность", "guter Glaube". Хорошо уже и то, что "грубая небрежность" устраняет применение льготных правил, установленных на случай добросовестности. Для уличения в "грубой неосторожности" достаточно указать на такие обстоятельства приобретения, игнорировать которые было бы non intellegere quod omnes intellegunt.
Примечания:
[271] Riess, Zum Sachenrecht im Entwurf
в Gutachten aus dem Anwaltstande, Heft 8, стр. 646, 647.
[272] Это последнее положение для
нас не имеет интереса. Оно относится к вопросу о перерыве владения. Точно
так же можно здесь оставить без рассмотрения и § 956 и 957, регулирующие
вопрос о приобретении собственности на плоды со стороны тех лиц, которым
действительный или путативный субъект права пользования предоставил извлечение
плодов, ср.: «Fruchtvertheilung», стр. 119 и сл.
[273] Для объяснения существа и причин
появления этого ограничительного положения, не существовавшего в первом
и втором чтении и внесенного в уложение лишь по парламентской инициативе,
считаем нужным сообщить следующее: первый германский проект, исходя из
господствующей романистической теории fructus, относил к понятию плодов
вещи «ее органические произведения и ту прочую добычу из нее, извлечение
которой относится к пользованию вещью сообразно с ее назначением». В первом
томе «Lehre v. Einkommen» я пытался доказать, что господствующая теория
основывается на недоразумении относительно действительного содержания
положений римского права в этой области и что установленное проектом понятие
плодов, копирующее мнимое понятие fructus римского права, крайне несостоятельно
и вредно с цивильно-политической точки зрения. Второй проект тем не менее
не последовал предложенной мною теории плодов (по которой это понятие
должно означать не особый вид вещей, а особое отношение между хозяйственными
субъектами и хоз. благами, состоящее в том, что плоды являются периодическими
прибылями данного лица от известного капитала), а остался на почве прежнего
и господствующего понятия (ср. Eck. в Sammlung von Vorträgen ü.
d. E., I, стр. 32 и сл.). Ввиду этого я продолжал полемику против понятия
плодов проекта во втором томе Lehre v. Einkommen, указывая, между прочим,
на то, что неправильное понятие плодов в будущем гражданском уложении
ввиду существенного значения правильного разграничения понятия дохода
и капитала для гражданского права и его политики ведет к существенной
несостоятельности весьма большой массы положений и институтов проекта.
Особенно искажаются, конечно, те институты и общие понятия, существо которых
опирается на противоположение дохода и капитала, так как под понятие плодов
по проекту подходят и различные части капитала. Так, например, проект
предоставляет добросовестному владельцу под названием плодов и различные
части находящейся в добросовестном владении капитальной вещи. «И при том
выбор этих частей является вполне случайным. Какое разумное оправдание
можно найти для того явления, что добросовестные владельцы приобретают
деревья вырубленного и опустошенного ими леса, но не приобретают остатков
сломленного ими строения? Или разве легальное определение арендного договора
по проекту (второго чтения § 521 и первого § 531): «Арендный
договор обязывает отдающего в аренду предоставить арендатору пользование
и извлечение плодов (den Gebrauch und den Fruchtgenuss) из арендуемого
предмета во время аренды; арендатор обязан платить условленную арендную
плату» – не является карикатурой арендного договора, если принять во внимание,
чтó проект разумеет под плодами? Это определение подходит лишь
к тем случаям, где договор следовало бы обсуждать именно не как аренду,
а как куплю или куплю, комбинированную с арендой» (Lehre v. Einkommen
II, стр. 457).
[274] Ср.: Oertmann, l. с., стр. 584;
Leonhard, l. с., стр. 279: «При этом автор весьма удачно пользуется аналогией
сродных норм права и отвергает мнение, видящее в правилах, более выгодных
для добросовестного, нежели для недобросовестного владельца, что-то вроде
награды за добродетель (Fruchtvertheilung, S. 165 ff., insbes., S. 182).
Прекрасно также тонкое разграничение между mala fides и действительною
нечестностью, которое ведет к триумфу положения «litis contestatione omnes
possessores malae fidei fiunt (S. 166)». Hellmann, l. с., стр. 87–90.
(Ср. также его замечание на стр. 95 и 96 его критики: «В проекте он порицает…
2. Определение mala fides в смысле положительного знания о чужом праве.
3. Распространение приобретения на плоды, отделенные после начала процесса.
К этим упрекам нельзя не присоединиться, если признать цель всего института,
как ее автор развивает во втором исследовании, правильно определенною».)
[275] С точки зрения ratio legis признание
отсутствия грубой неосторожности достаточным условием для приобретения
движимых вещей по § 932 можно оправдывать тем соображением, что для
быстроты обращения товаров желательно освободить представителей спроса
от необходимости справок и вообще применения большой осторожности. Такая
ratio для облегчения условий bona fides в торговом обороте, очевидно,
не может иметь место в области приобретения плодов имения, а тем более
в области владения наследством. Именно желательно побудить претендентов
на наследство к особой осторожности и обдуманности.
