Петражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права
Полемика Перниса и Эртмана не поколебала моего убеждения в правильности взглядов, выставленных и обоснованных во второй части Fruchtvert-heilung. Напротив, после напечатания своего исследования о правах добросовестного владельца на плоды на немецком языке я случайно нашел в источниках римского права неожиданное и непредвиденное решение спорных исторических вопросов в мою пользу, а исследовав внимательнее отношение статей 1 ч. Х т. к вопросу о правах владельца на доходы, я убедился, что и здесь есть весьма интересный материал, требующий освещения и обработки с точки зрения идеи, проведенной мной во второй части Fruchtvertheilung.
Неудача постигла главный результат моего исследования о добросовестном владении и в области законодательства. Составители германского уложения лишь отчасти и только в побочных пунктах согласились с указаниями Frucht-vertheilung, а в главном пункте не только им не последовали, но даже сделали крупный шаг в противоположном направлении - под влиянием замечаний Эндемана, противопоставившего идее римского права, изложенной в Fruchtvert-heilung, иную идею для устроения института приобретения плодов, а именно германскую идею ограничения виндикации в области права движимостей. Эту мысль, а равно ее выражение в новом германском уложении я считаю полным искажением института и его экономической функции. Противопоставления этой идеи моей теории я при составлении Fruchtvertheilung предвидеть не мог, а если бы и предвидел, то посвящать ей много места счел бы излишним, но теперь она имеет в свою пользу авторитетную санкцию новейшего гражданского кодекса и требует внимательной критики и всестороннего опровержения.
Сказанное объясняет как выбор темы настоящего сочинения, так и то обстоятельство, почему объем настоящего русского сочинения значительно больше, нежели объем первого немецкого издания, и почему оно приобрело в значительной степени полемический характер.
Сверх намеченного, еще в одном отношении сделано важное добавление к тому, что содержалось в немецком изложении. Там я, исходя из специального института приобретения плодов, старался исследовать цивильно-политическое значение понятия bona fides вообще с точки зрения производства, с точки зрения охраны хоз. благ и производительных частнохозяйственных организмов от повреждения и разрушения. Теперь, в русском издании, по поводу принципа en fait des meubles la possession vaut titre (Hand wahre Hand) прибавлено и рассмотрение второй экономической функции особого права на случаи bona fides, а именно исследование значения bona fides с точки зрения цивильной практики обращения хозяйственных благ ( 28).
Позитивно-правовой материал, из обсуждения и оценки которого исходит мое исследование, взят главным образом из Corpus iuris, а именно первая часть книги (стр. 1-42)[104] исключительно посвящена догматическому установлению со-держания относящихся к институту норм римского права, следовательно, и толкованию римских источников. Сле-дующие §§, до 17 включительно, тоже имеют главным образом романистическое значение и могли бы представить разные затруднения для читателя, менее близко знакомого с латинским языком и романистической доктриной. Напротив, дальнейшее изложение[105] имеет более общий, экономический и правно-политический характер и самостоятельное, независимое от римского права, значение. Поэтому на случай, если бы для настоящего сочинения нашелся читатель не романист, считаю нужным заметить: для понимания второй части книги необходимо иметь в виду главным образом следующие положения.
По римскому праву субъект, который извлекает из чужого имения или иной чужой вещи доходы вследствие извинительного заблуждения, что ему принадлежит право собственности или иное право на вещь, содержащее в себе право пользования и извлечения доходов, не обязан возвращать действительному управомоченному добытого бесправно дохода и даже приобретает право собственности на извлеченные им плоды, а только обязан вместе с имением возвратить наличные еще in natura продукты (fructus extantes). Странным и непонятным здесь представляется:
1) Почему и на каком основании фактический, неправомерный владелец чужой вещи приобретает право собственности на ее плоды? 2) Почему, раз ему предоставлено право собственности на плоды, для него существует обязанность возвратить некоторые из этих плодов, причем деление плодов на наличные и потребленные (проданные, употребленные в пищу etc.), по-видимому, лишено всякого разумного основания? Многие романисты пытались найти такое юридическое толкование римских правил, которое бы устраняло их странность и непоследовательность. Но для этого им приходилось прибегать к произвольному и тенденциозному толкованию источников, причем результаты этого насилования исторических и юридических данных (даже при предположении согласия с источниками) далеко не могут быть признаны удовлетворительным решением проблемы. Так, например, многие пытались конструировать (юридически обосновать) право собственности владельца на плоды путем возведения добросовестного владельца в "предполагаемого", "фиктивного", "бонитарного" etc. собственника. Но это не юр. конструкция, а юр. деструкция, не объяснение, а затемнение дела и самообман, ибо действительное существо (и правильная юр. квалификация) нашего института состоит именно в том, что он является ius singulare, а именно представляет изъятие из общего и коренного принципа частнохозяйственной системы распределения - из принципа, по которому собственнику капитала юридически приписывается и гарантируется и доход с него. Другие тоже путем произвольного обращения с источниками и историческими фактами пытались доказать, что классическое римское право регулировало вопрос иначе, более рационально, но что классические тексты и право были искажены компиляторами.
Настоящее исследование, напротив, пытается доказать разумность римских правил и объяснить их ratio с такой точки зрения, которая не только не ведет к произвольному толкованию источников в данной области, но вместе с тем проливает свет на многие другие институты гражданского права, до сих пор весьма неправильно обсуждавшиеся со стороны юриспруденции, и даже является столь общей и необходимой при оценке норм гражданского права точкой зрения, что ей следует приписать методологическое значение.
Предисловие ко второму изданию
Отличия настоящего издания от первого состоят главным образом в следующем:
1) Приняты во внимание главнейшие замечания, сделанные по поводу разных частей содержания книги в русской и иностранной литературе после напечатания первого русского издания.
2) Введено важное дополнение в само содержание моей теории добросовестности и прав добросовестного владельца на доходы, а именно указаны такие общие характерные свойства и тенденции права (тесно связанные с императивно-атрибутивной природой юридических норм), принятие коих во внимание мне представляется необходимым для правильного понимания и надлежащей оценки институтов права вообще и особенно институтов гражданского права, в том числе тех, которые составляют предмет настоящего исследования (стр. 253 и сл.). Полученное с точки зрения соответственных положений общей теории права новое освещение исследуемых в книге проблем представляется мне столь существенным дополнением к изложенной в первом издании теории и столь важным улучшением ее, что именно из-за него я решился на второе издание книги. Несмотря на то, что первое издание было уже давно, вскоре после появления, исчерпано, мое сочинение в прежнем виде не представлялось мне заслуживающим второго издания.
3) Приложенные к первому изданию статьи "Модные лозунги юриспруденции" и "Обязанности юриспруденции в России" ввиду самостоятельного характера их содержания отделены и будут изданы в виде особой брошюры.
ЧАСТЬ I Догматическое изложение института приобретения плодов добросовестным владельцем по римскому праву
Предварительное замечание
Учение о правах добросовестного владельца на плоды представляет почти такое же больное место науки римского гражданского права, как вопросы о владении, о делении дотальных плодов и т.п. Почти все вопросы в этой области спорны и ждут еще решения, которое бы обладало достаточной научной достоверностью.
Основное правило распределения плодов между собственником и добросовестным владельцем состоит в следующем.
Потребленные плоды (fructus consumpti) остаются в пользу добросовестного владельца, наличные (fructus extantes) должны быть возвращены собственнику.
Это правило пользуется, по-видимому, общим признанием, впрочем, только относительно юстинианова, но не классического права. Но и это ограниченное признание в сущности только кажущееся, потому что приведенное правило для каждого исследователя имеет иной смысл. Так, например, что касается понятия добросовестного владельца, то для некоторых оно означает владеющего в виде собственности, для других - всякого путативного субъекта какого бы то ни было вещного права или даже того, кто приписывает себе обязательственное право извлечения доходов. Далее спорно, достаточно ли владение без титула или требуется титулованное владение, должен ли владелец иметь animus possidendi etc. Право добросовестного владельца на плоды означает то окончательное право собственности, то временное, отменяемое, то только добросовестное владение. Соответственно этому и право собственника вещи на fructus extan-tes определяют очень различно. И различие между fructus extantes и con-sumpti еще не установлено с научной достоверностью, а толкуется различно. Что же касается так называемых fructus civiles, то правила их распределения между собственником и добросовестным владельцем конструируются обыкновенно совсем независимо от источников; поэтому здесь почти столько же мнений, сколько сочинений, посвященных нашей теме.
Как обыкновенно бывает в таких случаях, пускают в ход и предположения об искажении первоначального текста компиляторами, т. е. оперируют интерполяциями.
Тем не менее мы имеем дело с излюбленной темой монографических работ. Есть много остроумных сочинений и статей выдающихся юристов по нашему вопросу, так что теперешнее неудовлетворительное состояние учения нельзя объяснить малым количеством и качеством умственной силы, употребленной на его разработку[106]. Причина зла и главные недостатки различных теорий по нашему вопросу обнаружатся из дальнейших частей нашего исследования. Настоящая же часть представляет только попытку найти достоверное и научно обоснованное решение догматических вопросов нашего института на основании решений источников.
А. Отношение добросовестного владельца к плодам
§ 1. Добросовестный владелец приобретает плоды в собственность
Обыкновенно доказывают собственность добросовестного владельца на плоды выражениями источников, которые, несомненно, характеризуют отношение добросовестного владельца к плодам именно как право собственности. Последнего обстоятельства не отрицают и противники признания права собственности в новейшей литературе - Виндшейд и Гепперт[107]. Тем не менее они не считают общих выражений источников решительным доказательством. Мы также признаем вполне основательным требование, чтобы право собственности добросовестного владельца на плоды было доказано иначе, нежели путем ссылок на общие выражения источников. Необходимо доказать, что в решениях источников проведены последствия права собственности. Тогда действительно можно будет с уверенностью утверждать, что римские юристы не употребляли неточных общих выражений о добросовестном владельце, не ошибались в теоретической характеристике его прав, а верно констатировали содержание положительного права.
Главный аргумент противников права собственности добросовестного владельца на плоды именно в том и состоит, что, кроме общих выражений, в Corpus iuris нет никаких доказательств в пользу права собственности владельца (см.: Windscheid, Zeitschrift f. C. und Pr. N. F. 4, стр. 122 и сл.; Gppert, cit., стр. 336 и сл.). "В этом отношении, - говорит Гепперт (стр. 337), - и его (права собственности) защитники сами признают, что наши источники не упоминают ни об одном из тех последствий, которые обыкновенно влечет за собой право собственности".
Приступая к попытке собрать такие доказательства, мы a priori должны приготовиться к тому, что большого числа применений права собственности добросовестного владельца на плоды в пандектах мы не найдем. Чем бесспорнее было это право, тем менее было основания для римских юристов показывать применение его в отдельных случаях. Если добросовестный владелец как собственник плодов отчуждает их, установляет на них ограниченные вещные права и т. д., то в гражданском обороте от этого не происходит никаких замешательств, безразлично, производит ли добросовестный владелец юридические действия с этими плодами, или с плодами своих собственных вещей, или вообще со своими вещами. Нет основания говорить отдельно о плодах, принадлежащих ему в силу добросовестного владения, в силу обязательства, в силу права собственности на плодоносную вещь, как нет основания говорить отдельно о применении права собственности арендатора на плоды, которые он извлек из арендуемого имения.
Напротив, следовало бы ожидать многочисленных решений по нашему вопросу, если бы право собственности добросовестного владельца не было признано; ибо в таком случае юридические распоряжения плодами вызывали бы замешательства в гражданском обороте, против которых требовалось бы принять особые меры.
Тем не менее в источниках случайно встречаются примеры применения права собственности добросовестного владельца на плоды. Сюда относится прежде всего 1. 1 § 2 D. de pign. 20, 1 (Papinianus libro undecimo responsorum):
Cum praedium pignori daretur, nominatim, ut fructus quoque pignori essent, convenit. eos consumptos bona fide emptor utili Serviana restituere non cogetur: pignoris etenim causam nec usucapione peremi placuit, quoniam quaestio pignoris ab intentione dominii separator: quod in fructibus dissimile est, qui nunquam debitoris fuerunt.
Как известно, плоды заложенной вещи не подпадают закладному праву, если они при отделении от главной вещи не попали в собственность залогодателя[108]. И вот Папиниан в приведенном месте, очевидно, основывает свое решение на том, что плоды пред consumptio принадлежали добросовестному владельцу, а не залогодателю, собственнику вещи (qui nunquam debitoris fuerunt)[109]. На каком основании bonae fidei emptor должен выдать fructus extantes, хотя они по решению Папиниана также свободны от закладного права, потому что не принадлежали залогодателю, для нас пока безразлично. Ниже мы увидим, что добросовестный владелец при rei vindicatio и других направленных против него вещных исках всегда выдает fructus extantes, хотя они не подвержены вещному праву противника.
Одно из важнейших последствий права собственности добросовестного владельца приведено далее в 1. 4 19 D. de usuc. 41,3:
(Paulus libro quinquagesimo quatro ad edictum.) Lana ovium furtivarum, si quidem apud furem detonsa est, usucapi non potest, si vero apud bonae fidei emptorem, contra:quoniam in fructu est, nec usucapi debet sed statim emptoris fit. (Idem in agnis dicendum, si consumpti sint, quod verum est.)
Юрист, очевидно, предполагает, что шерсть украденной овцы продана владельцем последней третьему лицу[110]. Иначе толковать место абсолютно невозможно. Если предположить, что речь идет о приобретении шерсти самим владельцем овцы, то положение "Lana ovium furtivarum, si quidem apud furem detonsa est, usucapi non potest" было бы лишено всякого смысла. Вор сам, конечно, лишен возможности узукапировать по многим основаниям (titulus, fides etc.). Такое тривиальное положение приписывать Павлу нет основания. Напротив, он высказывает то положение, по которому шерсть, снятая вором, как res furtiva, не может быть приобретена по давности третьими лицами, хотя бы на их стороне были bona fides и iustus titulus. В предложении "usucapi non potest", если рассуждение Павла имеет разумный смысл, само собой разумеется, что речь идет о давностном приобретении не вором, а всяким третьим лицом, приобретшим уже снятую шерсть bona fide. Если эта шерсть снята была вором, то добросовестный приобретатель не может ее узукапировать. Если же эта шерсть снята добросовестным владельцем краденых овец, то она не есть res furtiva и statim emptoris fit. "Emptor" есть покупщик шерсти в противоположность к "bonae fidei emptor", который в нашем фрагменте означает добросовестного владельца овец. Потому-то Павел и говорит просто emptor, что о bona fides покупщика шерсти не может быть речи[111]; он приобретает собственность statim, т. е. уже вследствие traditio, а не лишь вследствие давностного владения[112]. Об usucapio купленной lana ovium furtivarum не может быть, следовательно, и речи в обоих обсуждаемых Павлом случаях. В случае снятия шерсти вором приобретение по давности исключено пороком крадености. Во втором случае, т. е. в случае снятия шерсти добросовестным[113] владельцем, usucapio исключается тем обстоятельством, что покупщик шерсти приобретает сразу собственность, потому что таковым был добросовестный владелец овец.
Если мы сопоставим рассмотренные места источников, то оказывается, что важнейшие последствия права собственности добросовестного владельца на плоды последовательно проведены в решениях источников:
1. Если вещь находится у добросовестного владельца, то ее собственник не приобретает права собственности на плоды.
Примечания:
[104] В настоящем издании стр. 94–128.
[105] От стр. 186 (или стр. 192) в настоящем издании.
[106] Самостоятельное участие в разработке нашего института приняли, между прочим, в Новое время такие корифеи романизма, как Savigny, Windscheid, Dernburg, Ihering, Brinz, Pernice, Czyhlarz etc. Главным основанием communis opinio по частным вопросам учения и источником изложения института в учебниках было ко времени немецкого издания настоящего исследования обстоятельное и талантливое исследование Чиляржа: «Der Fruchterwerb des b. f. p. (Glcks Commentar, Serie der Bcher 41 u. 42 I. Th., стр. 469 и сл.). Изданные после появления «Fruchtvertheilung» учебники, 4-е и 5-е издания пандектов Дернбурга (I 205) и институции Леонарда ( 77) стоят на почве настоящего исследования.
[107] Windsheid Pand. I 186, № 12: «Как бы то ни было, есть места источников, в которых непредубежденное исследование не решится увидеть что-либо другое, как признание права собственности добросовестного владельца»; ср.: Windscheid в Zeitschr. fr Civilrecht und Prozess N. F. 4, стр. 105; Gppert, Ueber die organischen Erzeugnisse, стр. 331 и сл.
[108] Ср. 1. 29 1 D. de pign. 20, 1; Windscheid 226 а № 11; Dernburg I, 273 № 9.
[109] Впрочем у Гепперта (l. с., стр. 405) встречаем иное толкование этого места. Он предполагает, что ответчиком в actio pigneraticia является собственник, т. е. что bona fide emptor приобрел вещь сразу в собственность или узукапировал ее впоследствии. Предположение это, очевидно, произвольно и противоречит словам Папиниана.
[110] Ср.: Kppen, Der Fruchterwerb des b. f. p., стр. 79 и сл.
[111] Bona fides предполагает ошибку. Bonae fidei emptor называется только тот, кто не приобрел права собственности на купленную им вещь, а только думает по извинительному заблуждению, что он этого достиг.
[112] Вторую часть приобретшего своего рода знаменитость места: «idem in agnis dicendum, si consumpti sint» – мы нарочно оставили в стороне, потому что не желаем на ней опирать наши выводы. Новейшая литература признает вслед за Иерингом и др. (Ihering, Jahrb. f. Dogm. 12, стр. 315 и сл.) эту часть за искаженную. В самом деле, словам «idem ...dicendum est», по-видимому, противоречит новое условие приобретения «si consumpti sint». Если для приобретения agni покупщиком требуется consumptio, то нельзя сказать, что они statim emptoris fiunt. Далее нелепо говорить о приобретении собственности посредством consumptio, потому что вещь потребленная (res consumpta) не существует, стало быть, не может существовать и право собственности на нее. Поэтому Иеринг и за ним Момзен (в своем издании пандектов) предлагают вместо «si consumpti sint» читать «si non summisit». Аналогично при узуфрукте стада право собственности узуфруктуара на приплод зависит от summissio.
[113] Во фрагменте Павла, как он передан в пандектах, мы должны понимать consumptio именно в смысле donatio, venditio etc. В случае отчуждения ягнят владельцем краденых овец третий приобретатель не достигает даже годного для давности владения в том случае, если владельцем был вор, и приобретает сразу без всякой давности право собственности в том случае, если владелец был bonae fidei possessor. Спорное место может казаться странным только тогда, если не освободиться от обычного представления, связываемого со словом consumptio. Компиляторы же и схоласты не видели ничего особенного в том, что Павел употребляет слово consumptio в обширном смысле (в смысле всякого отчуждения). Это слово не вводит даже во фрагмент неточности, потому что об usucapio и dominii acquisitio речь может быть только относительно существующих вещей. На этом мы останавливаемся с точки зрения действующего права и принципов его толкования.
