Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве
Английскому праву требование необходимости имущественного интереса в обязательстве по-видимому неизвестно вовсе. Оно требует, чтобы в основании каждого обязательства лежало "a sufficient consideration", но при этом категорически заявляет, что таким "достаточным основанием" признается не исключительно денежный, поддающейся оценке интерес (a valuable consideratiоn)[201].
Что касается до принуждения должника к исполнению действия in natura, то в числе "Rules of Court" к новому Judicature Acts мы встречаем следующее постановление: "Подчинение приговору, осуждающему известное лицо совершить какое-либо действие, не состоящее в уплате денежной суммы, или, наоборот, воздержаться от совершения какого-либо действия, может быть вынуждено посредством приказа об аресте или тюремном заключении"[202]. Надо заметить, что еще недавно такие принудительные меры против личности должника принимались только для приведения в исполнение приговоров суда справедливости (Court of Equity, of Chancery), который мог распоряжаться приведением в точное исполнение обязательств, нарушенных одной из сторон (так называемые specific performance); суд общего права (Common law) мог только присудить взыскать убытки, причиненные неисполнением договора[203]. Позже, однако, те же средства принудительного исполнения были распространены и на приговоры судов общего права[204].
Отношение австрийского права к вопросу о характере интереса, необходимого для действительности обязательства, может возбудить некоторые сомнения. Прежде всего не следует упускать из виду, что австрийский кодекс[205] возник, как и все без исключения германские кодификации гражданского права, на почве права пандектного, в котором доктрина о необходимости для обязательства имущественного интереса до последнего времени господствовала безраздельно. Затем своеобразный термин "лично-вещные права" (persönliche Sachenrechte), каким пользуется этот кодекс для обозначения обязательственных отношений, может быть принят в смысле прямого указания на то обстоятельство, что сущность таких отношений австрийское право усматривает в господстве над имущественной ценностью.
Тем не менее можно утверждать, что имущественному характеру обязательства австрийское право существенного значения не придает. Что касается прежде всего до обязательств по договорам, то возможным объектом последних объявляется все, что имеет значение в гражданском обороте[206], не действительны лишь те договоры, которые направлены на действия объективно невозможные и действия, запрещенные законом, а также договоры в пользу третьих лиц[207].
В случае неисполнения или ненадлежащего исполнения договора одной из сторон другая сторона имеет право требовать точного исполнения его и возмещении ущерба, происшедшего для нее от неисполнения контрагентом принятых на себя обязанностей[208]; при этом на возмещение ущерба иск может быть непосредственно направлен только в тех случаях, когда исполнение договора стало уже невозможным или (по запоздалости) противным цели, с какой договор был заключен, в противном случае иск должен быть направлен именно на исполнение договора[209].
Более общие правила об ответственности за ущерб, причиненный одним лицом другому, указаны в § 1293 сл., причем эти правила в равной степени применимы и к нарушению обязанностей, принятых на себя по договорам, и вообще к ответственности за действия, в которых лицо, причинившее другому ущерб, не свободно от вины. Под ущербом в таких случаях понимается не только ущерб имущественный, но также всякое невыгодное последствие для прав и личности потерпевшего[210]. При телесных повреждениях, кроме возмещения чисто материальных убытков (напр., расходы на лечение, потеря способности к заработку), дается вознаграждение за понесенные страдания (Schmerzen-geld)[211] и за обезображение[212]. При деликтах, следствием которых был ущерб имущественный, в основе оценки ущерба может быть положена не только рыночная цена вещи, но и цена особого пристрастия (Werth der besonderen Vorliebe); именно в тех случаях, где повреждение было следствием или нарушения нормы уголовного права или преднамеренно злостного поступка[213]-[214].
Прусское право после обычных, повторяющихся во всех законодательствах постановлений о недействительности договоров, имеющих содержанием действия невозможные и законом запрещенные[215], регулирует ближе вопрос об интересе как основании обязательства следующим образом: "Договоры, исполнение которых не может никому принести ни выгоды, ни пользы, должны по просьбе стороны, на которую они налагают известные обязанности, быть объявляемы судом недействительными"[216].
Оставляя в стороне вопрос о целесообразности избранного здесь способа оспаривания договоров, лишенных интереса для сторон[217], можно заметить, что, требуя наличности интереса вообще, постановление это не содержит в себе ни малейшего указания на то, что интерес этот должен, сверх того, обладать имущественным, денежным характером. На это обращает внимание и известный комментатор прусского кодекса, Кох, в своем примечании к § 70[218]: нет необходимости, замечает он, чтобы интерес в договоре был интересом денежным. Совершенно иначе, однако, относится к данному вопросу другой, не менее авторитетный специалист по прусскому праву - Дернбург: он не только объявляет имущественную ценность обязательства существенным условием действительности последнего, но прямо исключает из понятия обязательства все соглашения, не имеющие прямого или по крайней мере косвенного отношения к имуществу. Так не могут быть предметом обязательства обещания, относящиеся к семейному праву, например обещание усыновить кого-либо, обещание вступить в брак; затем - отношения права общественного, например обещание отказаться от государственной должности, от кандидатуры в парламентских выборах; наконец, не может быть предметом обязательства все то, что, имея целью исключительно удовлетворение личных, индивидуальных потребностей, не принадлежит к области того, что в обороте может быть приобретено за деньги, например обещание, данное соседу по помещению, не играть на фортепьяно. Римскому праву и его здравым понятиям, заключает автор, мы обязаны тем, что подобные взгляды являются невозможными и у нас[219].
Мнение Дернбурга было бы как нельзя более ясным, если бы сам автор в дальнейшем развитии своего изложения оставался последовательным, чего, однако, утверждать нельзя. Полемизируя с Иерингом, Дернбург вполне соглашается с замечанием последнего о том, что "имущество не есть единственное благо, которое, в качестве предмета договора, призвано защищать право". "Прежде общегерманское право, - продолжает он, - признавало возможным иск о совершении обручения; было бы далее вполне мыслимо признать обязательным договор о воспитании детей в известном религиозном исповедании, то же можно сказать и о соглашении между мужем и женою, в силу которого последняя освобождается от обязанности следовать за мужем при перемене его местожительства. Но не каждый искомый договор основывает обязательство и не всякая обязанность к совершению действия есть обязательственная. Если в области семейных и личных, а также общественных прав договор в известных отношениях может служить основанием прав, причем наличность имущественного интереса не является существенным условием, то, по нашему мнению, такое явление не имеет ничего общего с вопросом, - ограничивается ли область обязательств, по самому понятию своему, защитой интересов, допускающих оценку в деньгах"[220].
В результате, как ясно из изложенного, Дернбург никоим образом не отрицает действительности договоров, имеющих предметом неимущественные интересы, но восстает против подведения их под понятие обязательств. В чем, однако, заключается различие между обязательством и "искомым договором, налагающим на стороны известные обязанности", ответа на этот вопрос автор не дает и, никакого существенного различия между этими двумя понятиями мы, со своей стороны, усмотреть не в состоянии. Кредитору или, употребляя более общий термин, управомоченному по договору в сущности абсолютно безразлично, будет ли отношение, связывающее его с должником, названо обязательством или нет, если только получает достаточную защиту интерес, связанный для него с исполнением должником принятых на себя последним обязанностей. Вся сила возражения Дернбурга направлена, таким образом, против установившейся терминологии и оставляет в стороне сущность вопроса.
Как бы то ни было, мы можем прийти к убеждению, что и прусское право, требуя для действительности договора наличности известного интереса, не ставит необходимым условием, чтобы последний носил характер имущественный; тем не менее следует заметить, что судебная практика в этом отношении гораздо строже, чем, например, практика французская, и что оценка интереса в случае иска производится германскими судами в гораздо более тесных пределах, чем судами французскими[221].
Что касается до последствий неисполнения договора, то, не входя в подробности, заметим только, что, если предметом договора было совершение известных действий, против должника могут быть судом приняты принудительные меры для произведения давления на его волю, в виде денежных штрафов, в размере, не превышающем в общей сложности тысячи пятисот марок или тюремного заключения до шести месяцев[222].
Наконец, ответственность по правонарушениям регулируется прусским правом почти тем же самым способом, что и правом австрийским. Между прочим мы и здесь встречаем постановление, что в тех случаях, когда деликт заключался в намеренном повреждении чужих вещей, совершивший его обязан возместить потерпевшему не рыночную цену вещи, а цену особого пристрастия[223].
Переходя, наконец, к русскому праву, мы прежде всего должны заметить, что о необходимости имущественного интереса в обязательстве в тексте закона и здесь не упоминается ни одним словом. Предметом договора по нашему законодательству "могут быть или имущества, или действия лиц; цель его должна быть не противна законам, благочинию и общественному порядку", поэтому: ":договор недействителен и обязательство ничтожно, если побудительная причина к заключению оного есть достижение цели, законами запрещенной, как-то, когда договор клонится: 1. к расторжению законного супружества; 2. к подложному переукреплению имения в избежание платежа долгов; 3. к лихоимственным изворотам; 4. к присвоению частному лицу такого права, которого оно по состоянию своему иметь не может; 5. к вреду государственной казны"[224].
Что перечисленные в приведенных пунктах случаи не имеют исчерпывающего значения, а приведены лишь в виде примеров и не представляются единственными, на основании которых договор может быть признан недействительным, - ясно само собой; на это обстоятельство, сверх того, категорически указано Сенатом[225]. Все эти случаи представляют из себя в сущности не что иное, как отдельные последствия общего правила о недействительности договоров, заключенных для достижения целей, противных "законам, благочинию и общественному порядку".
Возможным предметом договора наш закон считает, таким образом, или имущества, или действия лиц, в чем нельзя не видеть аналогии известному уже нам делению обязательств на obligationes quae in dando и obligationes quae in faciendo consistunt. Что предметом обязательства является, строго говоря, во всяком случае действие лица обязанного, этого ст. 1528 не отмечает, но и на это указывает Сенат в ряде решений[226]. Входя, далее, в более подробное определение понятия договора, Сенат определяет последний, как "соглашение воли двух или нескольких лиц, порождающее право на чужое действие, имеющее имущественный характер и интерес, т.е. ценность в общежитии. Если добровольное соглашение под это определение не подходит, то не может быть признано договором; так, например, соглашение нескольких лиц, состоящих совместно душеприказчиками, о том, чтобы вопросы по исполнению завещания решать большинству голосов, не может быть признано договором"[227].
В других решениях высказывается более общее положение, что "предметом сделок или договорных соглашений может быть всякое право гражданское за исключением лишь случаев, когда при таких сделках имеется в виду достижение целей, законом запрещенных"[228]. Для более точного определения понятия "права гражданского" следует обратиться к толкованиям, данным к ст. 1 Уст. Гражд. Судопр., гласящей, что всякий спор о праве гражданском подлежит разрешению судебных установлений". Здесь Сенат поясняет, что под правом гражданским следует понимать вообще право на всякого рода имущество, на все, что может быть предметом частного обладания[229], но не только право вещное (на недвижимые имения и капиталы), а также права на действия другого лица; к этой же области относятся и личные права, сопряженные с рождением или существованием законного брака[230].
Таким образом, взгляд, которого держится наша судебная практика, может быть формулирован в следующих словах: предметом договора может быть всякое гражданское право, но так как под это понятие, если оставить в стороне права семейные, подходят только права на имущество, то, если предметом договора являются действия лица обязанного, действия эти должны обладать имущественным характером и интересом.
Последствия неисполнения обязательств ближе определены в разд. II 2 книги X т. ч. 1, причем уже самое заглавие названных книг ("О порядке приобретения и укрепления прав на имущества вообще") и раздела ("О существе и пространстве разных прав на имущества") служит достаточным указанием о взгляде нашего законодательства на характер прав по обязательствам (гл. пятая 2 кн. разд. II). Установив в ст. 569 общее правило, что "всякий договор и всякое обязательство, правильно составленные, налагают на договаривающихся обязанность их исполнить", закон определяет дальше, что "всякий договор и всякое обязательство, в случае неисполнения, производят право требовать от лица обязавшегося удовлетворения во всем том, что постановлено в оных" (ст. 570), и что "если по договору или обязательству не последует в срок исполнения, то взыскание производится порядком, изложенным в законах судопроизводства гражданского" (ст. 572).
Сам по себе общий смысл указанных статей не оставляет никакого сомнения в том, что кредитор имеет право требовать от должника исполнения действий in natura; в практическом отношении весь вопрос о последствиях неисполнения обязательства со стороны должника сводится поэтому к вопросу о том, какими средствами располагают органы судебной власти по отношению к принудительному исполнению договоров, т.е. по выражению ст. 572 к порядку взыскания, изложенному в законах судопроизводства гражданского. Ближайшее толкование ст. 570 в сопоставлении ее с правилами принудительного исполнения судебных решений приводит Сенат к следующим выводам.
По общему правилу контрагент имеет возможность достигнуть осуществления приобретенного им по договору права посредством суда; такое осуществление права, такое удовлетворение по договору могут заключаться или в передаче имущества натурою, или в производстве за счет обязавшегося определенных действий, или работать, или, наконец, во взыскании с имущества ответчика определенной суммы, либо условленной договором (неустойка, poena conventionalis), либо в виде вознаграждения за убытки. Из общего правила о возможности принудительного исполнения договора должно, однако, по необходимости быть допущено следующее исключение: принудительное исполнение договора может оказаться фактически невозможным (так, например, в том случае, если присужденная истцу вещь не оказывается в имуществе ответчика). С такой же фактической невозможностью мы имеем дело и в том случае, когда обязательство заключается в исполнении каких-либо действий самим ответчиком: суд вправе предписать совершение действий за счет ответчика, но не вправе принудить самого ответчика к совершению действий. В этих и в подобных случаях, когда принудительное исполнение договора не может иметь места, истцу остается право на вознаграждение за причиненные неисполнением договора убытки[231].
Принцип, который может быть выведен из всего сказанного, таким образом, ясен: принудительное исполнение применимо настолько, насколько оно охватывает имущество должника, оставляя в стороне его личность; в первом случае договор приводится в исполнение in natura (передача имущества, производство действий за счет должника), во втором - давление на волю должника, например денежными штрафами, тюремным заключением (средства, известные прусскому праву) не допускается. Тем не менее Сенат неоднократно указывает, что невозможность принудительного исполнения договора не должна служить для суда поводом к оставлению иска кредитора без рассмотрения, так как признание права стоит вне зависимости от того, может ли это право быть осуществлено принудительными мерами. Такое признание права может прежде всего иметь своим последствием добровольное исполнение должником обязательства; затем признание договора действительным дает право на взыскание убытков за его неисполнение. Истцу не может быть отказано в иске только потому, что, по мнению судебного места, нет законных способов к понуждению ответчика исполнить решение, так как вопрос об осуществлении права может возникнуть лишь по постановлении решения, которым спорное право будет признано подлежащим удовлетворению. Вообще, замечает Сенат, устав гражданского судопроизводства предусматривает лишь наиболее часто встречающиеся в практике способы исполнения решений и не касается приведения в исполнение решений по многим искам, о которых упоминается в том же уставе[232].
Примечания:
[201] Addison. On the
law of contracts, стр. 8–9.
[202] Order XLII Nr. 5.
«A judgment, requiring any person to do any act other than the payment
of money, or to abstain from doing anything, may be enforced by writ of
attachment or by commital».
[203] Журн. Мин. Юст.
1866 г.; Марков. Очерк гражд. судопр. в Англии, стр. 16.
[204] Через Common
Law Procedure act 1860 г. Kennedy and Raikes. The new practice. London,
1877.
[205] Das allgemeine Bürgerliche
Gesetzbuch für das Kaiserthum Oesterreich.
[206] «Alles, was im Verkehr
steht». ABG, § 878. Так, напр., был признан действительным договор
между двумя лицами об уступке одним из них другому «чести изобретения».
Примеч. 6 к § 878 в издан. Manz’a.
[207] ABG, § 878,
881. Примеры договоров противозаконных ср. § 879.
[208] ABG, § 919.
[209] Примеч. 4, 5, 6
к § 919 в издан. Manz’a.
[210] ABG, §
1293–1295. Практикой признано, что предметом возмещения может быть и нравственный
ущерб (ideeller Schaden); примеч. 3 к § 1293 в издан. Manz’а.
[211] ABG, § 1325.
[212] Особенно женщин.
ABG, § 1326.
[213] Muthwillen und Schadenfreude.
ABG, § 1331, 1332.
[214] О предмете
обязательства вообще ср. Hasenöhrl. Das oester reichische Obligationenrecht.
I, стр. 21–23; подробнее мнение этого автора будет изложено ниже; входить
в разбор его здесь излишне, так как Hasenöhrl стоит на почве пандектного,
а не чисто австрийского права.
[215] Allgem. Landr. f.
die Preuss. Staaten. Ч. 1. Тит. 5, § 51–69.
[216] Allgem. Landr. cod.,
§ 70.
[217] Об этом ср. комментарии
Коха к указан. § 70. Т. 1, стр. 180 примеч. 69.
[218] См. предыдущ. примеч.
[219] Dernburg. Lehrb.
d. Preuss. Privatr. II, § 21, стр. 48–50.
[220] Dernburg. Eod. примеч.
3.
[221] Ср. об этом цитирован.
выше сочинение Zink’a. Ueber die Ermittelung des Sachverhaltes и т.д.
[222] Reichs-Civilprocessordnung,
§ 774, 776, 794.
[223] Werth der besonderen
Vorliebe. Allgem. Landr. Ч. 1. Тит. 6, § 87. Титул 6 посвящен специально
правилам об ответственности по правонарушениям.
[224] Т. Х. Ч. 1. Св.
зак. Гражд., ст. 1528, 1529.
[225] Реш. Гр. Кас. Деп.
1886 г. № 66.
[226] Ср., напр., Реш.
Гр. Кас. Деп. 1870 г. № 1091; 1871 г. № 788; 1873 г. № 1485.
[227] Реш. Гр. Кас. Деп.
1873 г. № 1485.
[228] Реш. Гр. Кас. Деп.
1873 г. № 397; 1878 г. № 73.
[229] Реш. Гр. Кас. Деп.
1879 г. № 315; ср. 1872 г. № 1254 и 1879 г. № 248.
[230] Реш. Гр. Кас. Деп.1874
г. № 900; 1879 г. № 236.
[231] Реш. Гр. Кас. Деп.
1873 г. № 217; 1879 г. № 317; 1880 г. № 118.
[232] Реш. Гр. Кас. Деп.
1873 г. № 217; 1874 г. № 307, 394, 900; 1879 г. № 236; 1880 г. № 118,
218; 1881 г. № 66.
