Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве
Рассматривая изложенный текст по отношению к последствиям особого соглашения о custodia, нетрудно убедиться прежде всего, что соглашение это в данном случае имеет ту особенность, что оно ни в чем не повышает ответственности мужа перед женою за целость и сохранность принятых им под свою охрану парафернальных вещей. В самом деле, к возвращению этих вещей муж может быть принужден во всяком случае, вполне независимо от того, принял ли он их под свою специальную охрану или нет. Все различие между тем и другим случаем сводится лишь к тому, какими исками жена (или вообще управомоченное на это лицо) может возвращения вещей требовать: соглашение о custodia дает ей право на actio depositi или actio mandati и само толкуется, следовательно, как заключение одного из этих двух договоров; при отсутствии же такого соглашения стороны не признаются состоящими в каких-либо договорных отношениях и муж отвечает перед женою или ex lege (actio ad exhibendum), или ex delicto (actio rerum amotarum). Repromissio custodiae в данном случае есть, таким образом, не что иное, как заключение договора поклажи или мандата (mandatum custodiae), причем муж, само собою разумеется, ни по одному из названных исков не отвечает больше, чем за diligentia quam suis[593]. Если же самое содержание и пределы ответственности мужа везде остаются одни и те же, то, естественно, возникает ряд дальнейших вопросов: какую цель преследует составление описи внеприданых вещей и предъявление ее мужу для подписи? Какой смысл имеет принятие на себя охраны этих вещей особым со стороны мужа волеизъявлением (custodiae repromissio)? Почему это обещание особой охраны подводится в данном случае под понятие поклажи или мандата? Почему, наконец, обещание это не ведет здесь, как мы это имели в других случаях, к повышению ответственности мужа перед женою, а имеет своим последствием лишь различие в возможных к предъявлению исках?
Еще раньше, однако, чем дать ответ на эти вопросы, необходимо остановиться на одном пункте и рассмотреть, кто именно: муж или жена должен быть признан владельцем (в смысле детентора) внесенных в дом мужа внеприданых вещей жены? В этом отношении текст, на наш взгляд, совершенно ясен в том смысле, что детентором в данном случае, безусловно, признается муж; передача ему владения совершается уже самим внесением вещей в его дом с его ведома и согласия. Отметим притом, что вопреки мнению Брукнера[594] принятие вещей по описи не имеет в этом отношении никакого значения: составление инвентаря и подписание его мужем имеет целью не констатирование согласия мужа на внесение вещей в дом и на принятие их в свое обладание, - такое согласие достаточно ясно следует уже из самого факта принятия жены в дом вместе с ее вещами, хотя бы и без всякой описи последних. Цель инвентаря, как о том сообщает и самый текст, другая: он составляется и предлагается мужу к подписи для того, чтобы предупредить возможные в будущем споры относительно самого факта внесения вещей в дом мужа (ut certum sit in domum ejus illatas, ne, si quandoque separatio fiat, negetur). Вопрос же о том, что владельцем всего внесенного в дом мужа признается, как хозяин дома, муж, юристом не ставится и обсуждению не подвергается. Эта поправка должна быть внесена и во все как предыдущее, так и последующее толкование Брукнера, что неизбежно отразится, как мы сейчас увидим, и на понимании остальных деталей текста.
Составление инвентаря имеет, таким образом, целью обеспечение доказательств относительно того, какие именно вещи принесены женою в дом мужа в качестве парафернальных, а подпись инвентаря мужем есть подтверждение с его стороны того факта, что эти вещи действительно поступили в его дом и им как бы приняты (quasi res acceperit). Если обратить внимание на обязанность мужа возвращать по прекращении брака находящееся в его руках имущество жены, то важное значение всякого рода документов, облегчающих жене или другим имеющим право на возвращение этого документа лицам возможность доказать свое право, станет уже и само по себе понятным[595]. Но и помимо этого, следует обратить внимание на то, что обеспечение такого рода доказательства получает особую важность именно в том частном случае, о котором идет речь в тексте. Брукнер вполне прав, указывая на то обстоятельство, что общность занимаемого мужем и женою помещения и общность домашнего хозяйства делает решение вопроса о принадлежности находящегося в этом помещении и хозяйстве имущества тому или другому из супругов особенно затруднительным. Но он ошибается, думая, что затруднение это относится только к вопросу о том, кто должен быть признаваем владельцем такого имущества; важнее и затруднительнее в таких случаях решение гораздо более существенного вопроса о том, кому такое имущество принадлежит в собственность. В огромном большинстве случаев доказательство принадлежности отдельных вещей домашней обстановки тому или другому из супругов встретит, как и в этом нетрудно убедиться и в наше время, немалые затруднения. В Риме же положение жены в процессе такого рода было особенно неблагоприятным: в сколько-нибудь сомнительных случаях против принадлежности спорных вещей жене всегда могла быть выдвинута так наз. praesumtio Muciana, в силу которой вопрос о происхождении спорного имущества решался в том смысле, что имущество это дошло к жене от мужа или от его подвластного[596]; вследствие же запрещения дарений между супругами - спорные вещи должны были в таких случаях быть признаваемы принадлежащими мужу. Само собою разумеется, что именно относительно парафернальных вещей, внесенных женою в дом мужа и находящихся в общем помещении супругов, praesumtio Muciana могла быть для жены наиболее опасной, так что в этом случае обеспечение доказательства принадлежности вещей получало для нее особую важность. Такое обеспечение жена и получала в том случае, если опись вещей, поступивших вместе с нею в дом мужа, мужем подписывалась; эта опись составляла в таком случае действительно как бы расписку (velut chirographum) мужа в том, что означенные в ней вещи были внесены в дом женою (res quae libello continentur in domum ejus se intulisse: ne, si quandoque separatio fiat, negetur). Истинная цель составления инвентаря и подписания его мужем была, следовательно, не доказательство принадлежности владения вещами тому или другому супругу, а желание заранее обеспечить возможность опровержения презумпции Муция, угрожавшей по прекращении брака лишить жену всего или части парафернального имущества, внесенного ею в дом мужа.
Если, далее, обратить внимание на хозяйственное назначение тех вещей, которые приносятся женою в дом мужа при заключении брака и на дальнейшее положение этих вещей в общем хозяйстве супругов, то по самой природе дела, обусловливаемой потребностями вновь возникающего домохозяйства, окажется следующее. Одно из внесенных женою вещей (как, например, носильное платье и белье, мелкие туалетные принадлежности и т.п.) имеют целью служить для удовлетворения личных потребностей жены и остаются поэтому в личном ее распоряжении. Другие (как, например, мебель, столовая посуда и столовое белье, домашняя утварь и т.п.) назначаются для общих потребностей домашнего хозяйства и находятся поэтому в общем пользовании мужа и жены. Третьи, наконец (как, например, принадлежащие жене драгоценности, более значительные денежные суммы и т.п.), продолжая оставаться собственностью жены, часто, однако, передаются ею на хранение мужу, как хозяину дома, хотя такая передача ни в каком случае, конечно, не обязательна и хотя жена может, если желает, оставить эти вещи и в своем личном распоряжении.
Требование о возвращении вещей жены, возникающее в случае прекращения брака, встретит относительно вещей каждой из трех указанных категорий неодинаковые затруднения по отношению к лежащей на истце обязанности доказать, какие именно из внесенных женою в дом мужа вещей продолжают находиться в его руках в момент прекращения брака. То, что находилось в личном распоряжении жены, может всегда и без всякого затруднения быть взято ею с собой при оставлении ею дома мужа. Что касается до вещей, находившихся в общем пользовании, то доказать, какие именно из них составляют ее личную собственность, жена может, правда, с помощью подписанного мужем инвентаря; инвентарь не доказывает, однако, сам по себе, что и эта часть имущества жены не продолжала оставаться в ее свободном и личном распоряжении, а если это действительно имело место, муж всегда мог сослаться на то, что вещи эти в его руках уже не находятся, что жена, например, еще раньше, до прекращения брака, распорядилась ими по своему личному усмотрению; во всяком же случае возможность для жены доказать, что вещи эти еще и в данное время продолжают находиться в руках мужа, затрудняется, очевидно, до чрезвычайности. Еще затруднительнее положение жены в процессе по отношению к вещам, сданным ею на хранение мужу без особого о том документа. Если она с помощью подписанного мужем инвентаря и в состоянии доказать, что вещи эти внесены ею в дом мужа, то доказательством того, что они продолжают находиться в руках мужа и подлежат поэтому возвращению, инвентарь, очевидно, служить не может вовсе.
Доказательная сила инвентаря относится, таким образом, исключительно к одному пункту: с его помощью может быть установлено только то обстоятельство, что известные вещи жены поступили в дом мужа. Но он не играет никакой роли для установления другого, не менее, если еще не более, важного обстоятельства: именно того, какие вещи продолжают находиться в руках мужа в момент прекращения брака. В этом последнем отношении и получает, как нам кажется, важное значение custodiae repromissio со стороны мужа. Такое соглашение, как о том говорит сам Ульпиан, никогда не относится к тем вещам, которые оставляются в личном распоряжении жены (к вещам, отнесенным нами к первой категории)[597]; оно может, следовательно, относиться лишь к тем из них, которые поступают в общее пользование супругов, и к тем, которые передаются женою на хранение мужу. На custodiae repromissio жена может поэтому ссылаться в процессе в подтверждение того обстоятельства, что вещи эти не только приняты мужем в свой дом, но и продолжают находиться в его руках в момент прекращения брака. Само собою разумеется при этом, что муж не лишает права доказывать противное и само собою разумеется также, что давший специальное обещание о custodia муж позаботится о том, чтобы обеспечить себе на случай прекращения брака в свою очередь доказательство того, что вещи, хотя и были приняты им под свою охрану, в настоящее время в его руках не находятся (что они, например, возвращены жене или стали негодными к дальнейшему употреблению, или утрачены им без вины с его стороны и т.п.).
Если изложенные соображения правильны, то с их помощью естественно объясняется и все дальнейшее рассуждение Ульпиана. Становится понятным прежде всего, почему юрист подводит состоявшееся соглашение об охране вещей со стороны мужа под понятие договоров или поклажи, или мандата: оно будет иметь значение поклажи по отношению к тем вещам, которые переданы женою на хранение мужу (вещи третьей категории), и будет мандатом (mandatum custodiae) по отношению к тем, которые поступают в общее пользование супругов (вещи второй категории). Иначе остается непонятным, почему Ульпиан называет рядом оба договора, не говоря подробнее о том, от каких дальнейших условий зависит выбор между тем и другим и от чего именно зависит возможность предъявления того или другого из двух названных исков - иска о поклаже и иска о поручении. Равным образом нетрудно объяснить, почему на мужа не может здесь быть возложено безусловной ответственности за целость и сохранность врученных ему вещей жены: при описанных условиях на мужа, очевидно, не может быть возложено по отношению к парафернальным вещам большей ответственности сравнительной с той, какую он несет за целость вещей, входящих в состав приданого жены, т.е. ответственности за diligentia quam suis[598].
Ввиду того что соглашение о custodia носит в данном случае совершенно специальный характер, заставляющий ставить его содержание в зависимость от воли сторон; ввиду того, далее, что в данном случае с таким соглашением связываются в зависимости от этого другие юридические отношения и другие последствия, чем те, с какими мы имели дело во всех рассмотренных нами раньше случаях; ввиду того, наконец, что дело идет здесь о специальных отношениях семейного права, влияющих на установление пределов ответственности, мы считаем себя вправе прийти к тому выводу, что самый термин "custodia" употреблен здесь в другом смысле, чем во всех предыдущих случаях. Он имеет здесь, по нашему мнению, не техническое значение, а обозначает собою принятие на себя со стороны мужа обязанности заботиться о сохранности вещей жены, врученных ему как хозяину дома; ввиду последнего обстоятельства мерилом этой обязанности и служит общий критерий "рачительного домохозяина" в смягченном до пределов diligentia quam suis виде, во внимание к тому, что дело касается здесь отношений между супругами. К понятию же custodia в техническом смысле этого слова L. 9 § 3 D. cit. 23. 3 никакого отношения не имеет.
Выводы, которые должны быть сделаны из всего изложенного в настоящей главе, могли бы быть формулированы следующим образом:
1) Особое соглашение о custodia во всяком случае повышает ответственность лица обязанного. Это подтверждают все рассмотренные нами тексты. Такое повышение ответственности не имеет места лишь в последнем из приведенных выше случаев (там, где соглашение относится к парафернальным вещам жены, внесенным в дом мужа); но, во-первых, в данном случае выражение "custodia" имеет другой смысл, чем во всех остальных; во-вторых, custodiae repromissio со стороны мужа и здесь дает жене большее обеспечение в том отношении, что облегчает ей возможность обратного получения своих вещей в случае прекращения брака.
2) Если соглашение о custodia заключено в связи с таким юридическим отношением, в котором должник по закону за custodia не отвечает, то повышение ответственности должника сводится к тому, что должник становится ответственным до границ непреодолимой силы (vis major, damnum fatale). Это доказывается, кроме общего содержания рассмотренных текстов, в особенности теми из них, которые относятся к договорам товарищества, с одной стороны, и мандата - с другой.
3) Если же соглашение это заключено в связи с таким юридическим отношением, в котором должник и без того (ipso jure) отвечает за custodia, то этим он принимает на себя ответственность и за случаи непреодолимой силы. Этот вывод, основанный исключительно на текстах, относящихся к содержателю товарных складов (horrearius), должен быть признан наименее обоснованным с внешней стороны, но он подкрепляется тем соображением, что менее рациональным было бы предположение, чтобы соглашение о custodia распространялось здесь исключительно на один из случаев утраты вещей (на effractura latronum).
4) Должник, отвечающий до пределов непреодолимой силы, несет безусловную ответственность по меньшей мере за следующие события: а) за утрату находящейся в его руках вещи, происшедшую вследствие кражи ее третьим лицом; б) за те повреждения ее, которые могут быть преследуемы иском de pauperie; в) за бегство даже тех рабов, которые не нуждаются в особой со стороны должника охране (qui custo-diri non solent). Безусловной ответственности за такие случаи повреждения или уничтожения чужой вещи, которые подходят под действие закона Аквилия, на должнике не лежит; но он, конечно, отвечает и за эти последние, если причиненный ими ущерб имел место по его небрежности в охране вещи или допущен им умышленно. Несет ли должник безусловную ответственность перед кредитором еще и по другим искам, кроме только что указанных, этот вопрос должен быть пока оставлен открытым; относительно ответственности судохозяев и содержателей гостиниц, а также и содержателей товарных складов возможно утверждать, однако, что она, без сомнения, переходила указанные границы.
5) В отдельных случаях соглашение о custodia могло иметь значение соглашения о простой охране вещи, причем деятельность должника в этом направлении оценивалась и обсуждалась на основании обыкновенного критерия вины (culpa in custodiendo). Выражение "custodia", следовательно, употребляется в источниках в двух различных смыслах: в одном из них понятие это стоит в прямой, непосредственной и тесной связи с понятием непреодолимой силы (damnum fatale, vis major), в другом такая связь отсутствует. С дальнейшими подтверждениями этого положения мы будем встречаться еще неоднократно.
6) В тех случаях, где должник, отвечая за custodia, несет безусловную ответственность за кражу, ему (а не собственнику) принадлежит и право на предъявление иска о краже; то же относится и к иску de pauperie. Ответственность за custodia, следовательно, не только налагает на должника известные обязанности, но и дает ему известные права. На основании этого мы можем ожидать встречать и в будущем следующего рода связь между правами и обязанностями должника: во всех тех случаях, где к предъявлению иска признается управомоченным не собственник вещи, а отвечающий за custodia должник, во всех этих случаях он, можно думать, несет перед собственником и безусловную ответственность, и обратно. Если поэтому понятия custodia, с одной стороны, и непреодолимой силы - с другой, непосредственно граничат друг с другом, то этим путем мы и можем получить представление о материальном содержании понятия непреодолимой силы.
7) Соглашение о custodia широким распространением в обороте не пользуется; аналогичной цели (бóльшего обеспечения кредитора) стороны могут достигать и другим, более употребительным путем: передачей вещи должнику по оценке. Это обстоятельство может быть объяснено одним из двух предположений: понятие "custodia" является в классическом римском праве понятием или только еще нарождающимся, или, наоборот, понятием уже вымирающим. Какое из этих двух предположений правильно, должно быть выяснено последующим исследованием. По нашему личному мнению, второе.
Примечания:
[593] L. 11 §
4 C. de pact. conv. 5. 14.
[594] Bruckner. Die
Custodia, стр. 289.
[595] Той же цели служат,
напр., различного рода соглашения при установлении приданого, заключившиеся
в прежнее время посредством стипуляции, позже в форме pacta, брачные договоры
(instrumenta dotalia, nuptialia) и т.п.
[596] L. 51 D. de donat.
int. vir. et uxor. 24. 1. Pomponius lº. 5 ad Quintum Mucium. Quintus
Mucius ait, cum in controversiam venit, unde ad mulierem quid pervenerit,
et verius et honestius est quod non demonstratur unde habeat existimari
a viro aut qui in potestate ejus esset ad eam pervenisse. Evitandi (ae),
autem turpis quaestus (quaestionis) gratia circa uxorem hoc videtur Quintus
Mucius probasse.
[597] Vv. «et plerumque
custоdiam eorum maritus repromittit, nisi mulieri commissae sunt».
[598] Ср. С. 272 примеч.
1. Под договор поклажи соглашение о custodia в данном случае могло быть
подведено тем легче, что именно custodia выдвигается на первый план при
рассмотрении содержания самого договора поклажи и при определении понятия
последнего (L. I pr. D. depos. 16. 3); о значении этого придется говорить
подробно в следующей главе. Что охрана (custodia) вещей может быть предметом
и договора мандата, ясно само собой и в особом объяснении не нуждается;
вещи жены, находящиеся в общем пользовании обоих супругов, естественно,
состоят под наблюдением мужа как хозяина дома.
