Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве
При рассмотрении спорных случаев удобнее положить в основание изложения те взгляды, которые отводят понятию непреодолимой силы наиболее широкую область применения. Удобнее потому, что если область, отводимая этому понятию, окажется при таких условиях на деле слишком широкой, то все те случаи, для которых она действительно имеет значение, тем не менее войдут в ее границы.
Мы уже видели, что из всех авторов, высказывавшихся по вопросу о том, в каких юридических отношениях ответственность субъекта повышается до границ непреодолимой силы, дальше всех идут Барон и Брукнер[539]. Первый из них, понимая под "custodia в субъективном или техническом смысле слова" именно такую ответственность и определяя ближе содержание последней в том смысле, что субъект, на которого она возложена, отвечает и за чужую вину, и за обыкновенный случай (случай низшего порядка - niederer Zufall), принимает существование такой повышенной ответственности в двух группах юридических отношений, из которых первую он признает нормальной, случаи же, входящие во вторую, считает за аномальные. Схема Барона была уже в общих чертах сообщена выше, подробнее же она имеет следующий вид.
К первой группе Барон относит все те обязательства, содержание которых состоит в обязанности должника к какой-либо деятельности по отношению к чужой вещи (quorum periculo res alienae sunt), если содержание обязательства таково, что должник извлекает из него выгоду. Сюда, по его мнению, относятся следующие лица: 1) nautae, caupones, stabularii; 2) всякий, кто принимает на себя охрану (custodia) чужой вещи за особое вознаграждение, в частности же хозяин товарного склада (horrearius) по отношению к вещам, отданным в его склад на хранение за известную плату; 3) conductor в locatio-conductio rei и operis, locator в locatio-conductio operarum по отношению к вещам, поручаемым этим лицам для обработки, передачи и т.п.; 4) коммодатар и 5) залогодержатель при ручном закладе (creditor pigneraticius).
Во вторую же группу, группу аномальных случаев, входят обязательства следующих лиц: 1) тех, кто по собственной инициативе предлагает себя кредитору в качестве должника по обязательству, например в качестве поклажепринимателя (qui deposito se obtulit); на том же основании, по крайней мере в большинстве случаев, и negotiorum gestor; 2) продавец при продаже определенных вещей (species) по цене, определяемой пропорционально мере, весу или счету, до того момента, когда вещи будут отмерены, отвешены или отсчитаны, и, наконец, 3) принявший на себя ответственность за custodia по особому соглашению; молчаливое соглашение такого рода заключается в принятии чужих вещей по оценке (aestimatio)[540].
Брукнер, признавая вместе с Бароном существование особого понятия custodia (как высшего, сравнительно с обычным, мерила ответственности), расходится с ним, однако, в двух пунктах. Во-первых, в определении содержания этого понятия: по мнению Брукнера, тот, кто отвечает за custodia, несет безусловную ответственность за утрату владения чужой, находящейся у него в руках вещью (владения в смысле detentio; он отвечает за "Detentionsverlust"), будет ли причиной такой утраты кража (furtum) или другие обстоятельства, за исключением непреодолимой силы, но за повреждения вещи такой безусловной ответственности на нем не лежит; здесь (если о том не было заключено особого соглашения) он отвечает лишь за culpa; короче, вернуть чужую вещь он обязан безусловно (кроме случаев damnum fatale или vis major), но вернуть ее неповрежденной - не безусловно (от ответственнос-ти за повреждение освобождает отсутствие вины). Во-вторых, и для определения области применения понятия custodia Брукнер дает другие признаки. Ответственность за custodia имеет, по его мнению, место во всех тех юридических отношениях, в которых лицо, обязанное отвечать за culpa levis, за diligentia diligentis patrisfamilias, если притом содержание юридического отношения таково, что в силу его в руках у должника находится чужая вещь, поступившая к нему согласно воле собственника этой вещи (si rem tenet domini voluntate). На чем основана такая ответственность за culpa levis, при этом безразлично. Если она основана на законе, то и ответственность за custodia наступает сама собой (ex lege). В тех юридических отношениях, где лицо обязанное отвечать за dolus и culpa lata, повышение ответственности до culpa levis договором или другими обстоятельствами само собой ведет и к ответственности за custodia. Там же, где признака "rem tenere domini voluntate" налицо не имеется, там ответственность за custodia и вообще может быть установлена лишь особым соглашением сторон.
Сравнивая между собою основные признаки, установленные обоими авторами для определения круга юридических отношений, в которых лица обязанные отвечают за custodia оказывается возможным отметить следующие пункты сходства и различия между ними:
1) И тот и другой ограничивают нормальную применимость этого понятия теми юридическими отношениями, содержание которых ставит обязанных лиц в известного рода отношение к чужим вещам. В дальнейших требованиях, однако, они между собою расходятся. Прежде всего в том, что Барон говорит специально об обязательствах, между тем как под признаки, данные Брукнером, подходят и другие юридические отношения вещного характера (например, узуфрукт)[541]. Затем, в том, что Барон признает достаточным более общий момент обязанности должника к "какой-либо деятельности по отношению к чужой вещи", Брукнер же требует, чтобы это отношение к чужой вещи имело характер владения (в смысле detentio), причем владение это должно быть получено с согласия собственника вещи (rem tenere domini voluntate); поэтому, например, отдельные случаи договора найма, а также и отношение negotiorum gestor'a, удовлетворяя тем условиям, которые поставлены Бароном, под формулу Брукнера подведены быть не могут[542]. Что касается, наконец, до отмечаемого Бароном признака "выгодности отношения для должника", то этот признак в общем совпадает с признаком ответственности за "culpa levis", требуемым Брукнером, хотя и здесь совпадение не безусловно (так, например, отдельные случаи мандата под требования Барона не подойдут, но под условия Брукнера подходят вполне). Из всего изложенного ясно, что, несмотря на некоторое общее сходство между мнениями обоих авторов, область применения понятия custodia для того и для другого все-таки различна: если в силу этого общего сходства окажется полное совпадение в целом ряде юридических отношений, то в отдельных случаях различие в основных признаках, естественно, ведет и к разнице в результатах, так что отдельные юридические отношения, по Барону, заключающие в себе ответственность за custodia, по Брукнеру, окажутся от нее свободными, и обратно.
2) Группы "аномальных случаев" у Брукнера нет и с этой точки зрения вся конструированная им схема отличается, без сомнения, большей ясностью и логичностью, чем схема Барона[543]. При этом, однако, следует отметить, что два из тех трех случаев, которые Бароном признаются за аномальные, а именно первый и третий, находят себе место и у Брукнера (они подходят под то правило Брукнера, что повышение ответственности до culpa levis договором или другими обстоятельствами влечет за собой тем самым и ответственность за custodia); разногласие в зависимости от этого пункта получается лишь относительно ответственности продавца и, как мы уже отметили выше, negotiorum gestor'a.
3) Что касается до различия самих признаков, положенных обоими авторами в основание своих конструкций, то останавливаться на выяснении как происхождения, так и степени правильности или неправильности их здесь еще не место. Заметим, однако, здесь же, что вся теория Барона построена на принципе целесообразности, что естественно открывает ему более широкий простор в подведении под этот принцип отдельных частных случаев[544]. С другой стороны, и Брукнер, придавая существенное значение перехода к лицу обязанному владению вещью с согласия собственника последней (rem tenere domini voluntate), основывается исключительно на одном принадлежащем Павлу тексте[545]: выдвинув этот признак на первое место и придав ему существенное значение, Брукнер не мог, однако, ни показать, ни объяснить, почему именно признак этот мог и должен был получить такое значение. В этом направлении объяснения его так же, как и объяснения Барона, сводятся в сущности лишь к тому, что повышенная ответственность лица обязанного полезна и удобна для собственника вещи, т.е. сводятся опять-таки к принципу целесообразности[546]. Объяснение недостаточно убедительное потому, что нет, конечно, ни одного юридического отношения, в котором наиболее строгая ответственность лица обязанного не была бы наиболее полезной и удобной для лица управомоченного. То же самое следует сказать и об объяснении, данном обоими авторами относительно другого, вполне, однако, правильно ими подмеченного обстоятельства, именно того, что об ответственности за custodia (до непреодолимой силы) вопрос поднимается лишь там, где содержание юридического отношения состоит в известном отношении лица обязанного к чужой вещи[547].
4) В заключение заметим, наконец, что оба автора различают две большие группы случаев ответственности за custodia: такие, где ответственность эта возлагается на лицо, обязанное самим законом, и такие, где ответственность эта установлена особым соглашением сторон. Это последнее различие как наиболее существенное мы и положим в основание нашего дальнейшего изложения, причем рассмотрим сперва те случаи, где повышение ответственности за пределы субъективной вины (culpa levis) основано именно на особом соглашении сторон. С рассмотрения этих случаев удобнее начать потому, что они, имея более общий характер, более просты и по своему содержанию.
Что повышение определенной для данного юридического отношения самим законом ответственности особым соглашением сторон всегда возможно, в этом вообще нет никакого сомнения и на это в применении к обязательствам указывает известный текст Ульпиана (L. 23 D. de R. J. 50. 17), дающий общие правила взаимной ответственности контрагентов лишь на тот случай, "nisi si quod nominatim convenit (vel plus vel minus) in singulis contractibus: nam hoc servabitur, quod initio convenit (legem enim contractus dedit)". А что такие соглашения и в действительности заключались чрезвычайно часто, на это указывает тот факт, что источники о них упоминают постоянно в связи с самыми разнообразными договорами и отношениями[548].
Само собою разумеется, что в случае заключения сторонами такого специального соглашения объем ответственности и определяется сообразно воле сторон. Никаких затруднений поэтому не представляется там, где сторонами предусмотрена и регулирована ответственность за известные, точно определенные события и точно поименованные несчастные случаи. Так, например, когда условием ручного заклада поставлено освобождение должника от обеспеченного закладом обязательства в случае невозвращения ему кредитором заложенной вещи; или когда при продаже хлеба на корню предусмотрена ответственность продавца за ущербы, причиненные "vi aut tempestate", или когда при договоре найма наниматель отказывается от права на "remissio mercedis" и т.п.[549] Равным образом не представляется затруднений и там, где соглашением сторон на должника возложена безусловная ответственность за всякую утрату и повреждения вещи (ответственность за omne periculum)[550]. Такое соглашение, естественно, переносит на должника ответственность и за случай (casus), причем исключением из этого не является и непреодолимая сила, в omne periculum входит и она.
Не так просты те случаи, когда стороны, имея в виду установление особым соглашением специальных правил, касающихся ответственности должника в данном юридическом отношении, избирают для достижения этой цели не вышеуказанные способы формулировки (перечисление отдельных определенных событий или принятие на себя безусловной ответственности), а пользуются для этого менее определенными выражениями. К такого рода выражениям общего характера относятся главным образом две употребительные в римском обороте формы: передача должнику вещи по оценке (aestimatio) и принятие на себя особым соглашением ответственности за custodia. На этих двух формах и необходимо остановиться подробнее.
I. Вопрос об объеме ответственности, принимаемой на себя должником, получившим чужую вещь по оценке, спорен еще со времени глоссаторов и литература его настолько обширна, что входить в сколько-нибудь подробное рассмотрение различных высказанных по этому вопросу мнений нет никакой возможности. Надо заметить, однако, что разногласия эти прямого отношения к нашей главной задаче и не имеют. Они, во-первых, относятся почти исключительно к частному вопросу об ответственности должника в так называемом оценочном контракте (contractus aestimatorius) и касаются, во-вторых, опять-таки почти исключительно вопроса о том, всегда ли применение оценки переносит на должника безусловную ответственность (ответственность за omne periculum)[551]. В непосредственную же связь ставит, и то не без оговорок, соглашение об оценке с понятием непреодолимой силы только Барон[552]. Применение оценки везде повышает, по его мнению, ответственность должника на одну ступень. Так, например, если коммодатар вообще отвечает за custodia, т.е. до пределов непреодолимой силы, то коммодатар, принявший вещь по оценке, отвечает и за непреодолимую силу; если участник в товариществе отвечает до границ custodia, то товарищ, принявший имущество по оценке, отвечает и за custodia, т.е. до непреодолимой силы и т.п. Общий вывод, который должен быть сделан в случае признания взгляда Барона правильным, есть, очевидно, тот, что во всех юридических отношениях, в которых должник отвечает за culpa levis, применение оценки повышает его ответственность до границ непреодолимой силы.
Барон, однако, и сам не настаивает на безусловной правильности высказанного им положения; он замечает, что такое положение, быть может, неверно и должно быть заменено каким-либо другим принципом[553]. И действительно, каково бы ни было значение aestimatio, во всяком случае едва ли возможно сомневаться в том, что значение это не таково, каким оно представляется Барону. Рассматривая тексты источников, относящиеся к вопросу о последствиях передачи вещи по оценке, нетрудно убедиться, что ответы на этот вопрос далеко не всегда даются однородные; здесь можно в общем различать следующие случаи:
1) Иногда принятие вещи по оценке переносит на должника безусловную ответственность за целость и сохранность переданной ему вещи (ответственность за omne periculum), причем не делается исключений и для случаев непреодолимой силы. Этот принцип выражен в известном фрагменте Ульпиана (L. I § I D. de aestimator. 19. 3. Ulpianus lº. 32 ad edict.):
Aestimatio autem periculum facit ejus qui suscepit: aut igitur ipsam rem debebit incorruptam reddere aut aestimationem de qua convenit.
Тот же принцип положен в основание решений, данных юристами в L. 5 § 3 D. commodat. 13. 6, L. 54 § 2 D. loc. 19 2 и l. 10 § 6 D. de jur. dot. 23. 3. По первому из этих фрагментов такую безусловную от-ветственность несет принявший вещь по оценке коммодатар (:si forte res aestimata data sit, omne periculum praestandum ab eo, qui aestimationem se praestaturum recepit); по второму - арендатор, принявший на тех же условиях инвентарь арендованного им имения (Paulus respondit servum, qui aestimatus colonae adscriptus est, ad periculum colonae pertinebit et ideo aestimationem hujus defuncti ab herede colonae praestare oportere; именно этот текст доказывает, что в omne periculum входят ответственность и за непреодолимую силу, - смерть рабов и животных есть, как известно, типичный и излюбленный пример последней). Третий текст, наконец, дает то же решение относительно обязанности мужа по возвращению врученного ему с применением оценки приданого (:sed si res non exstet, aestimationem omnimodo maritus praestabit).
2) В других случаях применение оценки делает должника ответственным, по-видимому, только за определенные заранее сторонами предусмотренные события. Такой смысл имеет по крайней мере своеобразный договор, о котором говорят институции Гая (3, 146): при передаче известного числа гладиаторов контрагенту (антрепренеру) заключено соглашение о том, чтобы за труды (pro sudore) тех из них, которые останутся в живых и неповрежденными, была уплачена известная сумма за каждого (20 денариев), а за каждого убитого или изувеченного было уплачено тысячу денариев. Для Гая здесь важен вопрос о юридической конструкции такого соглашения, но по существу мы имеем дело, без сомнения, с передачей вещей (договор касается, конечно, гладиаторов-рабов) по оценке. Сообразно этому и решение дается в том смысле, что та часть договора, которая предусматривает случаи смерти и увечья рабов, есть условная купля-продажа. Стороны по толкованию юриста применяют, следовательно, так называемую оценку с целью продажи (aestimatio venditionis gratia), но ответственность по этой оценке распространяется не на все случаи утраты или повреждения вещей, а только на определенные события, вызванные определенными причинами (смерть или увечье в бою, на арене).
3) Применение оценки может иметь значение повышения ответственности должника до пределов непреодолимой силы. Такое толкование дается, например, этому соглашению в имеющем для учения o vis major важное значение L. 52 § 3 D. pro soc. 17. 2 (Ulpianus lº. 31 ad edict.): участник в товариществе, получивший на этом условии в заведование общее имущество (в данном случае - скот), отвечает перед другими товарищами за случайное повреждение этого имущества, но не отвечает за непреодолимую силу (:si pecus aestimatum datum sit: commune damnum est. :).
Примечания:
[539] Относящиеся к вопросам
о содержании понятий custodia и vis major исследования обоих названных
авторов были уже приведены выше (гл. I, С. 194 примеч. 3). Для удобства
приводим их вновь: Baron. Diligentia exactissima, diligentissimus pater-familias
oder die Haftung für custodia (Archiv f. d. civilist. Praxis T. 52.
Heidelb. 1869, стр. 44–96); Его же. Die Haftung bis zur höheren Gewalt
(Ach. f. d. civilist. Prax. T. 78. Freiburg. 1892, стр. 203–311; эта последняя
статья есть в то же время и возражение Брукнеру; краткие выводы – в Его
же. Pandekten (9 изд.), §§ 237, 238; Bruckner. Die custodia
nebst ihrer Beziehung zur vis major nach römischem Recht. München
1889, в особ. §§ 16 и 17, стр. 134–163.
[540] Приведенная в тексте
формулировка взята из пандекта Барона (§ 237), так как в них, можно
думать, автор сделал окончательные выводы из своих предшествующих монографических
статей. Отмечаем это потому, что, сравнивая перечень случаев, входящих
в область повышенной ответственности, в предыдущих статьях того же автора,
можно в каждой из них найти различие с другими. Так, напр., в первой из
них (Arch. T. 52, § 9, стр. 81 сл.) Барон считает ответственным за
custodia и наследника, обязанного в выдаче дамнационного легата, – об
этом случае он впоследствии не упоминает вовсе; некоторые изменения во
взглядах могут быть отмечены и относительно других случаев относительно,
напр., формулирования принципов ответственности того, «qui se obligationi
obtulit», и того, кто принимает чужие вещи по оценке.
[541] Bruckner, стр. 145
сл.
[542] Detentio передается
должнику не во всех случаях договора найма, хотя бы наем касался и деятельности
должника по отношению к чужой вещи; negotiorum gestor в свою очередь владеет
вещами не domini voluntate.
[543] Барон не формулирует
общего принципа, на основании которого он делит все случаи ответственности
за custodia на нормальные (Regelfälle) и аномальные (Ausnahmefälle).
Каков этот принцип, нельзя усмотреть и из приводимых им частных перечислений.
Почему, напр., аномальна ответственность того, кто принял на себя ответственность
за custodia особым соглашением? Если потому, что она возлагается на должника
не ex lege, то почему в таком случае аномальны два других случая (ответственность
продавца «Species mit Quantitäspreis» и того «qui se obligatione
obtulit»)? Насколько можно судить, принцип Барона мог бы быть формулирован
так: нормальной ответственность за custodia является при наличности двух
условий: она должна, во-первых, быть возложена на должника самим законом
и должна, во-вторых, относиться к такому обязательству, которое для должника
выгодно и которое заключается в обязанности должника к какой-либо деятельности
по отношению к чужой вещи. Сам автор, однако, такой формулировки нигде
не дает, как и не дает и обоснования каждого из этих двух условий.
[544] Ср. Arch. T.
78, § 2, стр. 217 сл. и Pandekten, § 237 sub I.
[545] Bruckner. Цит.
соч. стр. 135 сл. Этот текст Павла есть L. 86 (85) D. de furt 4. 2 Paulus
lº. 2 manualium.
[546] Bruckner. Цит.
соч., § 19, стр. 163 сл.
[547] Об этом подробнее
ниже. Ср. пока Baron (Arch. T. 78), § 12, стр. 303 сл., Bruckner,
§ 18, стр. 156 сл.
[548] Излишне, конечно,
упоминать о том, что этой свободе сторон поставлены известные границы
отчасти общего характера (недействительность, напр., соглашений de dolo
non praestando), отчасти специального, применительно к существу данного
юридического отношения (ограничения, напр., в соглашениях о приданом).
[549] L. 6 C. de pign.
act. 4. 24; L. 78 § 3 D. de contr. Empt. 18. 1; L. 8 C. de loc. 4.
65; ср. еще L. I pr. D. de peric. et com. 18. 6; L. 9 § 2 D. loc.
19. 2; L. 30 § 4 D. eod.; Sueton. Claud. c. 18; Liv. 23, 49; 25,
2.
[550] О соглашениях
такого рода источники упоминают настолько часто, что нельзя сомневаться
в их значительной распространенности в гражданском обороте. Ср. L. 7 §
15 D. de pact. 2. 14; L. 5 § 2; L. 21 § I D. commod. 13. 6;
L. I § 35 D. depos. 16. 3; L. 39 § 17 D. mand. 17. I; L. 10
D. de peric. et com. 18. 6; L. 9. § 2; L. 13 § 5 D. loc. 19.
2; L. 6 D. de pact. dotalib. 23, 4; L. 22 C. de neg. gest. 2. 18 (19);
L. I C. commod. 4. 23.
[551] Gluck. Erlauterung.
IV. § 327, стр. 389 сл.; XVIII. § 1065, стр. 67 сл.; Windscheid.
Pand. II, § 383, примеч. 10.
[552] Arch. f. civ.
Prax. T. 52 § 10, стр. 84, 85; Т. 78. § 9, стр. 275. 276.
[553] Arch. f. civ.
Prax. T. 78. § 9, стр. 276, примеч. 126.
