На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве

Во-вторых. При анализе вопроса о том, кто именно из лиц, входящих в состав корабельного экипажа, должен считаться уполномоченным на принятие "receptum" и кто нет, источники ставят решение его в зависимость от того обстоятельства, кто из этих лиц по роду порученных ему функций может считаться имеющим от судохозяина молчаливое полномочие на вручение ему грузов или вещей[496]. В зависимости от этого и примеры, приводимые источниками, называют в качестве уполномоченных исключительно таких лиц, которые по самому характеру своей должности имеют возможность оказывать фактическое воздействие на вещи пассажиров и товарные грузы (капитан корабля заведует всем помещением последнего, каютные служители наблюдают за пассажирскими помещениями и имеют ближайший доступ к пассажирскому багажу, корабельные сторожа охраняют опять-таки все корабельное помещение). Вполне аналогично решается, как мы уже видели, тот же вопрос и по отношению к служебному персоналу гостиницы[497].

В-третьих. Цель такой передачи вещей и грузов ясно указана в L. I § I D. h. t. 4. 9, с этого момента на принявшего переходит забота об охране их в целости (res custodae eorum committere, ср. recipere custodiam в L. I § 8 D. eod.). В связи с этой основной целью receptum юрист и ставит в L. I § 8 D. cit. дальнейший вопрос: достаточно ли для действительности receptum простого факта внесения вещей в корабельное помещение, или же необходимо, чтобы они формально были переданы корабельщику (recepit autem salvum fore utrum si in navem res missae ei adsignatae sunt: an et si non sint adsignatae, hoc tamen ipso, quod in navem missae sunt, recеptae videantur)? Уже сама постановка такого вопроса представляет полную аналогию с известными вопросами в учении о владении (о приобретении resp. потере владения в зависимости от приобретения или потери фактического господства над вещью). Соответственно этому и решение его дается в том смысле, что специальной передачи (adsignatio) вещей не требуется и что receptum считается состоявшимся уже и при внесении вещей в помещение корабля, так как уже из этого ясно, что корабельщик принял охрану их на себя (etputo omnium eum recipere custodiam, quae in navem illatae sunt:[498]). Таким образом, если для действительности receptum достаточно простого поступления вещей, так сказать, в сферу, на которую распространяется фактическое воздействие хозяина предприятия, то тем более достаточно для его действительности передачи хозяину предприятия владения вещами. Сопоставив с этим выводом решение, данное в L. 3 pr. D. eod., мы увидим, что и факт внесения вещей в корабельное помещение есть, однако, отнюдь не необходимое условие действительности receptum, а лишь один из признаков, указывающих на его заключение; если receptum состоялось раньше, т.е. если вещи или грузы раньше переданы судохозяину, то последний отвечает и за пропажу их с берега (:etiamsi nondum sint in navem receptae, sed in litore perierint, quas semel recepit, periculum ad eum pertinere).

На основании всего изложенного мы имеем право прийти к следующим выводам:

1) Под выражениями "salvum fore recipere" или, что то же, просто "recipere" источники понимают фактическое принятие вещей и грузов хозяином предприятия (судохозяином или содержателем гостиницы) от хозяина (владельца) вещей. О "принятии" же они говорят в двух случаях. Во-первых, чаще всего в том, когда вещи или грузы переданы во владение (юридическое или detentio, смотря по содержанию состоявшейся сделки) упомянутых предпринимателей. Во-вторых, в том, когда такой передачи владения хотя и не состоялось, но вещи тем не менее поступили с ведома предпринимателя в сферу, на которую распространяется его хозяйственное воздействие, а следовательно, и возможность для него принятия действительных мер к охране (custodia) чужого имущества[499]. Совершенно ясно, однако, что первый из этих случаев есть не более как частное приложение общего принципа, выраженного во втором случае в более общей форме. Пользуясь этой общей формулировкой, мы получаем поэтому возможность сделать тот окончательный вывод, что принятым (receptum) признается все то, что с ведома предпринимателя поставлено в такие условия, которые предоставляют ему возможность (и вместе с тем налагают на него обязанность) принимать действительные меры к охране чужого имущества от повреждения и пропажи[500]. А так как ответственность предпринимателя за целость и сохранность принятых таким образом вещей безусловна[501], то содержание этой ответственности и выражается как нельзя более точно формулой "salvum fore recipere"[502].

2) Безусловная ответственность, возлагаемая эдиктом на nautae, caupones и stabularii, стоит в непосредственной и теснейшей связи с понятием custodia. Связь эта проявляется во многих пунктах. Прежде всего уполномоченными на принятие receptum признаются те лица подчиненного служебного персонала, "qui custodiae gratia (navibus) praeponuntur" (L. I § 3 D. h. t. 4. 9.). Затем вещи, составляющие объект receptum, считаются порученными охране (custodia) указанных предпринимателей (ср. res custodiae eorum committere - L. I § I D. h. t.), а ими под такую охрану принятыми (ср. recipere custodiam - L. I § 8 D. eod.). И наконец, ответственность по эдикту de recepto прямо характеризуется источниками, как ответственность за custodia. Ясное выражение этой мысли можно найти в L. 5 pr. D. h. t. 4. 9. (Gajus lº 5 ad edict. provinc.):

Nauta et caupo et stabularius mercedem accipiunt non pro custodia, sed nauta ut traiciat vectores, caupo ut viatores manere in caupona patiatur, stabularius ut permittat jumenta apud eum stabulari: et tamen custodiae nomine tenentur. Nam et fullo et sacrinator non pro custodia, sed pro arte marcedem accipiunt, et temen custodiae nomine ex locato tenentur[503].

Говоря об установленной эдиктом de recepto ответственности, мы до сих пор постоянно пользовались для характеристики ее терминами "безусловность ответственности", "безусловная ответственность" и т.п., указав в своем месте, что эти выражения должны быть понимаемы в смысле ответственности не только за собственную вину, но и за случай, если только этот последний не подходит под понятие непреодолимой силы. Рассмотрим теперь несколько подробнее, к чему в сущности сводится и в каких реальных отступающих от обычных норм последствиях проявляется такая, не раз уже упоминавшаяся, безусловная ответственность (omnimodo teneri) названных в эдикте лиц[504]. В источниках можно найти по этому поводу следующие указания:

1) Судохозяева и содержатели гостиниц отвечают по иску de recepto за всякую утрату и повреждение вещей и грузов, причиненные действиями их служебного персонала, а также действиями пассажиров (vectores) и постояльцев (viatores).

L. I § 8; L. 2, 3 pr. D. h. t. 4. 9 (Ulpianus lº. 14 ad. Edict.; Gajus lº. 5 ad edict. provinc.) :Et puto omnium eum recipere custodiam, quae in navem illatae sunt, et factum non solum nautarum praestare debere, sed et vectorum, sicut et caupo viatorum. Et ita de facto vectorum etiam Pomponius libro trigesimo quarto scribit:[505]

2) Они отвечают, сверх того, за действия и третьих лиц. Но за какие именно действия: за все ли без исключения или только за некоторые определенные проступки; и безусловна ли эта ответственность или же она наступает лишь при наличности определенных обстоятельств, - вопросы эти (для определения понятия непреодолимой силы чрезвычайно существенные) в современной литературе до чрезвычайности и спорны[506]. Источники в этом отношении дают следующие указания:

a) Nautae, caupones, stabularii отвечают за кражу (furtum) реципированных ими вещей:

L. 3 § 3 D. h. t. Ulpianus lº 14 ad edict. :item si servus subripuit vel damnum dedit, noxalis actio cessabit, quia ob receptum suo nomine dominus convenitur:

L. 4 pr. D. h. t. Paulus lº 14 ad edict. Sed et ipsi nautae furti actio competit, cujus sit periculo:

b) Они отвечают за повреждение грузов и вещей третьими лицами (за damnum injuria datum). Кроме только что приведенного L. 3 § 3 D. h. t., об этом говорит еще L. 5 § I D. H. t. Gajus lº. 5 ad edict. provinc.

Quaecumque de furto diximus, eadem et de damno debent intellegi, non enim dubitari oportet, quin is, qui salvum fore recipit, non solum a furto, sed etiam a damno recipere videatur[507].

С точки зрения практического результата, т.е. объема защиты интересов хозяев вещей, ответственность судохозяев и содержателей гостиниц за произведенную третьими лицами кражу и повреждение вещей сама по себе вполне достаточна для предотвращения почти всех возможных убытков. Это тем более что в тех редких на практике случаях, когда причиной ущерба был не один из этих деликтов, хозяин предприятия тем не менее может быть привлечен к ответственности уже и на основании того, что он отвечает и за всякую случайную утрату и повреждение порученных ему вещей. Мы здесь же заметим, однако, что, по нашему мнению, ответственность nautae, caupones, stabularii за действия третьих лиц была много шире: они отвечали по actio de recepto за все причиненные последними случаи утраты или повреждения вещей, а не только за определенные деликты кражи и damni injuria dati. Что же касается до дальнейшего вопроса, безусловна ли ответственность названных предпринимателей за кражу и повреждение вещей, совершенные третьими лицами, то и здесь мы отметим только то, что вышеприведенные в тексте источники не ставят в этом отношении каких-либо ограничений.

3) Судохозяева и содержатели гостиниц отвечают, наконец, и за случайную утрату и повреждение вещей, за исключением того, когда это имело место вследствие воздействия непреодолимой силы:

L. 3 § I D. h. t. Ulpianus lº. 14 ad edict. :hoc edicto omnimodo qui recepit tenetur, etiamsi sine culpa ejus res periit vel damnum datum est, nisi si quid damno fatali contingit. :

И в этом последнем пункте, представляющем из себя общую формулировку принципа ответственности по эдикту de recepto (принципа, под который подходят и все частные случаи пунктов первого и второго), поднимается тот же спорный вопрос: точно ли nautae, caupones, stabularii отвечают за случай безусловно или лишь при наличности каких-либо упущений в принятой ими на себя обязанности к охране (custodia) реципированных ими вещей[508]. Ответ на него, очевидно, не может быть дан без предварительного точного разграничения понятий случая и непреодолимой силы, о которых идет речь в L. 3 § I D. cit.

Сказанного во всяком случае достаточно для того, чтобы отметить в общих чертах различие между нормами эдикта de recepto, с одной стороны, и обычными нормами цивильного права - с другой. Обращая прежде всего внимание на первый из приведенных выше пунктов, следует указать на то, что такое полное отождествление личности самого хозяина предприятия с составом его служебного персонала (не говоря уже о пассажирах и постояльцах) далеко отступает от цивильного права, устанавливающего для аналогичных случаев ответственность не более как за небрежность в выборе служащих (culpa in eligendo) и в надзоре за ними. Уже и одного этого было бы достаточно для того, чтобы провести резкую грань между receptum и цивильными контрактами. По второму и третьему пунктам мы должны были, правда, констатировать наличность сильных сомнений в том, точно ли ответственность предпринимателей за действия лиц вполне посторонних и за случай безусловна. Но и при всем том огромное большинство авторов, даже отрицающих признак ее безусловности, тем не менее вынуждены согласиться с тем, что ответственность эта, сравнительно с обычной, в каком-то направлении представляется повышенной; авторы эти расходятся лишь в формулировке принципа, лежащего в основании такого повышения. Как бы то ни было, различие с цивильным правом, хотя бы и в более или менее тесных пределах, во всяком случае и здесь почти никем не отрицается[509]. Мы же со своей стороны, полагая, что ответственность предпринимателей и в этом отношении построена на принципах, ничего общего с понятиями вины, с одной стороны, и случая - с другой, не имеющими, должны вместе с тем признать, что второй и третий пункты так же, как и первый, резко расходятся с обычными нормами.

Начинаясь с момента поступления вещей под custodia судохозяев и содержателей гостиниц, ответственность последних прекращается возвращением вещей в целом и сохранном виде хозяевам их[510]. Абсолютного характера нормы эдикта не имеют, применение их может быть устранено соглашением сторон, и в таком случае взаимные отношения последних определяются обычными нормами цивильного права[511].

Кроме иска de recepto, имеющего строго гражданский характер, т.е. направленного исключительно на возмещение действительно причиненного ущерба, nautae, caupones и stabularii отвечают перед своими контрагентами, пассажирами и постояльцами, еще по двум преторским штрафным in factum искам - damni injuria dati и furti adversus nautas caupones stabularios. Первый из этих исков есть не что иное, как созданная претором разновидность цивильного иска, основанного на законе Аквилия (actio legis Aquiliae), второй - такая же разновидность цивильного иска о краже (actio furti)[512]. В своем месте (выше - С. 4) нам приходилось уже упоминать о том, что оба названные штрафные иски имеют свою специальную, точно определенную и ограниченную сферу применения и что к понятию непреодолимой силы оба они ни в каком отношении не стоят, - это последнее есть граница ответственности только для actio de recepto. Тем не менее сравнение норм этих штрафных исков с нормами эдикта de recepto не может не представить значительного интереса в некоторых направлениях. Прежде всего не лишено было бы значения уже и простое констатирование различий, существующих между иском de recepto, с одной стороны, и штрафными in factum исками - с другой; не лишено потому, что этим путем представление о специальных нормах эдикта de recepto должно стать еще более рельефным. Затем, однако, не может не остановить на себе внимания и тот естественный вопрос: в чем именно могла оказаться недостаточной охрана интересов грузохозяев, пассажиров и постояльцев даже и при установленной эдиктом de recepto повышенной ответственности их контрагентов, так что для такой охраны оказалось полезным установить еще более строгие нормы путем специальных, деликтных и квазиделиктных, штрафных преторских исков.

Рассматривая ближе те различия, какие могут быть установлены между иском de recepto и штрафными исками, мы увидим следующее:

1) По actio de recepto судохозяева и содержатели гостиниц отвечают за все, "quod cujusque salvum fore receperint", за все поступившее в их custodia (т.е. за все вещи, которые или непосредственно переданы в их владение, или поступили с их ведома в подлежащую их охране - custodia - сферу). По штрафным же искам они отвечают за все то, но и только за то, что уже фактически находится в помещении корабля или гостиницы, независимо от того, реципированы ли пропавшие или поврежденные вещи или нет, независимо и от того, знают ли или не знают хозяева о нахождении этих вещей в их помещениях[513]. Если, положим, реципированные грузы повреждены или украдены еще на берегу, т.е. до внесения их на корабль, то судохозяин отвечает за это по actio de recepto (L. I § 8 D. naut. 4. 9.), но к нему ни в каком случае не могут быть предъявлены штрафные in factum иски[514]. И наоборот, если кто-либо из служебного персонала крадет у меня в помещении корабля или гостиницы из кармана кошелек с деньгами или портит на мне платье, судохозяин или содержатель гостиницы не отвечают по actio de recepto (реципированы вещи, находящиеся при пассажирах или постояльцах, но не те, которые находятся на них), но отвечают по actiones in factum poenales. На том же основании они отвечают по штрафным искам, не отвечая по иску de recepto, перед случайными посетителями их помещений[515]. Таким образом, основные моменты начала ответственности в этих обоих случаях, очевидно, совершенно различны: в основании иска de recepto лежит признак поступления вещи в custodia хозяина предприятия, в основании штрафных исков - признак фактического нахождения вещей в самом помещении, принадлежащем этому хозяину.

2) По actio de recepto - nautae, cauponos и stabularii отвечают только за пропажу и повреждение вещей, по штрафному in factum иску - и за повреждения, причиненные свободным лицам, например, за ранения, причинения увечья и т.п. Прямого указания на это в источниках, правда, нет, но едва ли есть и основания сомневаться, что и в этом отношении имела место аналогия с первообразом преторского штрафного иска, с actio legis Aquiliae, который, как известно, позднейшими толкованиями был распространен и на подобного рода случаи причинения вреда[516].

3) Объем ответственности за пропажу и повреждение вещей определяется в иске de recepto действительным размером понесенного ущерба, штрафные же иски дают возможность взыскания двойной стоимости похищенного или поврежденного. Оба они даются in duplum, причем в это duplum входят и вознаграждение за ущерб и штраф[517]. В этом пункте преторский иск damni injuria dati отличается, однако, и от иска, основанного на законе Аквилия: штрафной элемент последнего состоит в особом способе оценки уничтоженной или поврежденной вещи (во взыскании наивысшей цены, какой эта вещь достигла за известный промежуток времени) и дальнейшее повышение этой оценки вдвое иметь место лишь в случае запирательства со стороны виновного (lis infitiando crescit in duplum). В преторском же иске требование сразу идет на duplum, но зато, по-видимому, в основание оценки кладется действительная стоимость вещи, какую она имела в момент повреждения или уничтожения[518].


Примечания:

[496] L. I §§ 2, 3 D. h. t. 4. 9.

[497] L. I § 5 D. h. t. Насколько важное значение имеет этот признак, видно из того, что L. I § 3 cit. вообще признает уполномоченными на принятие вещей и грузов именно тех, кто «custodiae gratia navibus praeponuntur», так как «qui eos hujusmodi offi­cio praeponit committi eis permittit».

[498] Глосса к этому тексту (L. I § 8 D. cit. – ad vv. «illatae sunt») задается вопросом, отвечает ли судохозяин и в том случае, если факт внесения вещей остается ему неизвестным и высказывается в пользу отрицательного ответа (что, без сомнения, и правильно – ср. Goldschmidt. Das Receptum nautar. стр. 102, примеч. 78а). По преторским штрафным искам (furti et damni adversus naut., caup., stabular.) обстоятельство это для ответственности безразлично (L. 7 pr. § 6 D. h. t. 4. 9; L. un. §§ 3, 6 D. furti advers. naut. 47. 5; L. 5 § 6 D. de O. et A. 44. 7 и др.), здесь достаточно простого факта нахождения вещи в помещении корабля или гостиницы.

[499] О значении этого признака и об аналогии его с передачей владения ср. пока L. 9 § 3 D. de j. d. 23. 3 «… quid enim interest inferantur (res) volente eo in domun ejus (mariti) an ei tradantur?..».

[500] Во втором из этих двух указанных в тексте случаев владельцем вещи остается, без сомнения, хозяин их. И тем не менее именно этот случай представляет из себя полную аналогию с известным вопросом о моменте приобретения владения в зависимости от приобретения фактической власти над вещью. При наличности желания, с одной стороны, передать, с другой – приобрести владение поступающими в custodia контрагента вещами, мы здесь имели бы точное приложение формулированного Иерингом принципа, что владение вещью приобретается в тот момент, как лицо становится к вещи в такое отношение, в каком к ней обыкновенно стоит собственник; отношение, которое Барон и называет custodia в объективном смысле (Baron. Zur Lehre vom Erwerb und Verlust des (Besitzes, Jahrb für Dogmat. T. VII стр. 38 сл., особ., стр. 8 сл.). Выводами Барона воспользовался в своем исследовании и Брукнер (Bruckner. Die Custodia, ср. особ. § 3); о custodia как о «форме владения» говорит, наконец, и Пернис (Per­nice. Labeo, Т. II, cтр. 339 сл.). Представляет ли этот второй случай лишь расширительное толкование понятия «recipere», как это думает Гольдшмидт (Das Receptum nautarum, стр. 62 примеч. 5 и стр. 68 примеч. 19), или же, наоборот, именно в нем следует видеть общий принцип, этот вопрос можно пока оставить без ответа.

[501] За исключением, конечно, случаев непреодолимой силы.

[502] Тот факт, что под «recipere», «salvum fore recipere» источники классического времени действительно в большинстве случаев понимают передачу вещей во владение предпринимателя и что ответственность последнего действительно возникает с момента та­кой передачи, в современной литературе может быть назван почти общепризнанным. (Goldschmidt. Das Recept. nautar., § 7, особ., стр. 101 сл.). От этого взгляда отступают Удэ и Шнейдер, конструирующие receptum как преторское pactum (Ude. Das receptum nautarum, ein pactum praetorium. Ztschrft. F. Rgeschichte T. 12. 1892 г., стр. 66–75; Schneider. Ueber die vis major, Ztschrft. für d. ges Handelsr. T. 44. 1896 г., стр. 75 сл.). Подробный анализ относящихся сюда мнений будет дан при рассмотрении вопроса об историческом происхождении эдикта de recepto.

[503] С оборотами «custodiae nomine teneri» и ему подобными (custodiam praestare, custodiam recipere) мы будем еще встречаться неоднократно, причем нам везде придется обращать внимание на то, что там, где поднимается речь об ответственности за custodia, ответственность эта в большинстве случаев стоит так или иначе в связи с понятием непреодолимой силы.

[504] К следующему ср. Goldschmidt. Das recept. nautar., § 6, стр. 93 сл. Мы и здесь останавливаемся исключительно на нормах эдикта de recepto, оставляя в стороне штрафные in factum иски furti и damni injuria dati adversus nautas, caupones, stabularios; эти иски, как уже было отмечено, стоят вне всякой связи с понятием непреодолимой силы.

[505] Само собою разумеется при этом, что реципиент в свою очередь имеет право регресса к настоящему виновнику ущерба – L. 4 pr. D. h. t.

[506] Для тех, кто отрицает безусловность ответственности в этом и в третьем пункте (в ответственности за случай), определение понятия custodia, а вместе с тем и понятия непреодолимой силы становится не только в высшей степени затруднительным, но, на наш взгляд, прямо невозможным. Стремление уйти от «аномального» принципа ответственности без наличности какой бы то ни было, хотя бы и малейшей, небрежности со стороны должника, ведет к необходимости устанавливать под тем или другим названием признаки «повышенной осмотрительности», т.е. к необходимости возвращаться в скрытой форме к старой теории о трех степенях вины. Этим логическим пороком страдают все так наз. субъективные теории в учении о непреодолимой силе, какой бы оттенок эти теории ни принимали.

[507] Приведенный текст может оставлять сомнения относительно того, имеется ли здесь в виду специально деликты «damnum injuria datum» или же всякое повреждение вещи независимо от причины, которая его вызвала. За первое говорит аналогия с furtum, которая проводится Гаем, за второе – тот смысл, какой придается термину damnum в L. 3 § I D. h. t. (res periit vel damnum datum est), где под damnum, несомненно, понимаются все случаи повреждения в противоположность случаям утраты. Существенного значения это обстоятельство, однако, не имеет, так как даже при ограничительном понимании термина «damnum» в L. 5 § I cit. остальные случаи повреждения подойдут под пункт 3 текста.

[508] Гольдшмидт, мнение которого еще и до сих пор может быть названо господствующим, не признает безусловной ответственности ни в одном из этих двух пунктов. Nautae, caupones и stabularii, говорит он, отвечают за custodia, но под custodia источники понимают здесь не безусловную ответственность за случай и за произведенные третьими лицами кражу и повреждение вещей, а лишь повышенную (сравнительно с обычной – за culpa levis) ответственность этих предпринимателей за тщательную охрану порученных им вещей и грузов. Объем и содержание такой повышенной ответственности определяется в каждом отдельном случае судебным усмотрением, причем суд должен обращать внимание на основную идею института receptum и на цель такого рода повышения ответственности. То, что лежит за пределами последней, и есть vis major damnum fatale. Goldschmidt. Das Recept. nautar. § 9, стр. 112 сл., особ., стр. 115. Его же. Verantwortlichkeit des Schuldners für seine Gehilfen. Ztschrft. f. d. ges. Handelsrecht. T. 16 (1871), § 10, стр. 324 сл., особ. стр. 328.

[509] Из числа новых авторов, категорически высказавшихся в пользу такого отрицательного взгляда, на первое место следует поставить Герта (Gerth. Der Begriff der vis major im Römischen und Reichsrecht. Berlin. 1890). Взгляд этот стоит в тесной связи с отрицательным отношением к понятию непреодолимой силы вообще и будет изложен подробнее в общем обзоре юридических теорий, дающих определение этого понятия.

[510] Допущение иска de recepto (judicium dabo) эдикт ставит в зависимость от возвращения вещей (от «restituere» – nisi restituent). Условие целости и сохранности вытекает уже из «salvum fore» эдикта. Иного рода нарушения договора (напр., задержка в выдаче или доставке грузов и т.п.) преследуется не иском de recepto, а исками из цивильных договоров, лежащих в основании юридических отношений сторон. Отдельные случаи таких нарушений – L. 11 § 3; L. 13 §§ 1, 2, 6; L. 15 § 6 D. loc. 19. 2; L. 10 § I; L. 2 pr. D. de l. Rhod. 14. 2.

[511] Прямого решения в этом смысле в источниках нет (L. 7 pr. D. naut 4. 9. Относится к actiones in factum poenales). Подробный анализ всего этого вопроса и связанных с ним отдельных положений дает Goldschmidt. Das Recept. nautar. § 11 стр. 331 сл.; выводы его настолько убедительны, что едва ли оставляют возможность каких-либо сомнений.

[512] Общая характеристика этих двух штрафных in factum исков, как возникающих quasi ex delicto – в § 3 J. de oblig. quae quasi ex del. 4. 5 и в L. 5 § 6 D. de O. et A 44. 7. О первом из них ex professo идет речь в L. 6 D. naut. 4. 9, Paulus lº. 22 ad edict. и в L. 7 eod., Ulpianus lº. 18 ad edict. И та и другая из упомянутых книг комментариев к эдикту (восемнадцатая Ульпиана и двадцать вторая Павла) посвящены почти исключительно (кроме L. 34 D. de act. empti vend. 19. I и L. 14 D. de evict. 21, 2 – de modo agri) рассмотрению различных случаев повреждения чужих вещей; у Павла здесь говорится об actio de pauperie, actio legis Aquiliae и actio in factum adversus naut etc.; у Ульпиана, сверх того, еще об actio de pastu pecoris и de modo agri. Главный текст об actio furti advers. naut. etc. есть L. un. D. h. t. 47. 5; ср. L. I § 2 D. de exercit. Act. 14. 1; L. 19 § 2 D. de nox act. 9. 4 и L. 42 pr. D. de furt 47. 2. – Goldschmidt. Das Recept. nautar. § 2 стр. 67 сл. и цитирован. у него авторы. v. Wysz. Die Haftung für fremde Culpa. Zurich. 1867, стр. 57 сл.

[513] Источники требуют, чтобы повреждение или кража имели место «in navi, аut caupona, aut stabulo», «in upsa nave», «in caupona vel in navi» и т.п. (§ 3 J. de obl. 9 quasi ex del. 4. 5, L. 7 pr. D. naut. 4. 9; L. 5 § 6 D. de O. et A. 44. 7; L. un D. furti adv. naut. 47. 5), заимствуя это условие непосредственно из текста эдикта – Lenel. Edict. perpet. § 78 стр. 161, § 136 стр. 266. Знание или незнание хозяина о нахождении вещей в принадлежащем ему помещении безразличны потому, что он отвечает не за охрану вещей, а за самый факт совершения деликта известными лицами.

[514] L. 7 pr. D. cit. 4. 9. …Sed non alias praestat, quam si in ipsa nave datum sit. Ceterum si extra navem licet a nautis, non praestabit. Ср. и другие цитированные в предыдущем примечании тексты.

[515] Goldschmidt. Das Recept. nautar., стр. 68, примеч. 19; v. Wysz. Haftung f. fremde Culpa, стр. 59, примеч. 2.

[516] L. 13 pr., L. 5 § 3, L. 6, 7 D. ad l. Aquil. 9. 2.

[517] L. 7 § I D. naut. 4. 9, L. un. § 2 D. furti adv. naut. 47. 5. Оба названные штрафные in factum иски суть actiones mixtae. Для иска о damnum injuria datum это доказывается уже и аналогией его с actio legis Aquiliae, ср., сверх того, и L. 6 § 4 D. naut. 4. 9. Относительно преторского иска furti adversus naut. etc. то же следует из полной аналогии, которая принципиально проводится между обоими штрафными исками, – L. 5 § I; L. 6 pr., § I, 4; L. 7 § 6 D. naut. 4. 9; Goldschmidt. Das Recept. nautar. стр. 74, 75.

[518] §§ 19, 23, 26 J. de actionib. 4. 6; L. 2 § I D. ad leg. Aquil. 9. 2; L. 4 C. ad l. Aquil. 3. 35; Nov. 18 c. 8. Реконструируя формулу преторского иска Lenel (Edict. perpet. § 78 стр. 161) вводит в эту формулу тот же способ оценки, который применялся в actio legis Aquiliae (…quanti ea res in eo anno plurimi [in diebus triginta proximis] fuit, tantae pecuniae duplum, judex N.m N.m A.º A.º condemna s. n. p. a.). Такой вывод по меньшей мере весьма сомнителен. В источниках нельзя найти никаких указаний на то, чтобы удвоению подлежала наивысшая за известный промежуток времени, а не действительная стоимость вещи; между тем такая особенность едва ли была бы оставлена без упоминания. Штрафной же элемент достаточно представлен и удвоением простой стоимости, независимым к тому же от запирательства (infitiatio) ответчика.