Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве
Из предыдущего следует, что если претор, издавая эдикт de recepto, имел в виду действительно самого судохозяина, он мог обозначить последнего или простым термином nauta, или же прибегнуть к тому описательному обороту (qui navem exercuerit, qui naves exercebunt), который позже был им применен в эдиктах об экзерциторном иске и furti adversus nautas caupones stabularios. Остается поэтому ответить на два вопроса: во-первых, могло ли выражение nauta само по себе (т.е. и без интерпретации юристов) обозначать собственника судна, судохозяина и быть, следовательно, употреблено в этом смысле уже в самом эдикте de recepto; во-вторых, почему претор избирает здесь другой способ выражения, чем в обоих остальных эдиктах?
Что касается до первого из этих вопросов, то единственный мотив, заставляющий Гольдшмидта сомневаться в такой возможности, состоит, как мы видели, в том, что nauta не мог обозначать собою судохозяина, так как последний "в число тех, qui navis navigandae causa in nave sunt, сам по себе мог и не входить". Такой довод едва ли особенно убедителен. И в настоящее время при громадном развитии морской торговли далеко нередко то явление, что на судах, особенно на судах некрупных, хозяин судна есть в то же время и капитан его; мало того, нередко он вместе с тем и торговец, собственник находящихся на судне товаров. Само собою разумеется, что нельзя ожидать встретить в лице, соединяющем в себе эти различные роли в одну, крупного судовладельца-капиталиста, но, предпослав эту оговорку, мы увидим, что история развития морского судоходства и морской торговли у любого народа показывает то же явление: до тех пор, пока за предприятия этого рода не берется более крупный капитал, хозяин судна сам на последнем и находится, сам им и управляет; когда же за морскую торговлю берутся крупные предприниматели, такое совмещение продолжает встречаться в лице мелких. Нет никаких оснований сомневаться, что так было в свое время и у Римлян[475], и если мы отнесем издание эдикта de recepto именно к такому времени, когда в огромном большинстве случаев хозяин судна, будучи своим собственным капитаном, лично находился в числе тех, "qui navis navigandae causa in nave sunt", то становится понятным, почему эдикт и мог воспользоваться термином nauta без всяких дальнейших пояснений: хозяин корабля, стоящий сам во главе своего экипажа, является действительно в буквальном смысле мореходом, nauta, и когда речь шла о сделках, с nauta заключаемых, то ни для кого не могло быть сомнения в том, что эдикт не имеет в виду простых матросов. Время же издания эдикта de recepto может быть определено с достаточной для нашей цели точностью. Эдикт этот, как уже не раз было замечено выше и как сейчас будет развито подробнее, во всяком случае старше эдикта de exercitoria actione. Между тем последний известен уже не только Офилию, но и учителю последнего, Сервию Сульпицию Руфу[476]. По исследованиям Дернбурга, сам эдикт de recepto, по всей вероятности, издан не позже половины VI в. от основания Рима[477]; этот последний вывод мы постараемся дополнить в своем месте соображениями, приводящими другим путем к тому же результату и состоящими в том, что издание эдикта de recepto стоит в тесной связи с изменениями, произведенными в праве известным законом Аквилия de damno injuria dato, изданным во второй половине V в. (467 г.) от основания города. Таким образом, эпоха, к которой должно быть отнесено издание эдикта, есть конец V или первая половина VI в. urbe condita, т.е. именно то время, когда римская морская торговля хотя и начинает развиваться в более значительных размерах, но когда крупный капитал не получает еще в этой области того значения, какое он имел здесь впоследствии.
Раз это так, то тем самым дан уже в сущности ответ и на второй вопрос - о том, почему в эдикте de recepto претор говорит просто о nautae, а не прибегает к описательным выражениям: "qui navem exercuerit" или "qui naves exercebunt"[478]. Дело именно в том, что при описанных условиях термин "nautae" и сам по себе в полной степени ясен, а невозможность предъявления к хозяину судна, как таковому, исков по сделкам, заключенным с капитаном, никаких неудобных последствий на практике иметь не может: те, кто нуждаются в услугах судохозяина и имеют сношения лично с ним, так как он в то же время и капитан корабля. В свою очередь и отношение эдикта de recepto к эдикту de exercitoria actione должно было при этом быть иным, чем то предполагает Гольдшмидт. Необходимость в последующем издании второго из них объясняется, с нашей точки зрения, тем обстоятельством, что с течением времени за судостроение и судовладение берется крупный капитал, нередко в форме акционерных компаний, складывающихся по образцу товариществ государственных откупщиков (societates publicanorum). Теперь судовладелец-капиталист не находится на корабле лично; управление кораблем и в связи с этим заключение разного рода сделок переходит к особому лицу - капитану корабля (magister navis). Только теперь, следовательно, образуется то аномальное положение, что настоящий хозяин предприятия не может быть привлечен к ответственности по сделкам, заключенным в сущности исключительно в его интересах, и что ответственным перед контрагентами является лишь капитан корабля лично, быть может, далеко не всегда способный дать потерпевшим материальное удовлетворение. Устранение именно этой аномалии и имеет в виду эдикт de exercitoria actione, явившийся при изменившихся условиях необходимым дополнением, между прочим, и к эдикту de recepto. Таким образом, именно эдикт об экзерциторном иске, а не интерпретация юристов закрепляет теперь на будущее время старое понятие nauta в том смысле, что и впредь, как и раньше, под этим термином должен быть понимаем именно сам судохозяин, exercitor navis. Такой ход развития и объясняет без всякой натяжки уже известное нам замечание о том, что хотя "nautae appellantur omnes, qui navis navigandae causa in nave sint: sed de exercitore solummodo praetor sentit", оно остается применимым и к старшему эдикту de recepto, еще и до издания нового эдикта об экзерциторном иске. В одном только пункте, однако, понятие nauta действительно подверглось расширительному толкованию со стороны юристов. Ульпиан[479] отмечает, что хозяева мелких и речных судов (например, лодочники - lyntrarii, плотовщики - exercitores retium) под специальные нормы эдикта de recepto первоначально не подводились и что нормы эти были распространены на них лишь толкованием Лабеона, толкованием, получившим впоследствии и всеобщее признание. Если, таким образом, эдикт относился первоначально лишь к морским судам и к морской торговле, то в результате, во всяком случае начиная с императорской эпохи, ответственными по его специальным нормам являются хозяева всех видов судов, и морских и речных, каковы бы ни были формы, размеры, назначения и специальные названия последних. Другими словами, ответственность до пределов damnum fatale или vis major распространяется на все виды и случаи перевозки водой.
Наравне с nautae, в эдикте поставлены caupones и stabularii. Отно-сительно лиц, которые при этом имеются эдиктом в виду, сомнений не возникает[480].
Caupo прежде всего называется тот, кто ведет мелочную торговлю вином и съестными припасами. Так как вино и припасы продаются здесь не только на вынос, но и для потребления на месте, то с торговлей такого рода часто связывается и содержание закусочной, ресторана (caupona), почему термин "caupo" и получает вместе с тем значение, которое может быть передано словами "трактирщик" или "кабатчик". Затем, в виду того, что с таким промыслом в свою очередь нередко соединяется и отдача внаем помещений посторонним лицам для более или менее кратковременного пребывания, "caupo" становится общим термином для обозначения хозяина, содержателя гостиницы (qui viatores manere in caupona patitur, L. 5 pr. D. naut. 4. 9). В общем, следовательно, можно различать три вида caupones. Эдикт de recepto относится главным образом к последнему; эдикт furti и damni adversus nautas, caupones, stabularios - и к последнему и ко второму[481].
Stabularius (слово, большею частью переводимое германскими юристами через Stallwirth) не может быть передано на русском языке соответственно точным термином. Под это понятие подойдет прежде всего тот, кто занимается в виде промысла отдачей внаем помещений (загонов, конюшен и т.п. - stabula) для чужих животных (qui permittit jumenta apud se stabulari - L. 5 pr. D. naut 4. 9). Но так как и с этим промыслом часто связывалась необходимость в предоставлении крова и пищи лицам, при животных находящимся (хозяевам их, погонщикам и т.п.), что в сущности сводится опять-таки к содержанию гостиницы (diversorium, stabulum), то и термин "stabularius" стал употребляться для обозначения хозяина, содержателя гостиницы. В этом смысле stabularius, следовательно, в сущности ничем не отличается от caupo, все различие между ними сводится в крайнем случае лишь к качеству содержимого ими заведения, причем под stabulum понимается гостиница еще более низкого разряда, чем caupona, нечто вроде нашего постоялого двора[482].
Ознакомившись с кругом лиц, которых имеет в виду эдикт de recepto, мы должны теперь рассмотреть ближе те условия, при которых возникает их ответственность перед контрагентами и самое содержание последней. При этом следует, однако, обратить внимание на то обстоятельство, что нормы, определяющие эту ответственность, распадаются в свою очередь на две группы: на нормы эдикта de recepto, с одной стороны, и на нормы эдикта furti (и damni injuria dati) adversus nautas, caupones, stabularios - с другой. Для определения понятия непреодолимой силы имеют значение только первые, на которые и должно поэтому быть обращено особое внимание. Для деликтной же и квазиделиктной ответственности, вытекающей из эдикта furti (и damni) adversus nautas etc., установлены особые положительные правила, для которых exceptio vis majoris роли не играет; здесь мы имеем дело с ответственностью за определенные правонарушения, за деликты (furtum и damnum injuria da-tum), как собственные, так и совершенные третьими лицами.
Прежде всего отметим, что для возникновения ответственности ex recepto, как, впрочем, ясно уже и из предыдущего, отнюдь не требуется, чтобы receptum было заключено хозяевами предприятия лично. Ответственность эта возникает и в том случае, если сделка заключена с их уполномоченными. Кто именно из агентов предпринимателя уполномочен на принятие receptum и кто нет - это вопрос факта, подлежащий решению отчасти по обстоятельствам каждого частного случая, отчасти по тому положению, какое занимает агент среди служебного персонала. Входя в рассмотрение этого вопроса наиболее подробно по отношению к nautae[483], источники поясняют, что судохозяин является ответственным по receptum, заключенному:
1) лично им (per se);
2) капитаном корабля (per magistrum navis);
3) кем бы то ни было из корабельного экипажа, имеющим на то специальное поручение хозяина судна (si ipse alicui e nautis committi jussit) и, наконец;
4) теми из членов корабельного экипажа, которые поставлены для охраны помещения самого судна и находящихся в нем грузов (qui custodiae gratia in navibus praeponuntur; таковы, например, корабельные сторожа - ναυφύλαχες и каютные служители, стюарды - diaetarii). Эти лица признаются по самому роду службы имеющими молчаливое полномочие на заключение receptum (quai is, qui eos hujusmodi officio praeponit, cоmmitti eis permittit)[484]. И наоборот, не признаются уполномочен-ными на принятие receptum те члены корабельного экипажа, функции которых сводятся исключительно к технической части, к управлению кораблем; таковы, например, гребцы (remiges) и боцман (mesonauta)[485]. Общее правило, которое должно быть выведено из всех этих частных решений, могло бы быть формулировано так: хозяин корабля отвечает по receptum в том случае, если груз принят или лично им, или кем-либо из его служебного персонала, получившим на то открытое или молчаливое по роду порученных ему функций полномочие.
Что те же самые правила должны по аналогии быть применены и к caupones и к stabularii, ясно само собой, и в подробный анализ этих вопросов источники уже не входят. Они только отмечают и здесь, что, отвечая по receptum за принятое ими лично и их управляющими (institores), caupones и stabularii не отвечают по отношению к этому пункту за низший чернорабочий персонал (mediastini); например, за прислугу, убирающую комнаты, - atriarii, за истопников - focarii и за his similes[486].
По вопросу о том, за целость и сохранность каких именно вещей несут ответственность nautae, caupones, stabularii, эдикт de recepto дает ответ общей формулой: эти лица отвечают за все, "quod cujusqe salvum fore receperint"[487]. Пояснения, данные юристами к этой составной части эдикта, определяют ее ближайшее содержание следующим образом. Nautae, caupones, stabularii отвечают за сохранность всякого рода принятых ими к перевозке или к помещению в гостинице вещей и товарных грузов, хотя бы перевозка и хранение были и безвозмездными[488]. Они отвечают и за ручной багаж пассажира или постояльца (носильное платье, дорожные и съестные припасы и т.п.), несмотря на то, что багаж этот продолжает находиться под личным наблюдением своего хозяина и взысканию особой платы за провоз или за хранение не подлежит[489]. Короче говоря, ответственность по receptum распространяется во всяком случае на все вещи, внесенные в помещение корабля или гостиницы[490], если только вещи эти не были переданы судохозяину или содержателю гостиницы еще раньше, - в этом последнем случае он отвечает за них уже и с момента передачи[491]. Размер подлежащего уплате вознаграждения за утрату или повреждение вещей определяется полным объемом понесенного ущерба; в этом направлении источники не содержат каких-либо ограничительных правил, подобных тем, какие в большинстве случаев установлены в современных правах по отношению главным образом к ответственности за деньги и драгоценные вещи[492]. Важно при этом обратить внимание на то обстоятельство, что ответственность по receptum судохозяева и содержатели гостиниц несут именно перед своими контрагентами, совершенно независимо от того, являются ли эти последние собственниками или простыми владельцами грузов и вещей. Этот принцип, истинное значение которого может во всем объеме быть выяснено лишь впоследствии, при рассмотрении исторического происхождения понятия непреодолимой силы категорически выражен в L. I § 7 D. naut. 4. 9[493].
Формула "quod cujusque salvum fore receperint" является решающей не только для вопроса о том, за целость и сохранность каких именно вещей возлагается ответственность ex recepto, но и для вопроса о времени, с какого эта ответственность возникает: отвечая за все "реципированные" грузы и вещи, nautae, caupones и stabularii отвечают за них именно с того момента, когда такая "рецепция" грузов и вещей состоялась. "Salvum fore recipere" лежит, таким образом, в основании всей ответственности ex recepto и ввиду этого определение точного значения этого термина эдикта получает особую важность.
Вопрос о том, что именно понимает эдикт под "salvum fore recipere", не представляет на первый взгляд никаких затруднений, тем более что он достаточно подробно рассмотрен в комментариях Ульпиана и Павла к эдикту (L. I §§ 1, 2, 3, 7, 8; L. 3 pr. D. naut. 4. 9.). Из совокупности общих замечаний юристов и частных, рассмотренных ими случаев нетрудно, по-видимому, вынести вполне точное представление о значении термина "recipere, salvum fore recipere", которым пользуется эдикт.
В связи со значением и целью эдикта, устанавливающего для известных лиц повышенную ответственность по возврату (nisi restituant) чужих вещей, термин "recipere" естественнее всего было бы понимать в смысле capere, accipere, - брать, принимать[494]. Противоположением ему в этом значении было бы tradere, - передавать, вручать. Таким образом, "recipere" эдикта обозначало бы фактическую передачу вещей хозяином их хозяину предприятия, рассматривая этот акт с точки зрения последнего, т.е. с точки зрения лица, принимающего вещи. Другими словами, мы имели бы дело с передачей владения вещами, причем эдикт и гарантировал бы усиленную ответственность лица их принявшего за возвращение этих вещей (владения ими) управомоченному в целости и сохранности (отсюда - salvum fore recipere).
Что наши источники в общем придают термину "recipere" именно указанный смысл, в этом убедиться нетрудно. В подтверждение достаточно обратить внимание на следующее.
Во-первых. Если в качестве технического, так сказать, термина для обозначения основания повышенной ответственности судохозяев и содержателей гостиницы юристы, по примеру эдикта, нередко пользуются распространенной формулой "salvum fore recipere", то наряду с этим не менее часто пользуются они и сокращенным выражением "recipere", без прибавки "salvum fore"[495]. Что такой способ выражения происхождения не позднейшего, видно из того, что это же сокращенное выражение вошло уже и в рубрику эдикта, давшую впоследствии заголовок соответственному титулу Дигест (4. 9. naut. caup. stabular. ut recepta restituant). Кроме того, вместо получившего как бы техническое значение термина "recipere" юристы безразлично ставят и равнозначащие ему, но не имеющие такого технического характера выражения (например, suscipere; "merces suscepit" в L. I § 7 D. h. t.). С другой стороны, неоднократно упоминается о "вручении" вещей судохозяевам (о "res committere"; ср., например, "committi jussit" в L. I § 2 D. h. t. 4. 9.; "committi permittit" в L. I § 3 eod.; "res custodiae committere" в L. I § I D. eod.). Если же в связи со всем сказанным мы обратим внимание еще и на то, что момент освобождения указанных лиц от лежащей на них ответственности связан с "restituere" и что это последнее выражение, без всякого сомнения, должно быть понимаемо в смысле фактического возвращения вещей хозяину их в целости, то нетрудно прийти к выводу, что параллельно этому и под "recipere" юристы понимают фактическую передачу вещей, но передачу в обратном направлении, а именно хозяином вещей своему контрагенту (судохозяину или содержателю гостиницы).
Примечания:
[475] Подтверждение этому
можно найти и в источниках. Плавтовский nauclerus находится на своем корабле
лично (l. c. – nauclerus dixit qui illam advexit mihi). О nautae, которые
в то же время и mercatores, говорит еще, напр., L. 7 § 2 D. naut.
4. 9.
[476] L. I § 9 D.
de exercit. act. 14. I; Goldschmidt. Das receptum, стр. 80.
[477] Dernburg. Untersuchungen
über das Alter der einzelnen Satzungen des prätorischen Edicts
(Fedtgaben fur A. W. Heffter). Berl. 1873, стр. 109, 110 сл.
[478] Заголовок титула
дигест (47, 5), повторяющий, по всей вероятности, в точности соответственную
рубрику эдикта, содержит, однако, опять термин «nauta», а не описательное
его выражение (furti adversus nautas caupones stabularios). Это обстоятельство
в свою очередь косвенно подтверждает тот факт, что и в эдикте de recepto
под nauta понимался тот, qui navem exercet.
[479] L. I § 4 D.
naut. 4. 9; аналогичное явление в толковании эдикта de exercitoria actione
см. в L. I § 6 D. de exercit. act. 14. I.
[480] О caupones и stabularii
ср. Pauly. Reallexicon s. v. caupona; Friedländer. Darstellung. a.
d. Sittengeschichte Roms. II стр. 37 сл.; Forcellini. Totius latinitatis
lexic. – под соответственными словами и их производными.
[481] Преторские штрафные
иски in factum (furti и damni injuria dati) могут быть предъявляемы к
caupones и stabularii не только их постояльцами, но и временными посетителями
гостиницы в том случае, если деликты совершены самим хозяином, прислугой
его или постоянным обитателем гостиницы. Иск de recepto в этих случаях
предъявлен быть не может: вещи, находящиеся на или при таких временных
посетителях, реципированными не считаются, между тем как для обоснования
штрафных исков in factum достаточно простого факта нахождения вещи в содержимом
хозяином помещении. L. 7 pr. D. naut. 4. 9; L. 5 § 6 D. de O. et
A. 44, 7; L. 42 pr. D. de furt. 47. 2; L. un § 3, § 6. D. furti
advers. naut. 47. 5 и др.
[482] В чем именно caupona
отличается от stabulum, с точностью установить трудно, но юридического
значения этот вопрос и не имеет: все различие сводится, вероятно, лишь
к специальному назначению и качеству гостиницы; и в настоящее время одни
из них устраиваются для помещения и людей и животных (напр., постоялые
дворы), другие – с помещениями главным образом только для людей (отели,
меблированные комнаты и т.п.); само собою разумеется, что и предприятия
вроде манежей для помещения лошадей и т.п. вполне подходят под понятие
stabula. В общем, впечатление получается то, что именем «stabulum» обозначаются
гостиницы более низкого качества, чем cauponae; это видно хотя бы уже
из того, что stabulum нередко употребляется в смысле дома терпимости.
Без сомнения, ошибочно предположение Forcellini (s. v. stabularius) о
том, что stabularius, «videtur a caupone differre in eo, quod caupo viatoribus
necessaria ad victum praebet: stabularius etiаm tectum et lectum» – tectum
et lectum путникам дают и caupones.
[483] L. I § 2, 3
D. naut. 4. 9. Можно заметить, кстати, что и вообще все вопросы, касающиеся
ответственности по receptum, рассматриваются источниками главным образом
по отношению к nautae; о caupones и stabularii говорится значительно меньше,
– здесь источники часто ограничиваются замечанием, что к этим последним
по аналогии применяется все сказанное о nautae (idem erit dicendum, еodem
modo tenentur и т.п.). Такой способ изложения, очевидно, соответствует
в общем сравнительной важности отношений, о которых идет речь.
[484] L. I § 3 cit.
продолжает: «Quamquam ipse navicularius vel magister id faciat, quod χεφέμβολον
appellant. Sed et si hoc non exercet tamen de recepto navicularius tenebitur».
Что такое было это χεφέμβολον
при приеме грузов, с точностью установить трудно. Глосса со ссылкой на
Альциата (lib. parer. I c. 44) объясняет его, как «signum, quod magister
in prora residens manu dat, nautis imperans ut aliquid faciant, seu aliquem
recipiant vel non recipiant». Годофред – как «signum a magistro navis
manu datum». Моммсен, в издании Дигест, переводит его через manus injectio.
Шнейдер (Schneider. Ueber die vis major u. s. w. Ztschrft. f. d. ges.
Handelscrecht. стр. 84 примеч. 11) понимает под χεφέμβολον
письменный документ (расписку, письменное удостоверение в принятии груза),
нечто подобное современному коноссаменту. Дело, без сомнения, идет о распоряжениях
при нагрузке судна. И в настоящее время при нагрузке присутствуют обыкновенно
или капитан, или один из штурманов, указывающие словами или знаками, как
и куда должен быть помещен принятый к перевозке груз.
[485] Обязанности, лежавшие
на mesonauta, также неясны; это, по-видимому, ближайший и непосредственный
начальник низшего служебного персонала корабельного экипажа. По Годофреду,
«mesonauta est, qui medium locum tenet inter nautas summos et imos: summos,
ut proretas et gubernatores: imos, ut remiges: qui denigue aliis remigandi
signum praebet».
[486] L. I § 5 D.
naut. 4. 9. Точнее, эти лица не признаются уполномоченными на принятие
вещей; раз, однако, вещи приняты, хозяин несет полную ответственность
за дейстия и этой части своего служебного персонала, как по actio de recepto,
так и по преторским штрафным искам (actio furti и damni injuria dati adversus
n., c., st.). Раньше это многими отрицалось: из того, что указанные лица
не обязывают хозяина ex recepto принятием вещей, делался тот, очевидно
не вытекающий отсюда логический вывод, что хозяин за их действия и вообще
не отвечает; ср., однако, Goldschmidt. Das receptum nautarum, стр. 70,
примеч. 20а.
[487] L. I pr. D. naut.
4. 9.
[488] L. I § 6; L.
3 § I, cf.; L. 6 pr. D. eod.
[489] L. I § 6; L.
4 § 2 D. eod.
[490] L. I § 8 D.
eod.
[491] L. 3 pr. D. eod.
[492] Ответственность
за деньги и драгоценности при отсутствии особых условий ограничивается
обыкновенно в современных законодательствах определенной максимальной
суммой. В германском праве эта максимальная сумма есть тысяча марок; в
английском –30 ф. ст.; французская практика устанавливает ее в каждом
отдельном случае усмотрением суда; русский проект гражданского уложения
предполагает определить ее в размере 300 руб. Bürgerlich, Gesetzb.
§ 702 и мотивы к нему Т. II стр. 588 сл.; Carriers Act II Geo. IV
& I Will. IV c. 68 (сf. 28 & 29 Vict. c. 94); Merchant Schipping
Act: 1854 г. (17 & 18 Vict. c. 104, сf. Act 25 & 26 Vict. c. 63,
s. 54), 1894 г. (57 & 58 Vict. art. 502, 503); Act 26 & 27 Vict.
c. 41 s. 3 (так наз. innkeeper’s act); Sourdat. Traité de la responsabilité
en dehors des contracts. Т. II. Стр. 190 сл.; Русский проект гражд. уложен.
(Обязательства. Кн. 5, ст. 387 и Мотивы. Т. II стр. 279 сл.).
[493] Ulpianus lº.
14º ad edictum. Item Pomponius libro trigensimo quarto scribit parvi
referre, res nostras an alienas intulerimus, si tamen nostra intersit
salvas esse: etenim nobis magis, quam quorum sunt, debent solvi. Et ideo
si pignori merces accepero ob pecuniam nauticam, mihi magis quam debitori
nauta tenebitur, si ante (Hal. – a me) eas suscepit.
[494] Пользование выражением
«recipere» именно в этом смысле настолько соответствует ближайшему этимологическому
значению слова и встречается в общем настолько часто, что едва ли есть
надобность приводить в подтверждение этого факта особые доказательства.
Речь может идти только о том, какое значение имеет это выражение именно
в эдикте de recepto.
[495] Ср. L. I §§
3, 6, 8; L. 3 pr. D. h. t. 4. 9.; Paul. Sent. II. 6. § I.
