Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву
Перейдем теперь к так называемым публичным корпорациям. Мы не будем говорить о церквах, которым обыкновенно в западной юриспруденции усвояется значение публичных корпораций, и которые на самом деле могут давать очень мало места корпоративному элементу. Только в евангелической церкви корпоративный строй получил значительное развитие[376]. В римско-католическом церковном праве нечто подобное развивалось под именем капитула. Но, как справедливо замечает Гирке[377], капитул по своему существу был всегда церковным институтом, хотя и с корпоративным устройством. Корпоративный элемент состоит здесь на служении духовному институту, который получает свое бытие свыше и извне; капитул существует не ради себя самого, а ради епископской церкви; поэтому даже и особая юридическая личность, признанная за капитулом, есть не что иное, как получившее самостоятельность разветвление церковной личности. Еще более институтный отпечаток носят монастырские корпорации, так как монахи, не имеющие полной гражданской правоспособности, сами по себе не могли бы составить и корпорации, и если в действительности они проявляют жизнь в корпоративных формах (напр., в избрании на должности, в обсуждении разных вопросов), то лишь как органы института, с которыми связывается юридическое олицетворение. В пример публичных корпораций возьмем городские общины. Во-первых, далеко не все граждане имеют активное избирательное право, так что многие не участвуют в корпоративном строе и остаются в положении дестинатаров, в пользу которых действует городское управление. Во-вторых, общее собрание гласных или дума не есть такое корпоративное собрание, соединенная воля которого имела бы решающее значение при заключении всяких гражданских сделок. Заключение гражданских сделок от имени города, равно как и другие детали городского управления, входят в компетенцию управы, дума же при этом имеет значение не столько инстанции непосредственно действующей, сколько инстанции разрешающей, контролирующей и расширяющей компетенцию управы относительно таких дел, в которых управа была бы некомпетентна. В-третьих, - и это самое главное, - оба городские органа существуют как учреждения, задачи которых указаны государством. Государственные законы, в которых начертаны права и обязанности органов городского самоуправления, означены цели, к которым они должны стремиться, потребности, которым они должны удовлетворяться, а также и средства, которыми они могут располагать, имеют такое же значение для городских администраторов, какое имеет учредительный акт для администраторов заведения. Здесь новое доказательство неправильности того положения, что в институтах, в отличие от корпораций, действует воля учредителя. Воля учредителя делает не более того, что делает городовое положение: указывая цели и средства, воля учредителя точно так же не делает излишней волю городских администраторов при управлении делами городского хозяйства. Те и другие действуют своей, а не чужой волей, но ограниченные высшей волей, указавшей им пределы движения установлением целей и средств к достижению этих целей.
Если мы обратимся теперь к обществам не публичного характера, преследующим разные общественные цели независимо от органов государственного правительства, за которым остается лишь общее право надзора, клонящееся к тому, чтобы общества не нарушали государственных законов, то и в этих обществах мы заметим черты, сближающие их с институтами. И чем сложнее состав общества, чем шире разветвилась его деятельность, тем яснее выступают эти черты. Управление делами обществ принадлежит обыкновенно советам, правлениям и т. п., т. е. сравнительно небольшому числу лиц, уполномоченных к тому обществами, почтившими их своим доверием. Допустим, что здесь нет дестинатаров, что каждый член общества по крайней мере в том смысле осуществляет свое корпоративное право, что не только участвует в избрании администрации, но и имеет голос в общем собрании, которое выслушивает отчет о деятельности администрации и следовательно контролирует эту деятельность, а также дает свое согласие на принятие таких мер, которые изъяты из компетенции администрации. Тем не менее нельзя не видеть, что само управление делами ведется таким же порядком, как и управление делами институтов. Сходство еще далее увеличится, если принять в соображение, что и каждое частное общество имеет свой устав, играющий такую же роль в отношении к обществу, какую играют законы для публичных корпораций и учредительный акт для институтов. О некоторых обществах можно даже сказать, что они имеют вполне институтный характер, так что получается ясно распознаваемый тип корпоративного института. Если, напр., частный благотворитель учреждает на свои средства приют для малолетних преступников, то едва ли кто-либо будет отрицать, что учрежденный приют подойдет под категорию институтов, или, еще точнее, заведений. Но то же самое может сделать и общество, т. е. целый союз лиц, члены которого своими периодическими взносами доставляют средства для возникновения и для дальнейшего существования института. Устав такого общества имеет буквально такое же значение, как и учредительный акт заведения, основанного по воле частного лица на его частные средства. То же самое нужно сказать о попечительствах для вспомоществования недостаточным студентам, ученикам и т. п. И вообще уставы, которыми нормируется жизнь даже и частных союзов, показывают, что отстаиваемое многими цивилистами противоположение между корпоративной волей как имманентной союзу, и институтной волей как трансцедентной в действительности сильно ослабляется. Наконец, и история засвидетельствовала близкое соприкосновение институтов с корпорациями, представляя нам примеры перехода одного типа юридических лиц в другой. Так мы проследили превращение корпоративного римского государства в институтное. Затем известно, что средневековые университеты были первоначально корпорациями учащихся, или учащих, или тех и других вместе[378]; в новое же время университеты сделались государственными учебными заведениями. Наоборот, институтное церковное имущество католической церкви в странах, принявших реформацию, превратилось в корпоративное имущество, так как субъектом церковного имущества была признана в этих странах церковная община как корпорация[379].
Если, таким образом, не подлежит сомнению близкое соприкосновение институтов с корпорациями и корпораций с институтами, то отсюда нужно заключить о возможности установления общих признаков, ввиду которых те и другие одинаково подводятся под понятие юридических лиц. Римское право знало только союзы лиц, как юридические субъекты, и возникшие в христианское время богоугодные заведения подводило под то же понятие союзов (universitates, corpora, collegia). Средневековая юриспруденция держалась за то же самое понятие, хотя оно еще менее соответствовало юридическим формациям действительной жизни, чем в христианском римском государстве. Западноевропейская юриспруденция нынешнего столетия провела резкую черту различия между видами юридических лиц: в одних субстрат есть союз физических лиц, соединенная воля которых принимается за волю юридического лица; в других субстрат есть имущество, а за волю их принимается воля учредителя. Общая же черта, ввиду которой корпорации и институты подводятся под одно понятие юридических лиц, есть главным образом отрицательная, именно то, что и те и другие суть юридические лица, не будучи естественными человеческими лицами. Эта отрицательная черта сходства не возбуждала ни в ком никаких сомнений; напротив, что касается положительной характеристики, обобщающей оба вида юридических лиц, единства взглядов в юриспруденции не составилось и до сих пор, как можно видеть из сделанного выше исторического очерка развития понятия о юридических лицах. Из разных дефиниций юридических лиц наиболее удачными нужно признать те, по смыслу которых юридические лица суть <общественные организации>, <общественные организмы>, <органические соединения отдельных людей в одно целое>. Общая положительная черта сходства между институтами и корпорациями действительно заключается в том, что те и другие суть общественные организации как организованные соединения людей в одно целое для преследования целей, выходящих за пределы индивидуальной сферы. Те и другие одинаково преследуют достижение общественных и следовательно государственных задач в широком смысле слова, так как все общественные задачи, не выходящие за пределы земного благополучия человека и человеческого общества, обнимаются всеобъемлющей целью государства. Поскольку и церковь с ее институтами содействует государственному порядку и следовательно земному благополучию человека, постольку и церковные институты обнимаются целью государства, которое и вводит их в публичный строй и придает им не только существенное значение, которое они сами по себе имеют, но публичное значение. И корпорации, и институты одинаково одарены волеспособностью и дееспособностью, необходимыми для достижения их целей. Действующие в них органы действуют на основании полномочия, выводимого из должности или из общественного избрания, или из того и другого источника. Эти органы, как со стороны их общественных функций суть нечто единое, подобно всем коллегиальным учреждениям государства, о фиктивной природе которых никто никогда не говорил, и в области гражданского права являются единицами, которые олицетворяются, т. е. в области гражданского права рассматриваются наравне с физическими лицами, как другой род юридических субъектов. Связное целое, составляющееся из наличных членов и органов этих общественных организаций, в их связи и единстве, есть субъект имущественных прав, точно так же, как в последовательном течении времени сменяющие их члены и органы равным образом в их связи и единстве, будут субъектами за время их существования. Это связное целое, это органическое единство или организованное соединение можно без всяких колебаний называть организмом, - даже более того: едва ли есть какая-либо возможность вывести из словоупотребления глубоко укоренившиеся и сделавшиеся неизбежными названия <организм> и <орган> в применении к союзным единствам и к должностям. Еще апостол Павел не нашел другого слова для обозначения христианского религиозного союза, кроме слова <тело>. Каждый христианин, получающий особый дар и проходящий особое служение на пользу общую, есть член, а все члены вместе составляют одно тело: членов много, а тело одно[380]. Споры же о том, есть ли общественное тело или общественный организм особое <существо>, можно просто считать отголосками средневековых препирательств между номиналистами и реалистами. Если мы представляем себе связанные члены как единство, то для этого представления не требуется никакой фикции и никакого вымысла, так как наше представление вполне соответствует действительности.
Бирлинг утверждает, что и в ранние исторические эпохи, непривычные к фикциям, дело не обходилось без фикций, так как олицетворялись Бог, святые, ангелы, добавляя при том же, что для юриста оперирование над фикциями обязательно, так как фикции вошли в положительное законодательство и следовательно составляют материал, подлежащий научно-юридической разработке. Но надо полагать, что для верующего человека Бог, святые, ангелы во все времена были не фиктивными, а реальными существами и что именно вера в реальное их бытие служила основой для их юридического олицетворения. Что же касается фикций, как положительного материала, внесенного в законодательство, то ведь можно указать и такие законодательства (как, напр., наше), которые совершенно неповинны ни в каких фикциях, и уже отсюда можно заключать, что общее принципиальное оправдание необходимости фикции невозможно.
То обстоятельство, что в естественном организме - лице органы суть лишь исполнительные орудия одушевляющего их психического единства, тогда как в общественном организме членами являются люди, которые сами по себе суть самостоятельные лица, имеющие свои самостоятельные индивидуальные цели и интересы, напрасно выставляется в виде возражения против органической природы юридического лица. Обстоятельство это, самое большое, может свидетельствовать лишь о том, что наш язык не имеет другого, более точного названия для обозначения своеобразного общественного организма со своеобразными общественными органами, которые, как выразился Гирке, <не имеют себе образца в индивидуальном праве и не могут быть поясняемы или заменяемы каким-либо вне социального права возникшим юридическим понятием>, которые <имеют специфическое юридическое содержание и равны только себе самим>. Возражают затем, что орган, по самому его понятию, не может иметь воли, а может быть только исполнительным орудием, между тем как, говоря об органах юридического лица, мы приписываем им волю и смотрим на эту волю как на волю юридического лица. Этим возражением действительно указывается на некоторую логическую погрешность в построении органистов. Правильнее было бы в органическом составе юридического лица различать тех, кто образует волю, чья воля есть воля юридического лица, от органов в тесном и собственном смысле, которые лишь исполняют волю. Такое различие было бы полезно, между прочим, и в том отношении, что предохранило бы, напр., от неправильного взгляда на монарха как на <орган> государства, а также от бесполезных рассуждений о <собственных> и <чужих правах>. Те, в ком совершается процесс волеобразования юридического лица, осуществляют собственной волей собственные права, принадлежащие им как воленосителям юридического лица, и при этом неуместны какие-либо сравнения с опекунами как законными представителями, осуществляющими чужие права.
Книп, который не видит в юридическом лице ничего, кроме отдельных людей с сособственностью и с непосредственным представительством и кроме единого имущественного управления, приводит следующий пример. Из 100 членов корпорации на собрание, в котором обсуждается вопрос о заключении купли-продажи, явилось 80; из них 45 членов высказались в пользу заключения договора, 35 против, в том числе три члена правления; на основании решения большинства договор заключается правлением. Тут, как говорит Книп, правление есть представитель корпорации в двояком виде: представитель 45 членов в таком виде, что приводит в исполнение их волю, представитель остальных (считая в числе их не только 35 членов, подававших голоса против, а и отсутствовавших, и будущих членов) в таком виде, что на волю их не обращает никакого внимания[381]. Хорош представитель! Ясно, что тут мы имеем дело не с представительством, а с организацией, в которой волевое решение вырабатывается и приводится в исполнение на особых основаниях, а не началах представительства. Что процесс образования воли, пока он не дойдет до окончательного решения, может пройти различные стадии, причем различные воленосители могут высказываться в различных смыслах, это может свидетельствовать только о сложности общественной организации, а может быть и о несовершенстве ее, и ничего не говорит против <догмата воли>. Иногда и при заключении сделок между естественными лицами окончательному изъявлению воли предшествуют разные стадии, напр., при аукционной купле-продаже или при заключении договоров между отсутствующими.
Что касается <сособственности> Книпа, то она замечательным образом опровергается там, где ее, по-видимому, всего скорее можно бы было ожидать найти, - в области отношений между отдельными государствами, входящими в состав германской империи: империя имеет имперский фиск, которому принадлежат разные движимые и недвижимые вещи, почтовые здания и казармы, корабли и железные дороги, лошади, запасы оружия и провианта и проч., и ни к одному из этих предметов неприменимы цивильные принципы о сособственности. Имперский фиск заключает бесчисленные договоры купли, найма и займа, и ни по одному из этих договоров отдельные государства не управомочиваются и не обязываются pro ratа. Имперский фиск ведет бесчисленные гражданские и уголовные процессы, из которых для отдельных государств не вытекает ни прав, ни обязанностей[382]. Оказывается, таким образом, что не только индивиды, составляющие государство, не суть сособственники государственного имущества, а и самые государства, как скоро они входят в качестве членов в высшее целое, не могут претендовать на сособственность. <Единое имущественное управление>, которое Книп ставит на место юридического лица в поправку построения Иеринга и которое чуждо каких-либо органических отношений к индивидам - <сособственникам>, представляет мудреную юридическую загадку. Почему, наприм., государство не могло бы для каждой совокупности индивидов, которую принято называть корпорацией, установить единое имущественное управление, состоящее из государственных чиновников как законных представителей этих индивидов? A как скоро Книп чувствует себя вынужденным признаться, что в общине из 1000 членов он имеет дело не с тысячей только отдельных людей, а с союзом, состоящим из тысячи людей, в котором есть повелевающие и есть повинующиеся и проч., то тем самым впускает в дверь ту самую общественную организацию, которую он с достойными лучшего дела усилиями выпроваживал в окно. Ссылка на <аккорд>, которую он имел неосторожность сделать, обращается также против него. Аккорд, рассуждает Книп, не есть самостоятельный тон, а только связь тонов; но тоны или звуки, в отдельности взятые и связанные лишь внешним образом без гармонического сочетания, дадут в результате не музыкальный аккорд, а галиматью.
Германистов было бы несправедливо упрекать в том, будто бы волю юридического лица они понимают как сшивок из отдельных воль членов, составляющих это юридическое лицо. Не сшивок и не сумма отдельных воль отстаиваются ими, а новая и особая воля, порождаемая союзным целым. Для многих членов эта новая воля может не совпадать с их индивидуальной волей; возможно даже, что благодаря взаимным уступкам и компромиссам боровшихся желаний окончательное волевое решение не будет совпадать ни с одной из индивидуальных воль. Спрашивается, не лучше ли было бы отказаться от искания воли как от занятия праздного с точки зрения цивилиста, и не достаточно ли ограничиться <центром интересов>, <самоцелью>, <разумной формацией>, <опорным пунктом> и т. п.? Едва ли достаточно. Искание воли проистекает не из праздной метафизики и не из теоретических увлечений соблазнительной параллелью между естественным и юридическим лицом, а из практически важного желания поставить волевые решения, управляющие жизнью юридического лица, во внутреннюю связь с организацией его, видеть в этих волевых решениях продукт деятельности самой организации, хотя бы и ограничиваемой, в большей или меньшей мере, высшей волей. С <цивильной> точки зрения <центра интересов> и т. п. едва ли бы можно было возразить что-либо против превращения всех союзов в центры интересов с единым управлением из государственных чиновников, в особенности же против превращения всех самоуправляющихся союзов на территориальной основе в географические округа с центром интересов в каждом округе и с приуроченным к этому центру, поставленным на служение ему <разумным действованием> государственных или церковных должностных лиц. Напр., для церковных приходов как юридических лиц разница будет немалая, смотреть ли на приход как на географический округ с приходским храмом как центром интересов и с поставленным на служение этому центру священником или как на церковно-общественную организацию, в которой волевые решения (конечно, в меру предоставленного приходам самоуправления) составляются при участии церковно-общественных элементов. <Центр интересов> и потому не избавляет нас от труда отыскивать волю, что и в имущественных отношениях естественного лица - человека может оказаться несколько <центров>, напр., у коммерсанта, имеющего несколько предприятий, фабрик и заводов в разных местах с особым управлением в каждом, или у землевладельца, имеющего несколько <экономий> в разных местах с <конторой> в каждой. Наконец, довольствуясь <центром интересов> и устраняя вопрос о воле, мы едва ли могли бы выставить серьезные возражения против олицетворения вещей, а напротив, должны бы были согласиться с тем, что нет таких субстратов, которые сами по себе требовали бы признания, или напротив, сами по себе исключали бы признание их юридическими лицами.
Примечания:
[376] См.: Суворов,
Курс церковного права, т. II, стр. 407; Вierling, principienl., 236.
[377] Genossenschaftsr.
II, 556. Ср.: Savigny, System, II, 244.
[378] См. об этом в
моей книге: <Средневековые университеты>, особенно во введении.
[379] Richter-Dove,
Lehrbuch des Kirchenrechts, § 303, стр. 1277 и сл. Некоторые превращения
возможны и у нас, как показывает практика св. синода, напр. превращения
богаделен в женские общины, а общин в женские монастыри.
[380] Римл. XII, 4
- 6; l Кор. Xll, 4 и сл.
[381] Стр. 266 - 267.
[382] См.: Rosenberg,
Ueb. d. begriffl. Unterschied zwisch. Staat und Kommunalverband.
