На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Суворов Н.С. Об юридических лицах по римскому праву

Далее, разрывая, подобно Беккеру, связь между субъективным правом и волей, Иеринг субъектами права считает тех, кому принадлежит пользование. Но пользователь, как и распорядитель, может быть таковым только de facto, а не по праву. Убийца может оказаться пользователем и распорядителем прав, принадлежавших его жертве, вор может фактически пользоваться и распоряжаться правами, связанными с владением вещью. Стало быть, важно не то, кто пользуется правом, а то, кому оно принадлежит, так что вопрос о субъекте права не разрешается указанием на пользователя. Правда, по дефиниции Иеринга пользование должно защищаться исками, которые и должны служить показателями правомерного пользования, в отличие от неправомерного: но защита прав есть нечто внешнее и формальное, вытекающее из их внутренней природы, которую и должен иметь в виду судья, ибо и судья должен же руководствоваться какими-нибудь критериями, чтобы знать, когда нужно защитить пользование, и когда следует отказать в защите[253]. Считая отдельных интерессентов субъектами прав, Иеринг притом последовательно должен бы был в том случае, напр., когда окрадывается какой-нибудь институт, предоставить иск против вора (condictio furtiva) каждому интерессенту, т. е. каждому содержащемуся в больнице или богадельне, чего на самом деле никогда не бывало и не может быть, а напротив, иск вчиняется администрацией института. Иеринг, правда, допускает, что для внешних отношений дестинатары так называемых юридических лиц должны рассматриваться как коллективное единство, и следовательно в случаях исков против третьих лиц не каждый интерессент в отдельности должен выступать, а собирательное единство как юридическое лицо, как технически необходимая искусственная форма обнаружения жизни этого собирательного единства во внешних отношениях, выгоды же пользования защищаемым правом во всяком случае обеспечиваются для отдельных лиц. Но мы можем указать на такие общества и учреждения, по отношению к которым говорить об отдельных пользователях как субъектах прав чрезвычайно трудно. Напр., по теории Иеринга не только переселенцы должны бы были считаться субъектами имущества, принадлежащего обществу для содействия нуждающимся переселенцам, но и арестанты, содержимые в тюрьмах, в исправительных приютах или в работных домах должны бы были рассматриваться как юридические субъекты имущества института, однако, может быть, по недостаточному знакомству с теорией Иеринга, эти <юридические субъекты> готовы при каждом удобном и даже неудобном случае убежать от своих <прав>. Еще менее удобоприменимой окажется эта теория, если дело касается высших гуманитарных интересов. Существуют, напр., общества для распространения св. Писания в народе, общества трезвости, общества покровительства животным: ужели неопределенная масса людей, в пользу которой могут действовать подобные общества, или даже животные, суть те дестинатары-интерессенты, которые должны считаться юридическими субъектами имущественных прав, принадлежащих таким обществам? В последнем случае Иерингу пришлось бы, пожалуй, отказаться и от основного его воззрения, по которому только человеческое общество и человек сам есть целевой субъект всех учреждений и определений права.

Неверно, наконец, и то суждение Иеринга, что т. н. юридическое лицо есть только удобная форма для внешних отношений собирательного единства дестинатаров и интерессентов, для внутренних же отношений не имеет никакого значения. Тем самым отвергается существенное материальное различие между юридическим лицом и товариществом, состоящее именно в том, что имущество юридического лица никогда не обсуживалось и не обсуживается как имущество отдельных членов. Юридическое лицо не только во внешних, но и во внутренних отношениях, во внутренних своих делах проявляет волю, распознаваемую из мнений большинства членов, и если бы точка зрения Иеринга была верна, если бы действительно для внутренних отношений так называемое юридическое лицо не имело значения, то нельзя было бы понять, почему меньшинство должно подчиниться большинству, ибо каждый член в отдельности взятый, подобно товарищу в товариществе, мог бы равно претендовать на уважение своего мнения. поэтому теория Иеринга неприменима даже и к таким союзам, в которых члены суть вместе и дестинатары, извлекающие выгоду из имущества юридического лица, не говоря уже о других юридических лицах. Что касается наконец рассуждений Иеринга с точки зрения социальной политики, то в них много ценных мыслей, к которым нам придется возвратиться после ознакомления с теориями Гирке, Карловы и других ученых.

С воззрениями Иеринга до известной степени, но далеко не вполне, солидарен Сальковский[254], именно в отношении к universitates personarum, так как о других юридических лицах Сальковский ничего не говорит. Universitas, или corpus, по мнению Сальковского, есть организованный союз естественных лиц, признанный в государстве в качестве юридического субъекта. Совокупность членов есть особый субъект прав, отличный от индивидов, причем эти последние не суть pro parte собственники имущества universitatis. В источниках римского права нет и следа абстрактного воззрения, по которому индивиды, или тем более совокупность индивидов, являлись бы простыми представителями юридического лица, т. е. невидимого, на фикции только основывающегося, юридического субъекта. Если в источниках говорится, что universitas, в противоположность singulis, есть носительница прав, то это не значит чего-либо иного, кроме того, что совокупность наличных членов корпорации, мыслимая как собирательное единство, в противоположность индивидам, может приобретать права и обладать ими, подобно тому, как universitas rerum distantium - собирательная вещь (напр., стадо, дом) - может стать юридическим объектом, помимо содержащихся в ней отдельных самостоятельных предметов. Совокупность физических лиц не представляет, а есть юридическое лицо, подобно тому, как universitas rerum есть юридический объект, а не представитель мыслимой только юридической вещи. Индивид, вступающий в корпорацию, подчиняет свою волю собирательной воле; его воля есть только часть, один из факторов общей воли, и постановляемое корпорацией решение, хотя бы большинством против меньшинства, есть решение самого юридического лица. Все права корпорации принадлежат составляющим ее singulis, но именно как членам. Кредитор корпорации, который стал бы привлекать к ответственности отдельных ее членов pro rata, тем самым признал бы их лицами, которые существуют сами по себе, тогда как они именно и рассматриваются как члены только, как факторы universitatis. В universitas каждый член как бы распадается на два лица, в противоположность товариществу, где singuli суть субъекты товарищеского имущества и всех относящихся к нему прав и обязанностей, не только в их качестве товарищей, но и как отдельные, сами по себе существующие лица.

Лабанд в рецензии сочинения Сальковского[255] иронизирует над распадением физического лица на два или на несколько лиц. До сих пор, говорит он, мы имели труд фингировать юридический субъект, независимый от отдельных членов корпорации. Сальковский избавляет нас от этого труда, но зато в каждом физическом лице заставляет нас фингировать два или несколько лиц, не имеющих между собой ничего общего, кроме того, что они живут в одном теле. Кто доселе привык считать себя единым юридическим субъектом, а корпорацию, к которой он принадлежит, - другим юридическим субъектом, в отношении к которому он имеет права и обязанности, как к другим людям, получил теперь печальное вразумление насчет того, как он раздвоен и расколот в своей внутренности. Как гражданин, как член общины, как член церкви, как акционер различных промышленных предприятий и проч., он имеет различные личности, не имеющие ничего общего между собой; вследствие выбытия из какой-либо корпорации одно лицо обламывается, как осколок, и неизвестно, куда этот осколок падает, а вследствие принятия в другое государство или в другую общину снова повторяется это ужасное раздробление внутреннейшего бытия естественной личности.

Ирония Лабанда едва ли справедлива. На самом деле невозможно отрицать тот факт, наблюдаемый в явлениях жизни, что один и тот же человек может не только состоять членом, но и участвовать в администрации разных союзов и учреждений, причем, конечно, действуя в данный момент в качестве администратора данного союза или учреждения, он, так сказать, специализируется на интересах этого учреждения, посвящая, однако, ему весь запас разумения и сил, которым он располагает. Раздробление личности может быть, пожалуй, и ужасным, когда человек, участвуя в разных обществах и учреждениях, оказывается не в силах служить, как должно, интересам каждого из этих обществ и учреждений, откуда, пожалуй, может возникнуть даже привлечение к ответственности за небрежность и т. п. Но в указанном смысле распадение личности может испытать естественное лицо и без вступления в разные союзы, ведя свои собственные только, личные, дела, но в такой массе и в столь различных направлениях, что у него не оказывается достаточных сил на свершение всего задуманного и начатого. Если то же самое может случиться как результат участия в разных союзах, то этот результат будет столь же естественным, как и в представленном примере распадения личности человека в его собственных личных делах. Что человек всем своим существом, а не осколками личности, может состоять в нескольких союзах, а не в одном только, это неопровержимый факт: достаточно сослаться на то, что гражданин государства и член политической общины есть в то же время член церкви и церковной общины и, кроме того, может быть председателем какого-либо общества и директором какого-нибудь заведения. Не приходится ли в действительности должностным лицам, администраторам, судьям и проч. различать в себе самих человека вообще и должностное лицо с должностными обязанностями в особенности?

Другой вопрос, правильно ли Сальковский принимает за юридический субъект наличных членов корпорации. Тип корпорации в ее чистом виде как такого соединения людей, в котором решающее значение имела бы соединенная воля членов, как разъяснено будет ниже, воспроизводится далеко не во всех тех союзах, которые принято называть корпорациями, а так как Сальковский намеревался дать общее учение о корпорациях, то уже тем самым доказывается несостоятельность этого учения, на самом деле неприменимого к весьма многим корпорациям, не говоря уже об институтах, о которых Сальковский совершенно умалчивает. Вероятно, он и о государстве не говорит потому, что относит его к институтам, иначе трудно было бы ему, как надо полагать, конструировать государство как корпорацию[255], которая составляется из совокупности наличных членов и в которой решающее значение имеет соединенная воля членов. В этом пункте Лабанд совершенно справедливо возразил, что государство и через 150 лет остается тем же государством, каким и раньше было, а по Сальковскому государство должно бы быть рассматриваемо как сумма наличных граждан, из которых, однако, никто не проживет 150 лет.

В 1873 г. Эрнст Цительман предпринял критический разбор всех высказанных до того времени теорий юридических лиц и со своей стороны предложил свою собственную, новую, теорию, которая, по соображениям автора, должна была исправить недостатки, присущие прежним теориям[256]. В противность Беккеру и Иерингу, разрывающим связь между волей и субъективным правом, Цительман учит, что, напротив, единственное необходимое качество, для того чтобы быть юридическим субъектом, есть волеспособность, но для этого не нужно быть человеком. Взгляд, будто человек только может быть юридическим субъектом, есть недоказанная посылка, не вытекающая из понятия права. Телесность человека есть качество, не важное для его личности; важна действующая воля, которую он имеет. Поэтому субстрат корпорации составляют не отдельные люди, а их воли в известных общих направлениях и целях. Возникающее из соединения разных воль единство есть новое целое в отношении к отдельным составным частям. Институты и лежачее наследство должны быть рассматриваемы совместно, в отличие от корпорации, ибо управляющая ими воля не есть воля многих в соединении, а есть объективированная, кристализовавшаяся, так сказать, окаменевшая воля отдельного человека. Высказанная наследодателем или учредителем заведения воля продолжает жить и после его смерти, хотя самое лицо, выразившее волю, утратило уже телесность. Завещатель и учредитель остаются субъектами предназначенных для тех или других целей прав,- последний на все время существования института, - т. е. собственно не они, а их воли в известном направлении.

В соответствие всему сказанному, Цительман предлагает вместо названия <юридическое лицо> название <бестелесное лицо> и вместо принятого деления лиц на физические и юридические - новое деление их на телесные и бестелесные.- Как ни странна, на первый взгляд, теория Цительмана, она, однако, близко сходится с ходячим воззрением, что за волю корпорации принимается соединенная воля членов ее, а за волю института - воля учредителя, только Цительман желал придать этой терминологии точный смысл, забыв, что юридические лица живут не в царстве бестелесных духов, что телесность человека не есть не важный в юридическом отношении плюс к его воле, а существенная составная часть его природы, и что, следовательно, в юридических конструкциях нужно брать человека таким, каков он есть по своей природе. Что институтов и даже лежачего наследства нельзя объяснить из одной только воли учредителя и завещателя, что не воля учредителя покупает и продает, нанимает и расплачивается, ищет и отвечает на суде и проч., об этом будет речь ниже. Кроме того, Цительман, резко различая институты от корпораций и находя в них различные субъекты прав, забывает, что есть такие юридические формации, в которых совмещаются черты институтные и корпоративные, которые, с одной стороны, имеют членов, а с другой стороны, имеют имущества, посвященные раз навсегда в пользу известной цели жертвователями и фундаторами. О Цительмане, впрочем, следует добавить, что как ни далеко он ушел из чувственного мира в мир духов, он все-таки энергический противник теории фиктивного олицетворения.

Еще энергичнее выступил против фикции Больце[257]. В отношении к государству в особенности он высказал много ценных мыслей в добавление к тому, что высказано было германистами и вполне резонно удивляется тому противоречию, которое существует в юридической литературе. Между тем как одни юристы считают государство в качестве юридического лица существом искусственным, неспособным к воле и действованию, другие, напротив, существо юридического лица поставляют именно в самостоятельной правоспособности и волеспособности. В результате оказывается, что юридическая личность состоит то в том, что она не имеет воли и вследствие этой именно неспособности к воле и устанавливается, то она устанавливается прямо потому, что имеет волю[258]. То же противоречие он усматривает и в отношении к союзам вообще: союз полагается существующим ввиду цели, цель же может быть достигаема только действиями, и все-таки союз недееспособен![259] Древности осталась неизвестной, говорит Больце, идея недееспособного государства или такого народного собрания, которое не есть сам решающий народ, а только представляло бы его, или такого сената, в котором голосование сенаторов не было бы мнением сената, а только считалось бы за таковое: Демосфен, Фукидид, Платон, Цицерон представляют народ действующей силой, а не фикцией[260]. Если государство или города вне частного права могут быть чем-то другим, не фикцией и не мыслью, а живой реальной силой, иметь публичные права и публичные обязанности, то почему же они не могут без этой клюки иметь и частные права? Ведь это же самое государство требует податей, взимает их, приобретает собственность в собранных деньгах, определяет чиновников, заключает мир, взимает контрибуцию. Иногда одно и то же действие в одном отношении имеет частноправовой характер, а в других - публичный, и где же тот люк, в который должно проваливаться или из которого должно вновь появляться юридическое лицо, смотря по тому, какая сторона государства или действия выступает, публичная или частная?[261] Что государство недее-способно, говорит Больце в другом месте, это прямо такой абсурд, как если бы кто объявил недееспособными армию и флот[262].

Свое нерасположение к фикции Больце переносит даже и на самое название <юридическое лицо>, укладывая его с покойниками, хотя о союзах или корпорациях все-таки говорит так, как приличествует говорить только о юридическом лице. Нужно, по его мнению, различать три различные вещи: индивидов независимо от их сочленства в корпорации, индивидов как членов целого и целое как соединение членов в единство, и присоединяется к мнению Сальковского, что singuli в universtitas в их качестве именно членов корпорации не как сами по себе существующие лица, а лишь поскольку они являются членами universitatis, суть носители прав и обязанностей корпорации; однако в поправку Сальковского (а также Иеринга), добавляет, что индивиды даже и как члены корпорации только в их соединении в корпорацию являются субъектом корпоративных правоотношений[263]. Насколько существенна эта поправка, позволительно усомниться. Но если бы она и имела значение, без особого труда можно видеть, что теория Больце так же мало приложима к государству и к большей части корпораций, как и теория Сальковского. Затем не только лежачему наследству, но и институтам Больце отказывает в юридической личности. Справедливо рассуждая, что в отношении к институту должен возникать для институтной администрации неизбежный вопрос о том, что принадлежит институту и что нет, а равным образом, что должна возникать для институтной администрации неизбежная необходимость в заключении обязательственных сделок, Больце совершенно несправедливо полагает, что администрация не имеет никаких прав, а только обязанности: как же можно заключать обязательственные сделки, не имея прав на то? Затем, справедливо же рассуждая, что не цель, сама по себе, не целеназначение учредителя, а лишь поддержание этого целеназначения объективным правом может объяснить существование института, Больце несправедливо полагает, что институт не нуждается в личности и что наступающие в отношении к институтному имуществу юридические последствия наступают прямо в силу распоряжения закона, как и при лежачем наследстве. Однако при лежачем наследстве и закон имеет в виду наследника как собственника: спрашивается, какого же собственника имеют в виду распоряжения закона, относящиеся до институтного имущества?

Вскоре после Больце сделал попытку построения понятия юридического лица Леонгард[264] в связи с понятием субъективного права. Последнее он старается установить так, чтобы под него подходили и права малолетних и безумных. Субъективное право, по мнению Леонгарда, есть такое состояние, когда, благодаря юридически осуществимому принуждению, обеспечено существу невозбранное совершение действий или принятие ожидаемого исполнения. Отсюда делаются следующие выводы: 1) для того, чтобы быть юридическим субъектом, не требуется ни воли (furiosi nulla voluntas est), ни духовной способности, ни даже способности пользования, ни вообще способности к деятельности или к чувствованию (так как существуют болезни, разрушающие всякую способность к пользованию и, однако, не делающие бесправными), а предполагается только и единственно способность иметь потребности, об удовлетворении которых можно позаботиться посредством осуществления права; 2) субъективное право не есть нечто активное, а есть простое состояние, следовательно нечто пассивное, так что, строго говоря, нужно было бы говорить не <имеет право>, а <быть вправе>; 3) дальнейший вывод - тот, что мы можем без всякой фикции объявлять юридические лица за субъекты прав, ибо хотя они не могут ничем пользоваться, но для их блага могут быть употребляемы имущественные массы. Таким образом, юридические лица суть реальности; это суть постоянные состояния управления имущественным комплексом, отдельным от всяких других имущественных масс. Не имущественная масса есть юридическое лицо, а напротив, имущественная масса принадлежит юридическому лицу. Точно так же и цель, которой служит имущество, не есть юридическое лицо. Цель и институт, который ей служит, суть две различные вещи. Частное лицо может всецело поставить себя на служение цели и через это не становится юридическим лицом. Наконец и дестинатары, и администраторы не суть юридическое лицо, даже если последние образуют из себя коллегию, господствующую над имуществом по силе статутов. Напротив, юридическое лицо есть просто состояние, именно такое состояние, когда есть постоянные административные органы, и когда имеется попечение о том, чтобы эти органы результат осуществления известных прав обращали на поддержание особой кассы или имущественной массы, которая особо управляется ввиду цели. где имеется в наличности такое состояние с такими органами и с таким попечением, там во внешнем мире существует реальная самостоятельная сила, выступающая в экономической жизни как контрагент и как судебная сторона, и становится в ряд с силою живых юридических субъектов, осуществляя в отношении к третьим те же самые функции, как и живой хозяин (personae viсe).


Примечания:

[253] Bierling, 80 и сл.; Zitelmann, 50.

[254] Bemerkung. zur Lehre von d. jur. Pers.

[255] Любопытно, что ученые до сих пор не сговорились насчет того, как понимать государство в области частного права: как корпорацию или как институт. Первого мнения держатся, напр., Пфейфер (стр. 3 - 6), Унгер (I, 327), Цительман (96 и сл.); последнего - Арндтс (§ 47), Барон (§ 30), Дернбург (I, § 62). Штоббе, по-видимому, не причисляет государство ни к корпорациям, ни к институтам (I § 382), а Виндшейд делает из фиска особое юридическое лицо, в котором олицетворяется самое имущество и ставит на одну линию с капиталами и с лежачим наследством (I, стр. 159).

[255] Любопытно, что ученые до сих пор не сговорились насчет того, как понимать государство в области частного права: как корпорацию или как институт. Первого мнения держатся, напр., Пфейфер (стр. 3 - 6), Унгер (I, 327), Цительман (96 и сл.); последнего - Арндтс (§ 47), Барон (§ 30), Дернбург (I, § 62). Штоббе, по-видимому, не причисляет государство ни к корпорациям, ни к институтам (I § 382), а Виндшейд делает из фиска особое юридическое лицо, в котором олицетворяется самое имущество и ставит на одну линию с капиталами и с лежачим наследством (I, стр. 159).

[256] Begr. und Wesen d. jur. Pers. Позднее, в 1885 г., примкнул к нему Мейрер (Der. Begriff und d. Eigenthümer der heilig. Sachen), применивший мысли Цительмана к церковному имуществу.

[257] Der Begr. der jurist. Person.

[258] Стр. 8.

[259] Стр. 104.

[260] Стр. 112 и сл.

[261] Стр. 125.

[262] Стр. 105.

[263] Стр. 80 - 90.

[264] Ein Beitrag etc.