Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве
Относительно всех приведенных нами примеров - можно сказать, что здесь нарушается тот принцип безразличия в делегационном процессе предположения эквивалента делегатом, на который, по общему правилу, может всегда сослаться делегатарий. Однако все эти случаи имеют, некоторым образом, исключительный характер. Что касается до перенайма, то, насколько речь идет о подобной сделке, заключенной по истечении срока прежнего договора, гораздо правильнее было бы говорить не о делегации, а об уничтожении старого правоотношения и о замене его новым, содержание которого только в весьма незначительной степени определяется предыдущим. В других примерах эквивалент имеет или чисто случайный характер, оставаясь без какого-либо практического значения в процессе, завязавшемся между делегатом и делегатарием (случай с cautio), или же этот эквивалент - столь неопределенный, что такого рода момент не изменяет существа дела при осуществлении делегатарием своего иска. Как бы то ни было, но подобный эквивалент - со стороны делегатария в пользу делегата - во всех приведенных случаях представляет нечто чрезвычайное и немыслимое при нормальном положении дела, - вот почему доказательство его наличности должно лежать на том, кто хочет на него сослаться, т.е. на делеганте.
После всех этих предварительных замечаний, мы можем приступить к рассмотрению случаев <титулированной> и <чистой> делегации - в отдельности.
§ 54. "Титулированная" делегация
I. Делегация (так называемая <титулированная> делегация) может быть прямо поставлена в зависимость от отношения между делегатом и делегантом, или от отношения между делегантом и делегатарием, или от обоих этих отношений вместе. Подобная зависимость иногда находит себе выражение в самом акте делегации, а иногда может быть выведена из переговоров между сторонами перед заключением акта.
Назовем делегата - A, делеганта - B, а делегатария - С. Теперь представим себе случай, весьма часто встречающийся на практике, когда делегация является развитием существующего долгового отношения между A и B или между B и C. При этом возможны следующие комбинации:
a. A обещает заплатить в пользу C ту сумму, которую должен этому последнему B, - в размере, в котором он сам состоит должником своего верителя B.
b. A обещает заплатить в пользу C ту сумму, которую он должен своему верителю B.
c. A обещает заплатить в пользу C ту сумму, которую этому последнему должен B.
В случае a) делегация заключена в границы, определяемые двумя договорными обязательствами, к которым она примыкает, так что она является действительной лишь настолько, насколько действительны эти два договорные обязательства. В случае b) мы видим активный переход долга, т.е. перемену верителя: должником остается по-прежнему A, но на место прежнего кредитора B вступает новый кредитор C. Наконец, в случае c) имеется пассивный переход долга, т.е. перемена должника: верителем продолжает быть C, а должником, вместо B, делается A. Как при пассивном, так и при активном переходе долга, никоим образом не может быть и речи об увеличении права делегатария resp. обязанности делегата - в сравнении с первоначальным отношением. Только в том объеме, в котором оно является действительным, новый кредитор имеет право требования, resp. новый должник несет обязанность исполнения обязательства.
Все дело, таким образом, заключается в разрешении вопроса, возможно ли предположить, указанную зависимость делегации от лежащих в ее основании правоотношений. Если такая зависимость в действительности имеет место, то все те возражения, которые могли быть осуществлены против права требования верителя, вытекающего из старого долга, - противопоставляются должником и против иска по новому отношению, установленному делегацией. Другими словами, делегация при таком положении дела не дает новому верителю бóльших прав, чем имел старый кредитор, и на нового должника не накладывает бóльшей тяжести, чем нес старый должник.
Картина совершенно меняется, когда делегация принимает характер договора признания, касательно существующих между указанными лицами (делегат и делегант, делегант и делегатарий) долговых отношений. В этом случае, делегат уже не может столь же безусловно осуществлять все те возражения, которые вытекают из признаваемого делегацией договорного обязательства. Чрезвычайно важно ввиду этого определить, - насколько можно придать делегации значение договора признания, и насколько - нельзя. Чтобы дать ответ на этот вопрос, обратимся прежде всего к рассмотрению того случая, когда делегация составляет развитие долгового отношения между делегантом и делегатом.
Если акт делегации гласит в столь неопределенной форме, - как это имело место в случаях, приведенных под литерами a) и b), - то ясно, что не может быть и речи о каком-либо признании существующего обязательства. Рассмотрим, напр., выражение акта делегации в случае b). <A обещает заплатить в пользу C ту сумму, которую он должен своему верителю B>. Приведенные слова показывают, что вопрос о том, должен ли A своему верителю B, - делегат оставляет совершенно открытым. Значит, ни о каком признании долга здесь нет и речи, а если это так, то надлежит применить выставленное выше правило - относительно допустимости против делегатария эксцепций, вытекающих из отношения между делегатом и делегантом. Теперь дадим пример такого выражения акта делегации, которое дает возможность предположить договор признания. Делегат, напр., говорит: <Я обязуюсь уплатить делегатарию те сто рублей, которые я состою должным делеганту>. В этом случае, когда в акте делегации определенно обозначена та сумма, до которой простирался прежний долг, - действительно, может иметь место договор признания по отношению к такому точно указанному долгу. Насколько это в каждом отдельном случае на самом деле должно быть принято, - зависит от ближайшего рассмотрения индивидуальных особенностей отдельных случаев. С этой целью следует прежде всего посмотреть на буквальный смысл обещания, даваемого делегатом. Если, напр., в делегационном акте сказано: <Я обязуюсь заплатить Иванову те 100 рублей, которые, как окажется по рассмотрению дела, я действительно состою должным Петрову>, - то, конечно, договор признания не может быть допущен. Напротив, если бы делегат сказал следующим образом: <Я обязуюсь заплатить Иванову те сто рублей, которые я признаю себя должным Петрову>: - то мы имеем договор признания. Таким образом, делегация может одновременно отправлять две функции: вызывать возникновение известного обязательства делеганта в пользу делегатария и в то же время служить признанием долга делегата по отношению к делеганту. Что касается до значения подобного признания между этими двумя лицами, - то здесь должны найти себе применение общие правила об юридических последствиях договора признания, уже изложенные мной в своем месте. В настоящее время нас занимает вопрос лишь о том влиянии, которое оказывает договор признания, облеченный в форму делегации, на отношения между делегатом и делегатарием. В самом деле, представим себе, что должник, совершая признание и заключая с этой целью делегационный акт, обманулся в своих предположениях, которые послужили для него стимулом к предпринятию договора. Должно ли предоставить ему право оспаривать делегацию, или, наоборот, он бесповоротно связал себя по отношению к делегатарию имевшим место признанием? Последнее представляется более правильным. В пользу этого говорит принятие в расчет интересов делегатария. Ведь этот последний часто даже не имеет возможности получить точные сведения относительно того правоотношения между делегатом и делегантом, которое служит объектом для договора признания. Вот почему является вполне справедливым предоставить ему право настаивать на придании безусловной силы собственным словам совершившего призанание делегата, что долг последнего по отношению к делеганту действительно существует. Отсюда следует сделать только то исключение, когда наличность каких-либо совершенно особенных обстоятельств должна дать понять делегатарию, что признание соврешено делегатом только с известными ограничениями. Вне этого исключения делегат не может оспаривать делегационный акт, ссылаясь на то, что те предположения, которые побудили его совершить делегацию - признание, - не осуществились. Делегат всегда может отвратить вред, причиненный ему подобным делегационным актом, обратившись с обратным иском к делеганту и требуя от него возмещения понесенных убытков. Существование такой гарантии для делегата, а равно указанный нами особый интерес делегатария - служат вполне достаточным объяснением, почему этот последний может придавать признанию делегата такую безусловную силу действия.
Вопрос разрешается, таким образом, очень легко, когда делегационный акт составлен в таких выражениях, которые не оставляют места сомнению насчет наличности договора признания. Но как быть, если обещание делегации, хотя и дает возможность предположить договор признания, - но если в то же время это не вытекает из акта делегации с такой необходимостью, как это мы видели в последнем из приведенных примеров внешнего выражения делегационного обязательства? Представим себе, что делегат сказал: <Я обязуюсь уплатить Иванову те 100 рублей, которые я должен Петрову>. В этих словах действительно может заключаться признание, но это не должно быть непременно. Вот почему им не может быть придан характер <юридического признания>, которое, как известно, имеет <связывающее> для должника значение. Такое значение не должно быть сообщаемо подобным словам ни по отношению к делегату, ни по отношению к делегатарию. Самое бóльшее, о чем здесь может быть речь - это о <фактическом признании>. В самом деле, в приведенных словах делегата можно усмотреть некоторое доказательство в пользу существования долга делегата Петрову, а потому Иванову нельзя не позволить ссылаться на такое доказательство, пока делегат не опровергнет его приведением обратных доказательств. Видеть в этом и тому подобных случаях непременно <юридическое признание>, - на наш взгляд, не представляется ни малейшего повода. Против такой точки зрения говорит уже одно то обстоятельство, что делегат не совершил так называемой <чистой> делегации, а, напротив, прямо поставил свое обещание, данное делегатарию, в зависимость от долгового отношения, в котором он, делегат, состоит с делегантом. Вот почему является большим произволом игнорировать совершенно подобную зависимость, как это делает, напр. Бэр, и не допускать делегата к представлению вышеуказанных обратных доказательств (<GEGENBEWEIS>).
Мы пришли к тому заключению, что <юридическое признание> при делегации имеет место в том случае, если это можно с уверенностью вывести из самых слов делегационного акта. Однако этим дело не ограничивается. <Юридическое признание> может, кроме того, вытекать из внимательного рассмотрения тех ближайших обстоятельств, при которых делегация совершилась.
Если стороны предприняли делегацию в расчет на такое долговое обязательство между делегатом и делегантом, которое представляло, в известной степени, весьма сомнительную величину, завися от каких-либо будущих, совершенно неопределенных моментов, - то, конечно, не может быть и речи о придании сделке характера <юридического признания> по отношению к подобному долгу. Иное дело - если долг во время заключения делегации является не в качестве такой потенциальной, а в виде вполне реальной, действительной ценности. В этом последнем случае для делегата при совершении акта вполне ясно настоящее положение дела с тем долгом, которого касается акт, и если этот долг страдает какими-либо дефектами, дающими ему, делегату, право на возражения против первоначального кредитора (делеганта), - то это обстоятельство уже не может быть для него неизвестным. Вот потому-то, когда он, невзирая на то, что ему всегда открыта дорога парализовать иск прежнего верителя посредством эксцепции, совершит подтверждение того же самого долга в пользу нового кредитора (делегатария), - не является ли очевидным, что подобного рода признанием отрезана какая бы то ни было возможность осуществлять против этого последнего (делегатария) эксцепции, вытекающие из старого отношения? С правильной точки зрения, следует признать, что здесь в действительности имеет место отказ от возражений. Правда, ответ на вопрос, насколько в акте делегации надо видеть такой отказ от возражения против иска первоначального верителя, - должен подлежать еще сильному сомнению, - но, что касается иска нового кредитора, то в пользу подобного исключения эксцепций говорит следующее соображение. Этот новый кредитор (делегатарий) обыкновенно бывает лишен возможности опровергать возражения, вытекающие из отношения между должником и старым верителем, так как, по общему правилу, он не имеет точных сведений касательно тех или других отдельных моментов этого отношения. Вот причина, почему представляется крайне справедливым установить в интересах делегатария следующее правило: если делегат, имея полную возможность знать, что ему принадлежат против иска делеганта ясные и неподлежащие сомнению возражения, заключит делегацию, - то в этом следует видеть по отношению к делегатарию <юридическое признание> прежнего долгового обязательства.
Считаем уместным показать здесь, между прочим, ту разницу, которая существует с этой точки зрения между <активной делегацией> и <цессией>. Цессия - тоже перемена верителя, но так как для предпринятия этого акта нет необходимости в содействии должника, чтó является condicio sine qua non при активной делегации, то и понятно, почему при первой, в отличие от последней, возражения, вытекающие из прежнего правоотношения, могут быть осуществлены также против иска нового кредитора[295].
<Юридическое признание> при активной делегации должно быть принимаемо, таким образом, или когда на это существует ясное указание в самом делегационном акте (1 случай), или когда то же самое можно вывести из рассмотрения некоторых ближайших обстоятельств, при которых делегация имела место (2 случай). В том и в другом случае для делегата закрыта возможность противопоставить иску делегатария возражения, коренящиеся в отношении делегата к делеганту. Первый случай никаких сомнений не возбуждает. Что же касается до второго, - то против принятия здесь юридического признания обыкновенно приводят то соображение, что, если бы оно действительно имело место, - то очень часто нельзя было бы согласовать с таким положением дела внешнее выражение делегационного акта, - напр., если бы в последнем значилось следующее: <Я обязуюсь заплатить Иванову 100 рублей, которые я должен Петрову>. Зачем здесь указание на долг делеганта Петрова, когда это обстоятельство остается без всякого значения и влияния на действительность самой делегации? Вот это-то соображение и наводит на мысль, что, хотя бы вышеуказанные особенные обстоятельства, при которых был заключен делегационный акт, и которые заставляют видеть в нем <юридическое признание>, были на самом деле налицо, - это последнее, т.е. <юридическое признание>, все-таки не может быть допущено вследствие подобного внешнего выражения делегационного акта, ставящего его в зависимость от отношения делегата к делеганту. Такой вывод, однако, неправилен. Дело в том, что слова <:которые я должен Петрову> - могут быть включены в акт делегации с тем, чтобы вызвать известные юридические последствия во взаимных отношениях делегата и делеганта, оставляя совершенно в стороне отношения делегата к делегатарию. Подобное положение дела возможно, правда, только в том случае, когда договор делегации совершался в форме общих устных переговоров между всеми тремя участвующими в нем лицами, или же в форме составления общего письменного документа. Лишь при таких условиях может быть возбужден разговор о том, чтобы часть общего изъявления воли, сделанного делегатом не одному только делегатарию, но, вместе с тем, и делеганту (<:которые я должен Петрову>), - имела только тот смысл, чтобы регулировать отношения между делегатом и делегантом, и оставляла совершенно в стороне отношения между делегатом и делегатарием. Напротив, если договор делегации имел место в форме выдачи документа делегатом делегатарию - без какого бы то ни было участия в его составлении делеганта и, притом, без предварительных устных переговоров с этим последним, - то все содержание документа, не пропуская ни одного предложения, должно сопровождаться теми или другими юридическими последствиями касательно отношений делегата и делегатария. В этом случае, как это понятно само собой, вышеприведенное выражение акта делегации (<Обязуюсь уплатить Иванову 100 руб-лей, которые я должен Петрову>) не может иметь значения <юридического признания> долга делегата Петрову, - но делегат, напротив, может противопоставить делегатарию все те возражения, которыми он мог воспользоваться против делеганта. Слова <которые я должен Петрову> имеют здесь значение против него только как средство доказательства, могущее им быть опровергнуто представлением обратных доказательств. Другими словами, здесь идет речь не о <юридическом>, а о <фактическом> признании.
Теперь посмотрим, насколько делегации может быть придан характер договора признания, если она представляется развитием долгового отношения между делегатарием и делегантом, - другими словами, если она выступает в качестве пассивной сукцессии. Это имеет место в случаях, обозначенных выше - под литерами a) и c). Здесь делегат обещает делегатарию заплатить ту сумму денег, которую ему должен делегант. Вопрос является гораздо менее сложным, чем в случае b). В самом деле, делегат служит при такой комбинации отношения только в роли представителя делеганта перед делегатарием которому он, по приказу первоначального должника (делегата), обязан заплатить долговую сумму. Подобный <приказ> вовсе не прекращает обязательства, существующего между делегантом и делегатарием. Напротив, делегат получает поручение развить такое обязательство в том виде, в каком оно имело место между первоначальными сторонами. Однако применение этого правила находит себе границу в том случае, когда делегант, давая делегату <приказ> уплатить долг, совершает тем самым <юридическое> признание долга по отношению к делегатарию.
Насколько договор признания здесь действительно может быть допущен, - является чисто случайным моментом для существования дела при <пассивной> делегации, и вопрос этот должен быть решаем на основании общих правил о <юридическом признании>, - эти правила мы уже изложили в своем месте. Ограничимся только коротким замечанием. Для того, чтобы пассивной делегации было сообщено значение <юридического признания>, - необходима наличность окончательно выясненного долгового отношения между делегантом и делегатарием. Если же, наоборот, это отношение находится в зависимости от каких-либо будущих моментов, наступление которых еще неизвестно, так что оно получает крайне неопределенный характер, - то <юридическое признание>, конечно, места иметь не может. Таким образом, только тогда, когда делегация получает значение уплаты по окончательно выясненному долгу делеганта делегатарию, - может быть речь о юридическом признании. Однако даже в тех случаях, когда юридическое признание не может быть при пассивной делегации принято наличным, - для делегата часто нет фактической возможности воспользоваться эксцепциями, вытекающими из дефектов отношения делегатария к прежнему должнику (делеганту). Это потому, что для него такие недостатки иногда могут оставаться совершенно неизвестными, как для лица, которое стояло вне долгового обязательства в его первоначальном виде, когда должником являлся делент. Вот почему уже благодаря подобным соображениям чисто фактического характера, положение делегатария после пассивной делегации является гораздо более благоприятным, чем до нее, - не говоря о той пользе, которую ему может принести делегационный акт, когда он отправляет функцию <юридического признания>.
Примечания:
[295] См. Bähr. 1. c. Стр. 196-197 (145-146).
