На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

Совершенно аналогичный вопрос может быть предложен относительно так наз. naturalia negotii. Ведь стороны всегда могут отменить действие одного из правил, принадлежащих к числу naturalia negotii. Так вот нередко возникает сомнение, произошла ли такая отмена на самом деле или нет?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно прежде всего обратить внимание на изъявление воли сторонами, как оно нашло себе внешнее выражение в самом договоре. Это - сам контракт, заключенный сторонами, - который должен быть подвергнут подробному рассмотрению, чтобы на основании этого договора решить, что должно считать в том или в другом случае за истинную волю сторон. При этом не могут быть принимаемы в расчет общие соображения о <справедливости>. Вопросом является только то, что должно быть означено справедливым в том или в другом отдельном случае. Ведь стороны могут поступать при регулировании их взаимного отношения столь неразумно, сколь возможно. Если при этом вдруг задаться мыслью - подчинить отдельный момент в этом правоотношении более разумной и справедливой, с общей точки зрения, регламентации, - то от этого произойдет только путаница и даже прямо несправедливость, так как отношение будет регулировано против воли самих сторон. В самом деле, в соображения сторон могли входить какие-либо исключительные обстоятельства, не имеющие места в виде общего правила. По какому праву мы отвергли бы в подобном случае ясную волю сторон в угоду отвлеченному принципу? Защищаемая нами точка зрения находит себе подтверждение и в источниках, а именно в 1. II, § 1, D. 19, 1 говорится: . Naturalia negotii, если, вообще, они относительно того или другого отдельного пункта в данном случае имеют применение, - подлежат таковому, только .

Таким образом, главное значение следует придавать выраженной обеими сторонами воле, т.е. тем словам контракта, в которые она воплотилась. Разъяснить эти слова - составляет основную цель всего дела. Соображения одной из сторон, побудившие ее к заключению сделки, - должны являться безразличными. Они имеют значение лишь настолько, насколько они приняты другой стороной. Действительная воля сторон в том виде, как она нашла себе выражение в словах контракта[143], должна служить базисом для разрешения вопроса о том, какие из предположений сторон являются существенными и какие нет. Если же слова контракта оставляют место на этот счет каким-либо сомнениям, то здесь начинается задача толкования сделки. Судья должен обратить внимание на все моменты, которые можно собрать в интересах указанной цели. Сюда следует отнести прежде всего те разъяснения, которые могут дать предварительные переговоры сторон перед заключением ими юридического акта. Затем главное внимание должно быть сосредоточено на содержании договора в его целом. Очень часто бывает, что тщательное рассмотрение этого содержания может помочь сделать какие-либо заключения относительно такого предположения сторон, которое прямо в договоре нигде не выражено. После такой интерпретации можно с полным основанием утверждать, что ответ на занимающий нас вопрос является вполне сообразным с действительной волей сторон, нашедшей себе выражение в исследуемом договоре[144]. Если же после такой операции получится результат , - то предположения одной из сторон не принимаются вовсе в расчет, так как относительно них нельзя доказать, что они приняты соконтрагентом.

§ 10. Руководящие правила опыта при определении "решающего" характера предположений сторон, заключающих договорное обязательство

Результат зависит, таким образом, от конкретного исследования всех индивидуальных моментов каждого отдельного случая. Тем не менее, отсюда вовсе не вытекает, что судья при этом лишен опоры более общих точек зрения. Правда, каких-либо общих правил, как это было замечено несколько выше, относительно подобных индивидуальных моментов выставить нельзя: они не встречаются постоянно с одинаково очерченным характером, но столь же разнообразны, как сама жизнь, их породившая. Однако это не исключает возможности образования общих точек зрения, основанных на рассмотрении многих однородных случаев, встречаемых в гражданском обороте, - хотя, может быть, и не вполне одинаковых. Эти-то психологические и практические соображе-ния, основанные на опыте, должны, само собой понятно, руководить судом при разрешении отдельных случаев, о которых in concreto идет речь[145]. Но не надо никогда забывать, что они носят только руководящий характер и не имеют непременного приложения. Этим они отличаются, между прочим, также от naturalia negotii. При этих последних имеется определенный комплекс правил, применение которых для суда обязательно, если, конечно, сами стороны не внесли на этот счет каких-либо изменений; разбирамемые нами в настоящем месте руководящие соображения, наоборот, предполагают прежде своего применения, подробное исследование отдельных индивидуальных особенностей конкретной юридической сделки, и только в том случае, если суд убедится в возможности воспользоваться при данном деле этими соображениями опыта, - он, действительно, их применяет.

По свойству самого предмета, не может быть, конечно, и речи об исчерпывающем изложении подобных руководящих соображений. Стремиться к чему-либо подобному означало бы в действительности заниматься разрешением невыполнимой задачи, - а именно - изложить общий опыт человечества относительно договорных отношений обязательственного права. Настоящее исследование имеет одной из своих целей - указать только некоторые из подобных соображений - относительно таких моментов, которые наиболее часто встречаются.

При этом мы сделаем естественное различие тех случаев, когда предположения сторон обозначенны, и тех, когда подобное обозначение не имеет места. Когда предположение прямо выражено, - в свою очередь, могут быть различные комбинации.

Так, во-первых, наступление предположенного обстоятельства может быть прямо сделано <условием> в техническом смысле. На этот счет не возникает никакого сомнения: стороны ясно обусловили наступление течения юридических последствий акта - исполнением предполагаемого события, и самый акт может считаться состоявшимся - только с указанным ограничением.

Во-вторых, очень часто бывает, что, хотя известное предположение стороны и не сделано условием юридической сделки, оно тем не менее указано в акте, и в этом указании лежит ясное свидетельство тому, что сторона не хотела обязываться, насколько предположение не осуществится. Этот случай совершенно аналогичен предыдущему. Мы имеем здесь <молчаливое условие>.

В-третьих, нам остается рассмотреть еще так называемые собственные случаи предположений, характерная черта которых заключается в том, что сторона здесь только действует под известным предположением, но при этом вовсе не является для нее мыслимою возможность неисполнения этого предположения, так что насчет такого неосуществления своих ожиданий сторона не составляет себе в момент заключения сделки никакого взгляда и, вследствие того, не проявляет по этому поводу никакой ясной воли. Что касается до таких случаев предположений в собственном смысле, то заметим прежде всего, что резкое противоположение этих случаев случаям условий является в значительной мере преувеличенным. Различие представляют обыкновенно в том виде, что, тогда как при предположении в собственном смысле имеется налицо действительно безусловная воля, а стало быть, и на тот случай, если предположение не осуществится, - при условии - воля сознательно себя ограничивает, чтобы иметь действие только на тот случай, если условие исполнится. Но <действительная> воля, о которой идет речь в первом случае, является совершенно произвольной абстракцией, а именно при этом вырывают отдельное проявление душевной жизни лица из того психологического процесса, только часть которого оно составляет, и придают этому вырванному из общей связи моменту самостоятельное значение, как если бы он был полным выражением воли лица - помимо других моментов. Относительно подобного образа действий нельзя не признать, что он заслуживает прямого осуждения. В самом деле, изъявление воли, подобно каждому другому душевному движению, имеет значение только в связи с тем психологическим стимулом, который его вызвал. Во всяком случае, должны быть приведены совершенно особенные основания, чтобы не обращать на этот стимул никакого внимания. Таким образом, центральный пункт всего вопроса заключается в том, чтобы определить, что в каждом конкретном случае является решающим психологическим моментом, вызывающим изъявление воли. Если этот решающий психологический момент отпадет, то воля, о которой в данном случае может быть речь, является только <тенью воли>, лишенным плоти и крови явлением, которое не имеет ничего общего с жизненной действительностью. Приведенные соображения показывают, что, по существу дела, между случаями <условия> и <предположения> нет коренного, резкого различия: если не исполнилось решающее предположение, совершенно точно так же, как если бы не исполнилось условие, - отпадают в обоих случаях те основания, которые порождают волю, а, вместе с тем, отпадает и сама эта воля.

С другой стороны, надо постоянно остерегаться ставить действительность юридической сделки в зависимость от таких чисто внутренних психологических моментов, как предположения одной из сторон. Вот почему для того, чтобы считать какое-либо предположение в качестве решающего, оно должно быть ясно выражено в качестве предположения. С этой точки зрения, конечно, обладает весьма большим значением то обстоятельство, что предположение прямо названо стороной. Предположение может получить также косвенное выражение. Это бывает в тех случаях, когда оно делается ясным только по соображении всех сопутствующих обстоятельств данной юридической сделки. Однако предпочтительнее прямое выражение предположения, так как только оно одно может прогнать всякое сомнение по вопросу о том, выступает ли предположение решающим или нет. Весьма важным является при этом также то обстоятельство, в какой момент имело место наименование предположения: было ли оно обозначено при приготовительных к сделке действиях, или при окончательном заключении договора? Само собою понятно, что только в последнем случае наименование предположения должно иметь абсолютное значение. Между тем очень трудно провести в этом смысле известную границу, если только договор не заключен в письменной форме. На самом деле, стороны облекают в эту последнюю только то, чему они действительно придают значение. Вот почему является весьма естественным, что заинтересованная сторона сочинит прибавку в контракт относительно занимающего нас момента и прямо укажет, что то-то и то-то служило для нее решающим предположением к заключению юридической сделки.

Таким образом, весь вопрос сводится к тщательному исследованию особенностей отдельного случая. Если предположение относится к прошедшему времени, то возникает презумпция в пользу того, что оно приведено только потому, что сторона хотела выставить хоть какой-нибудь повод для объяснения того обстоятельства, почему она заключила юридическую сделку, и что, таким образом, обозначенное ею предположение имело для нее только преходящее, историческое значение, - причем, она ни на минуту оне допускала возможности поставить действительность самого договора в зависимость от подобного предположения[146]. Если же, напротив, предположение относится к будущему времени, то весьма вероятно, что действительность юридической сделки поставлена в зависимость от осуществления этого будущего момента, и что, таким образом, если он не наступит, - само изъявление воли должно остаться без силы. Считаем, однако, нелишним повторить, что все это - только презумптивные правила, которые могут быть опровергнуты в каждом отдельном случае доказательством противного. Так, прежде всего весьма легко может случиться, что сторонами снабжено значением также предположение, относящееся к прошедшему времени. Эти прошлые моменты in concreto могут представляться сторонам не только в качестве прошлых, но и в качестве моментов, предполагаемых во время заключения самой сделки. Стороны могут положить центр тяжести именно на наличность этих прошлых моментов во время совершения самого юридического акта. С другой стороны, не исключена возможность также и того, что будущим моментам придано сторонами столь малое значение, что невозможно предположить, чтобы осуществление предположения могло, при данных условиях, иметь решающее значение относительно юридического акта.

Кроме всего этого, никогда не следует забывать, что исполнение resp. неисполнение предположения может вызывать еще другие юридические последствия, помимо только что указанных, - т.е. полнейшего прекращения договора или удержание его в полной силе. Эти последние имеют место только в том случае, когда предположение касается существенного момента в договоре, или - когда, как говорят англичане, - <оно пустило корни в договор>. Но там, где предположение не имеет столь существенного характера, его отпадение может сопровождаться несколько другими юридическими последствиями: оно может дать повод к частичному уничтожению сделки или обусловить требование вознаграждения за убытки. По вопросу о том, на что, при известной конкретной сделке, является направленной воля сторон, - следует сказать, что разрешение этого вопроса зависит от рассмотрения индивидуальных особенностей отдельных случаев.

Как мы уже несколько раз упоминали, для придания предположению решающего характера, необходимо не только то, чтобы предположение одной из сторон действительно имело место, но чтобы другая сторона приняла это предположение. Для иллюстрации приведем случай из современной английской судебной практики[147]. Дело идет о партии овса, проданного на пробу. Покупатель не согласен принять овес, так как предполагал, что он купил старый овес, а, на самом деле овес оказывается молодым. Продавец, по словам покупателя, при совершении договора должен бы был знать, что тот желает именно старого овса, - но, с другой стороны, он ничего не сказал такого, из чего можно было бы заключить, что он идет навстречу этому желанию покупателя. Положим, выговоренная цена была слишком высокой для нового овса, но овес вообще в то время, когда состоялась продажа, был очень дорогим. Суд постановил, что покупатель не имеет права отказываться от принятия овса. Правда, покупатель заключил сделку в надежде, что проданный овес был старый, но вовсе без убеждения, что продавец заключил контракт, именно в этом смысле (в решении приводится авторитет знаменитого английского юриста - Блекбурна). Между двумя последними случаями, - говорит судебное решение, - такое же различие, как если бы кто-либо покупал коня в расчете, что он здоров (I случай), или - если бы здоровье коня было гарантировано в самом договоре - (II случай). В решении по другому делу говорится, что подобная гарантия не может заключаться в чисто пассивном образе действий продавца, как, напр., мы это имели в случае с овсом. Ведь покупатель имел слишком достаточно времени, чтобы сделать надлежащую пробу с овсом. Таким образом, хотя предполагаемое качество овса и было единственным для покупателя мотивом к заключению сделки, - но оно не было сделано существенных условием контракта и потому не может иметь определяющего значения по вопросу о действительности юридической сделки. Все дело сосредоточивается около того момента, возложена ли на продавца гарантия относительно качества или нет. Кроме того принимается во внимание то обстоятельство, имел ли сам покупатель возможность составить себе надлежащее понятие относительно качеств купленной им вещи. В подробном же рассуждении вопроса о высоте цены лежит ясное указание, что непомерно высокий размер цены - в сравнении с действительной ценностью может, при несколько иных условиях, повести за собой другой результат.

При передаче будущих вещей руководящее правило опыта указывает судье на приведенную нами несколько выше (стр. 61) точку зрения взаимности:бόльший риск - бόльший эквивалент!

Ведь при подобных сделках вся задача суда заключается в разрешении вопроса, на которую из обеих сторон следует возложить риск относительно составляющих объект передачи будущих вещей. Ближайшее определение по этому поводу дается обыкновенно составляющей сделки. Там, где эти молчат, - должно быть применено только что указанное - руководящее правило опыта.

Что касается, наконец, до всех тех предположений сторон, которые относятся к другим моментам, а не к вопросу об эквиваленте, - то эти предположения обладают часто столь неопределенным характером и составляют иногда до такой степени неуловимый акт внутренней душевной жизни известного субъекта, - что положение соконтрагента было бы сделано крайне невыгодным, если бы действительность юридического акта всегда ставилась в зависимость от подобных мотивов, не имеющих того или другого отношения к вопросу об эквиваленте. В том же случае, когда подобного рода предположения действительно вызвали юридическую сделку, - то, для того, чтобы их исполнению было придано влияние на эту сделку, - необходимо, чтобы та сторона, которая на них ссылается, доказала решающий характер этих предположений, - иными словами onus probandi падает, именно на эту сторону. Впрочем, вопрос о решающем характере того или другого предположения покоится, в каждом отдельном случае, на самых различных основаниях. Так, напр., стоит ли тот факт, к которому относится предположение стороны, в какой-либо связи с деятельностью этой стороны, или такой связи нет? Или, может быть, его исполнение или неисполнение находится во власти, вполне или частью, противоположной стороны? Какую тяжесть, сравнительно с выгодой, принесет для той и другой стороны осуществление предположения? Ответ на эти и многие подобные вопросы может иметь в нашем деле значение руководящего правила опыта. Исчерпать эти правила, при бесконечном разнообразии случаев действительной жизни, - соверешенно невозможно. Вот почему мы и ограничились указанием только некоторых из них в виде примеров.

Глава III. Виндшейдовская теория предположения

§ 11. Изложение теории Виндшейда

Учение Виндшейда[148] о предложении вызвало весьма обширную литературу. Его теорию приняли следующие писатели: Rudorff, Bähr, Unger, Baron, Förster, Hru-za, Bechmann, Brinz, Hesse, Buhl, Lotmar и Leonhard. Против его взглядов высказались: Erxleben, Witte, Voigt, Wendt, Zimmermann, Adic-kes, Pfersche, Cradenwitz, Dernburg и Le-nel[149].

Ввиду огромной важности, которую имеет в вопросе о значении каузального момента при обязательствах эта теория, а равно, тех споров, которые она вызвала, нам необходимо на ней подробно остановиться. Наиболее резкую критику учение Виндшейда о предположении встретило со стороны Ленеля. Этот последний собрал в двух талантливых статьях в Archiv für die civilistische Praxis все возражения, которые делались против Виндшейда, прибавив к ним также свою сильную критику. Вот почему мы подробно разберем развиваемую им точку зрения. Изложим сперва учение самого Виндшейда.

Предположения, по Виндшейду, являются ограничениями воли, стоящими наряду с условиями. Однако они резко отличаются от условий. При юридической сделке под условием - заключающая эту сделку сторона представляет себе возможность ненаступления условия и образует себе на этот случай ясную волю. Наоборот, относительно <предположений> - для стороны не представляется ни на минуту сомнения, что они могут не осуществиться. Виндшейд называет предположения - <неразвитыми условиями>. При таком <неразвитом условии> сторона не говорит - , но говорит - . В этом последнем случае сторона выражет, что она хочет заключить такую-то юридическую сделку независимо от какого бы ни было условия. Вместе с тем она побуждается заключить сделку исключительно мыслью, что ее предположения осуществятся. Понятно само собой, что, если такого осуществления не воспоследует, - то достигнутый сделкой правовой эффект не будет соответствовать <действительной> или <истинной> воле стороны. Это обстоятельство должно ей дать возможность оспаривать этот результат.


Примечания:

[143] Вот места, в которых центр тяжести кладется на то, , 1. 33 D. 18, 1, 1. 58, § 1, D. 19, 2, 1. 10 D. 14, 2, 1. 125 D. 50, 16, 1. 115, § 2, D. 45, 1, или напр., выражение - 1. 41 pr. D. 18, 1, а также выражение - 1. 51 pr. D. 19, 2. Тому подобные выражения встречаются также в 1. 30, § 4, D. 19, 2, 1. 7, § 8, D. 2, 14, 1. 31 D. 44, 7. См. также Leonhard. Irrthum. I, особенно стр. 239 сл., 260 сл., 274-275.

[144] В этом смысле (толкование по содержанию договора) могут быть приведены следующие слова в 1. 54, § 1, D. 19, 2: .

[145] 1. 54, § 1, D. 19, 2, 1. 114 D. 50, 17.

[146] См. приведенное мною выше (стр. 19) различие римского понятия и .

[147] Lenel в Archiv. f. d. civ. Praxis. Том 79. Стр. 105.

[148] Die Lehre des römischen Rechts von der Voraussetzung. 1850, Pandektenrecht. I. § 97-100, в Archiv f. d. civ. Praxis. Том 78. Стр. 161-202.

[149] Archiv f. d. civ. Praxis. Том 74. Стр. 213-239. Том 79. Стр. 49-107.