Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и в современном гражданском праве

« Предыдущая |  Оглавление  | Следующая »

При мандате мы имеем, некоторым образом, аналогичное[119] положение дела. Здесь также должно быть принято во внимание историческое происхождение мандата. Подобно тому, как при отдаче вещи на сохранение в основу кладется отношение доверия, то же самое играет главную роль и в том случае, когда наблюдение за тем или другим интересом доверяется постороннему лицу. Мандатарий, хотя бы он и дал наперед обещание развить подобную деятельность, не является связанным таким обещанием. Но если он однажды взял на себя заботу об интересах другого лица, то, уже вседствие одного этого факта, возникает против него, при нарушении оказанного доверия, - сопровождаемый infamia иск деликтного характера. Обещание мандатария, подобно обещанию поклажепринимателя, служит только подтверждением и дальнейшим развитием и без того лежащей на нем легальной обязанности. Достаточным эквивалентом за такое обещание служит для мандатария разъяснение взаимного отношения между ним и доверителем, - могущее в известных случаях оправдать его встречный иск по отношению к этому последнему.

Остается еще рассмотреть вопрос об эквиваленте при contractus reales innominati. Он заключается при них в dare или facere, как этого требует само возникновение означенных договоров. Противоположность безыменных реальных договоров с консенсуальными договорами состоит, между прочим, в том, что при обсуждении вопроса об эквиваленте решающее значение приобретает не соглашение сторон, а имевший место реальный момент. Впрочем, об этом мы поговорим подробнее немного спустя[120].

§ 7. "Правовая цель" при договоре дарения

До сих пор шла речь о таких обязательственных договорах, при которых обязанная сторона получает соответствующий эквивалент. Совершенно особняком стоит договор дарения. Это и выражено в 1. 82 D. 50, 17 словами и определяется несколько ближе в 1. 1 pr. D. 39, 5 следующим образом: . Мы находим здесь ясное и точное выражение различия между тем, что мы условились выше называть <правовой целью> и фактической преследуемой сторонами целью[121]. Цель дарителя не может быть обозначена одним только словом liberalitas. Даритель дает не затем, чтобы только дать, но, напротив, <передача> образует средство для достижения другой цели, которую хочет достигнуть даритель. Эта цель может заключаться в том, чтобы помочь в очевидной нужде одаренному, чтобы заплатить долг благодарности, которой даритель обязан одаренному, - или, наоборот, в надежде, что одаренный впоследствии, в свою очередь, окажет ему какую-нибудь услугу[122], - или, чтобы создать себе репутацию щедрого человека - и по многим другим соображениям. Все эти разнообразные, преследуемые сторонами, фактические цели являются, однако, слишком неопределенными как сами по себе, так и по тому действию, которое оказывает их исполнение или неисполнение на действительность юридической сделки. Эти фактические цели составляют то, что Lenel называет [123]. Только один момент отрицательного характера проходит через все разнообразие этих фактических целей: даритель не предполагает никакого эквивалента за свои . Подобно тому, как при всех рассмотренных нами прежде договорных обязательствах вопрос заключался только в том, каков эквивалент, а не в том, какими соображениями он был вызван, - точно так же при дарении центр тяжести кладется на то, что здесь не обусловлено никакого эквивалента, - но какими это вызвано мотивами, - оставляется совершенно в стороне. Другими словами, при дарении правовая цель заключается в свободе от предположений эквивалента[124]. Что с этой точки зрения должно быть названо эквивалентом и, таким образом, исключает дарение, - зависит, в свою очередь, от правовых взглядов данного времени. Так, напр., в римском праве достаточным эквивалентом для исключения понятия дарения считалось освобождение одаренного из рабства, - если это освобождение имело место при наличности obligatio naturalis между рабом и его господином и если раб прощал последнему этот долг, 1. 19, § 4, D. 39, 5.

Таково понятие <правовой цели> при дарении. Однако здесь столь же мало, как и при возмездных договорах, этот термин выражает абсолютное противоположение преследуемой стороной фактической цели. Напротив, фактическая и правовая цель суть понятия, частью покрывающие друг друга. Отрицательный момент свободы от эквивалента есть постоянно наличный момент фактической цели при дарении, но он не исчерпывает, однако, содержание этой фактической цели[125]. Одним словом, фактическая цель при договоре дарения составляет фактическую сторону правовой цели, служа вместе с тем обоснованием достигаемого сделкой результата. Нижеследующие места источников могут служить прекрасным подтверждением сказанного: 1. 65, § 2, D. 12, 6 и 1. 47 D. 38, 1. В первом из этих мест юрист Павел следующим образом говорит о целях дарения:

.

1. 73 D. 38, 1 (Valens): .

В обоих приведенных фрагментах сделана независимой от осуществления предложений эквивалента, так как указываемые в этих местах источников обстоятельства (что помощь была действительно оказана дарителю - в первом месте, и что обязательство на самом деле существовало - во втором месте) носят характер только .

К сказанному следует прибавить, что с развитой нами точки зрения, один и тот же договор может выступать в одном направлении - с дарственным характером, а в другом направлении - представляет собой обыкновенную возмездную сделку. Укажем для примера на 1. 12 D. 46, 2. Эта относительность понятия дарения имеет место, кроме того, также в несколько другой форме. Сделка может составлять donatio в отношении к одному лицу и не быть таковой в отношении к другому лицу, как, напр., в случае, разбираемом в 1. 9 pr. D. 12, 4. Некто делает дарение в пользу женщины уплатою приданого в пользу ее жениха. Та же самая сделка не будет дарением по отношению к этому последнему, так как он вправе ожидать, чтобы не была , ср. 1. 4, § 21, D. 44, 4.

Сущность дарения, которая заключается в свободе договора от того, что может быть названо с той или другой точки зрения эквивалентом, - требует еще несколько дополнительных замечаний относительно . В этом последнем случае на одаренного налагаются известные обязанности, и весьма трудно обозначить границу, когда эти обязанности принимают характер эквивалента, и когда сделка, согласно вышесказанному, перестает быть дарением[126].

У более ранних римских юристов мы находим следы такого понимания интересующего нас вопроса, что с понятием дарения связана независимость его от прибавки какого бы то ни было условия или предположения, неисполнение которых могло бы повести за собой отпадение юридической сделки. Так, напр., Юлиан в 1. I pr. D. 39, 5 требует, чтобы даритель . В 1. 2, § 7 eod. он считает возможным допустить при donatio известное ограничение в указанном смысле, но тут же возбуждает вопрос, сохранит ли сделка при этом самый характер дарения? Позднейшие римские юристы оставляют такую точку зрения. В этом может убедить нас принадлежащий Ульпиану фрагмент (1. 3 eod.), в котором он говорит о , как если бы речь шла о нормальном случае.

С правильной точки зрения следует признать, что, с одной стороны, можно придумать обязанности для одаренного, которые отнимут у юридической сделки характер дарения, хотя бы их неисполнение и не влекло за собой недействительность акта, - и, что, с другой стороны, прибавленные к договору подобного рода осложнения могут, при известных условиях, не оказать никакого влияния на дарственный характер сделки. Следует в этом отношении обращать внимание на содержание принятой одаренным на себя обязанности, а это - , 1. 2, § 7, D. 39, 5. Впрочем, для этого вопроса могут быть сделаны некоторые руководящие замечания.

Если принятая одаренным обязанность заключается в известном употреблении подаренного и если, притом, даритель не имеет в этом никакого непосредственного интереса, - то такая обязанность, с занимающей нас точки зрения, совершенно безразлична: употребление подаренного представляется мотивом, образующим только отдельный член в общей дарственной цели, и дает самой сделке дарения только более определенную и ограниченную форму. Вся разница только в том, что при простом дарении дарителю приносится известная имущественная выгода тем, что подаренное служит его интересам в том направлении, в каком ему это будет угодно, - а в разбираемом случае дар служит его интересам сообразно предначертаниям дарителя. Однако и в этом последнем случае совершенно подобно, как в предыдущем, о чем-либо таком, что можно назвать эквивалентом, не может быть и речи. Примерами из источников могут служить следующие два фрагмента: 1. 9 pr., 1. 5, § 9, D. 23, 3. В этом месте приводится случай, когда нечто дается в дар невесте или отцу невесты с тем, чтобы они, в свою очередь, передали это жениху в виде приданого[127]. В 1. 2, § 7, D. 39, 5 идет речь об одном лице, которое подарило другому определенную сумму денег с тем, чтобы одаренный купил себе на эти деньги раба Стиха. Насколько вообще подобной обязанности (покупка раба) придается юридический характер[128], - сделка не теряет от этого своей прежней дарственной окраски, - если только даритель, по исключению, не изъяснит, что он имеет совершенно независимый интерес в том, чтобы такая покупка состоялась, - напр., чтобы доставить рабу лучшего господина, чем был прежний. Еще пример: некто дает другому сумму денег, чтобы он совершил заграничную поездку для поправления своего здоровья, - также и в этом случае нет ничего подобного эквиваленту, а имеется только ограничение одаренного в пользование предметом дара.

Напротив, если принятая одаренным обязанность имеет для дарителя какой-либо интерес, так что ее исполнение носит характер осуществления эквивалента, - юридический акт не может быть назван дарением. В этом случае возникает весьма сильная догадка в пользу того, что желание дарителя достичь того, что обязан исполнить одаренный, - составляет единственный или, по крайней мере, соопределяющий мотив к предпринятию договора. Вот почему мы имеем здесь или negotium mixtum cum donatione, или чисто возмездную сделку. Выбор между этими двумя возможностями в каждом отдельном случае составляет немало затруднений. Если принятая одаренным обязанность носит слишком охватывающий характер, так что вследствие этого та экономическая выгода, которую он получил от сделки, может быть считаема совершенно исчезнувшей, - должно признать, что это обстоятельство отнимает у дарения последнюю тень. В виде примера приведем случай, разбираемый в 1. 18, § 1, D. 39, 5, а именно: раб передается с тем, чтобы тотчас быть отпущенным на волю. Прибыль, которая отсюда должна вытекать для принимателя раба, является столь проблематичной, что она побуждает юриста вовсе отрицать здесь наличность дарения: . То же самое мы имеем также в том случае, когда возложенная на одаренного обязанность - такого рода, что исключает возможность точной экономической оценки. С одной стороны, является прочно установленным факт, что исполнение возложенной обязанности представляет известный интерес для того лица, которое выступает в положении дарителя, и приносит известную тягость для его соконтрагента: а с другой стороны, нельзя оценить оба эти момента, или один из них, в деньгах. По этой причине, пока противное не будет доказано, следует предположить, что обещано или дано как раз столько, сколько является необходимым для приобретения эквивалента, т.е. дарственный характер сделки исчезает. Согласно сказанному в 1. 19, § 6, D. 39, 5, - юрист говорит относительно обещания дать 100 золотых под условием клятвы носить имя дарителя, что это - . В том же случае, когда оба эти момента допускают точную оценку на деньги, или когда каким-либо иным способом, может быть совершенно ясно констатирована разница между выгодой принимателя и лежащей на нем тягости, - имеет место не договор дарения, но , - напр., кто-либо получает нечто от другого лица под условием платить этому последнему известные (предполагается, что ценность этих alimenta, в общей их сумме, менее ценности полученного) - 1. 1 C. 8, 54, - или, напр., кто-либо получает раба под условием отпустить его на волю только по прошествии пяти лет, - так что в течение этих пяти лет он пользуется известной прибылью от обладания рабом - 1. 18 D. 39, 5. В этом последнем месте, между прочим, предписывается прежде всего обращать внимание на то, , для того, чтобы отсюда вывести заключение, не имела ли юридическая сделка какой-либо другой цели, кроме той, чтобы только принести одаренному свободную от эквивалента прибыль. В этом случае нельзя применять слишком строгую математическую мерку. Должно постоянно помнить, что часто в жизни можно быть принужденным давать несколько более, чем этого требует точная объективная ценность подаренного, для того, чтобы достичь желаемого. Вот почему с весьма большою осторожностью следует подчинять подобную юрдидическую сделку или, по крайней мере, некоторую ее часть - тем менее льготным правилам, которые существуют относительно дарения.

В результате мы также и при donatio sub modo можем с известными ограничениями выставить относительно вопроса об эквиваленте ту же точку зрения, которой мы придерживаемся при простом дарении. С этой точки зрения мы назовем именем такой юридический акт, в котором совершенно определенная, отдельная часть его может быть рассматриваема свободной от эквивалента. Напротив, одна только возможность отсутствия для одной части акта, не могущей быть ближе определенной, полного эквивалента - не является достаточной, чтобы изъять подобный акт из-под действия общих и более льготных правил о возмездном договорном обязательстве.

§ 8. "Правовая цель" при contractus reales innominati

Мы уже определили выше, что называется правовой целью при обязательствах, и нашли при всех договорных обязательствах ту общую черту, что при каждом из них имеется ожидание эквивалента или сознательное исключение такового. Что касается до последнего случая (дарение), - то мы считаем вполне достаточными сделанные нами замечания.

Немного придется говорить также и о реальных договорах. Дело в том, что при этих договорах - самый реальный момент является вместе с тем и каузальным моментом. При именных реальных договорах то же самое может быть сказано не только относительно обязанностей принимателя, но и относительно тех возможных (эвентуальных) обязанностей, которые возникают для передатчика вещи. Вне рамок настоящего труда лежит войти в ближайшее рассмотрение характера эквивалента за эти эвентуальные обязанности.

Несколько сложнее представляется вопрос при contractus reales innominati. Правда, здесь точно так же имеется эквивалент, а именно, praestatio одной стороны является эквивалентом за praestatio другой стороны. Но здесь возникает вопрос, как поступать в том случае, если одна сторона совершила свою , а другая еще нет? Предоставлять ли, в этом случае исполнившей стороне право вытребовать обратно свою praestatio, или давать ей иск об исполнении praestatio другой стороной? При решении этого вопроса мы неминуемо должны войти в область кондикций, которые никоим образом не могут быть считаемы основанными простым договором между сторонами[129]. Вот почему является наиболее правильным выделить этот вопрос из настоящего исследования, которое имеет своим главным предметом договорные обязательства.

К этому побуждает нас, кроме того, еще одно весьма важное соображение практического характера. Общее рассмотрение вопроса об эквиваленте при договорах и при случаях кондикций не может не повести к неправильным результатам - вследствие того различного характера, с которым эти отношения исторически выступают в римском праве. Такое общее рассмотрение нашего вопроса в том и в другом случае служит, между прочим, главной причиной той путаницы, которая господствует в настоящее время относительно значения каузального момента при обязательствах, - в литературе предмета. При договорах это - взаимное соглашение, которое образует исходный и конечный пункт для разрешения всех тех вопросов, которые могут возникнуть при регулировании правоотношения между сторонами: при кондикциях, напротив, основанием для регулирования этого правоотношения служит обогащение, имевшее место при реальной praestatio[130]. Вопрос, вокруг которого при кондикциях вращается весь разговор, это вопрос о том, насколько такое обогащение должно быть считаемо обоснованным - и насколько нет. При этом могут получить известное значение также те обещания (lex), которые были даны между сторонами, но эти обещания, в сравнении с реальным моментом (обогащение), имеют только акцессорное и второстепенное значение.

Правда, лицу, - совершившему praestatio при безыменном реальном договоре, понемногу, в течение долгого исторического процесса, - стали открывать возможность не только кондицировать свою praestatio обратно, но и начать иск об исполнении соконтрагентом лежащей на нем обязанности. Однако это появляется сперва только спорадически и приобретает только шаг за шагом известное признание[131]. В связи с этим появляется все бóльшее ударение на значение консенсуального момента при этих юридических сделках. Однако лишь одно из разбираемых правоотношений, а именно - permutatio (do ut des), подверглось вполне подчинению правилам, действующим при консенсуальных договорах. Это случилось вследствие близкого родства договора мены с консенсуальным договором купли-продажи. Несмотря на это в общем следует признать, что даже в Юстиниановой компиляции не было порвано с первоначальной точкой зрения римского права на contractus reales innominati, т.е. также и в Юстиниановом праве при безыменных реальных договорах по вопросу о взаимных отношениях между сторонами обращают главное внимание на реальный момент (обогащение), - а не на соглашение между соконтрагентами. Это последнее и для Юстинианова права имеет подчиненное значение в сравнении с реальным моментом.

Все изложенное мною по этому поводу показывает, насколько неосновательно применять к консенсуальным договорам правила, выработанные относительно кондикций при contractus reales inno-minati, - как это делают некоторые писатели, напр., Windscheid[132]. Это является столь же малосообразным, как применять эти правила к случаям нового времени, когда безыменные реальные договоры перестали вовсе существовать и превратились в настоящие двухсторонние обязательства[133].

---

Примечания:

[119] Schulin. 1. с. Стр. 405 сл.

[120] См. ниже.

[121] См. об этом Lenel. Archiv f. die civ Praxis. Том 74. Стр. 230 сл. и частью Lot-mar. 1. с. Стр. 76. В подобном же направлении также F. Hoffmann. 1. с. Стр. 85-86.

[122] См. 1. 3, § 7, D. 12, 4: .

[123] В Archiv f. die civ. Praxis. Том 74. Стр. 232.

[124] Это противоположение между donatio, с одной стороны, и или - с другой - находит себе особенно яркое выражение в 1. 19, § 5 и 6, D. 39, 5.

[125] См. Zitelmann. Irrthum und Rechtsgeschäft. Стр. 138 сл.

[126] Lotmar. 1. с. Стр. 86 сл., Windscheid. Voraussetzung. Стр. 100 сл.

[127] Если 1. 5, § 9, D. 39, 5 объявляет ту же самую сделку между родителями невесты не носящей характер дарения, то здесь выступают особые соображения по вопросу о запрещении дарения между супругами.

[128] Pernice (Labeo III. Стр. 199) утверждает, что объект дарения в подобном случае составляет не сумма денег, а сам раб.

[129]  Pernice. Labeo III. Стр. 219, 259 и 283 и Bekker. Aktionen I. Стр. 126 сл.

[130] См. об этом Pernice. Zur Lehre von den Innominatkontrakten в Kritische Vierteljahrschrift. Том 10. Стр. 68-123, особенно стр. 92, 100.

[131] По новейшим исследованиям само следует признать интерполированным компиляторами. См. об этом Gradenwitz. Interpolationen. Стр. 134-135.

[132] 1. 19, § 5, D. 21, 1, 1. 2. D. 19, 4.

[133] Выше (стр. 41) было замечено, что формула не встречается при консенсуальных контрактах, см. Hipp. Ueber Rückforderung wegen Hinfalls des Zwecks. Inaugural-Dissertation. Göttingen. 1889. Стр. 24.

« Предыдущая |  Оглавление  | Следующая »