Мейер Д.И. Русское гражданское право
Для лица, приобретающего право наследования в имуществе наследодателя, т. е. возможность вступить в имущественные отношения другого лица, прекратившиеся для него смертью, это право открывается двояко: на основании духовного завещания наследодателя или непосредственно по определению закона[1377]. Однако нередко оба эти основания в одном и том же случае конкурируют, так что право наследования отчасти открывается по духовному завещанию, отчасти – по закону, притом по воле самого наследодателя или независимо от ее, в пользу одного и того же лица или так, что по одному основанию право наследования открывается для одного лица, а по другому – для другого. Коренное начало римского права: nemo pro parte testatus, pro parte intestatus decedere potest, –по которому право наследования не открывается отчасти по завещанию, отчасти независимо от него, к нашему праву не применяется. Если лицо распоряжается завещательно лишь относительно части своего имущества, то, по нашему праву, только эта часть и поступает к наследнику по завещанию, другая же, относительно которой не сделано завещательного распоряжения, дается наследнику по закону[1378]; тогда как по римскому праву все идет к наследнику по завещанию.
Иногда лицо не вправе распорядиться завещанием относительно известной части своего имущества, или лицо только не желает этого: в первом случае оба основания права наследования конкурируют независимо от воли наследодателя, во втором – по его воле. Духовное завещание относительно части имущества наследодателя может быть составлено в пользу его законного наследника, например, сына, или в пользу другого лица, например, племянника, тогда как у завещателя есть дитя: в первом случае право наследования по обоим основаниям открывается для одного и того же лица, во втором – по одному основанию для одного, по другому для другого лица. Но при всем том можно сказать, что высшее основание для права наследования едино, открывается ли оно непосредственно по духовному завещанию или по закону: если по духовному завещанию и открывается право наследования, то все-таки только потому, что законодательство дает завещанию силу, так что только духовное завещание, признаваемое законом, служит основанием права наследования.
Если завещатель, назначая известное лицо своим наследником, тем удовлетворяет, конечно, влечение своего сердца, то и законодательство, определяя право наследования и выражая понятия человеческого общества, не чуждо уважения к движениям сердца, как не чуждо и всему человеческому. Умирает лицо без духовного завещания – по закону к наследству призываются дети умершего. Ведь чью пользу можно бы ожидать от наследодателя завещательного распоряжения об имуществе, как не в пользу детей? Или у лица, умершего без завещания, нет детей: закон призывает к наследству ближайших боковых родственников умершего – братьев, сестер и т. д. Спрашивается, в чью же пользу можно бы ожидать от умершего завещательного распоряжения, как не в их пользу? Конечно, в отдельном случае, особенно в последнем, это предположение может оказаться неверным: нередко боковые родственники не связаны тесно между собой, лицо ближе сходится с людьми, чуждыми ему по крови, и охотнее составило бы завещание в их пользу. Но определения о законном наследовании известны, и притом не по предположению только, а так часто применяются, что действительно каждый гражданин более или менее их знает. Так, если гражданину известны определения о законном наследовании и он имеет возможность устранить их посредством духовного завещания, но все-таки не составляет его, то не значит ли это, что он намеренно подчиняется законным определениям о праве наследования?
Мне случалось читать духовные завещания, в которых прямо сказано, что завещатель устраняет законный порядок наследования от известной части своего имущества и предоставляет эту часть такому-то лицу, а по отношению к остальному имуществу предоставляет действовать закону. И то правда, что законодательство, определяя право наследодания, руководствуется не одной предполагаемой волей наследодателя, умершего без завещания, но и другими соображениями, например, общим благом, историческими преданиями и т. д. И потому иногда духовное завещание даже не пользуется уважением со стороны закона, как бы его вовсе и не было. Но в общих чертах наши соображения верны, и оба основания права наследования сливаются: с одной стороны, духовное завещание открывает право наследования потому, что закон признает его силу, а с другой – закон открывает право наследования потому, что его действие не устранено волей наследователя, потому, что гражданин принимает распоряжения закона.
Итак, два основания права наследования – духовное завещание и закон. На соображении этого двоякого основания как в законодательных кодексах, так и в научных системах гражданского права обыкновенно определения о праве наследования разбиваются на две группы: одну составляют определения о духовных завещаниях, другую – определения о наследовании по закону. Этого порядка изложения права наследования будем держаться и мы. Заметим только, что все-таки деление права наследования на завещательное и законное имеет в науке лишь весьма скромное значение: во-первых, потому, что само наследование по завещанию, как мы сейчас видели, собственно, есть законное, а во-вторых, потому, что это деление не проникает все право наследования, а касается только открытия его в пользу того или другого лица, следовательно только призыва наследника. Например, определения об охранении наследства, о принятии его и о последствиях, возникающих отсюда для наследника, одинаковы как для завещательного, так и для законного права наследования: можно только сказать, что лицо делается наследником двумя путями, – или по завещанию, или по закону, – но как скоро достигает пункта, на котором делается наследником, то идет уже одним путем.
1. ПРАВО НАСЛЕДОВАНИЯ ПО ЗАВЕЩАНИЮ
Существо, условия действительности и порядок составления духовного завещания
§ 63. Духовное завещание, духовная есть удовлетворяющее известным законным условиям изъявление воли лица относительно судьбы его имущественных отношений в случае смерти. Иначе определить духовного завещания нельзя. Нельзя, например, применить к нему понятие римского права о тестаменте (testamentum) как акте назначения наследника – лица, которому предоставляется быть преемником юридической личности наследователя. Потому что хотя наше право наследования отчасти развивалось под влиянием римского, воззрение его на завещание как на акт назначения преемника юридической личности завещателя не привилось нашему обществу: законодательству нужно было особо указать все последствия осуществления права наследования, так что уже никакие другие последствия у нас не получают места. Мало того, по нашему праву нет даже необходимости, чтобы воля завещателя охватывала все имущественные отношения, как по римскому праву: мы говорили уже, что положение римского права: nemo pro parte testatus, pro parte intestatus decedere potest, развившееся в римском историческом быту, юридически, в связи с понятием о преемстве личности наследодателя, а также о завещании как законодательном акте, – к нашему праву не применяется.
Наконец, по нашему праву нет даже необходимости, чтобы воля завещателя касалась одних его имущественных отношений: она может касаться и других предметов, например, назначения опекуна остающимся малолетним детям завещателя[1379]. У нас даже встречаются завещания, которые не имеют никакого юридического содержания, а все содержание их составляют распоряжения завещателя насчет его погребения или его наставления детям и т. п. Наши древние духовные завещания по преимуществу имели значение нравственно-религиозное и только между прочим касались имущественных отношений завещателя, так как отношения эти близки каждому, и завещателю естественно было коснуться их в своих предсмертных распоряжениях[1380]. При всем том, рассматривая духовное завещание как акт юридический, и притом составляющий основание для права наследования в имуществе завещателя, мы вправе дать ему то определение, которое выражено в начале[1381].
Завещателем может быть только лицо, способное к гражданской деятельности[1382]. Отсюда несовершеннолетний, т. е. не достигший 21 года от рождения, не считается готовым к составлению завещания, так что составленное лицом раньше этого времени признается недействительным, хотя бы лицо умерло до наступления совершеннолетия. Далее, лицо, лишенное всех прав состояния, как не способное к гражданской деятельности, также не может составить духовного завещания, как скоро приговор о лишении прав состояния уже ему объявлен. Но завещание, составленное таким лицом до объявления приговора, хотя бы уже во время содержания под стражей, признается действительным (если лицо это умрет до объявления ему приговора; если же оно умрет уже после объявления приговора, то хотя бы завещание и было составлено до объявления приговора, оно никакой силы не имеет. Лишение прав есть основание наследования по закону[1383], а не по духовному завещанию; завещание есть изъявление воли лица на случай смерти, а не на случай лишения прав. – А. Г.).
Наконец, завещание умалишенного как лица, не способного к гражданской деятельности, также не признается действительным. Но завещание, составленное лицом до умопомешательства или уже по выздоровлении от него, признается в силе, так что недействительность относится только к завещанию, составленному во время умопомешательства. Законодательство относительно умственных способностей завещателя выражается так: «Духовное завещание должно быть составляемо в здравом уме и твердой памяти»[1384]. Выражение «здравый ум», конечно, указывает на нормальное состояние умственных сил; но «твердая память» есть не более, как привесок, сам по себе не имеющий значения: бывает, конечно, состояние беспамятства, но оно в то же время есть и отрицание здравого ума. Поэтому достаточно сказать только, что завещатель при составлении завещания должен быть в здравом уме, так как помешанные не считаются способными к гражданской деятельности.
Объективным критерием для определения умопомешательства служит официальное признание лица помешанным, так что по отношению ко всем другим гражданским актам лица их действительность или недействительность определяется по тому, составлены ли они до или после признания лица помешанным. Но по тому соображению, что духовные завещания нередко пишутся в предсмертные минуты, когда физические и умственные силы лица находятся уже в крайнем изнеможении, независимо и от официального признания лица помешанным, следует допускать спор против действительности духовного завещания, как составленного не в здравом уме, и как скоро расстройство умственных сил завещателя в минуту составления завещания доказывается, оно должно быть признано недействительным. Только, разумеется, нелегко доказать расстройство умственных сил завещателя – разве что в самом завещании есть какие-либо несообразные распоряжения, обличающие ненормальное состояние умственных сил лица.
Возникает относительно духовного завещания еще вопрос: действительно ли оно, если составлено лицом уже по признании его со стороны губернского правления выздоровевшим от умопомешательства, но до утверждения со стороны Правительственного сената? Вопрос этот возможен и относительно других гражданских актов. Но едва ли наша практика ответит (на этот нетрудный вопрос отрицательно; Сенат дает санкцию официальному акту, утверждает постановление губернского правления, получающее полную силу с того времени, когда оно состоялось; мало того, закон упоминает лишь об одном ограничении, испытываемом в этот период лицом выздоровевшим: только имение его остается под опекою[1385]. – А. Г.).
Наследником по духовному завещанию может быть назначено только лицо, способное к приобретению завещаемого права, так что одной общей способности обладать имущественными правами еще не достаточно[1386]. Поэтому, например, церкви и монастыри не могут наследовать по завещанию недвижимые имущества, по крайней мере без особого на то разрешения со стороны верховной власти; как и монашествующие, лишенные прав, карантинные чиновники – после лиц, умерших в карантине, и др.[1387] Одно лицо может быть назначено наследником или несколько лиц, но в последнем случае каждый из наследников должен быть лицом, способным к приобретению завещаемого права: иначе завещание по отношению к нему остается без силы.
Только имущества благоприобретенные подлежат завещательному распоряжению со стороны их собственника[1388]. Имущества же родовые могут подлежать завещательному распоряжению только в двух случаях, и то в ограниченной мере. 1) Беспотомственному собственнику родового имущества предоставляется завещать его, в целости или только в части, одному из членов того рода, из которого перешло имущество к настоящему собственнику. Так что он может назначить наследником дальнейшего по степени родственника, мимо ближайшего, или устранить одинаково близкого[1389]. 2) (Как мы видели выше, один из супругов может завещать родовое имущество другому супругу в пожизненное владение[1390]. – А. Г.) Требуется, однако, чтобы в обоих случаях духовное завещание было совершено крепостным порядком, или если оно сделано домашним порядком, то чтобы по крайней мере оно было самим завещателем внесено для хранения в указанные законом учреждения. Ограничивается также право завещательного распоряжения относительно аренд: они, до истечения их срока, могут завещаться только жене и нисходящим родственникам пожалованного лица[1391]. Наконец, не допускаются завещательные распоряжения относительно обоих видов майоратных имений[1392]. Но имущества благоприобретенные, в смысле прав как на вещи, так и по обязательствам, подлежат совершенно свободному распоряжению завещателя: нашему законодательству неизвестны те ограничения, какие установлены на этот счет другими законодательствами в пользу родственников завещателя, особенно нисходящих. Притом имущество может быть завещано наследнику в полную собственность или только в пожизненное владение, когда по истечении назначенного времени оно должно перейти к другому определенному лицу[1393]. Но если имущество завещается лицу в собственность, то дальнейшая его судьба уже не зависит от завещателя: он не может определить, кому должно достаться его наследство по смерти наследника. И этим существенно отличается наше право от римского и некоторых других, допускающих так называемую субституцию, т. е. назначение наследника тому лицу, которому завещается имущество. Допускается, правда, и у нас по желанию частного лица установление особого порядка наследования относительно имущества; но это возможно только с соизволения верховной власти, так что у нас установление особого порядка наследования имеет уже значение частного закона. Так установляется порядок наследования в заповедных имениях[1394].
Назначение наследника нередко сопровождается различными условиями. Но нам нет надобности останавливаться на этом предмете: общие положения об условиях как побочных определениях сделки применяются и к духовному завещанию. Исключение представляется только относительно условий, противных нравственности: они не делают духовного завещания недействительным, а считаются как бы ненаписанными[1395], что, впрочем, уже было сказано. К этому можно лишь присовокупить, что в духовных завещаниях чаще, нежели в других сделках, встречаются определения, вовсе не имеющие значения условий, это только советы завещателя наследнику, чуждые всякого юридического значения. Например, нередко отец завещает сыну посвятить себя тому или другому званию, воздержаться от той или другой слабости и т. п. Но не связывает со своим распоряжением никакого юридического последствия. Поэтому относительно духовных завещаний нужна особая внимательность, чтобы определить значение того или другого распоряжения, и только тогда следует придавать распоряжению завещателя значение условия, когда какое-либо действие наследника несомненно поставлено условием права наследования.
Точно так же нередко назначение наследника сопровождается налагаемыми на него различными обязательствами. Например, нередко завещатель распоряжается о погребении своего тела в известном месте, с известными церемониями, приказывает наследнику поставить ему памятник, служить панихиды об упокоении его души и т. д. Но сами по себе все обязательства подобного рода не имеют юридического характера и не представляются обязательствами в юридическом смысле, разве что прямо определены завещателем как условия права наследования, при ненаступлении которых это право должно перейти от назначаемого наследника к другому лицу или к наследнику по закону. Действительными обязательствами представляются только те распоряжения завещателя, которыми предоставляются сторонним лицам какие-либо права по отношению к наследнику. Таковы именно отказы завещателя в пользу того или другого лица[1396]. Но наше законодательство не дает определений об отказах, как другие законодательства.
В современной практике отказ нередко смешивается с наследством, когда каждое лицо, которому приходится получать что-либо по завещанию, называется наследником. Это потому, что понятие о представительстве наследодателя его наследником не получило у нас того полного значения, какое дается ему в римском праве. Однако же и по нашему праву все-таки есть разница между наследством и отказом: наследник вступает в сферу имущественных отношений наследодателя, тогда как лицо, которому по завещанию предоставлен отказ, имеет право лишь на получение определенного имущества. И можно формулировать эту разницу между наследством и отказом так: лицо, в чью пользу сделан отказ, приобретает право по отношению к наследнику, являясь, следовательно, его верителем, тогда как по отношению к настоящему наследнику не может быть обязанного лица. Но практически всего важнее при отказе вопрос: участвует ли лицо, в пользу которого сделан отказ, в платеже долгов завещателя? Наша практика именно вследствие того, что она не всегда осознает различие между наследством и отказом, признает, что лицо, в чью пользу сделан отказ, должно участвовать в платеже долгов завещателя. Римское право допускает еще установление путем завещания обязательства, что наследник должен все наследство передать другому определенному лицу. В этом заключается существо римского фидеикоммисса (fideicommissum). Но ни в нашем законодательстве, ни в нашем общем юридическом быту мы не встречаем ничего подобного.
Относительно формы духовного завещания отчасти законодательством, отчасти обычаем установлены известные правила. Однако обязательны только законные, а если не соблюдены обычные, то завещание все-таки будет считаться действительным. Прежде всего форма духовного завещания должна быть письменной: словесные завещания, так называемые изустные памяти, не имеют никакой силы[1397], хотя в действительности нередко, из уважения к памяти умершего, его словесные распоряжения исполняются беспрекословно. Древнее наше право в этом отношении было снисходительнее: как скоро не представлялось сомнения насчет действительности словесного распоряжения умершего, оно признавалось обязательным. Но со временем, когда появилось недоверие к словесным сделкам, еще более, конечно, должно было обнаружиться оно к словесным завещаниям, так как они всего легче могут быть подложными; хотя нельзя не признать, что для иных случаев словесная форма завещания была бы просто драгоценной. Например, лицо умирает скоропостижно; не имея возможности составлять письменное завещание, оно делает словесные распоряжения о судьбе своего имущества. Однако хотя бы эти распоряжения не подлежали ни малейшему сомнению были даны в присутствии десятка посторонних свидетелей, все-таки они остаются без силы.
Примечания:
[1377] Ст. 1104, 1110.
[1378] Ст. 1027.
[1379] Ст. 227.
[1380] Самое слово «завещание» не имеет у нас специально юридического значения, а вообще означает определение, постановление, правило какое-либо, завет.
[1381] Называют еще иногда духовное завещание актом последней воли лица. Пожалуй, можно употреблять это название; только не следует выводить из него, будто завещание должно быть составлено перед самой кончиной: это может произойти гораздо ранее; притом оно может быть отменено впоследствии самим завещателем; наконец, последняя воля лица может быть и выражена, но если она не облечена в надлежащую форму, то остается без силы.
[1382] Ст. 1018–1021.
[1383] Ст. 1222.
[1384] Ст. 1016, 1017.
[1385] Ст. 378.
[1386] Ст. 1067, п. 3, 4.
[1387] Ст. 1067, п. 2.
[1388] Ст. 1067.
[1389] Ст. 1068.
[1390] Ст. 1070.
[1391] Ст. 1076, п. 1.
[1392] Ст. 1199, 1214.
[1393] Ст. 1011.
[1394] Ст. 467, 1192–1213.
[1395] Ст. 1029.
[1396] Ст. 1086.
[1397] Ст. 1023.
