Мейер Д.И. Русское гражданское право
Но обратимся к самому приобретению права собственности. Как и всякое право, право собственности имеет определенное начало, и те пути, которыми открывается это начало, называются способами приобретения права собственности[708]. Внимательное рассмотрение их для юриста особенно важно, потому что легко смешать способы приобретения права собственности со способами приобретения других прав, что и бывает нередко в действительности. Иногда договоры признаются способами приобретения права собственности, в особенности купле-продаже нередко придают такое значение, тогда как по существу своему и по смыслу законодательства купля-продажа вовсе не способ приобретения права собственности, и, заключив договор купли-продажи, покупщик еще не вправе считать себя собственником вещи. Но в действительности многие не дают себе отчета в юридических явлениях, не привыкли анализировать их и, замечая, что вследствие купли-продажи приобретается право собственности, заключают, что оно именно приобретается куплей-продажей.
Разумеется, последствия смешения способов приобретения права собственности со способами приобретения других прав довольно значительны: нередко случается, что именно вследствие такого смешения процесс получает ложное направление. Бывает, что покупщик, не получая купленной им вещи, предъявляет против продавца иск о праве собственности, тогда как покупщик вправе требовать от продавца только вознаграждения за убытки, понесенные им от несоблюдения договора, но не самую вещь, находящуюся в руках продавца. Итак, есть юридические отношения, следствием которых обыкновенно бывает приобретение права собственности, но эти юридические отношения нужно отличать от тех, которые непосредственно порождают право собственности и представляются способами его приобретения. Они подлежат различным классификациям.
Положительное законодательство в основании своей классификации полагает понятие о возмездии и делит способы приобретения прав на безмездные и возмездные. В понятии о возмездии есть юридическая сторона; но для приобретения права собственности это понятие несущественно: если даже и допустить, что право собственности приобретается возмездно или безмездно, то окажется, что иногда и при отсутствии возмездия, следующего за приобретение права собственности, оно приобретается; тогда как иногда и по представлении возмездия оно не приобретается. Поэтому понятие о возмездии не может служить основанием деления способов приобретения права собственности.
В учебниках гражданского права встречаются другие основания классификации способов приобретения права собственности. Самая обыкновенная классификация их – это деление на способы непосредственные, или первообразные, и посредственные, или производные. Первоначальными, или непосредственными, способами считаются те, которыми устанавливается право собственности по вещи бесхозяйной, т. е. не состоящей в чьей-либо собственности; производными же, или посредственными – те, которыми приобретается право собственности по вещи, состоящей в чьей-либо собственности, и притом в самый момент, предшествующий приобретению, так что право собственности не возникает вновь, а только переходит от одного лица к другому. К первоначальным способам приобретения права собственности принадлежат: находка, ловля, добыча, давность и приращение, все же другие способы принадлежат к производным. Но скажем прежде всего, что разделение способов приобретения права собственности на первообразные и производные не имеет никакого практического интереса; с понятием о первоначальном или производном приобретении права собственности наше право не связывает никаких юридических определений. Само разделение оказывается потому праздным, излишним, даже вредным, потому что различие в юридических понятиях всегда дает повод думать о различии в юридических определениях, а если этого нет, то различие ведет только к ошибочному представлению. Но, кроме того, разделение способов приобретения права собственности на первообразные и производные не выдерживает критики: исходная точка разделения неверна, ибо в нашем юридическом быту нет вещей, никому не принадлежащих, а если они и существуют в мире, то совершенно чужды юридическим определениям, как, например, планеты.
Рассматривая в отдельности те способы приобретения права собственности, которые считаются первообразными, мы действительно убеждаемся в несостоятельности этой классификации, в неверности мысли, будто есть такие способы, которыми приобретается право собственности по вещи, прежде никому не принадлежавшей. Так, находку нельзя считать первоначальным способом приобретения права собственности. В нашем законодательстве о находке постановляется, что находчик обязан представить найденную вещь полицейскому ведомству, которое объявляет о ней ко всеобщему сведению; если до третьей публикации явится хозяин вещи и докажет, что она действительно принадлежит ему, то вещь отдается потерявшему, но он, в виде вознаграждения находчика, обязан уплатить ему треть цены вещи; если же лицо, потерявшее вещь, не явится, несмотря на сделанное объявление, или, явившись, не докажет, что вещь действительно принадлежит ему, то она обращается в собственность находчика[709]. Но в этих определениях законодательства нет никакого указания на приобретение находкой вещи, никому не принадлежащей; напротив, указывается, что приобретается вещь, принадлежащая другому лицу: требуя объявления о находке и распоряжения полиции об отыскании потерявшего лица, законодательство именно подчеркивает, что оно не признает потерю прекращением права собственности и найденную вещь не числит за находчиком. И в самом деле, нет необходимости с потерей вещи связывать прекращение права собственности по этой вещи, ибо с потерей сопрягается только затруднение в осуществлении права собственности, но не устраняется всякая возможность осуществления этого права: не признается же право собственности прекратившимся, если вещь затеряна в доме самого хозяина. Равным образом, если законодательство устанавливает право на вознаграждение за находку, то этим высказывает, что оно не признает находчика собственником: иначе вещь должна бы оставаться в его руках. Правда, в случае неявки лица потерявшего или непредставления с его стороны доказательств принадлежности вещи находчик получает ее в собственность, но до последнего момента срока явки вещь считается собственностью потерявшего, так что право собственности переходит к находчику от хозяина потерянной вещи. Не следует увлекаться тем, что в большей части случаев о находке не объявляется полиции и не делается розысков о ее хозяине, а всего чаще найденная вещь остается у находчика. Но и в этом случае находка делается как бы собственностью находчика не потому, что он нашел ее, а потому, что владеет вещью и никто не доказывает, что находчик не собственник, никто не оспаривает его предполагаемого права собственности[710].
Юристы наши, кажется, увлекаются еще римским правом, в котором occupatio (завладение вещью бесхозяйной) является способом приобретения права собственности, и полагают, что если римское право допускает такое состояние вещи, в котором она не принадлежит никому, то и в нашем юридическом быту можно найти такое состояние. Они принимают, что вещь потерянная не принадлежит никому, найденная же становится собственностью находчика и что, таким образом, находка есть способ приобретения права собственности, и притом первообразный. Но в нашем юридическом быту нет вещей бесхозяйных, так как по ст. 406 Свода вещи, не принадлежащие никому в особенности, принадлежат государству. В древнем юридическом быту, конечно, как и у нас, были вещи бесхозяйные; но с той поры, как установилось это правило, юридические определения обнимают весь мир вещей, находящихся на территории Российского государства, и нет такой вещи, которая подлежала бы юридическим определениям и не составляла чьей-либо собственности. Напрасно указывают на находку клада как на доказательство, что и у нас есть вещи бесхозяйные, впервые приобретаемые: под кладом разумеется имущество, когда-то закопанное в землю; но по нашему законодательству собственник земли есть и собственник клада, находчик же его в одних местностях по закону, в других – по обычаю получает только вознаграждение[711].
Ловля диких животных[712] и рыбы, по нашему законодательству, ведет к приобретению права собственности на пойманного зверя и выловленную рыбу, точно так же, как и охота за птицей, ведет к праву собственности на убитую птицу. Но все-таки ни ловля, ни охота не представляются в нашем юридическом быту первообразными способами приобретения права собственности. Дело в том, что право собственности на поземельный участок, по определению нашего законодательства, обнимает все находящееся в недрах земли и на ее поверхности, и на этом основании собственник лесного поземельного участка есть также собственник водящихся на нем животных, а собственник реки, озера и пруда есть также собственник рыбы, которая водится в их воде: дикие животные, птицы и рыбы также рассматриваются как принадлежности поземельного участка[713].
Итак, если собственник сам производит охоту за животными, находящимися на его земле, или ловлю рыбы, находящейся в его воде, то он не приобретает права собственности на пойманное животное, а только осуществляет его. Что собственник не во всякое мгновение господствует над животным, находящимся на его поземельном участке, что собственник, быть может, и не знает о его существовании – это происходит от самого свойства принадлежности; но нет сомнения, что все животные, находящиеся на поземельном участке, составляют принадлежность участка, подлежат праву собственности его хозяина. И если бы ловля представлялась только в таком виде, то не вздумали бы считать ее самостоятельным, и притом непосредственным, первообразным способом приобретения права собственности.
Но приверженцы такого воззрения на юридическую природу ловли увлекаются тем, что ловля (в особенности охота. – А. Г.) нередко производится на чужом поземельном участке и ловец становится собственником добычи и представляют себе, что живность, добываемая охотой или ловлей, до поимки никому не принадлежит и впервые становится собственностью ловца. Ловец действительно становится собственником животного, отловленного на чужом поземельном участке, но не потому, чтобы ловля была способом приобретения права собственности по вещи, никому не принадлежащей, а по другим основаниям. При ловле могут иметь место два случая: или она производится с соизволения собственника поземельного участка, или без его соизволения. В первом случае, когда ловля производится с согласия собственника, это согласие обнимает и предоставление ловцу права собственности на пойманное животное, следовательно, здесь, очевидно, переход права собственности, а не первоначальное его приобретение. Во втором, когда ловля производится без согласия собственника поземельного участка, также должно различать два случая: или ловля производится без согласия хозяина, потому что согласие его не было испрошено, или она производится вопреки его несогласию. В первом случае ловец вовсе не становится собственником пойманного животного, а только незаконным его владельцем и лишь предполагается собственником как владелец движимого имущества, пока настоящий собственник животного, хозяин поземельного участка, не докажет противного[714].
Но обыкновенно право собственности над диким животным, зверем или птицей не представляет значительного интереса; поэтому не возникает и спора о праве собственности ловца, а фактическое владение его представляется равносильным собственности. Можно даже сказать, что именно по отсутствии в большей части случаев значительного интереса к ловле и охоте и представляется отсутствие согласия землевладельца: потому и не испрашивается его согласие, что нет сомнения в нем, и поэтому-то у нас отсутствие прямого запрещения ловли и охоты со стороны хозяина поземельного участка обыкновенно считается равнозначащим дозволению. Но когда ловля (или охота) производится вопреки явному несогласию землевладельца, она составляет прямое нарушение его права собственности и влечет за собой все те же последствия, какие сопровождают нарушение всякого другого права собственности.
Итак, во всех случаях ловли, во-первых, есть хозяин животного, и нет мгновения, когда дикое животное было бы вещью бесхозяйной; во-вторых, ловец приобретает право собственности над животным или на основании какой-нибудь сделки с хозяином поземельного участка, или на основании предполагаемого отречения хозяина от преследования своего права собственности. Мысль, будто дикое животное есть вещь бесхозяйная, основывается на том, что дикое животное меняет свое местожительство и нет возможности за ним уследить, а с тем вместе нет возможности уследить и за правом собственности по животному. Но это воззрение ошибочно. Если юридический быт допускает понятие о бесхозяйных вещах, то дикое животное, пожалуй, можно считать бесхозяйным, на том основании, что юридическое отношение хозяина леса к находящемуся в лесу животному чуждо сознанию хозяина. Но если юридический быт отвергает понятие о бесхозяйных вещах, то как бы ни было затруднительно определение права собственности, оно может и должно быть определено.
В большей части случаев, конечно, юридические отношения собственника поземельного участка к находящимся на нем животным останутся без определений; но когда представится интерес определить их, они должны быть определены по соображению права собственности того поземельного участка, на котором животные находятся. Справедливо, что зверь, быть может, беспрестанно переходит с одного поземельного участка на другой, птица перелетает с одного места на другое, но за этой беспрестанной переменой пребывания следует только беспрестанная перемена права собственности относительно зверя и птицы, а не их безхозяйность. Поэтому-то дикие животные и называются собственностью переходящей (propriété ambulante). По мнению некоторых юристов, это особый вид права собственности: особенность, представляющаяся в праве собственности по дикому животному или птице, состоит в беспрестанном прекращении одного права собственности и возникновении другого; но природа права собственности определяется не временем его продолжения, а существом самого права – например, господство А над вещью одинаково, будет ли оно продолжаться 10 минут или 10-летия.
Военная добыча, имущество, захваченное у неприятеля, также неправильно принимается за первоначальный способ приобретения права собственности. Известно, что при неприязненных отношениях двух государств армии, занявшей неприятельскую территорию, предоставляется захватывать имущество неприятеля, которое и становится собственностью государства, к которому армия эта принадлежит. Это правило, общее всем законодательствам, существует и у нас[715]: таким образом, военная добыча и в нашем юридическом быту представляется способом приобретения права собственности, но не первообразным. Юристы, принимающие военную добычу за первоначальный способ приобретения собственности, полагают, будто во время войны между двумя государствами каждая из воюющих сторон признает неприятеля не имеющим никаких прав и поэтому каждую вещь, находящуюся у неприятеля, рассматривает как бесхозяйную и, следовательно, подлежащую праву собственности первого захватившего: военная добыча, таким образом, составляет вид завладения, occupatio, и отличается от него только тем, что при завладении действительно нет хозяина вещи, а при добыче есть хозяин вещи, но его право собственности не признается.
Но это воззрение неверно в приложении к современному общественному быту. По античному взгляду, неприятель действительно не имеет прав, и вещи, находящиеся у неприятеля, юридически не числятся за ним, а рассматриваются как res nullius и становятся собственностью первого оккупанта. Сообразно этому античному взгляду, военная добыча представляется первообразным способом приобретения права собственности. Но далеко от античного взгляда современное воззрение на международные отношения: христианскому воззрению чуждо отрицание прав за неприятелем, и хотя учреждение добычи удерживается и в настоящее время, однако взгляд на это значение изменился. В настоящее время добыча допускается только по необходимости как одно из средств лишить неприятеля способов к продолжению войны, тем более что предметы добычи сами собой состоят в вещах, которыми ведется борьба. Но если законодательство допускает добычу, то это еще не значит, что оно не признает за неприятелем права собственности, а значит только, что право собственности неприятеля по вещам, отнятым у него, прекращается.
Точно так же, как общество требует от каждого своего члена, чтобы он, в случае надобности, отказался от какого-либо интереса, права, чтобы он на общую пользу принес свое достояние, оно допускает, что неприятеля, приносящего вред государству, можно лишить известных вещей и тем, быть может, предуготовить прекращение самой войны. Таким образом, при добыче, по нашему мнению, прекращается право собственности для неприятеля и возникает это право для другого лица – для государства воюющего, поэтому и сама добыча как способ приобретения права собственности представляется способом приобретения производным, а не первообразным.
Давность считается первоначальным способом приобретения права собственности на том основании, что в ней выражается отречение собственника от вещи, будто давностью потому приобретается право собственности по вещи, что она бесхозяйная и вследствие того становится собственностью оккупанта. Но это воззрение ложно и противоречит действительности: для того, чтобы давность можно было признать первоначальным способом приобретения права собственности, нужно, чтобы между прекращением права собственности хозяина вещи и приобретением этого права со стороны давностного владельца существовал такой промежуток времени, в который вещь никому не принадлежала бы, но такого промежутка нет: до последнего момента давностного срока вещь, состоящая в давностном владении, считается собственностью ее хозяина[716]. Следовательно и давность представляется производным способом приобретения права собственности: и при давности право собственности по вещи от одного лица-собственника переходит к другому – давностному владельцу точно так же, как переходит право собственности от одного лица к другому на основании какой-либо сделки.
Наконец, за первообразный способ приобретения права собственности выдается приращение. Но это несправедливо: по приращению действительно приобретается иногда право собственности на вещь, которая прежде никому не принадлежала, но не принадлежала или потому, что ее вовсе не было, или хотя она и существовала, но была вне круга юридических определений. Например, по приращению хозяин животного становится собственником приплода[717]: здесь право собственности приобретается впервые, но не по безхозяйной вещи, а по такой, которая до того времени, как она стала собственностью, вовсе не существовала, по крайней мере самостоятельно. Или по приращению прибрежный поземельный владелец приобретает право собственности на поземельный участок, образовавшийся от наплывшего песка, наноса ила; и здесь право собственности возникает впервые; но до возникновения поземельного участка были только отдельные земляные частицы, находящиеся вне юридических определений; по крайней мере нет никакого интереса в юридическом определении отдельных земляных частиц. Итак, ни один из указываемых первообразных способов приобретения права собственности не выдерживает критического рассмотрения, и мы отвергаем самое разделение этих способов на первообразные и производные.
Примечания:
[708] Классификация Cвода законов не относится, правда, исключительно к праву собственности, а обнимает способы приобретения имущественных прав вообще, однако же главным образом имеет в виду право собственности и способы его приобретения.
[709] Ст. 538, 539.
[710] Ст. 534.
[711] Ст. 430.
[712] В юридическом отношении дикое животное характеризуется свободой перехода с места на место: хотя и дикие звери обыкновенно имеют свои более или менее постоянные логовища, берлоги, норы, но тем не менее, так сказать, юридическое их жительство не связано с определенным местом.
[713] Ст. 424.
[714] Ст. 534. Заметим, однако, что наши землевладельцы, говоря вообще, почти нисколько не дорожат правом охоты и не вступаются, когда охота производится сторонним лицом без их разрешения, а охраняют лишь право ловли рыбы в своих водах. Только там, где звери или птицы имеют особую экономическую ценность, встречаются случаи охранения права охоты, например, в окрестностях столиц.
[715] Ст. 145; Положение о заготовлениях по военно -сухопутному ведомству (Пол. о заг. по в.в.), ст. 27 (по П.с.з.); Положение о морских призах (Пол. о морск. пр,), ст. 410 (по Св.уз. 1895 г., № 149, ст. 1156).
[716] Ст. 557, 565, 1241.
[717] Ст. 431.
