На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Мейер Д.И. Русское гражданское право

Понятие о политической смерти водворилось и у нас со времени Петра Великого. Однако нельзя проводить со всей строгостью уподобление гражданской смерти физической. Если осужденный на лишение всех прав состояния действительно лишается своих политических преимуществ, если разрушается его семейственное право, имущество переходит к наследникам, то тем не менее он не перестает быть субъектом права: поселенцы в Сибири могут приобретать имущество, могут передавать его своим наследникам, кое-какие вещи ссыльные обыкновенно берут с собой и признаются собственниками этих вещей; жена, дети могут следовать за ссыльным, и лишенный всех прав признается мужем и отцом, личность его охраняется от насилия[145]. Вот доказательства, что в наше время нет возможности не признавать за человеком хотя какого-либо права, когда он живет в государстве.

Влияние различных обстоятельств на права физического лица

§ 14. Итак, существование физического лица от рождения до смерти составляет условие юридического значения человека. Но права физических лиц не одинаковы, а зависят от различных обстоятельств, отчасти естественных, отчасти исторических. Обстоятельства эти следующие: рождение физического лица, законное или незаконное, пол, возраст, здоровье, отношения родства и свойства физического лица к другим лицам, образование, вероисповедание, состояние лица, звание и гражданская честь. Рассмотрим влияние каждого из этих обстоятельств на права физического лица, имея в виду преимущественно гражданские (имущественные) права.

I. По отношению рождения лица к браку законодательство наше различает рождение законное и незаконное. Рождение считается законным, когда дитя прижито в законном браке[146]; незаконным – когда рождение последовало независимо от брака[147]. В этом разделении есть как бы и своя естественная сторона, заключающаяся в том, что при рождении незаконном представляется только связь дитяти с лицом матери, тогда как при рождении законном представляется еще связь дитяти с лицом отца. Конечно, при естественном ходе вещей не бывает рождения, если лицо женского пола не оплодотворено лицом мужского пола; но в одном случае есть указание на отца дитяти, в другом нет такого указания. Очевидной является для нас только связь младенца с матерью, и можно уследить и доказать эту связь непосредственно; но участие отца в рождении младенца оканчивается невидимым моментом зачатия и не может быть непосредственно доказано. Конечно, это справедливо как по отношению к рождению в браке, так и по отношению к рождению вне брака, но при рождении в браке муж матери предполагается отцом рожденного ею младенца – pater est quem nuptiae demonstrant, ибо изъятие отсюда составляет преступление и должно быть доказано, тогда как при рождении вне брака нет места такому предположению, а получает силу другое, что у незаконнорожденного нет отца: quasi sine patre filius, – выражается о незаконнорожденных детях римский юрист.

Итак, рождение считается законным, когда дитя прижито в законном браке. Вникнем же в условия законности рождения.

1) Дитя должно быть прижито в законном браке; не требуется, чтобы зачатие и рождение совершились в браке, необходимо только, чтобы один из этих моментов последовал при существовании брака, и дитя считается законнорожденным, муж матери предполагается его отцом. Так, если беременная женщина выходит замуж, то дитя, зачатое ею до брака, признается законнорожденным, разве муж отвергает дитя (если ребенок родился прежде 180 дней после совершения брака, то можно опровергать законность рождения и после смерти отца, причем надо доказать, что отец его не признавал своим ребенком и что последний не пользовался отцовской фамилией[148]. – А. Г.). Равным образом дитя, зачатое в браке, признается законнорожденным, хотя бы рождение последовало уже по прекращении брака. Только законодательство определяет известный срок для того, чтобы рождение, последовавшее по прекращении брака, считалось законным, – именно 306 [дней] со дня прекращения брака; рождение позднейшее уже не считается законным[149]. В назначении такого срока законодательство руководствуется указанием опыта, свидетельствующего, что период беременности не бывает продолжительнее 306 дней от зачатия. Однако нельзя отрицать возможности рождения и в 307-й или в один из последующих дней. И вот, с определением крайнего срока соединяется опасность, что дитя, зачатое в браке, сочтется незаконнорожденным. Но это не говорит еще против самого назначения срока, ибо нельзя же считать дитя плодом брака, давным-давно прекратившегося, – такова уж судьба законных сроков, что с ними соединяется возможность неправды по отношению к отдельным, более или менее редким случаям.

2) Дитя должно быть прижито в законном браке – это существенно для законности рождения, так что дети, прижитые хотя и в браке, но в браке незаконном и недействительном, считаются незаконнорожденными. (Родителям, брак которых признан недействительным и незаконным, предоставляется, однако, право обратиться в суд с просьбой об исходатайствовании, во внимание к обстоятельствам, заслуживающим снисхождения, соизволения верховной власти о признании детей, прижитых в этом браке, законнорожденными, и таким путем они могут получить права детей законнорожденных[150]. – А. Г.)

3) Предполагается, что дитя, прижитое в браке, зачато от мужа матери. Некоторые законодательства придают этому предположению такую безусловную силу, что не допускают его опровержения. Но признание мужа матери отцом дитяти все-таки основывается только на предположении, а предположение допускает доказательство противного. Поэтому ближе к истине те законодательства, которые дозволяют опровергать это предположение. Так поступает и наше законодательство. Но допуская спор против предполагаемой законности рождения, законодательство постановляет различные ограничения: только известным лицам предоставляется право оспаривать законность рождения в течение известного времени и с особенной строгостью в представлении доказательств, причем если раз отец признал так или иначе законность ребенка, то и оспаривать ее нельзя[151]. Только лица, заинтересованные признанием дитяти, прижитого от прелюбодеяния, незаконнорожденным, могут выступать с доказательствами, что дитя зачато не от мужа матери: следовательно сам муж, а если он умер, не успев воспользоваться своим правом, то лицо, которое будет признано его наследником в случае объявления дитяти незаконнорожденным. Но и эти лица должны предъявить спор в течение известного срока: отец – в течение года со дня рождения дитяти или со дня, когда он узнал о его рождении, прочие лица – в течение трех месяцев со дня смерти отца или в течение шести месяцев со дня рождения дитяти, родившегося уже по смерти отца. Требуется также, чтобы лицо, желающее опротестовать законность рождения, вместе с предъявлением иска представило и сами доказательства: без этого не начинается судебное исследование. Но трудно доказать незаконность рождения дитяти, прижитого в браке, ибо даже доказательство прелюбодеяния жены не влечет за собой признания незаконности ее детей, прижитых в браке, если нет на то особых доказательств. Строго говоря, возможны только два доказательства против предполагаемого законным рождения дитяти: неспособность мужа к брачному сожительству и его отлучка, по причине которой он не мог оказать влияния на зачатие дитяти (доказательство alibi). Соответственно этим указаниям незаконнорожденными детьми признаются: 1) рожденные вне брака, 2) рожденные по прекращении брака позднее 306 дней и 3) происшедшие от прелюбодеяния.

Значение рождения законного или незаконного в высшей степени важно для юридического положения физического лица. Тогда как дети законнорожденные пользуются правами состояния отца, носят его фамилию, имеют права наследования в имуществе своих родителей и других родственников, состоят в семейственном союзе с ними, дети незаконнорожденные представляются в мире одинокими, чужими всем. Понятно, что о юридических отношениях незаконнорожденных детей к отцу и его родственникам не может быть речи, ибо отец их неизвестен или, по крайней мере, юридически игнорируется. Одно только, что признает наше законодательство за незаконнорожденными детьми по отношению к их естественному отцу, – это право на получение от него содержания[152]. Но и в юридических отношениях к матери и ее родственникам наше законодательство не уравнивает незаконнорожденных детей с законнорожденными. Нельзя признать, конечно, за незаконнорожденными детьми право на фамилию матери, ибо само понятие о фамилии относится к прозванию отца, а не матери. Но имущественные отношения незаконнорожденных детей к матери и ее родственникам можно бы уравнять с отношениями детей законнорожденных. Однако законодательство наше ограничивает имущественные отношения незаконнорожденных детей к матери правом дитяти на получение содержания от матери и обязательством призрения ее во время старости, но не дает незаконнорожденным детям права наследования в имуществе матери и ее родственников, и обратно[153]. Равным образом права состояния матери могли бы определить права состояния незаконнорожденных детей. Права состояния матери по нашему законодательству действительно оказывают некоторое влияние на права незаконнорожденного дитяти, но только то влияние, что эти права матери в городском и сельском состоянии сообщаются и незаконнорожденному дитяти; все же дети, незаконно рожденные женщинами других состояний, причисляются к городскому или сельскому сословию без дальнейшего различия состояния матери[154].

Таким образом, судьба незаконнорожденных детей неодинакова: незаконнорожденные дети, например, матерей-дворянок поступают в состояние худшее против положения их матерей, тогда как незаконнорожденные дети матерей других сословий не терпят такой невзгоды. Чем же руководствуется законодательство в своих определениях? Большим числом незаконных рождений в низшем сословии? Но низший класс несравненно многочисленнее других классов, так что неизвестно еще, в чью пользу окажется относительное число незаконных рождений. Или, поставляя в худшее состояние детей, незаконно рожденных женщинами высших сословий, законодательство тем хочет удержать этих женщин от незаконных половых сопряжений и наказать за нарушение целомудрия? Конечно, мысль о несчастном дитяти иногда удерживает женщину от незаконной связи; но отчего же мера воздержания направлена только против абсолютного меньшинства? Конечно, худшее состояние дитяти – чувствительное наказание для матери; но почему же абсолютное большинство преступных матерей не чувствует тяжести незаконной связи от худшего состояния дитяти? Потому ли, что законодательство для женщин одного сословия считает незаконные сопряжения предосудительнее, чем для женщин других сословий? Но почему заблуждение родителей должно падать на судьбу детей? Правда, общественное мнение нередко ставит в укор лицу его незаконное рождение. Но это показывает только неразвитость общественного мнения: образованный человек в незаконном рождении лица не найдет ничего предосудительного, ибо лицо это нисколько не повинно в заблуждении, вызвавшем его существование. И ни одно образованное законодательство не допускает наказания невинного за преступления другого лица.

Некоторые законодательства допускают признание незаконнорожденного дитяти со стороны естественного отца: дают признанию такое значение, что положение незаконнорожденного дитяти уравнивается с положением законнорожденных детей. Если судьба незаконнорожденных детей отлична от судьбы законнорожденных действительно потому, что отец незаконнорожденных детей неизвестен, то, конечно, известность его должна сгладить различие. Так например, французское законодательство как матери незаконнорожденного дитяти, так и самому дитяти запрещает разыскания об отце: la recherche de la paternité est interdite, – постановляет французское законодательство[155]; но в то же время оно определяет, что если явится сам отец незаконнорожденного дитяти и добровольно признает его своим, то дитя становится почти в такое же положение, в каком находятся законные дети отца[156]. Наше законодательство допускает разыскания об отце незаконнорожденного дитяти не только для того, чтобы определить, кому следует содержать его[157]. Обращение незаконнорожденного в законнорожденного возможно и путем узаконения его последующим браком родителей (legitimatio per subsequens matrimonium).

До 1829 г. у нас позволено было родителям незаконнорожденных детей, вступив в брак, обращаться к верховной власти с просьбой о сопричислении незаконных детей их к законным; верховная власть по своему усмотрению соизволяла или отказывала, но обыкновенно соизволяла сопричисление незаконных детей к законным. В сопричислении та хорошая сторона, что положение незаконнорожденного дитяти небезвыходное и что ради улучшения общественного положения дитяти для родителей его есть интерес вступить в брак, следовательно обратить связь незаконную в законную. С другой стороны, сопричисление дает побуждение к более легкомысленному вступлению в незаконные связи в надежде, что в случае рождения детей можно поправить их положение вступлением в брак. В то же время возможен обман: женщина может склонить ко вступлению с собой в брак другое лицо, а не отца ее незаконнорожденных детей, и просить о причислении их к законным детям, как будто муж – естественный отец детей, прижитых до брака. Поэтому в 1829 г. запрещено было даже обращаться к верховной власти с просьбой о сопричислении незаконных детей к законным. Но, разумеется, по исключению, с соизволения верховной власти, незаконнорожденные дети могли получать права детей законнорожденных.

(В 1891 г. вопрос об узаконении вступил в новый фазис[158]: оно признано законом как явление не исключительное, а нормальное; законодатель отказался от прежних воззрений – он перестал опасаться случаев как легкомысленного вступления в незаконную связь, так и обмана. Да и действительно, опасения эти напрасны: случаи того и другого рода были и всегда будут исключительными; легкомысленного человека не удержит от вступления в незаконную связь мысль об участи детей, а, с другой стороны, человек, предпочитающий незаконную связь законному браку, едва ли поступает так именно потому, что потом может обратить незаконное в законное, – цинизм, проявляющийся во вступлении в незаконную связь, пока появится потомство, нельзя считать общим явлением. Что же касается обмана, то закон может считаться с этим явлением и искоренять его другими средствами, а не путем оставления незаконнорожденных детей в бесправном почти состоянии. Ригоризм законодателя должен иметь пределы, а не закрывать людям пути к исправлению их ошибок, и в большинстве случаев ошибок молодости, тем более если от исправления ошибки улучшается участь многих других, невинно страдающих. – А. Г.)

II. Пол. Весь род человеческий разделяется на два пола: мужской и женский. Некоторые естествоиспытатели, а за ними и некоторые юристы принимают еще третий пол – гермафродитов – как нечто среднее между мужчинами и женщинами. Но если есть люди, у которых половые органы так сформированы, что нельзя сказать, к какому из двух полов принадлежат они, то из этого еще не следует, что есть организация особого пола: гермафродиты – аномалия, и половые органы не единственное основание деления на мужчин и женщин, оно основывается на всей организации человека. Менее всего праву следует обращать внимание на отдельные уклонения от человеческой организации, ибо право имеет в виду правила, годные для большинства случаев, а не для тех, которые встречаются раз в течение столетий; в этом смысле право и правила – понятия близкие между собой. Естественное различие между полами до такой степени существенно, что уже a priori можно допустить его влияние на юридическое положение физических лиц. Однако, говоря вообще, юридические определения относятся одинаково к обоим полам: определения, относящиеся к одному полу, составляют только особенности и касаются большей частью лиц женского пола, так что в сомнительном случае определение, относящееся, по видимости, только к мужчине, следует распространять и на женщину[159].

Особенности в правах лиц женского пола или основываются на соображении физической природы женщины, или даны современному быту историческим развитием юридических воззрений народа. Рассмотрим эти особенности во всех различных положениях женщины, в какие она последовательно вступает, – в положении дочери и сестры, жены и матери и в положении вдовы. Юридическое положение женщины-дочери несколько разнится от положения мужчины-сына: для дочери существует особое учреждение – назначение приданого при выходе в замужество; но в праве наследования положение дочери невыгоднее положения сына: дочь из наследства родителей получает только указную часть – 1/14 из недвижимого и 1/8 из движимого имущества[160], а остальное достается сыну[161]. С точки зрения древнего права, указную часть дочери нельзя назвать даже наследственной долей, это только выдел дочери на прожиток, взамен древнейшего права на получение содержания от брата, – выдел, не заключающий в себе мысли о переходе юридической личности наследодателя. По отношению к праву наследования в боковой линии положение женщины-сестры еще стеснительнее: в нашем законодательстве существует коренное определение, основанное на народном воззрении, что в боковой линии сестра не участвует с братьями в наследовании – сестра при брате не вотчинница[162]. Боковые родственники не обязаны были содержать девицу и наделять ее приданым; поэтому и брат, наследуя им, не обязывался ни содержать сестру, ни наделять ее приданым, как это следовало ему при наследовании имущества родителей; таким образом, для брата не могло родиться обязательство выделять сестре какую-либо часть из имущества родственников боковой линии. Но если по закону брат не обязан содержать сестру, то по общественному воззрению для него существует такое обязательство, и до того иногда это воззрение проявляется в действительности, что брат отказывает себе в брачных узах, чтобы иметь возможность содержать сестер, что сестра остается на попечении брата, хотя и сама могла бы содержать себя. Тем не менее общественное воззрение не выводит отсюда права сестры на какую-либо часть из имущества, оставшегося после боковых родственников. Женщина-жена пользуется правами состояния мужа, имеет право требовать от него содержания, но подлежит его личному праву и только по прекращении брака вполне пользуется правом власти матери, ибо при существовании брака право власти матери над детьми ограничивается правом власти отца[163]. Женщина-вдова продолжает пользоваться правами, приобретенными по состоянию мужа, получает указную часть из имущества пережитого супруга – 1/7 из недвижимого и 1/4 из движимого имущества[164], имеет известное право на пенсию, если муж состоял на службе и выслужил пенсию. Но независимо от этих особых положений женщины, в нашем законодательстве встречаются определения, относящиеся к женщинам вообще: так, они не могут быть присяжными и частными поверенными[165], не могут обязываться векселями без согласия мужа или родителя[166]; занимать государственные должности предоставлено почти исключительно мужчинам, и только некоторые должности предоставлены женщинам, и т. д.


Примечания:

[145] У. ссыльн., cт. 422, 423 и др.

[146] Ст. 119, п. 2.

[147] Ст. 132.

[148] Ст. 125.

[149] Ст. 119, п. 2.

[150] Ст. 133.

[151] Ст. 1346-1356; У. г. с.; ст. 121, 122 и 131.

[152] Ст. 133, 172; У. н., ст. 994.

[153] Ст. 136, 172, 177, 1113, 1127.

[154] Ст. 138.

[155] Code civ., art. 340.

[156] Ibid., art. 334-340.

[157] Ст. 133; У. н., ст. 994.

[158] Ст. 1441.

[159] Ст. 1001-1008.

[160] Ст. 1130.

[161] Ст. 1136.

[162] Ст. 1136.

[163] Ст. 100-106, 108.

[164] Ст. 1148. Хотя и муж имеет право на указную часть из имущества, оставшегося после жены, но право мужа есть только распространение права, некогда принадлежавшего исключительно жене (см. также: cт. 1153).

[165] Учреждение судебных установлений (У. с. у.), т. XVI, ч.1, cт. 354, 40619.

[166] Устав вексельный (У. в.), т. XI, ч. 2, cт. 6.