Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"
Во-вторых, провозглашенный в целях усиления хозяйственно-пра-вовой концепции, этот постулат на самом деле существенно ее ослабляет, вынуждая, ввиду относительной структуры и организационно-иму-щественного содержания хозяйственных правоотношений, включать их все до единого в разряд отношений обязательно-правовых. Но подобный вывод несостоятелен в такой степени, что во избежание его подчас предпринимается пересмотр устоявшегося понятия абсолютных прав, носителя которых объявляют связанным <не с любым и каждым, а только с субъектами данной отрасли права>[598]. Помимо того, что это не согласуется с реально осуществляемой многоотраслевой защитой абсолютных прав, столь неожиданная их трактовка не облегчает ни на йоту возникших теоретических трудностей. Ведь согласно распространенным хозяйственно-правовым воззрениям к числу обладателей хозяйственной правосубъективности относятся и внутрихозяйственные подразделения, организационная позиция которых такова, что делает их юридически недоступными для остальных субъектов хозяйственного права - внутренних звеньев прочих хозяйственных организаций, этих организаций в целом, всех без исключения органов хозяйственного руководства. Но раз хозяйственное право не знает вовсе случаев, когда бы одному субъекту как управомоченному противостояли как обязанные все другие субъекты, то отсюда с неумолимостью следует, что даже по-новому очерченные абсолютные правоотношения противопоказаны самой его природе и что оно несовместимо ни с какими другими, кроме как с относительными, а согласно изложенным взглядам, обязательственными правоотношениями.
В-третьих, если бы постулированное тождество и не давало поводов для приведенных замечаний, его все равно пришлось бы отвергнуть из-за того, что обязательство исполняется должником в пользу кредитора, чего никогда не происходит в лишенных обязательственных признаков относительных правоотношениях. Как признают, например, сами сторонники освещаемой концепции, обязанность выполнить плановое задание не образует элемента обязательственного правоотношения, ибо она <хотя и индивидуализируется применительно к конкретному органу хозяйственного руководства, не выступает в виде обязанности выполнить план в пользу этого органа>[599]. И для сохранения идеи тождества, несмотря на сделанное признание, рекомендуется, с одной стороны, следить в процессе кодификации хозяйственного законодательства за тем, чтобы <в названиях разделов не было термина <обязательство>... Это обеспечит большую гибкость кодекса... исключит для ряда случаев спорность трактовки тех или иных хозяйственно-управленческих отношений в качестве хозяйственных обязательств>[600]. С другой же стороны, предлагают, учитывая существование спорных (а на самом деле - бесспорно необязательственных) хозяйственно-управленческих правоотношений, <постараться, чтобы такие правоотношения по возможности приближались к общепринятой структуре хозяйственного обязательства>[601]. Одним словом, тождество во что бы то ни стало; там же, где его нет фактически, должно быть сделано все необходимое для его появления. И это отнюдь не праздная, а вполне целеустремленная настойчивость.
Не будь постулата тожества, не появилось бы возможности в общем понятии о хозяйственном обязательстве представить его как <хозяйственное правоотношение, в котором один субъект (должник) обязан совершить в пользу другого (кредитора) определенное действие, имеющее хозяйственный характер, либо воздержаться от определенного действия>[602]. Не будь же такого понятия, оказалось бы неосуществимым тройственное деление обязательств на товарно-денежные (устанавливаемые юридическими лицами), нетоварные внутрихозяйственные (связывающие внутренние звенья предприятий) и нетоварные хозяйственно-управленческие (возникающие в отношениях с участием органов хозяйственного руководства)[603]. А не будь этого деления исчезла бы почва для образования понятия хозяйственных обязательств в отличие от обязательств гражданско-правовых.
Поскольку, однако, общая идея тожества сама не выдерживает испытания на прочность, она неспособна сообщить должной научной устойчивости и опирающимся на нее конкретным теоретическим построениям. Если сверх того учесть, что внутрихозяйственные звенья могут нести обязанности только перед администрацией предприятия[604], с которой они так же состоят во властеотношениях, как само предприятие с органами хозяйственного руководства, и что в таких отношениях обязанный, в отличие от должника, бывает властвующим, а управомоченный, в отличие от кредитора, подчиненным[605], то необоснованность перемещения их в обязательственно-правую сферу станет и по существу абсолютно неоспоримой. Можно поэтому утверждать, что не расширение логических пределов понятия обязательства, а дальнейшее углубление и обогащение уже включенных в него признаков - таков единственно перспективный путь последующего развития советской цивилистической мысли в рассматриваемой области.
Основная и развернутая классификация обязательств. По давно сложившейся цивилистической традиции принято различать договорные и внедоговорные (деликтные) обязательства. Такова основная их классификация. Она не обладает достаточной точностью ни вообще, ни в особенности с точки зрения гражданских законов, действующих в СССР. Ее общий недостаток проявляется в выпадении обязательств, возникающих из односторонних сделок, а если внедоговорные связи приравниваются к деликтным, то и обязательств, порождаемых неосновательным обогащением. Ее несоответствие советской правовой действительности обусловлено допускаемыми нашим законом случаями установления обязательств на основе планово-административных актов без заключения договоров и закрепленными им обязательствами из спасания социалистического имущества. И все же, несмотря на указанные неточности, традиционная классификация обеспечивает ощутимый положительный эффект, если, учитывая условность обозначения каждой из двух ее рубрик, относить к договорным все регулятивные и к деликтным все охранительные обязательства. Взять хотя бы уже рассмотренный вопрос о сущности обязательств. Как показало предыдущее изложение, в общем его анализе центр тяжести исследовательского внимания почти всегда переносится на социальные задачи, преимущественно решаемые при помощи договоров. Отправляясь же от систематизации обязательственных правоотношений по двум укрупненным группам, советская цивилистическая доктрина получила также возможность осветить главные функции, выполняемые деликтными обязательствами.
История нашей науки знает случаи, когда хотя и не по принципиальным, а по чисто методическим соображениям, анализ деликтных обязательств предварял освещение обязательств договорных. Так поступал, например, еще в 20-х годах А. Г. Гойхбарг, начинавший <изложение отдельных обязательств не с договорных, а с обязательств, вытекающих из причинения вреда... потому, что эти обязательства менее сложны и, кроме того, отчасти обнимают собою и обязательства, связанные с существующими договорными обязательствами>[606]. Еще дальше в том направлении пошел в 40-х годах М. М. Агарков, расположив материал и о деликтных, и о кондикционных обязательствах в общей части обязательственного права, там, где освещаются важнейшие основания возникновения обязательств, с опережением, следовательно, не только отдельных видов договоров, но и подавляющей массы обязательственно-правовых проблем общей значимости[607]. В целом же советская гражданско-правовая литература всегда исходила из решающей роли договорных обязательств как опосредствующих нормальные экономические процессы и охранительных функций деликтных как устремленных к ликвидации экономических аномалий. Вот подтверждающие эту единую линию высказывания, взятые из литературных источников разных лет.
В 1928 г. К. М. Варшавский, следуя за П. И. Стучкой, писал, что <институт возмещения вреда не выполняет какой-либо самостоятельной хозяйственной функции, подобной той, какую выполняют, напр., институты собственности, договора, наследования: он устанавливает как бы нормы вторичного порядка, подсобные нормы, обеспечивающие беспрепятственное выполнение указанными институтами их хозяйственного назначения>[608]. В 1947 г. С. И. Аскназий ввел общую разбивку гражданско-правовых институтов на материальные и вспомогательные. К первым, юридически обслуживающим нормальную динамику экономических отношений, он подключал в ряду прочих все без изъятия договорные институты, а ко вторым, решающим в экономической сфере охранительные задачи, отнес, помимо виндикации и однопорядковых с нею правовых установлений, также институты деликтных и аналогичных иных обязательств[609]. В 1951 г. Е. А. Флейшиц, не выражая своего отношения к самой этой разбивке, подчеркивала, что <обязательства из договоров... служат правовой формой нормальных хозяйственных связей между участниками советского гражданского оборота>, тогда как <непосредственной целью обязательств из причинения вреда является устранение последствий... нарушения, восстановление нормального правового и хозяйственного положения>[610].
При общепризнанном отграничении деликтных обязательств от договорных по указанной линии они становятся одним из наиболее часто привлекаемых многочисленными авторами предметов научного исследования, породив обширную литературу, освещающую эти обязательства и целиком[611], и в пределах относящихся к ним отдельных существенных вопросов[612]. Но если сосредоточиться на самой общей проблеме социального назначения протекающей в обязательственно-правовой форме деликтной ответственности, то приходится констатировать, что в начальных стадиях ее теоретического осмысления обнаружилось двоякое к ней отношение.
Одно из них можно было бы назвать классово-компенсационным. Наиболее известным и последовательно убежденным его сторонником был С. И. Раевич, который считал, что главная, если не единственная цель деликтных обязательств заключается в обеспечении по возможности полного или по крайней мере приближающегося к полному возмещения вреда. Этой цели он пытался дать и определенное классовое обоснование, отметив, что с неимущих или малоимущих причинителей многого не взыщешь, а <ответчиками, с которых можно получить удовлетворение при сколько-нибудь значительном вреде могут быть только имущие>[613].
Другое отношение к тому же вопросу, выраженное К. М. Варшавским, строилось на началах классово-превентивных. Исходившая от С. И. Раевича классово-компенсационная установка потому не удовлетворяла его, что для неимущего возмещение даже ничтожного ущерба более ощутимо, чем для имущего - вреда значительного. И чтобы противопоставить этой установке иную социальную мотивацию, он привлек отдельные суждения П. И. Стучки, соединив их с переработкой некоторых положений Л. И. Петражицкого. Из работ П. И. Стучки воспринимается отрицание принципиальной разницы между уголовным преступлением и гражданским правонарушением, стремление подвести их под единое понятие социально-вредного явления, ориентация на то, что <ГК несколько должен равняться по линии УК>[614]. Вместе с тем отмечается, что, если не в абстрактно-народнохозяйствен-ном смысле, как утверждал Л. И. Петражицкий[615], то во всяком случае в смысле классово-пролетарском однажды возникший ущерб невозместим, а в порядке гражданской ответственности он лишь перемещается из одной имущественной сферы в другую. Поэтому и задачу института деликтных обязательств К. М. Варшавский усматривал не в компенсации вреда, обеспечить которую вообще невозможно, а в его предотвращении благодаря угрозе санкциями на случай деликта и реальной ответственности за совершенное правонарушение[616].
Наметившееся в сопоставленных позициях принципиальное противоположение компенсационной и превентивной целенаправленности института деликтных обязательств со временем сглаживается, а затем и вовсе устраняется. Не обрели также долголетия ни наивное истолкование классовой подоплеки правила о полном возмещении ущерба, якобы введенного лишь в расчете на имущих причинителей, ни отрицание реальности самой компенсации, поднятой до общеклассового уровня, но оторванной от регулируемых правом конкретных общественных отношений. Впрочем, удельный вес компенсации и превенции иногда определялся по-разному и в более поздних публикациях. Достаточно сравнить вышедшие в 1939 г. две работы: <Обязательства из причинения вреда> К. К. Яичкова, все подчинившего идее возмещения, и <Значение вины в обязательствах из причинения вреда> Х. И. Шварца, который настолько предпочитал превентивные цели компенсационным, что не остановился перед рекомендацией определять объем возмещения, сообразуясь со степенью вины причинителя.
В то же время общая, достаточно отчетливо прослеживаемая тенденция знаменовала несомненный переход от противопоставительного разъединения выполняемых деликтными обязательствами функций к внутренне согласованному их органическому сочетанию. Уже к началу 50-х годов такое сочетание выявляется с необходимой степенью полноты. Обязательства из причинения вреда, - писала, например, в 1951 г. Е. А. Флейшиц, - <позволяют восстанавливать... материальные блага, нарушенные противоправным действием... Тем самым они служат одним из средств охраны как социалистической... так и личной собственности...>; эти обязательства становятся также орудием <восстановления за счет лица, ответственного за вред, здоровья граждан и их трудоспособности>, а в случае причинения смерти - источником <обеспечения лиц, состоявших на иждивении умершего>; они проявляются и <в своей превентивной, воспитательной функции>, содействуя делу <укрепления социалистической законности>, делу воспитания <навыков внимательного, бережного отношения к чужим материальным и нематериальным благам>[617]. В таком же духе и лишь, быть может, в несовпадающей расчлененности или последовательности изложения, функции деликтных обязательств обрисовываются теперь и всеми другими учеными, уделившими им свое внимание[618].
Но если деление обязательств на договорные и деликтные при всей терминологической условности выражает их разбивку на две основные, укрупненные группы, то, наряду с этим, в советской гражданско-пра-вовой науке в продолжение длительного времени разрабатывается развернутая классификация обязательственных правоотношений, ставящая своей целью расположить их в таком числе классификационных рубрик, какое предопределяется сходными признаками обязательств различных видов.
Первые шаги к созданию этой классификации были сделаны в конце 20-х годов С. И. Аскназием, который, ограничиваясь одними только договорами, проводил ее <по экономическому признаку - по содержанию и характеру взаимного хозяйственного обслуживания вступающих в договорные отношения контрагентов>[619]. Соответственно указанному классификационному основанию выделялись пять групп договоров: по предоставлению имущества в собственность (купля-продажа, мена, дарение), по предоставлению имущества в пользование (имущественный наем, ссуда), по предоставлению кредита (заем, банковские операции), по выполнению работ (подряд, перевозка, поручение, комиссия), по совместной деятельности (без размежевания договоров отдельных видов). Пятичленная система С. И. Аскназия, как явствует из ее содержания, была недостаточна для охвата всех договорных правоотношений, на что он сам обращал внимание своих читателей, приводя пример страхования в качестве одного из договоров, остающихся за ее пределами[620].
В середине 30-х годов с новой классификационной разработкой, также обращенной лишь к договорам и построенной по критерию хозяйственного их назначения, выступил Г. Н. Амфитеатров. Он различал четыре группы договоров: а) договоры по советской торговле (купля-про-дажа в оптовом обороте, купля-продажа в розничном обороте, децентрализованные заготовки); б) договоры по обслуживанию товарооборота (перевозка, имущественный наем, хранение, страхование, комиссия и др.); в) договоры по организации производства (договоры МТС с колхозами, договоры о проектировании, монтаже, технической помощи и т. д.); г) договоры по организации жилищного хозяйства (договоры жилищного найма и договоры о праве застройки)[621]. Но, помимо неполноты, эта классификация страдает слишком ограниченной внутренней расчлененностью, приводящей подчас к соединению в общей рубрике таких договоров, которые, как например, многие договоры обслуживания товарооборота, существенно отличаются друг от друга.
К началу 50-х годов относится появление классификации М. В. Гордона[622], сразу же привлекшей к себе широкое внимание, несмотря на то, что при подготовке учебных пособий по второй части Курса советского гражданского права ею не воспользовался сам автор[623]. Оставаясь, подобно своим предшественницам, в рамках договорных обязательств и тем самым уступая всеобъемлющим систематизационным построениям[624], новая классификация выгодно отличалась комбинированным использованием двух критериев - экономического (природа опосредствуемого отношения) и юридического (достигаемый правовой результат). Поэтому последователи М. В. Гордона, воспринявшие его метод классификации договоров, стремились точно таким же образом осуществить разбивку на укрупненные группы всех обязательственных правоотношений независимо от их договорного или иного происхождения. Автор этих строк, например, попытался распределить известные действующему закону обязательства отдельных видов по одиннадцати группам: возмездная реализация имущества (купля-продажа, поставка, контрактация, пожизненное содержание); передача имущества в возмездное пользование (имущественный наем, жилищные обязательства), безвозмездная передача имущества в собственность или в пользование (дарение, ссуда), производство работ (подряд, подряд на капитальное строительство), оказание услуг (хранение, поручение, комиссия, экспедиция), перевозки (грузовые, пассажиров и багажа, буксировка), кредитование и расчеты (заем, кредитные и расчетные обязательства), страхование (имущественное, личное), совместная деятельность (граждан, организаций), а также обязательства, возникающие из односторонних действий (ведение чужих дел без поручения, публичное обещание награды), и охранительные обязательства (возникающие вследствие причинения вреда, спасения социалистического имущества, приобретения или сбережения имущества)[625]. Но вскоре после того, как описанная попытка стала достоянием гласности, было замечено, что заимствованный у М. В. Гордона дифференцирующий критерий не выдержан ею до конца, так как классификационный признак экономической цели и правового результата заменен в предпоследней группе основанием возникновения и в последней группе самим юридическим характером возникшего обязательства. Указанные и некоторые другие недостатки этой систематизации воспрепятствовали широкому ее распространению. Не построена и какая-либо классификационная система, которая встретила бы всеобщее признание. Ее разработка остается поэтому одной из актуальных задач, еще ожидающих своего разрешения.
Примечания:
[598] Теоретические проблемы хозяйственного права, с. 220.
[599] Там же, с. 221.
[600] Теоретические проблемы хозяйственного права, с. 253 - 254.
[601] Там же, с. 254.
[602] Танчук И. А., Ефимочкин В. П., Абова
Т. Е. Хозяйственные обязательства, с. 28 - 29.
[603] См. там же, с. 29 - 30, 31 - 122.
Небезынтересно, что в книге <Теоретические проблемы хозяйственного права> вслед
за включением понятия юридического лица в гл. 2 (с. 58 - 108) его не
привлекает к товарно-денежным обязательствам и И. А. Танчук (см. с. 203). Тем
самым общий критерий правосубъектности, предполагаемый участием в
обязательствах такого рода, перестал для хозяйственно-правовой концепции
существовать. Да и сами обязательства во избежание каких бы то ни было
ассоциации с гражданским правом именуются теперь не товарно-денежными, а
оперативно-хозяйственными (см. там же) , хотя вновь введенное название лишено
ориентирующего действия (без специальных разъяснений характер обозначаемых им
обязательств не выявляется) и вносит в используемую терминологию значительную
путаницу (при трех видах оперативного управления лишь один из них создает
возможность вступать в оперативно-хозяйственные обязательства).
[604] Верно, конечно, что в предусмотренных законом случаях внутренние звенья
действуют и за пределами предприятия - при открытии текущих счетов в банке,
производстве денежных расчетов, отправлении и получении грузов и др.
(Теоретические проблемы хозяйственного права, с. 214). Но, как сказано в самом
законе, они при этом выступают не от своего имени, а от имени включающего их в
свой состав юридического лица. Верно и то, что на некоторых крупных
предприятиях учет хозяйственных контактов между кооперирующимися внутренними
звеньями ведется по некоему подобию правил, применяемых к правоотношениям:
составляются приемо-сдаточные акты на переданные изделия, выполненный ремонт и
т. п., фиксируются потери одного звена, возникшие по вине другого (см. там
же). Но реальный результат такого учета может проявиться только в величине
поощрительного фонда, выделенной каждому из них администрацией предприятия. Это
именно и доказывает, что внутренние звенья состоят с администрацией предприятия
в правовых, а друг с другом - лишь в организационно-технических отношениях.
[605] В редакционной статье журнала <Коммунист> по поводу дискуссии об экономической
деятельности государства и роли надстройки при социализме указано, что <в
непосредственных отношениях с социалистическими предприятиями и хозяйственными
организациями государство действует не как равноправный контрагент наряду с
предприятием... а как высший руководящий орган, как субъект управления
экономическими отношениями> (Коммунист, 1976, № 1, с. 45). В свете этого
указания и нужно судить о том, насколько оправдано приравнивание к властным
действиям управленческих органов определения заказчиком по давальческому
договору цели использования предоставленных им материалов или проверки банком
соблюдения условий, без которых он не вправе предоставлять кредиты хозорганам
(Теоретические проблемы хозяйственного права, с. 215). Оно имеет и более общее,
в сущности, принципиальное значение, позволяя оценить меру научности понятий,
зиждущихся на объединении вертикальных и горизонтальных отношений, на признании
их однородными (однопорядковыми) общественными и правовыми явлениями.
[606] Гойхбарг А. Г. Хозяйственное право
РСФСР, с. 122.
[607] См.: Гражданское право. Под ред. М. М. Агаркова и Д. М. Генкина. В 2-х т. М.,
1944, т. 1, с. 317 - 363.
[608] Варшавский К. М. Обязательства,
возникающие вследствие причинения другому вреда. М., 1929, с. 7 - 8.
[609] См.: Аскназий С. И. Основные вопросы
социалистического гражданского права. Автореф. докт. дис. - Вестн. Ленингр.
ун-та, 1947, с. 12, с. 95 и сл.
[610] Флейшиц Е. А. Обязательства из
причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951, с. 11 - 12.
[611] Помимо названных работ К. М. Варшавского и Е. А. Флейшиц, см.: Семенова А. Е. Обязательства, возникающие
вследствие неосновательного обогащения, и обязательства, возникающие из
причинения вреда. М., 1928; Яичков К.
К. Обязательства из причинения вреда. М., 1939; Иоффе О. С.
Обязательства по возмещению вреда. Л., 1951; Шварц Х. И. Обязательства из причинения
вреда. М., 1954; Тархов В. Обязательства,
возникающие из причинения вреда. Саратов, 1957.
[612] Например: Кузяткин В. Д. Возмещение
за вред по Гражданскому кодексу и социальное страхование. М., 1925; Шварц Х. И. Значение вины в обязательствах
из причинения вреда. М., 1939; Майданик
Л. А. Регрессивные иски профсоюзов и иски потерпевших к предприятиям. М., 1946;
Лисковец Б. А. Возмещение вреда, причиненного
имуществу колхозов. М., 1948; Антимонов
Б. С. Гражданская ответственность за вред, причиненный источником повышенной
опасности. М., 1952; Майданик Л. А., Сергеева Н. Ю. Материальная ответственность
за повреждение здоровья. М., 1953; Рускол
А. А. Имущественная ответственность колхоза
за вред, причиненный здоровью колхозника на работе в колхозе. М., 1957; Смирнов В. Т. Гражданская ответственность государственных предприятий за причинение
увечья или смерти работникам. Л., 1957; он же. Регрессные иски в обязательствах
из причинения вреда. М., 1960; Малеин
Н. С. Право на возмещение вреда,
причиненного смертью кормильца. М., 1958; он же. Возмещение вреда, причиненного
личности. М., 1965; Савицкая
А. Н. Имущественная ответственность государственных органов за вред,
причиненный их должностными лицами. Львов, 1959; Калмыков Ю. Х. Возмещение вреда, причиненного имуществу. Саратов,
1965; Нор В. Т. Имущественная
ответственность государственных учреждений за вред, причиненный неправильными служебными
действиями их должностных лиц. Львов, 1975.
[613] Гражданский кодекс РСФСР. Комментарий. Под ред. А. Г. Гойхбарга и И. Г.
Кобленца. М., 1925, с. 512.
[614] Стучка П. И. Курс советского
гражданского права, 1928, т. 1, с. 81; он же. Обязанность загладить вред. -
Еженедельник советской юстиции, 1926, № 29, с. 890.
[615] См.: Петражицкий Л. И. Иски о
незаконном обогащении. - Вестник права, 1900. Х т., ч. 1, № 3, с. 19 - 21.
[616] См.: Варшавский К. М. Обязательства,
возникающие вследствие причинения другому вреда, с. 7 - 14.
[617] Флейшиц Е. А. Обязательства из
причинения вреда и из неосновательного обогащения, с. 8 - 9.
[618] Помимо общей проблемы социального назначения деликтных обязательств особо обсуждался
вопрос о функциях, выполняемых нормами о гражданской ответственности за причинение
увечья и смерти. Делались попытки их сближения по кругу решаемых задач с институтами
социального страхования и социального обеспечения, как и приводились аргументы
в подтверждение функциональной близости ответственности за причинение вреда
имуществу и имущественного страхования. Но, несмотря на известную
соприкасаемость названных правовых установлений, они настолько отличаются друг
от друга, что обращенные к ним объединительные тенденции успеха не имели. Не
прекращается до сих пор научная дискуссия об отраслевой принадлежности
юридических норм, определяющих возмещение вреда при производственном
травматизме. Подробный разбор этой дискуссии с решением обсуждаемого вопроса в
пользу гражданского, а не трудового права см.: Собчак А. А. Обязательства по возмещению вреда. - В кн.:
Гражданско-правовая охрана интересов личности. Под ред. Б. Б. Черепахина. М.,
1969, с. 164 - 168.
[619] Аскназий С. И. Очерки хозяйственного
права СССР. Л., 1926, с. 65.
[620] Там же, с. 65 - 66.
[621] См.: Курс советского хозяйственного права. Под ред. М. Н. Доценко, т. 2, с. 101
- 104.
[622] См.: Гордон М. В. Система договоров в
советском гражданском праве. - Учен. зап. Харьковского юрид. ин-та, 1954, вып.
5.
[623] См.: Гордон М. В. Лекции по
советскому гражданскому праву. Харьков, 1960; он же. Советское гражданское
право. Харьков, 1966, ч. 2.
[624] Например: Красавчиков О. А. Вопросы
системы Особенной части ГК РСФСР. - В кн.: Вопросы кодификации советского
законодательства. Свердловск, 1957.
[625] Подробнее: Иоффе О. С.
Обязательственное право, с. 23 - 26.
