Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"
Наряду с торговлей, которую, несмотря на прямое запрещение закона, в числе других сословий начинают вести патриции, значительным источником обогащения становится также ростовщичество. Но все эти обстоятельства не могли не послужить толчком для дальнейшего развития юриспруденции, которая должна была разработать новые формы и средства регулирования <всех существенных отношений>, возникавших в связи с широким распространением торговли, и среди них прежде всего такие средства и формы, какими являются обязательства вообще, договорные обязательства в особенности. Лишь устремив свои изыскания в этом направлении, римляне могли создать то классическое право, которое Маркс считал первой разработкой права частной собственности вообще, классической формой абстрактного права абстрактной личности.
Но если экономические и социальные сдвиги, пережитые рабовладельческим обществом, обусловили бурное развитие и расцвет юриспруденции, то особые формы, в которых выражалось юридическое творчество, явились результатом порожденных этими сдвигами политических изменений в структуре и в организации римского государства. Аграрное движение, начавшееся во II веке до н. э. и вызванное обезземелением крестьян, дополнялось и переплеталось с восстаниями рабов. Хотя эти восстания и не привели к уничтожению рабовладельческой общественной системы непосредственно, они нанесли ей такой удар и в такой мере подорвали ее основы, что лишь благодаря усилению и централизации государственной власти рабовладельцам удалось отсрочить час своей гибели на некоторое время.
В связи с изменением формы римского государства изменяются также и формы юридической деятельности, формы творчества юристов, поставленных на службу принцепсу. Если раньше высказывания юристов по различного рода правовым вопросам носили чисто консультативный характер и, не имея обязательной силы для суда, оценивались им в соответствии со степенью обоснованности этих высказываний и авторитетом лица, которому они принадлежали, то теперь положение существенно изменяется. Начиная с эпохи Августа выделяется группа привилегированных юристов (их называли juris auctores или juris consultus), которым было предоставлено право властью принцепса (ex auctoritatae principis) давать заключения (responsa)[17], имевшие обязательную силу (jus publice respondendi), независимо от их аргументированности и даже в том случае, когда они вообще не были аргументированы[18]. Первоначально право давать такого рода заключения предоставлялось только юристам из сословия сенаторов, и лишь впоследствии его получили некоторые юристы из рыцарского и иных сословий.
Заключения юристов, обладавших jus respondendi, приобретали, таким образом, официальное значение источников права, причем совпадающие суждения привилегированных юристов, высказывавшихся по данному вопросу, имели для судьи силу закона (jus receptum), а в случае расхождения во мнениях (jus controversum) судья сам должен был определить, какому суждению он будет следовать[19]. Вначале эти заключения приобретали обязательную силу только для разрешения конкретных споров, являвшихся предметом обсуждения авторов этих заключений. Впоследствии, однако, помещенные в специальные сборники, они приобрели общеобязательное значение для разрешения аналогичных или однородных споров и, при отсутствии разногласий, применялись на тех же основаниях, на которых применяются правовые нормы вообще.
Функция respondere в классической юриспруденции сохраняет такое же важное и решающее значение, какое она имела в творчестве древних юристов. В результате ее осуществления появились многочисленные сборники заключений наиболее видных юристов. Среди них заключения Сабина, Марцелла, Папиниана, Павла, Ульпиана и Модестина представляют самый большой интерес. Построенные по принципу краткого изложения фактических составов, представленных на заключение автора, с приложением к ним самих заключений, они содержат богатейший материал по вопросам частного права, явившийся результатом творчества наиболее видных представителей римской классической юриспруденции.
Одновременно с разрешением конкретных частноправовых споров
классические юристы уделяли много внимания чисто догматическому анализу
правовых норм, производившемуся в целях их истолкования в наиболее современном
для периода деятельности соответствующего автора духе. Результаты этого
творчества отражались в произведениях двоякого рода. Если к определенным выводам
автор приходил после взаимного обсуждения с другими юристами спорного вопроса,
то результаты и самый процесс этого обсуждения запечатлевались в письмах
(epistola), которыми они обменивались. Такого рода произведения принадлежат, в
частности, Прокулу, Яволену, Нерацию, Цельзу, Гермогениану и др. Если же автор
вступал в полемику со своими предшественниками, противопоставляя их выводам
новые положения и принципы, он делал это путем написания примечаний к
оспаривавшимся им работам. Отсюда появление таких сочинений, как, например
В своей подавляющей массе произведения классических юристов носили сугубо практический характер и создавались преимущественно в связи с разрешением конкретных практических вопросов. Однако целый ряд работ предназначался для образовательных целей, для целей обучения юридическому искусству тех представителей господствующего класса, которые в той или иной мере решили посвятить себя правовой деятельности.
Так, в частности, подробное изложение своих суждений по рассмотренным ими правовым вопросам Цельз, Африкан, Сцевола, Каллистрат, Тертуллиан и др. выразили в написанных ими Quaestiones, работах, которые специально создавались для образовательных целей. Тем же задачам должны были служить также написанные Трифонином и Ульпианом Disputationes, составленные уже в несколько ином плане - в виде изложения их диспутов со своими учениками, а также критических замечаний направленных против взглядов других юристов. Но наиболее приспособленными для использования в процессе обучения были такие работы, как Institutiones, написанные Гаем, Флорентином, Каллистратом, Павлом, Ульпианом, Марцианом и др., и Enchyridum, в качестве единственного автора которого известен Помпоний. Посвященные преимущественно, если не исключительно, описанию частного права, они излагают его по строгой системе с параллельными ссылками на нормы цивильного и преторского права в связи с характеристикой каждого отдельного частно-правового института. С другой стороны, отказываясь от систематического изложения материала в таких сочинениях, как Regulae, их авторы (Нераций, Помпоний, Гай, Сцевола, Павел, Ульпиан, Марциан, Модестин и др.)[20], пытались переложить этот материал на язык кратких, лаконических формул, превратившихся впоследствии в большой своей части в правовые афоризмы, которые надолго сохранились в юридическом обиходе.
К произведениям этого рода непосредственно примыкают написанные по такому же принципу сочинения, известные под наименованиями Sententiae или Opiniones. Однако они предназначались уже не для образовательных целей, а для непосредственного использования на практике.
Творчеству классических юристов известны также попытки всеобъемлющего и полного изложения системы римского права в целом - не только частного, но и различных отраслей публичного, прежде всего уголовного и уголовно-процессуального, права. Такое изложение характеризует, в частности, дигесты (Digesta) Цельза, послужившие образцом для написания других произведений того же рода.
Об интенсивности творчества классических юристов и напряженной борьбе, в которой оно протекало, свидетельствуют не только многочисленные виды созданных ими литературных произведений, носящих зачастую критико-полемический характер, но и относящееся к концу I века до н. э. образование двух направлений в римской юриспруденции: школы прокульянцев (по имени Прокула, одного из наиболее выдающихся последователей ее основателя - Лабеона) и школы сабиньянцев (по имени Сабина, одного из наиболее выдающихся последователей ее основателя - Капитона)[21]. Разногласия между прокульянцами и сабиньянцами, как об этом свидетельствуют некоторые, правда весьма незначительные, данные, сохранившиеся в источниках, носили, как и творчество римских юристов вообще, казуистический характер. Однако в возникавших между ними спорах явно обнаруживаются две противоположные, характерные для периода становления римского классического права тенденции: тенденция прогрессивная и реакционная, стремление к преобразованию устаревших правовых норм и противостоявшее ему стремление к их сохранению.
Так, например, с точки зрения прокульянцев, договор лишь в том случае может рассматриваться как договор купли-продажи, если в качестве эквивалента отчужденной веши уплачиваются деньги. Они считали, следовательно, что купля-продажа есть новый вид договорных отношений, нуждающийся в особой, самостоятельной регламентации. Сабиньянцы же, напротив, исходя из того, что купля-продажа есть разновидность договора мены, вообще не придавали никакого значения эквиваленту (все равно, выступали ли в его качестве деньги или иные предметы) и поэтому считали возможным без каких бы то ни было отступлений применять к купле-продаже старые правовые нормы, установленные для регулирования мены.
Далее, если мандатарий превысил при заключении договора с третьим лицом цену, определенную мандантом, то, по мнению сабиньянцев, он не мог требовать от манданта принятия от него вещи даже по ранее указанной последним цене, тогда как прокульянцы, напротив, признавали за ним такое право при тех же условиях. В споре по этому частному поводу обнаруживается стремление сабиньянцев во всех случаях строго следовать букве и форме старого цивильного права и противостоящее ему стремление прокульянцев если и не устранить полностью, то по крайней мере значительно ослабить силу чисто формальных требований.
Но наиболее ярко эти противоположные тенденции проявились в споре по вопросу о спецификации (переработке чужой вещи). В отличие от прокульянцев, рассматривавших переработанную вещь как вновь созданную и признававших поэтому ее собственником спецификанта, сабиньянцы, стоя на страже интересов собственника и поддерживая незыблемость принципа неограниченной виндикации во всех случаях, в какие бы коллизии с потребностями экономической жизни он ни вступал, считали переработанную вещь старой вещью и сохраняли ее за прежним собственником.
Названные и другие контроверзы, разделявшие сабиньянцев и прокульянцев, свидетельствуют о том, что образование обоих направлений в римской юриспруденции находилось в непосредственной связи с процессом становления и развития римского частного права. На этом процессе отразилась борьба между старым и новым, между отживавшими нормами цивильного права и их строгими ревнителями, какими были сабиньянцы, с одной стороны, и новыми правовыми формами, которые отстаивались прокульянцами, с другой стороны. Что различие между обоими направлениями сводилось именно к этому, подтверждается самими римскими юристами и, в частности, Помпонием, который говорил, что если Капитон, глава школы сабиньянцев, пытался сохранить старые правовые нормы и институты, то основатель школы прокульянцев Лабеон вводил в них целый ряд новшеств[22]. Но указанный вывод с еще большей силой подтверждается также и тем историческим фактом, что к концу III века, когда римское право выступает как уже вполне сложившаяся правовая система и когда правотворческая деятельность становится гораздо менее интенсивной, т. е. когда по существу утрачивают свою силу причины, породившие оба противоположных направления, прежнее различие между сабиньянцами и прокульянцами сглаживается, а затем и полностью исчезает.
Появление новой струи в римской юриспруденции в лице классических юристов обозначилось пересмотром прежнего отношения к целому ряду институтов римского права, и прежде всего к такому институту, как право собственности, в том числе и право собственности на раба.
Институт рабства был и продолжает оставаться основным и незыблемым институтом системы римского рабовладельческого права. Однако если раньше рабство воспринималось как нечто само собою разумеющееся, то классические юристы пытаются дать ему своеобразное обоснование. Не считая рабство явлением естественным, они относились к нему, как к установлению права народов (servitus est constitutio juris gentium), тем более целесообразному и справедливому, с их точки зрения, что если победитель имел право жизни и смерти в отношении побежденного, то он во всяком случае должен был иметь право на его свободу, право, которое якобы осуществлялось не столько в интересах победителей, сколько в интересах самих побежденных.
Обосновав таким своеобразным способом справедливость и незыблемость
рабства, они с полной последовательностью формулируют и основные правила,
которыми определяется правовое положение раба. Главнейшее из этих правил
заключается в том, что пребывание в рабстве несовместимо с обладанием какой бы
то ни было правоспособностью.
Однако в условиях чрезвычайного накопления богатств в руках крупных рабовладельцев-землесобственников, обладателей огромных латифундий, а также в условиях широко развитого оборота эксплуатация раба с использованием его в одной только сфере производства оказывается недостаточной. Его наиболее эффективное использование предполагало уже предоставление рабовладельцу возможности применять труд раба также и в сфере обращения. Римляне вступают на этот путь с большой осторожностью. Вначале было установлено, что рабы могут обязать третьих лиц в отношении своих собственников, но не могут обязать самих рабовладельцев в отношении третьих лиц, ибо, говорил Гай, melior conditio nostra per servos fieri potest, deterior fieri non potest.[27] Впоследствии возможность в известных пределах не только приобретать права для своих собственников, но и возлагать на них обязанности была обеспечена рабам, которым выделялся пекулий или которые выполняли функции приказчиков, капитанов судов и т. д. Таким образом, объявляя раба собственностью его господина, римляне сделали все возможное для того, чтобы обеспечить его максимально интенсивную эксплуатацию путем использования раба в различных областях хозяйственной деятельности - и в сфере производства, и в сфере обращения.
Одновременно с правом собственности на раба значительным изменениям подвергся институт собственности в целом. Более или менее легко приобретаемая и так же легко переносимая бонитарная или преторская собственность если и не вытесняет полностью старую неподвижную квиритскую собственность, то во всяком случае очень часто низводит ее до уровня чисто формального, <голого> права (nudum jus). Возникнув вне пределов регулирования старого цивильного права, она в такой степени утверждается в практической жизни, что становится составной частью имущественных прав и из чисто фактического состояния превращается в отношение, юридически закрепленное и защищенное. Правда, эта защита производится вначале только при помощи различного рода exceptiones (exceptio rei venditae et traditae, exceptio doli mali), и потому, например, Модестин определяет бонитарную собственность как право, особенность защиты которого в том именно и выражается, что его обладатель может выдвинуть возражение против иска, предъявленного к нему квиритским собственником[28]. Однако весь последующий процесс слияния обоих видов собственности в Риме шел не по линии придания ей прежней неподвижности по образцу квиритского права, а по пути сохранения и закрепления особенностей и свойств, присущих собственности бонитарной.
Но если даже в области права собственности создаются нормы, направленные против формализма старых цивильных правоположений, то эти тенденции с тем большей силой должны были сказаться в области права договорного, прежний формализм которого представлялся особенно тягостным в новых исторических условиях. Основное существовавшее в старом цивильном праве препятствие к быстрому и простому установлению и осуществлению договорных отношений заключалось в том, что оно признавало юридическую силу только за особо торжественной, в высшей степени сложной формой заключения договоров, не придавая никакого значения простым, неформальным соглашениям. В значительной степени это правило сохраняет свое действие и в классическом праве. Но из этого правила были сделаны весьма важные исключения. В частности, такие наиболее важные для оборота договоры, как купля-продажа, наем, товарищество и поручение, могли заключаться простым соглашением сторон. Перечисляя консенсуальные контракты, Гай говорит, что consensu fiunt obligationes in emptionibus venditionibus, Cocationibus con-ductionibus, societatibus, mandatis[29], ибо именно эти договоры в первую очередь нуждались в максимально возможной подвижности, на пути которой стояли старые торжественные и формальные способы и средства их заключения. Бесформальными были и так называемые реальные контракты (заем, ссуда, поклажа и залоговые договоры).
Таким образом, в области договорного права, как и в других отраслях частного права, творчество римских юристов было направлено на переработку и изменение устаревших цивильно-правовых норм, на создание системы частного права, адекватной условиям хозяйственной жизни, потребностям экономического оборота, новым запросам господствующего класса. В непрерывном процессе разработки и создания новых норм и институтов частного права творчество юристов наряду с деятельностью претора, а зачастую и в форме этой деятельности, играло решающую роль и приобретало особо важное значение. В той мере, в какой это было возможно, юристы, предлагая по существу новое решение частно-правовых вопросов, ссылались в обоснование своих выводов на нормы цивильного права, опираясь не на их буквальный текст, а на содержание и смысл, который ими самими в эти нормы вкладывался. Противопоставление содержания цивильных норм их буквальному выражению, противопоставление <духа> закона его <букве> явилось в руках римских юристов тем первым критерием оценки и критики старого квиритского права, при помощи которого произошло его преобразование и приспособление к новым историческим условиям. Старые нормы и институты изменялись или полностью устранялись, если их истолкование могло доказать несовпадение содержания нормы с ее текстуальным выражением, поскольку, с точки зрения названного критерия оценки квиритского права и согласно правилу, которое Цельз сформулировал с достаточной четкостью, знать и правильно понимать законы - значит придерживаться их <смысла>, а не их <буквы>, применять их соответственно их содержанию, а не словесной форме их выражения[30].
Примечания:
[17] Во избежание подлогов заключения
привилегированных юристов направляются судье в письменном, запечатанном виде.
[18] См.: seneca,
epist. 94: juris consultorum valent responsa, etiam si
ratio non redditur.
[19] См.: Gajus, 1. 7: Responsa prudentium sunt sententiae
et opiniones eorum, quibus permissum est jura condere, quorum omnium si in unum
sententiae concurrunt it quod ita sententium legis vicem optinet; si vero dissentiunt,
iudici licet quam velit sententiam sequi.
[20] По такому же принципу написаны Definitiones
Папиниана.
[21] К числу прокульянцев относятся такие юристы, как
Пегаз, Цельз-отец, Цельз-сын, Нераций и др. В лагере сабиньянцев находятся Кассий, Яволен, Помпоний, Юлиан и
др. К ним причисляет себя Гай, именуемый последним сабиньянцем, потому что к
концу II - началу III ве-ка полностью исчезает прежнее различие между
обоими направлениями.
[22] См.: Pomponius. D. 1. 2. 2. 47: Hi duo primum
veluti diversas sectas facerunt; nam Ateius Capito in his
quae ei tradita fuerant perseverabat; Labeo ingenii qualitate et fiducia
doctrinae, qui et ceteris operis sapientiae operam dederat,
plurima innovare instituit.
[23] Paulus, D. 4.
5. 3. 1.
[24] Ulpianus D. 5.
17. 3. 2.
[25] См.: Ulpianus,
Reg., 19. 1.
[26] Gajus, 1. 52.
[27] Gajus, 50, 17, 133.
[28] См.: Мodestinus. D. 41. 1. De A. R. D. 52: Rem in bonis nostris habere intellegimur, quotiens possidentes exceptionem aut ammitentes ad reciperandam earn actionem
habemus.
[29] Gajus, 3. 135.
[30] См.: D.
1. 13. 7, Celsus: scire leges nоn hoc
cst verba earum tenеre, sed vim ac potеstatem.
