Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"
Оборот в экономическом его понимании может рассматриваться как сфера либо всякого, либо одного лишь возмездного перемещения имущества. В первом случае им обнимаются все гражданско-правовые, но не только гражданско-правовые имущественные отношения. Во втором случае за его пределами остаются безвозмездные имущественные отношения, но и в границах возмездности, наряду с неплановым, существует планируемый оборот, опосредствуемый уже совокупным действием гражданско-правовых и административно-правовых норм и институтов. Выходит, таким образом, что, в каком бы значении понятие оборота ни употреблялось, само по себе, без привлечения метода регулирования, оно не может выявить границ советского гражданского права. В этом и состоит внутренняя несогласованность теории оборота, как и некоторая опрометчивость, с которой ее авторы выступили против определения гражданского права по единству предмета и метода правового регулирования.
Подводя итоги дискуссии, авторы опубликованной в журнале <Советское государство и право> редакционной статьи отвергли теорию оборота и в принципе поддержали взгляды А. В. Венедиктова и Д. М. Генкина. <Предметом советского гражданского права, - указывали они, - являются имущественные отношения социалистического общества, которые опираются на существующие в этом обществе формы собственности и связаны с учетом действия закона стоимости и закона распределения по труду>[246]. Вместе с тем они выступили против использования метода регулирования даже в качестве вторичного, дополнительного признака при образовании соответствующего научного понятия. Не отрицая того, что гражданские правоотношения строятся на началах равенства, редакционная статья рассматривает это начало как неотъемлемое свойство самих развивающихся под влиянием закона стоимости имущественных отношений, лишь отражаемое в гражданском праве, но не создаваемое им[247]. Из этого должно следовать, что уже в чисто предметном определении гражданского права заключены и те его особенности, которые сосредоточиваются в методе гражданско-правового регулирования.
Последний вывод был бы неоспорим, если бы метод регулирования являл собой простой <слепок> с его предмета. Но тогда и право перестало бы существовать как сколько-нибудь самостоятельное социальное явление. Ничего подобного в действительности не наблюдается. Эквивалентность, например, мыслима и в нетоварных отношениях (как это, в частности, происходит при реквизиции имущества), когда важнейшая предпосылка экономического равенства (равноценности) осуществляется вне юридического равноправия, в сфере отношений, основанных на власти и подчинении. В свою очередь, товарные отношения могут облекаться в гражданско-правовую форму (метод равенства) и в то же время находиться под воздействием планового начала (метод власти и подчинения). Юридическое равенство предопределяется природой регулируемых отношений, но автоматически из нее не возникает. Необходимо его определенное государственное закрепление, чтобы равенство экономическое обрело специфические качества юридического равноправия. Поэтому, как бы четко ни был охарактеризован предмет регулирования, отрасль права не получает надлежащей обрисовки до тех пор, пока с такою же четкостью не индивидуализирован свойственный ей метод регулирования.
Но при всей спорности ряда выдвинутых в ходе дискуссии положений она, несомненно, явилась новым этапом освещении рассматриваемой проблемы.
Во-первых, хотя и в меньшей степени, чем имущественные, дискуссия включила в свою орбиту личные неимущественные отношения, окончательно установив, что последние в пределах их связи с имущественными отношениями образуют одну из частей предмета советского гражданского права в целом.
Во-вторых, имущественные отношения, обнимаемые действием гражданско-правовых норм, были охарактеризованы как основанные на законе стоимости товарные отношения социалистического общества независимо от того, связаны ли они со сферой производства или сферой обращения.
В-третьих, наряду с предметным единством советского гражданского права новую оценку получил выраженный в нем единый метод правового регулирования, который, находя свое обоснование в предмете, не может не иметь и определенного самостоятельного значения уже в силу того, что в качестве объекта исследования выступает именно отрасль права, а не комплекс реальных общественных отношений.
Изложенные положения представляли не только научный, но и особый практический интерес вследствие предстоявшего тогда издания Гражданского кодекса СССР, подготовка которого и явилась непосредственным поводом к дискуссии. Ввиду внесенных в Советскую Конституцию в 1957 г. изменений этот кодекс не был издан. Но предстояло проведение новой кодификации советского гражданского законодательства в масштабе союзных республик и принятие в виде Основ общесоюзного гражданско-правового акта кодификационного характера. Благодаря дискуссии советские цивилисты подошли к выполнению этой ответственной задачи после широкого обмена мнениями относительно путей и способов ее разрешения. Дальнейшая интенсификация научных исследований по той же тематике проходила в ходе кодификационных работ и стимулировалась самим процессом их осуществления.
§ 3. Развитие учения о гражданском праве в условиях подготовки и проведения второй кодификации советского гражданского законодательства
Вторая общая дискуссия о системе советского права. Проведенная в 1938 - 1941 гг. и частично в послевоенные годы первая дискуссия о системе советского права имела то положительное значение, что сама эта проблема была ею впервые поставлена и что благодаря ей выявились важнейшие методологические предпосылки, на которые исследование правовой системы должно опираться. Но научное развитие не могло остановиться на том, чего уже удалось достичь в предшествующее время. За истекшие после проведения первой дискуссии годы советская юридическая наука обогатилась существенными достижениями, многие из которых проливали новый свет на понятие системы права, сущность ее структурных подразделений, признаки, которыми эти подразделения отличаются друг от друга. Вместе с тем задача обновления советских законов путем проведения новой их кодификации по основным отраслям права, выдвинутая еще в 1936 г. в связи с принятием Конституции, была в середине 50-х годов поставлена на непосредственную практическую почву и ожидала ближайшего своего разрешения. Вполне естественно, что в этих условиях вопрос о системе советского права, который и раньше нельзя было считать окончательно решенным, вновь привлекает к себе всеобщее внимание.
Дискуссия открылась на страницах журнала <Советское государство и право> статьями Л. И. Дембо и В. С. Тадевосяна[248]. В ней приняли участие Д. М. Генкин, Ц. А. Ямпольская, Г. И. Петров, С. И. Вильнянский, Л. С. Галесник, В. П. Ефимочкин, В. Ф. Мешера, М. Д. Шаргородский, О. С. Иоффе, С. С. Алексеев, И. В. Павлов, а также ряд авторов, взгляды которых нашли отражение в обзорной статье, опубликованной тем же журналом[249]. Помимо журнала <Советское государство и право>, относящиеся к теме дискуссии статьи публиковались и в других изданиях[250]. Итогам дискуссии, а одновременно и ее продолжению была посвящена организованная Институтом права Академии наук СССР научная сессия с участием ученых многих городов Советского Союза и ряда социалистических стран[251].
Подвергнутый обсуждению исходный вопрос состоял в том, чтобы установить, представляет ли собой членение системы права по отраслям ее объективную структуру, познаваемую наукой, но не формируемую ею, или это членение есть результат целесообразной систематизации юридических норм. Некоторые из участников дискуссии склонялись к последнему решению, выделяя различные отрасли права соответственно политическим задачам, которым они призваны служить, или даже сообразно с характером санкций, которые применяются на их основе. Большинство, однако, придерживалось противоположного взгляда и если допускало систематизацию юридических норм с учетом практических целей конкретного ее проведения, то при образовании не основных, а только комплексных отраслей права[252].
Но и среди сторонников воззрений на систему права как объективно сложившиеся его единство и расчлененность не было полного единодушия в выборе критериев, опираясь на которые, реальный состав советской правовой системы может быть обнаружен. В отличие от первой дискуссии, теперь уже никто не предлагал делить систему права на отрасли единственно и исключительно по признаку метода регулирования[253]. Водораздел проходил лишь между теми, кто ориентировался только на предмет регулирования, не исключая сочетания в единой отрасли права различных юридических методов, и теми, кто выступал за единство предмета и метода при определяющей роли первого и абсолютном монизме второго. Указывалось также на необходимость более углубленного, чем наблюдалось до сих пор, исследования особенностей предмета и метода каждой в отдельности отрасли советского права.
Наиболее острые споры в ходе дискуссии вызвала проблема состава советской правовой системы, определения перечня отраслей, образующих ее внутренние структурные подразделения. Гражданское право затрагивалось этими спорами в двух направлениях.
Первое касалось соотношения с гражданским правом трудового, колхозного, земельного и семейного права. В преддискуссионный период самостоятельность перечисленных отраслей права, по крайней мере в печатных публикациях, никем не подвергалась сомнению. Такой же была точка зрения и подавляющего большинства участников дискуссии. Но те из них, которые проводили различие между основными комплексными отраслями, придерживались иной позиции. Сущность этой позиции состояла в том, что при наличии в системе советского права таких основных отраслей, как гражданское и административное право, не могут существовать в качестве столь же самостоятельных другие перечисленные отрасли права, а включаемые в них юридические нормы по своей объективной природе относятся либо к гражданскому, либо к административному праву. Трудовое, колхозное, земельное и семейное право строятся на началах, свойственных не системе права как объективному образованию, а систематике юридических норм, проводимой сообразно конкретно избранной практической цели. Они являются поэтому не основными, а комплексными отраслями права.
В последующие годы эта концепция не получила в литературе сколько-нибудь существенной поддержки и воспроизводилась иногда лишь авторами, выступавшими в качестве ее сторонников уже в первоначальном варианте.
Второе направление было связано с вопросом о соотношении гражданского и хозяйственного права. В преддискуссионный период понятие хозяйственного права полностью вышло из употребления. Существование в системе советского права отрасли гражданского права, регулирующей социалистические имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, не ставилось под сомнение и большинством участников дискуссии, внимание которых сосредоточивалось только на разграничении имущественных отношений гражданско-правовой и иной отраслевой принадлежности. В некоторых выступлениях был поставлен вопрос о необходимости различать две соприкасающиеся с имущественными отношениями отрасли советского права - гражданское и хозяйственное[254]. Прозвучавшие во время дискуссии более или менее одиноко и встретившие решительные возражения на посвященной ее итогам научной сессии Института права Академии наук СССР, эти выступления положили начало и ныне не завершенному большому спору, который получил значительный размах и приобрел особую остроту в связи с проведением второй кодификации советского гражданского законодательства.
Вторая кодификация советского гражданского законодательства. Проблема гражданского и хозяйственного права (1956 - 1964). В результате второй дискуссии о системе советского права, а также исследования путей осуществления новой кодификации советского гражданского законодательства определились два основных подхода к понятию гражданского права, которые могут быть названы теорией единого гражданского права и теорией хозяйственного права.
Сторонники теории единого гражданского права рассматривают его как отрасль права, регулирующую социалистические имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения независимо от субъектного состава последних, т. е. независимо от того, устанавливаются ли они с участием граждан или только между социалистическими организациями. Но так как названные отношения регулируются не только гражданским правом, нужно был ответить на два вопроса: а) что такое имущественные и личные неимущественные отношения; б) в каких пределах эти отношения составляют предмет гражданско-правового регулирования?
В прошлом имущественные отношения отождествлялись с производственными отношениями в пределах, в каких последние выражают распределение и распоряжение средствами и результатами производства[255]. Подобная трактовка этих отношений встречалась и в литературе рассматриваемого периода. С. И. Вильнянский, например, характеризовал их как отношения, складывающиеся в процессе производства, обмена и распределения[256]. Но она вызывала и существенную неудовлетворенность как носившая описательный (перечневой), а не обобщенный характер и не выявлявшая той сферы волевой деятельности, на которую только и способны воздействовать юридические нормы.
Попытка преодолеть первый из указанных недостатков привела к определению имущественных отношений как отношений, обладающих экономической ценностью вследствие их связи со средствами, продуктами производства или другими результатами труда человека. Одновременно утверждалось, что имущественные - это главным образом производственные, но не только производственные отношения[257]. Следовательно, второй недостаток прежней трактовки имущественных отношений если и устранялся, то лишь в меру признания их выходящими за рамки производственных отношений, поскольку согласно широко тогда распространенному взгляду сами производственные отношения, как не зависящие от воли людей, лишены каких-либо волевых моментов и поэтому не могут быть непосредственным предметом правового регулирования. Вместе с тем вызывал возражение и критерий экономической ценности, ибо, как отмечали критики приведенного определения, экономической ценностью могут обладать продукты труда, но не установленные по их поводу общественные отношения.
Большинство других авторов, обращавшихся в той же проблеме, пошли при ее разрешении по пути размежевания производственных и имущественных отношений. Первенство в такой постановке вопроса принадлежит С. Н. Братусю, выступившему со специальным докладом на эту тему в отделении общественных наук АН СССР в 1958 г.[258], а затем детально обосновавшему свою концепцию в ряде статей и изданной в 1963 г. книге <Предмет и система советского гражданского права>. Аналогичное решение, хотя и с некоторыми своеобразными оттенками, предложил впоследствии и ряд других авторов[259].
С. Н. Братусь приходил к своим конечным выводам путем следующих рассуждений. Производственные отношения как объективные, материальные отношения представляют собой предпосылку и определенный результат общественно-производственной деятельности, не зависящие от сознания и воли людей. Но создаются они благодаря деятельности человека, носящей волевой характер и выражающейся в конкретных волевых отношениях. Последние, не совпадая с материальными (производственными) отношениями, выступают как форма их проявления. Несмотря на волевое содержание этих отношений, они как конкретно-экономические акты не тождественны идеологическим отношениям как отражение различных видов общественного или классового сознания. Имущественными и следует считать конкретно-волевые экономические отношения, выступающие в качестве формы общественно-производственных отношений[260].
Основное возражение, которое вызвала теория С. Н. Братуся, состояло в том, что при подобном истолковании имущественных отношений они превращаются в своеобразное третье социальное наслоение, не входящее в состав ни производственных (базис), ни идеологических (надстройка) отношений[261]. Но главная его установка - обнаружить волевую сторону имущественных отношений, без которой признание их возможным предметом правового регулирования исключается, была весьма плодотворной и получила единодушное признание. Вопрос лишь в том, выделяются ли эти отношения благодаря своему волевому содержанию в самостоятельную группу общественных явлений или они тем не менее продолжают оставаться составной частью производственных отношений. Решая его, Ю. К. Толстой отметил, что наряду с объективным материальным содержанием производственные отношения обладают и конкретно-волевым опосредствованным, поскольку акты производства, распределения и обмена немыслимы вне волевых действий людей. А раз волевые моменты присущи и производственным отношениям, нет никаких препятствий к признанию имущественных отношений тождественными отношениям общественного производства[262].
Таким же разнообразием, как и трактовка имущественных отношений, отличались взгляды на способы отграничения той их сферы, которая обнимается действием норм гражданского права. Выдвигались критерии троякого рода.
Первый критерий - имущественно-распорядительная самостоятельность субъектов регулируемых гражданским правом общественных отношений[263]. Неудовлетворительность этого критерия очевидна, ибо тот, кто наделен имущественной самостоятельностью, вправе в определенной мере также распоряжаться своим имуществом. Значит, нет надобности упоминать о распорядительной самостоятельности, которая включается в более широкое понятие самостоятельности имущественной.
Второй критерий - имущественная самостоятельность с одновременным утверждением, что административное право регулирует не имущественные, а организационные отношения[264]. Но отрицание административно-правового регулирования имущественных отношений тут же и опровергается заявлением, что органы государственной власти и государственного управления если и распоряжаются государственным имуществом, то в ином смысле, чем этим имуществом распоряжаются органы, в оперативном управлении которых оно находится[265]. Такая оговорка как раз и означает, что в первом случае распоряжение имуществом облекается в административно-правовую, а во втором - в гражданско-правовую форму и, следовательно, не только <горизонтальные>, но и <вертикальные> отношения могут обладать имущественным содержанием. С другой стороны, критерий имущественной, точно так же, как критерий имущественно-распорядительной самостоятельности не позволяет отграничить от гражданского права признаваемые теми же авторами самостоятельными отраслями трудовое, колхозное, земельное и семейное право, ибо установление имущественных отношений с субъектами, не обладающими имущественной самостоятельностью, невозможно, какой бы отраслью права эти отношения ни регулировались.
Третий критерий - стоимостная форма имущественных отношений. Выдвижение этого критерия сочетается с отрицанием значения основных отраслей права за трудовым, колхозным, земельным и семейным правом, ввиду чего он должен служить лишь отграничению гражданского права от права административного. Суть же его состоит в том, что имущественные отношения обладают многообразными формами своего проявления, в качестве одной из которых выступает стоимостная форма. Поскольку органы государственной власти и государственного управления хотя и распоряжаются имуществом, но не могут использовать ни его меновой, ни его потребительской стоимости, такие имущественные отношения лишены стоимостной формы. Использование меновой и потребительной стоимости имущества доступно только собственникам или тем, кому принадлежат иные субъективные гражданские права на него. Лишь в этом случае имущественные отношения обнаруживают присущую им стоимостную форму, причем именно стоимостную, а не обязательно эквивалентно-возмездную, ибо возможны и безвозмездные имущественно-правовые акты, не говоря уже о праве собственности, которое не эквивалируется и не возмещается до тех пор, пока на его основе не возникают новые, обязательственные правоотношения[266].
Примечания:
[246] О предмете советского
гражданского права (к итогам дискуссии). - Советское государство и право, 1955,
№ 5, с. 57.
[247] Там же, с. 58.
[248] См.: Советское государство
и право, 1956, № 8, с. 88 - 108.
[249] См.: Советское государство
и право, 1956, № 9, с. 80 - 102; 1957, № 1, с. 91 - 109; № 2, с. 108 - 115;
№ 3, с. 86 - 99; № 6, с. 101 - 110; № 7, с. 99 - 107; 1958, № 1, с. 101 - 108;
№ 11, с. 3 - 18.
[250] См., например: Толстой
Ю. К. О теоретических основах кодификации гражданского законодательства. - Правоведение,
1957, № 1, с. 42 - 55.
[251] См. сообщение об этой
сессии в журнале <Советское государство и право>, 1958, № 11, с. 117 - 128.
[252] Идея существования
комплексных отраслей права принадлежит В. К. Райхеру и была им выдвинута в 1947
г. в связи с разработкой проблем страхового права. Если основные от-расли выделяются
по предмету с учетом также метода регулирования, то комплексные отрасли, как
полагал В. К. Райхер, формируются в совершенно иной плоскости с учетом наличия
достаточного числа норм, применяемых лишь в определенной сфере, и большого их
политического, хозяйственного или иного значения. Система права состоит как
из ос-новных, так и из комплексных отраслей (см.: Райхер В. К. Общественно-исторические
типы страхования. М., 1947, с. 189 - 190). Эта идея впоследствии получила поддержку
со стороны ряда авторов, которые, в отличие от В. К. Райхера, к системе права
относят лишь основные отрасли, а комплексные рассматривают как результат системати-зации,
находящейся за пределами системы права (см.: Толстой Ю. К. О теоретиче-ских
основах кодификации гражданского законодательства, с. 45). Рациональнее, однако,
точка зрения тех, кто признает комплексные отрасли составными частями не системы
права, а системы законодательства (см.: Красавчиков О. А. Советская наука гра-жданского
права, с. 263; Алексеев С. С. Общая теория социалистического права. Вып. I.
Свердловск, 1963, с. 231. Впоследствии, однако, С. С. Алексеев изменил свое
от-ношение к комплексным отраслям, включив их в систему права в качестве ее
вторичной структуры. См.: Алексеев С. С. Об отраслях права. - Советское государство
и пра-во, 1973, № 3, с. 14).
[253] Но за пределами дискуссии
и в более позднее время такие предложения вносились. Например, Я. Ф. Миколенко,
как и в прежние годы, единственным критерием системы права объявляет содержание
самих юридических норм (см.: Миколенко Я. Ф. О системе имущественных отношений
и их правовом регулировании. - Советское государство и право, 1960, № 3, с.
86), а С. М. Корнеев придает решающее значение в построении системы права субъективному
фактору и считает возможным делить ее на отрасли, исходя из содержания правовых
норм, регулирующих однородные общественные отношений (см.: Корнеев С. М. Вопросы
построения системы советского права. - Правоведение, 1963, № 1, с. 14 - 25).
[254] См.: Тадевосян В. С.
Некоторые вопросы системы советского права. - Советское государство и право,
1956, № 8, с. 99 - 108; Павлов И. В. О системе советского со-циалистического
права. - Советское государство и право, 1957, № 11, с. 11 - 13.
[255] См.: Братусь С. Н.
Соотношение экономики, Политики и права в социалистическом обществе. - Труды
военно-юридической академии. Т. XIV. М., 1951, с. 13.
[256] См.: Вильнянский С.
И. Лекции по советскому гражданскому праву, ч. 1, с. 9 - 10.
[257] См.: Иоффе О. С.
Советское
гражданское право. Курс лекций в 3-х томах. Т. I, с. 6 - 7,
[258] См.: Братусь С. Н.
О правовом регулировании имущественных отношений в СССР. - Вопросы строительства
коммунизма в СССР, 1959, с. 405 и сл.
[259] См.: Алексеев С. С.
Предмет советского социалистического гражданского права. - Учен. труды Свердловск.
юрид. ин-та, 1959, с. 27; Советское гражданское право. Учебник для юридических
вузов. Под ред. И. Б. Новицкого и П. Е. Орловского. В 2-х то-мах. Т. I, 1959,
с.6; Советское гражданское право. Под ред. В. А. Рясенцева. В 2-х томах. Т.
I. М., 1969, с.7 - 8.
[260] См.: Братусь С. Н.
Предмет и система советского гражданского права. М., 1963, с. 12 - 13.
[261] См.: Шаргородский М.
Д., Керимов Д. А., Толстой Ю. К. Рецензия на книгу <Вопросы общей теории советского
права>. - Советское государство и право. 1961, № 7, с. 140. Толстой Ю. К. Понятие
права собственности. - в кн.: Про-блемы гражданского и административного права.
Л., 1962, с. 146.
[262] См.: Толстой Ю. К.
Понятие права собственности. - В кн.: Проблемы гражданского и административного
права, с. 145 - 147.
[263] См.: Алексеев С. С.
Предмет советского социалистического гражданского права, с. 266 - 269.
[264] См.: Братусь С. Н.
Предмет и система советского гражданского права, с. 36 - 71, 104 - 124.
[265] См.: Братусь С. Н.
Предмет и система советского гражданского права, с. 36 - 47.
[266] См.: Иоффе О. С.
Советское
гражданское право. Курс лекций. Т. I, с. 7 - 9.
