Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву
Однако Л. Петражицкий наряду с этим, как будет показано ниже, признает, кроме защиты сложившегося распределения, также и защиту интересов приобретателя, интересов обеспеченности оборота.
Резким противником допущения приобретения права собственности от несобственника выступил известный германский криминалист Карл Биндинг в специальной брошюре, посвященной критике положений § 932 и 935 Герм. гражд. уложения[326].
В подзаголовке на первой странице автор поставил слова: "Критические соображения криминалиста". Действительно, то, что он не цивилист, сказывается в ряде его рассуждений. Все же работа такого большого юриста, каким был Биндинг, заслуживает углубленного внимания.
Фактическую возможность, созданную законом для неуправомоченного отчуждателя, Биндинг рассматривает как правовую власть, что, как показано выше, извращает действительность.
Новое законодательство, по его мнению, предоставило обыкновенным гражданам власть распоряжаться чужими правами за пределами представительства, т.е. без надлежащих полномочий от собственника.
Интересам неуправомоченного отчуждателя и его контрагента было безоговорочно пожертвовано право ограбленного собственника.
Автор еще кое-как соглашается с применением этого принципа в торговом обороте (Герм. торг. улож., ст. 306), но категорически возражает против распространения его на гражданский оборот.
Автор во многих местах своей книги говорит о наделении Германским гражданским уложением (§ 932 и 935) владельца, которому собственник вверил свою вещь, правом передать собственность другому лицу. Между тем, как показано выше, возможность отчуждения чужой вещи есть чисто фактическая возможность, а не право.
Это непонимание правового положения неуправомоченного отчуждателя приводит автора к вопросу: "почему владение, как фактическая власть над вещью (Герм. гражд. улож. § 854), вырастает в столь значительную правовую власть?" Совершенно естественно, что в законе автор не нашел и не мог найти ответа на этот вопрос. Автор считает неправильным требование добросовестности только от приобретателя, как это делает закон, но настаивает на предъявлении этого требования также и к отчуждателю[327].
К тому же он считает, что понятие добросовестности в формулировке Германского гражд. уложения представляет собой извращение этого понятия, так как оно не требует убеждения в праве отчуждателя на отчуждение вещи.
Трудно себе представить гражданский оборот, построенный на такой сплошной подозрительности покупателей, как этого требует Биндинг. В каком положении оказались бы продавцы, если бы они всякий раз должны были обеспечить исчерпывающие доказательства своего права собственности на отчуждаемую вещь?!
Останавливаясь (стр. 26) на попытках объяснения добросовестного приобретения права собственности от несобственника, Биндинг, в частности, подвергает критическому рассмотрению взгляд, согласно которому в этих случаях единственным основанием приобретения права собственности является добросовестность приобретателя и потребность в ее защите. Приобретение владения отчуждателем в добровольном порядке путем двусторонней приобретательной сделки является в этом случае также условием для этого действия (эффекта) добросовестности.
Биндинг в связи с этим утверждает, что это положение звучит благородно, но на самом деле ложно и ничего не доказывает (стр. 27), ибо прежний собственник по общему правилу не только добросовестно приобрел, но также с полным правом в течение всего времени имел эту вещь. И, несмотря на то, что он добросовестно приобрел, он теряет свое право собственности, а другой его приобретает, так как он в свою очередь добросовестно приобрел.
"Какое забавное противоречие! - восклицает Биндинг. - Добрая bona fides повышается в цене со сменой обладателя. У предшествующего собственника она стала такой старой и дряхлой и парализованной, что она ему его собственность не может более сохранить. У нового же приобретателя творит она чудо".
Сам Биндинг объясняет признание этого приобретения права собственности в новейшем законодательстве только тем, что существование права собственности не всегда является основанием ничтожности всех позднейших передач вещи, что оно таким образом при известных условиях приносится в жертву потребности в обеспеченности и неоспоримости правового оборота.
Такое пожертвование в эпоху увеличивающейся смены владения в определенных рамках может быть признано необходимым (неизбежным), а через это и справедливым (стр. 27).
Весь вопрос в требуемых условиях. Вместо добровольной передачи владения собственником автор требует добросовестности отчуждателя и нового приобретателя.
Если это истолкование современного права правильно, следует принять следующую конструкцию. Владение даст владельцу только фактическую власть распоряжения[328], и распорядительный акт узурпатора легитимирован в отношении добросовестного приобретателя и его правопреемников.
Не из воли владельца или из его права выводит юридическая сделка свою действительность, но только из воли законодателя (разрядка моя. - Б.Ч.), который через юридическую сделку владельца и нового приобретателя дозволяет лишить прежнего собственника его права собственности.
Биндинг путем толкования с точки зрения криминалиста приходит к выводу, что понятие утраченных вещей охватывает также растраченные вещи и вещи, присвоенные путем мошенничества. Он по этому поводу пишет (стр. 37): "Неправильность и несправедливость различной трактовки украденных и большей части растраченных вещей § 935 Герм. гражд. уложения будет признана всяким справедливо чувствующим. Обязывает ли нас Германское гражд. уложение, несмотря на это, за нее держаться? На это отвечаю: "Нет". Автор считает этот вывод сам несколько натянутым, так как называет его исправляющим толкованием, оправдывая его тем, что оно является таким здоровым и справедливым, что следует остерегаться даже что-либо в нем поколебать".
De lege ferenda Биндинг требует, как уже сказано выше, добросовестности отчуждателя в качестве необходимого условия приобретения права собственности приобретателем (стр. 55).
Таковы взгляды Биндинга на § 932 и 935 Герм. гражд. уложения и вообще на добросовестное приобретение права собственности от несобственника.
В русской литературе противником изучаемого института и сторонником взглядов Биндинга выступил Г. Гинc[329]. Этот автор вслед за Петражицким и Биндингом особо резко возражает против применения принципа "Н.w.Н." к отношениям деревенской жизни и допускает его только в торговом обороте.
Все эти возражения против защиты добросовестного приобретателя права собственности от несобственника правильно подмечают, что этой защитой ущемляются интересы бывшего собственника. Однако это отрицательное последствие перекрывается положительным значением для гражданского оборота, для защиты динамических интересов собственности.
Рассматривая защиту владения как упрощенную защиту права собственности, Иеринг учитывает вероятность обращения защиты владения в отдельных случаях против интересов собственника. Он писал: "...Нужно различать между сознательными целями института и его неизбежными, хотя и нежелательными последствиями"[330].
Как будет показано ниже, эти соображения mutatis mutandis применимы и к защите добросовестного приобретателя и, в частности, к добросовестному приобретению права собственности от неуправомоченного отчуждателя. Вполне обосновано стремление к обеспечению интересов добросовестного приобретателя права собственности. Размежевание и посильное сочетание его интересов с интересами бывшего собственника представляет собою одну из труднейших задач законодательной политики.
2. Взгляды сторонников неограниченной защиты добросовестного приобретателя
В противоположную крайность впадают другие ученые, настаивающие на установлении неограниченной защиты добросовестного приобретателя в ущерб собственнику, так или иначе лишившемуся своей вещи. По их мнению, должно отпасть ограничение защиты добросовестного приобретателя только случаями приобретения вещей, вверенных собственником другому лицу. На этих позициях стояли Антон Кобан[331], Н. Елеонский[332], А.Э. Бардзкий[333], И.Н. Трепицын[334], автор обширной монографии по изучаемому вопросу, и Е.В. Васьковский[335].
Антон Кобан[336] пишет, что он полностью согласен с Биндингом в его осуждении приобретения права собственности от доверенного лица, но расходится с ним в конечном выводе. Он считает, что приобретение права собственности от несобственника должно быть не ограничено, но, наоборот, расширено в полнейшей мере таким образом, чтобы при наилучшей добросовестности приобретателя последний приобретал право собственности от всякого владельца и держателя, а не только от лица, которому собственник вверил свою вещь.
Кобан исходит в этих своих рассуждениях из теории доверия к внешнему фактическому составу и внешней видимости права. Он считает, что, если вещь находится в фактическом обладании несобственника, то в его лице создается внешняя видимость собственности. Для третьих лиц недостаток права нераспознаваем. Безопасность оборота требует доверия к такому внешнему фактическому составу и допущения приобретения права собственности от того лица, в пользу которого есть лишь внешняя видимость права.
Автор считает, что эта мотивировка охватывает все случаи приобретения добросовестным приобретателем, так как видимость права может быть и у продавца похищенной вещи, а не только у продавца вверенной вещи.
Кобан дальше (стр. 77) решительно возражает против толкования Биндингом выражения: "или иначе утраченные"[337], как охватывающего также растраченные вещи. Принятие такого толкования означало бы полный возврат к римскому праву и отмену всякого добросовестного приобретения от неуправомоченного лица. Для австрийского и швейцарского права такое толкование, по мнению Кобана, шло бы против точного смысла и формулировки закона.
Обращаясь к критике точки зрения Биндинга de lege ferenda, Кобан возражает против требования добросовестности не только от приобретателя, но и от отчуждателя. По мнению Биндинга, последний должен добросовестно считать, что дело идет об его вещи. Кобан правильно замечает, что таким образом приобретение от мнимо управомоченного было бы сведено к редким случаям. Он отвергает также предложение Биндинга, чтобы приобретатель, купивший вещь от несобственника ниже действительной стоимости, возмещал разницу бывшему собственнику. Кобан правильно замечает, что в таких случаях обычно нет добросовестности приобретения. Он возражает против предложения Биндинга - в некоторых случаях делить ущерб между бывшим собственником, распорядившимся несобственником и добросовестным приобретателем.
Вся эта критическая часть рассуждений Кобана в основном может быть принята, как это было выше показано при разборе взглядов Биндинга. Значительно слабее собственные предложения Кобана.
Кобан рассуждает следующим образом[338]. Если вещь находится в фактическом обладании несобственника, в его лице создастся внешняя видимость права собственности. Кто фактически владеет вещью, по внешности не отличается от собственника. Третьи лица не могут обнаружить отсутствие у него права собственности. Безопасность оборота требует доверия к этому внешнему фактическому составу и через это, чтобы собственность могла быть приобретена также от того, кто имеет за собой только видимость права[339].
Эта мотивировка охватывает все случаи добросовестности приобретателя, так как видимость собственности может быть и у продавца краденой вещи. На основе доверия к внешнему фактическому составу добросовестный приобретатель должен был бы пользоваться одинаковой защитой во всех случаях приобретения от фактического держателя вещи.
Вина собственника в возникновении противоречащего правовому положению внешнего фактического состава рассматривается в современном праве как основание ограничения добросовестного приобретения одними лишь вверенными вещами.
Однако с точки зрения принципа вины современное положение добросовестного приобретения от несобственника необъяснимо. Для его объяснения необходимо предположить, что в случае вверения вещи всегда имеется налицо вина в выборе доверенного лица, а в случаях кражи и потери сам собственник никогда не виноват. По мнению Кобана, оба предположения неправильны. В большинстве случаев кражи и особенно потери собственник виноват в той или иной степени в небрежном хранении своих вещей. Иначе - только при грабеже и разбое. Следовательно, с точки зрения принципа вины различие между вещами, вверенными и выбывшими против воли собственника, совершенно не обосновано.
По его мнению, лучше уж по примеру римского права вовсе не допускать приобретения права собственности от несобственника, нежели ограничивать таковое приобретением от доверенного лица. С точки зрения последовательного проведения в данном вопросе принципа вины следовало бы в каждом отдельном случае выяснить степень виновности или невиновности собственника. Доказывание в данном случае будет весьма затруднительно.
Говоря об ответственности за пределами принципа вины в обязательствах из причинения вреда, Кобан приводит (стр. 94 и след.) построение этой ответственности с точки зрения выдвинутой Иосифом Унгером[340] теории "деятельности на собственный риск" ("Handeln auf eigene Gefahr"). Тот, кто действует в собственном интересе, - действует на собственный риск. Ответственность за виновные действия остается общим правилом. В тех случаях, когда в виде исключения проводится ответственность по принципу причинения, в основе лежит та мысль, что действующий в своем интересе должен отвечать за вред, причиняемый им этим действием невиновному третьему лицу (стр. 97).
Прилагая теорию Унгера к добросовестному приобретению права собственности от несобственника, Кобан полагает, что, поскольку собственник пользуется своим широчайшим правом в своем интересе, он должен пользоваться им на собственный риск. Отсюда Кобан приходит к тезису: "Обладание за собственный риск" ("Haben auf eigene Gefahr").
Отождествляя "деятельность" и "обладание", Кобан оставляет без внимания существенные черты различия между этими двумя понятиями. В то время как выдвинутое Унгером понятие "деятельности" включает только положительные действия, т.е. активное поведение лица, "обладание" представляет собою, как правило, определенное пассивное поведение и даже состояние. Ниже будет показано значение этого различия для установления и обоснования пределов допустимости добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя.
В соответствии с выставленным им положением "Обладание за собственный риск", Кобан de lege ferenda предлагает распространить приобретение права собственности от несобственника на все случаи добросовестного приобретения от лица, в фактическом обладании которого находится отчуждаемая вещь. Это правило он предлагает распространить и на залог чужой вещи.
С этим правилом он считает вполне совместимым предоставление бывшему собственнику права выкупа своей вещи за цену, уплаченную при ее приобретении добросовестным приобретателем (по образцу ст. 934II Швейц. гражд. уложения и 1,15 § 25 Прусского Ландрехта). Это правило следует распространить также на приобретение недвижимости (стр. 104 и след.).
Вместе с тем Кобан предлагает усилить требования, предъявляемые к добросовестности приобретателя (по сравнению с § 932II Г. гр. улож.). Он считает, что culpa levis тоже должна исключать bona fides подобно § 368 Австр. гр. уложения[341].
Кобан в случаях безвозмездного приобретения считает нужным сохранить обязанность возврата неосновательного обогащения (прим. 1 на стр. 108).
В русской литературе на непоследовательность нынешней системы движимой собственности указал Н. Елеонский[342]. По его мнению, современные законодательства принимают из страха совершенного уклонения от римского права не имеющую теперь никакого значения в отношении к виндикации разницу между вещами украденными и растраченными. "...Если современные законодательства обнаруживают стремление к уничтожению виндикации по отношению к денежным знакам, бумагам на предъявителя, то с большей степенью вероятности можно предположить, что они сделают это и по отношению к движимым вещам, вообще мало чем по существу отличающимся от последних, и стряхнут с себя многовековое иго римского правила rei furtivae aeterna auctoritas esto, не допуская виндикации похищенных движимых вещей от добросовестного приобретателя".
Применительно к русскому дореволюционному праву отвергает виндикацию от добросовестного приобретателя также краденых и утраченных вещей А.Э. Бардзкий[343]. Выставленное положение автор аргументирует весьма сомнительным доводом, будто по отношению к добросовестному приобретателю и похититель чужой вещи является собственником. "Доколе не будет доказано противное, он, продавец, для покупателя есть безусловный собственник и тот совершить с ним сделку купли-продажи имеет безусловное и неотъемлемое право". Автор совершенно очевидно путает видимость права с правом. Сам он признает парадоксальность своего утверждения.
И.Н. Трепицын считает, что различие между вещами, вверенными и вышедшими из рук соб-ственника против или без его воли, теперь уже не имеет для себя никакого оправдания. Сохранение прежнего старинного различия вещей оказывается совершенно непоследовательным и ничем не оправдываемым. Если защищать собственников в случаях кражи, то на каком основании мы их оставим без защиты в случаях присвоения и растраты? Если мы будем защищать собственников в случаях кражи как жертв посторонней злой воли, то какое основание защищать их в случаях потери, когда они сами оказываются не вполне внимательными к своим же собственным интересам? Воля собственника, на которую обыкновенно указывают, одинаково направляется на сохранение за собою так или иначе попавших в чужие руки вещей. К тому же такой порок, как furtivitas и др. ни для кого из посторонних незаметен.
По всем этим соображениям автор приходит к выводу, что и в случаях похищения и потери не должна предоставляться бывшему собственнику виндикация против добросовестного приобретателя.
Взгляды сторонников не ограниченной ничем защиты добросовестного приобретателя встретили решительный отпор в современной науке гражданского права.
Так, например, Павел Эртман[344] отвергает предложение Кобана обобщить положение, которое § 935II Герм. гр. уложения устанавливает для денег, ценных бумаг на предъявителя и вещей, купленных с публичных торгов, давая добросовестному возмездному приобретателю право собственника, если отчуждатель владел вещью, независимо от того, как эта вещь вышла из владения собственника. Он указывает, что действующее право не пошло по этому пути, и с точки зрения правовой политики против него имеются серьезные возражения[345]. В отношении денег и ценных бумаг на предъявителя есть специальные соображения, обосновывающие недопущение их виндикации собственником от добросовестного приобретателя. Эти объекты по своей цели и особенностям предназначены к непрерывному обращению. Интересы оборота с сознательной односторонностью преодолевают все встречные соображения. К тому же бывшему собственнику по большей части будет затруднительно или невозможно доказать свое право собственности на эти объекты, в особенности на деньги. Таким образом, дальнейшее сохранение за ним права собственности было бы фикцией, не имеющей практической ценности.
Примечания:
[326] К. Binding. Die Ungerechtigkeit
des Eigentums-Erwerbs vom Nichteigentümer, Leipzig, 1908.
[327] В специальном случае приобретения
от фиска или императора, или императрицы требовали добросовестности отчуждателя,
вопреки господствующему мнению, глоссатор Гозия, а в XIX веке – Руд. Иеринг.
[328] Также Sohm. Gegenstand,
S. 52, N 6; Gierke. Deutsches Privatrecht, I. S. 32, Anm. 2.
[329] Г. Гинс. Правомерно ли
приобретение собственности от несобственника? "Право", 1909 г., N 28, стр.
1578–1587.
[330] R. v. Ihering. Ueber den
grund des Besitresschutzеs, S. 54 f. Цитир. по переводу в работе: И. Щегловитов.
Ограничения виндикации плодов преступления, Журн. Гр. и Уг. права, 1890 г.,
кн. 2 (стр. 1–60), стр. 10.
[331] Anton Koban: "Haben auf
eigene Gefahr". Insbruck, 1909, S. 69–109.
[332] Н. Елеонский. О пределах
виндикации движимых вещей, Ж. Гр. и Уг. права, 1893 г., кн. 1, стр. 3–64.
[333] А.Э. Бардзкий. О праве
потерпевшего от преступления или проступка собственника движимого имущества
на возвращение ему такового от третьего добросовестного приобретателя, Екатеринослав.
1898 г., его же, Добросовестное приобретение движимости, Одесса, 1909, стр.
87.
[334] Цит. соч., стр. 531–534.
[335] Е.В. Васьковский. Приобретение
движимости от несобственника, Ж.М.Ю., 1895 г., январь, стр. 88–91. "Итак, ни
один из доводов в пользу допущения виндикации потерянных и украденных вещей
от добросовестного приобретателя не выдерживает критики".
[336] Цит. соч., стр. 75.
[337] Герм. гражд. улож. § 935,
1-й абзац.
[338] Цит. соч., стр. 85 и след.
[339] Ср. М. Wellspаcher. Das
Vertrauen auf äussere Tatbestände im bürgerlichen Rechte, Wien,
1906, S. 2 ff.
[340] Josef Unger. Handeln auf
eigene Gefahr, Iherings Jahrb. XXX, S. 364 ff., bes. 389.
[341] Свои предложения de lege
ferenda Кобан формулирует кратко на стр. 108 цит. соч. "...Во-первых, приобретение
собственности должно быть распространено на все случаи отчуждения тем, кто фактически
обладает вещью. Во-вторых, прежнему собственнику следует предоставить обязательственное
требование о возмещении. В-третьих, можно усилить требование добросовестности
до максимума".
[342] Цит. соч., стр. 27 и след.
[343] А.Э. Бардзкий. "О праве
потерпевшего", стр. 64–66, и "Добросовестное приобретение движимости", стр.
21, 74 и след., 80 и др.
[344] P. Oertmann. Grundsätzliches
zur Lehre vom Rechtsschein, Z. f. d. ges. Handelsrecht, 95. Bd., 4. Heft (1930),
S. 443–485, bes. 461–465.
[345] A. Schultze. Publizität
und Gewährschaft in deutschen Farnisrecht, Iherings Jahrb., 49, Bd. (1905),
S. 185, нe одобряя односторонней защиты собственника римским правом, считает
невозможным целиком перейти к защите добросовсетного приобретателя.
