На главную страницуКлассика российского права, проект компании КонсультантПлюс при поддержке издательства Статут и Юридической научной библиотеки издательства Спарк

Пассек Е.В. Неимущественный интерес и непреодолимая сила в гражданском праве

Предмет обязательственного права есть действие должника; само по себе действие не есть материальный объект, но результатом его совершения может быть предоставление такого объекта кредитору или другому лицу. В случаях подобного рода можно говорить об имущественной ценности обязательственного действия и в зависимости от этого об имущественной ценности самого обязательства, причем и действие и обязательство считаются равноценными тому материальному объекту, который будет получен как результат исполнения должником лежащей на нем обязанности[169]. Если этот объект поступает в имущество кредитора - обязательственное действие представляет имущественный интерес специально для него; если объект поступает не в имущество кредитора (напр., обязательства третьих лиц) - действие обладает имущественной ценностью само по себе, но не для кредитора в частности.

Рядом с материальными благами каждое лицо может обладать известной совокупностью чисто идеальных, отвлеченных благ, объем и состав которых не стоит или ни в каком отношении к объему и составу его имущества, или, если и стоит, то в отношении чисто косвенном. Честь, доброе имя, покой, здоровье - обладание всем этим представляет для человека интерес; все эти блага, имеющие для него свою ценность, так как удовлетворяя идеальным потребностям человеческой природы, они имеют значение для каждого. Этот интерес и эта ценность должны быть названы неимущественными потому, что сами ценимые объекты, с которыми мы встречаемся в этой области, не имеют материального характера. Косвенное отношение к имуществу, как уже замечено, возможно и здесь: в иных случаях с помощью известных материальных затрат может быть сохранено или приобретено здоровье, восстановлено и ограждено доброе имя, получено известное образование; в других - лишение здоровья, доброго имени, отсутствие образования могут в значительной степени влиять на имущественную состоятельность лица. Но и в случаях подобного рода никто не станет, конечно, измерять ценность благ такого рода теми денежными суммами, которые истрачены на их защиту и приобретение или которых лицо лишается вследствие их отсутствия. В этой области интерес и ценность блага находятся в полной зависимости от чисто индивидуальных чувств и наклонностей именно данного субъекта, разница же этих вкусов и наклонностей может здесь доходить до того, что представляющееся одному благом может казаться другому чистым злом.

Возможны случаи, когда совершение должником действия, составляющего предмет обязательства, имеет результатом доставление кредитору или другому лицу не материального, имущественного объекта, а чисто отвлеченного блага или же ограждение последнего от нарушения. Интерес (в наиболее общем смысле слова) как необходимое условие обязательства в таких случаях налицо имеется: кредитору небезразлично, исполнит ли должник свое обязательство или нет, но имущественным этот интерес назван быть не может[170].

Результат всего сказанного выше, таким образом, следующий. Действие, составляющее предмет обязательства, обладает имущественной ценностью в том случае, если конечным результатом его совершения должником будет поступление в имущество кредитора или другого лица какого-нибудь материального объекта; в противном случае действие это или представляет для кредитора интерес неимущественный, или не представляет вовсе никакого интереса.

§ 3. Определение величины ценности и интереса

Из изложенного видно, что в основании понятий ценности и интереса лежит элемент чисто субъективный: значение, придаваемое лицом обладанию чем бы то ни было, зависит, строго говоря, в каждом данном случае исключительно от индивидуальных вкусов и наклонностей данного лица, так как обладание любым благом (как материальным, так и отвлеченным) ценится каждым постольку, поскольку это последнее удовлетворяет субъективным потребностям обладателя. Естественным мерилом ценности должно было бы, таким образом, служить субъективное чувство управомоченного.

Ясно, однако, что класть в основание своих решений такой шаткий и неопределенный критерий, как субъективные чувства отдельных лиц, право, не впадая в произвол, не может. При исполнении лежащей на нем задачи - регулировании отношений людей между собой и восстановлении нарушенных прав - оно должно, по крайней мере для громадного большинства случаев, искать более объективного мерила ценности и в области имущественных отношений находить его в деньгах.

При такого рода оценке право руководится взглядом, что один и тот же имущественный объект должен иметь равную ценность для каждого. Непрерывное обращение материальных благ между людьми, поведшее к установлению всеобщего измерителя ценностей - денег, дает возможность приобрести каждое из них в любой момент за известную денежную сумму. Вместе с тем последний факт позволяет считать каждый материальный объект равноценным той сумме денег, за которую последний может быть приобретен в оборот. Равноценным этой же сумме может считаться имущественное право, обеспечивающее пользование таким объектом (по соразмерности, конечно, с объемом и длительностью такого пользования); наконец, в определенной денежной сумме может быть выражена и совокупность отдельных имущественных прав - имущество: величина его определится суммой слагаемых, полученных от определения ценности каждого имущественного права в отдельности. Что касается, в частности, до имущественной ценности обязательства, то и она выразится в известной денежной сумме в зависимости от ценности того материального объекта, который поступит в имущество кредитора или другого лица в результате совершения должником действия, к совершению которого он обязан.

Практическое применение права при таких условиях значительно облегчается. Во всех случаях, где дело идет об имущественной ответственности одного лица перед другим, размер этой ответственности всегда может быть выражен в определенной денежной сумме, удовлетворение - произведено путем изъятия этой суммы из имущества одного лица и перенесением ее в имущество другого. Что касается, наконец, до определения величины этой ответственности, то (при всем различии принципов, применяемых в отдельных случаях) величина эта определяется не на основании неподдающихся точному исчислению субъективных наклонностей отдельных лиц, а на основании строго объективного признака - денежной стоимости данных имущественных объектов в обороте.

В зависимости от этого может быть внесена поправка и в самое определение понятий имущественной ценности и имущественного интереса. Под первой должна быть понимаема способность имущественного объекта быть выраженным в известной денежной сумме, под вторым - то значение, которое обладанию этой денежной суммой придается. Так как, однако, такое значение измеряется согласно сказанному выше исключительно величиной этой суммы и тою же величиной измеряется самая ценность объекта, то при данных условиях понятия ценности и интереса, очевидно, совпадают.

Ценность, определяемая таким способом, точнее может быть названа рыночной или меновой ценностью (pretium commune). В громадном большинстве случаев именно она кладется в основание оценки объектов и прав при регулировании имущественных отношений; в отдельных случаях, однако, право может возвращаться к данному выше естественному понятию ценности и определять ее размеры не по рыночной стоимости объекта; оно может в виде исключения принимать во внимание то значение, которое придается обладанию им определенным лицом, данным субъектом. В таких случаях говорится о ценности особого пристрастия (pretium affectionis, Affectionswerth, prix d'affection) и об интересе особого пристрастия (Affectionsinteresse, interet d'affection)[171].

Обладая объективным критерием для измерения ценности имущественных объектов и прав, мы лишены его по отношению к тому, что мы выше назвали отвлеченными, идеальными благами; достаточно в самом деле поверхностного рассуждения, чтобы убедиться в том, что отвлеченные блага и деньги - две величины абсолютно несоизмеримые.

Блага подобного рода предметом гражданского оборота служить не могут; ни одно из них не может быть приобретено каждым желающим в любой данный момент за определенную денежную сумму, поэтому (в противоположность материальным объектам) ни к ним, ни к правам, имеющим целью их доставление и защиту, неприложимо понятие рыночной или меновой ценности, т.е. именно то понятие, которое одно способно дать объективный критерий для определения ценности блага. Что даже в тех случаях, где косвенное отношение между имуществом и отвлеченными благами налицо имеется, ценность последних не может считаться соразмерной величине имущественных затрат, произведенных на их приобретение и ограждение, было уже замечено выше. Между тем и такое косвенное отношение существует далеко не всегда и в качестве общего правила скорее может быть установлен обратный принцип: полная независимость отвлеченных благ от имущества.

Мы приходим поэтому к выводу, что во всех случаях, где юридические отношения касаются такого рода благ, интерес (т.е. то значение, которое их наличности субъектом придается) и ценность их (т.е. то свойство, в силу которого им придается значение) ни по отношению к имуществу, ни с помощью денег оценены быть не могут. Мы пользуемся поэтому в применении к этим благам терминами "неимущественная ценность" и "неимущественный интерес"; выражение, употребительное в германской юридической литературе, есть опять-таки Affectionswerth и Affectionsinteresse[172].

§ 4. Имущественный и неимущественный интерес в обязательствах, возникающих из юридических актов

Рассматривая подробнее отношение, в каком определенные выше понятия имущественного и неимущественного интереса могут стоять к обязательству, мы приходим к следующим выводам.

По причинам возникновения обязательства могут быть разделены на две большие группы: одни из них возникают как результат свободной воли лиц, действующих в пределах, отведенных им объективным правом границ самоопределения, другие - как следствие нарушения одним лицом прав другого, нарушения, устанавливающего известные обязательственные отношения между совершившим правонарушение и потерпевшим от него. К первой группе относятся, например, обязательства, возникающие из договоров, односторонних обещаний, завещательных распоряжений и т.д.; ко второй - главным образом, но далеко не исключительно, обязательства, возникающие из деликтов и аналогичных оснований (quasi delicta)[173]. Существенное различие между обеими группами состоит в том, что обязательства, относящиеся к первой из них, служат отдельным лицам средством к приобретению благ, имеющих для этих последних значение; относящиеся ко второй, - возникая из нарушения чужих прав, являются орудием защиты благ уже приобретенных. Ввиду такого различия каждая из этих групп и должна быть рассмотрена отдельно.

В обязательствах, возникающих как результат свободной деятельности лиц, ближайшее определение предмета и содержания каждого отдельного обязательства предоставлено свободному усмотрению лиц его устанавливающих. Границы этому свободному усмотрению кладутся, с одной стороны, природой (действия физически невозможные), с другой - объективным правом (действия безнравственные и невозможные юридически), но в этих границах самоопределению отдельных лиц предоставлен широкий простор[174].

В чрезвычайно частых случаях обязательства подобного рода имеют непосредственное отношение к материальным благам, к имущественным предметам; отношение, состоящее в том, что содержанием ближайшего объекта обязательства, - действия должника, - является обязанность последнего перенести известный материальный предмет в более или менее полное, срочное или бессрочное, обладание кредитора. Цель такого перенесения может быть различна; она может состоять или в доставлении кредитору нового материального объекта, до сих пор не бывшего в его обладании (напр., купля-продажа, наем вещей), или в возвращении предмета ему уже принадлежавшего (напр., ссуда, заем, поклажа), но какова бы она ни была, везде и всегда при такого рода отношении имеется возможность установить точную связь между обязанностью должника и имуществом. Связь эта и состоит в том, что действие должника направлено на доставление управомоченному точно определенной или по крайней мере подлежащей точному определению имущественной ценности[175].

Из этого, однако, еще не следует, чтобы вопрос о неимущественном интересе не мог играть никакой роли в обязательствах такого рода. Случаи, когда и для них вопрос этот имеет значение, могут быть формулированы следующим образом.

1. Материальный предмет, составляющий содержание обязательства, может иметь для кредитора интерес особого пристрастия; так, например, предметом купли-продажи может быть родовое имение покупателя, находящееся в данное время в собственности продавца; предметом поклажи - вещи, особо им ценимые (фамильные драгоценности), и т.д.

2. Неисполнение обязательства должником, не представляя для кредитора имущественного ущерба, может доставить ему неприятности другого рода, быть неудобным в другом отношении. Так, например, если домохозяин, обязанный по договору доставлять топливо для помещения, сдаваемого им в наем квартиранту, своей обязанности не исполняет и топлива не доставляет, - следствием этого для квартиранта в иных случаях, конечно, может быть и материальный убыток (он может отапливать в это время помещение на свой счет, может быть вынужден снять временно другое помещение, может заболеть и произвести расходы на лечение и т.д.), но такого убытка может для него и не последовать: возможно, что, пережив холода в неотопленном доме, он останется здоровым по-прежнему, тем не менее нельзя отрицать, что неудобства, им перенесенные, могли быть весьма значительны.

3. При обязательствах, прямым содержанием которых является передача материального предмета кредитору, лица, устанавливающие обязательство, могут прибавлять к нему условия о таких действиях, которые сами по себе имущественной ценностью не обладают. Так, например, сдавая квартиру, домохозяин может поставить жильцу условием не возвращаться домой позже известного часа, не производить шума в сданном ему помещении, не топить печей ночью, не держать известных животных и т.д.

4. Наконец, возможно помимо всего этого, что по условиям обязательства передача материального объекта должна быть произведена должником не лицу, установившему обязательство, а какому-нибудь третьему лицу. Само по себе такое содержание обязательства не может еще служить доказательством отсутствия в нем имущественного интереса для кредитора[176]. Независимо от случаев, когда это третье лицо есть лишь поверенный кредитора или persona solutionis causa adjecta, - когда, следовательно, переданная ему ценность поступает тем не менее в имущество самого кредитора, - возможно, что кредитор в случае неисполнения должником принятой на себя обязанности отвечает перед третьим лицом своим собственным имуществом; при таких условиях обязательство обладает в размерах этой ответственности имущественной ценностью и для кредитора, несмотря на то, что исполнено оно должно быть в пользу третьего лица[177]. Если, однако, лицо, установившее обязательство не несет перед третьим лицом никакой имущественной ответственности за исполнение или неисполнение должником действия (обязательства в пользу третьих лиц в точном смысле этого слова), то для него обязательство имущественным интересом не обладает, но неимущественным может и обладать[178].

Во всех случаях подобного рода имущественная ценность обязательства, которая, строго говоря, должна была бы измеряться ценностью материального объекта, составляющего его содержание, в известной степени модифицируется с денежными интересами, служащими главным основанием обязательства и главной побудительной причиной его заключения, смешиваются интересы особого рода, и эта модификация не может отражаться на ценности самого обязательства, т.е. на том значении, которое лицо управомоченное придает своему праву. Ясно при этом, что интересы, которые таким образом могут быть связаны с главным обязательством, разнообразны до бесконечности и что на приведенные случаи можно смотреть только как на примеры, число и комбинации которых могут быть увеличены едва ли не до бесконечности.

Итак, повторяя сказанное в нескольких словах, мы должны прийти к выводу, что даже в тех случаях, когда ближайшим содержанием обязательства является передача должником кредитору известного, точно определенного материального предмета, с таким обязательством могут быть связаны для кредитора весьма разнообразные неимущественные интересы.

Предметом обязательства могут быть, однако, не только такие действия должника, которые имеют непосредственной целью перенесение известного материального объекта в более или менее полное обладание кредитора, а вообще всякие действия должника раз они объективно возможны и не противоречат предписаниям права; иными словами, кроме obligationes quae in dando consistunt существует еще целая огромная область obligationes quae in faciendo consistunt.

Рассматривая ближе возможное отношение этих действий к имуществу управомоченного по обязательству лица, мы видим, что некоторые из них стоят к этому имуществу в прямом и непосредственном отношении, т.е. что исполнение их должником отражается на имуществе кредитора, увеличивает или уменьшает его. Если заключен договор с подрядчиком о постройке дома, с рабочими об осушке болот, об обработке полей с поверенным о ведении гражданского процесса, если кому-либо поручено наблюдение за целостью и сохранностью известных вещей и т.д., то все соглашения подобного рода установлены именно для приобретения или охранения имущественных интересов лица управомоченного. Надлежащее исполнение должником принятых на себя обязанностей сохраняет имущество этого лица от уменьшения или способствует его увеличению, неисполнение - может отразиться на имуществе ощутительным и подлежащим точному исчислению образом: кредитор теряет доходы с дома, вовсе не выстроенного или не готового к назначенному сроку, теряет доходы с недвижимого имения, теряет от дурного ведения процесса, может лишиться вещей, за целостью которых не было надлежащего наблюдения т.д. Во всех случаях такого рода обязательство не только обладает имущественной ценностью, но ценность эта может быть исчислена не менее точно, чем там, где дело идет о передаче в его обладание материального объекта, она равняется разнице в величине его имущества, имеющей наступить под влиянием исполнения или неисполнения обязательства.


Примечания:

[169] Ценность обязательства на известную денежную сумму равняется таким образом самой денежной сумме; на передачу в собственность недвижимого имения, дома, вещи – ценности их и т.д.

[170] В пример обязательства такого рода Виндшейд (Pand. II, § 250 пр. 3) приводит договор, заключенный между двумя соседями по квартире о прекращении одним из них игры на фортепьяно, не удобной другому. Целый ряд примеров такого рода можно далее найти в Gutachten Иeринга;нетрудно увеличить число их до какой угодно цифры.

[171] Исключения подобного рода оправдываются тем соображением, что в отдельных случаях отдельные имущественные объекты могут удовлетворять потребностям обладателей не теми своими свойствами, в силу которых эти объекты являются предметами гражданского оборота, а сверх того, еще и другими, имеющими значение только для данного лица (напр., портреты близких людей, подаренные ими вещи и т.д.). Субъективные чувства лица не могут приниматься в расчет всегда, но возможны случаи, в которых не обращать на них внимания было бы несправедливо. – Употребленный в тексте русский термин «ценность особого пристрастия» можно находить не вполне удачным, но термина, точно соответствующего выражению pretium affectionis, в нашем юридическом языке не существует. Победоносцев.Курс Гражд. Пр. III, стр. 186 пользуется выражением «особливая ценность»; оттенок «affectio» при этом теряется.

[172] Эти выражения совпадают, таким образом, с теми, которые употребляются для обозначения ценности особого пристрастия в применении к материальным объектам (pretium affectionis). Об отношении авторов к тому и другому речь будет ниже, но мы заметим уже здесь, что многие из них склонны придавать термину Affectionsinteresse смысл пристрастия ни на чем, кроме каприза данного лица, не основанного и ничем не мотивированного. Можно утверждать, что такая склонность в значительной степени отражается и на отношении данных авторов к вопросу о защите неимущественных интересов – защищать капризы и ни на чем не основанное пристрастие они считают излишним, в чем, конечно, и правы, но при этом упускается из виду, что и в области имущественных отношений особое пристрастие далеко не всегда неосновательно, не говоря уже о том, что в области отвлеченных благ неимущественная ценность и неосновательное пристрастие – два понятия совершенно различные. – Если мы проследим смысл, в котором термины affectus, affectio употребляются в источниках, то получим следующий результат. Под ним понимаются: дружба (L. 8 D. de castr. pecul. 49. 17); супружеская любовь (L. 32, § 13 D. de aliment. 34. 1); родительская любовь (affectio paterna в L.71 D. de eviction. 21. 2; naturalis affectus patris в L. 28, § 3 D. de lib. leg. 34. 3; привязанность родителей к liberi naturales – L. 33 pr. D. de leg. Aquil. 9. 2; L. 63 pr. D. ad leg Falcid. 35. 2; L. 54 pr. D. mandat. 17. 1). В L. 1, § 3 D. de injur. 47. 10 affectus признается основанием для права предъявления actio injuriarum и ставится наравне с potestas (в этом тексте можно подозревать интерполяцию affectus вместо «manu mancipiove», но и в таком случае остается характерным самый выбор этого слова). Иногда affectus обозначает родственную связь (так, напр., в Lex Pompeja de parricidiis § 6 J. de public. judic. 4. 18), иногда употребляется в смысле «дети» (L. 3 C. Theod. de naufrag. 13. 9); такой же серьезный мотив привязанности следует подразумевать и в L. 6 D. depignor. 20. 1, где affectio признается основанием исключения любимого раба из общей гипотеки (это доказывается и L. 8 D. eod., который, очевидно, есть продолжение L. 6 cit.). В L. 7 D. de serv. export. 18. 7 содержание affectio объясняется как желание «beneficio adfici hominem». Остается лишь один текст Ульпиана (L. 6, § 2 D. de oper. serv. 7. 7), где affectio ставится наравне с voluptas, но и здесь как на основание для affectio юрист указывает на dilexerit (что кроме смысла «любить» употребляется и в смысле «почитать», «уважать»), между тем как в основание voluptas он кладет «in deliciis habere». – Ввиду указанных текстов нельзя, как нам кажется, не прийти к убеждению, что выражения affectus, affectio (в противоположность voluptas, deliciae) употребляется римскими юристами для обозначения серьезного, основательного расположения, серьезной привязанности.

[173] Одна из этих двух причин лежит в основании всякого обязательственного отношения, совершенно независимо от того, принадлежит ли последнее к области так наз. «специально-обязательственного права» или же возникает на почве вещних, семейных, наследственных прав. Римская классификация оснований возникновения обязательств на obligationes ex contractu и ex delicto, с дополнительным распределением обязательств, не подходящих в точности под эти рамки, на две второстепенные группы: obligationes quasi ex contractu и quasi ex delicto, должна быть поэтому признана в высшей степени удачной и вполне отвечающей самой сущности предмета. Единственная поправка, которая могла бы быть внесена в такую классификацию, – это подведение обязательств еx contractu и quasi ex contractu под одну общую группу: «обязательства, возникающие из юридических актов» (ср. Windscheid. Pand. II, § 362 пр. 1); обобщение, в котором римские юристы не нуждались потому, что pollicitationes в римском праве играют ничтожную роль, а искомость pacta развивалась лишь постепенно, причем развитие это далеко не доведено до конца. Из многочисленных попыток заменить римскую классификацию другой (ср., напр., Sintenis. Pract. Civilr. II, § 95 пр. 1; Bruns-Eck. v. Holtzend. Encyclop. I, § 70; Baron. Pand., § 210. v. d. Pfordten. Abhandlungen Nr. 4) ни одна не может быть признана удачной. Громадное большинство юристов поэтому с полным основанием еще и до настоящего времени излагает систему обязательств в порядке римской классификации.

[174] Должны ли быть поставлены такой свободе пределы более тесные, чем указанные в тексте или, точнее говоря, могут ли такие более тесные пределы быть выведены как следствие из самой природы права – к этому сводится в сущности весь вопрос об имущественной ценности, как необходимого условия обязательства. Требование этой ценности как необходимого условия обязательства (господствующее мнение), определение юридического интереса как интереса, достойного защиты права (Виндшейд), исключение из понятия юридических отношений – отношений общежития и любезности (Иеринг), – все это есть не что иное, как попытки провести более точные границы свободы самоопределения лиц в установлении обязательственных отношений. Подробности ниже.

[175] Обязанность должника, по римской терминологии, состоит в dare, но не в тесном смысле этого слова, при котором dare означает установление права собственности или сервитута, а в широком, где оно принимается равнозначащим «aliquid a se dimittere et id quod tenueris, habendum alteri tradere» (Sen. de benefiс. 2. 10). Об употреблении термина «dare» в этом смысле юристами ср. L. 60 pr. D. loc. 19. 2, L. 65 pr. D. de contr. empt. 18. 1, L. 5 pr. D. praescr. verb. 19. 5 и мн. др. Вообще – ср. Arch. für Civilr. и Proc. X. Marezoll «Ueber dare, facere, praestare als Gegenstand der Obliqation», § 2, стр. 225–228.

[176] Дело идет о negotia inter vivos; в актах mortis causa лицо, устанавливающее обязательство, само не делается обыкновенно ни кредитором, ни должником.

[177] Примеры случаев подобного рода см. L. 38, § 17, 20 сл. D. de V. O. 45 1. Ulpianus Iº. 59º ad Sabinum и § 19 J. de inut. stip. 3. 19.

[178] Имущественный интерес для самого кредитора может в случаях такого рода быть создан искусственным путем: прибавлением к обязательству неустойки, poena conven­tionalis, в величине которой и выразится в таком случае ценность обязательства для кредитора. Но ценность, определяемая таким способом, не вытекает из содержания обязательства, а вносится в него произвольно.