Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России
При всех этих недостатках сочинение Цветаева имеет свои достоинства. Оно дает схему гражданского права, в которую может быть вложено положительное право каждого народа. В эпоху массы отдельных указов руководящая система права должна была принести несомненную пользу. К этому нужно присоединить интересное и изящное изложение предмета.
Одновременно с рассматриваемой деятельностью ученых в центральных местах России и в провинциях, даже на крайнем востоке, видим зарождение теоретической юриспруденции. Щедрое покровительство Демидовых вызвало в 1805 году существование ярославского лицея, а с того же года открыл свое действие казанский университет. После смерти профессора Бюнемана, единственным преподавателем юридических наук в Казани был довольно долгое время профессор Финке. Хотя ему предложено было читать главным образом естественное право, но он <счел своей обязанностью начать с положительных прав, а не с естественного, государственного и народного, потому что последние суть не иное что, как философия права, изучение которой необходимо предполагает основательные взгляды на право, требует знакомства с понятиями о положительном праве, и в особенности потому, что положительное, как нечто историческое, легче понять и усвоить, чем философское>[14]. Однако, ввиду того, что Финке совершенно не владел русским языком, трудно себе представить, какого рода сведения мог он передавать своим слушателям, не зная русского законодательства. Финке читал все науки, полагавшиеся в то время на отделении нравственных и политических наук. Но главным предметом его преподавания было естественное право, которое он излагал по собственному сочинению, написанному на немецком языке и переведенному в 1816 году на русский язык под заглавием <Естественное частное, публичное и народное право>. Это произведение профессора Финке представляет собой лучшее изложение теории гражданского права, сравнительно с другими сочинениями первой четверти нынешнего столетия. Вместе с философской подготовкой, которой Финке был обязан более всего школе Канта, он соединял в себе общее юридическое образование, обладал выдающимся цивилистическим мышлением. Сочинение обнаруживает обширное знакомство автора с юридической литературой, постоянное внимание ко всему вновь появлявшемуся, насколько для него представлялось возможным следить за своей наукой из далекого пункта, отрезанного от центрального мира Европы невозможными путями сообщения. У Финке встречаем точные определения понятий о законе, о праве в объективном и субъективном смысле ( 1), о договоре ( 59), о собственности ( 50 и 52), о наследовании ( 108). К сожалению, трудно предположить, чтобы сочинение это, по условиям книжной торговли, могло иметь какое-нибудь распространение за пределами казанской губернии[15].
Другой профессор казанского университета, Нейман, успевший уже ознакомиться с русским языком, высказал взгляд, несколько несходный с преобладавшим до сих пор философским взглядом на юриспруденцию. <Для юношества необходимо изучение национального права. Нельзя быть человеком государственным, законодателем, чиновником и даже хорошим гражданином, не зная законов своей страны. Но в России изучение их до сих пор находилось в пренебрежении. Знакомство с существующим правом было доступно небольшому числу лиц, которые делали из него монополию. Огромная масса указов вносила во все дела и юридические вопросы замешательство и неопределенность. Единственный способ научиться заключался в продолжительной практике в судах или в департаменте министерства юстиции>[16]. Задача выработки теоретического понимания отечественных законов падает, по его мнению, на учрежденные университеты. Однако мысль эта представляется несколько преждевременной и сам Нейман, хотя и предполагал читать русское право в самостоятельной системе <по образцу труда знаменитого английского юриста Блекстона и его лекций английского права, читанных в оксфордском университете>, не успел ничего сделать на этой почве.
В ярославском лицее, вместе с другими общеобразовательными науками, философией, словесностью, историей, географией, политической экономией, математикой и химией, преподавалось естественное право. Профессор этой науки в начале существования лицея был Покровский, который знакомил своих слушателей также с народным правом по Мартенсу и с римским по началам гражданского права Гейнекция[17]. Впрочем, едва ли этот преподаватель способен был внушить своим ученикам точные юридические понятия, если судить по его сочинению <Рассуждение о происхождении, постепенном ходе и некоторых чертах гражданских законов> 1817 года, которое представляет собой сбор общих мест по вопросам о гражданском обществе, семье, собственности и др.
Исключением в ряду произведений юридической литературы того времени является сочинение Вельяминова-Зернова <Опыт начертания российского частного гражданского права>, которого первая часть вышла в 1814 году, вторым изданием в 1821, вторая часть в 1815, а третья, предназначенная для обязательственного права, вовсе не появилась. Как практику, обладающему притом основательными теоретическими познаниями, особенно в римском праве, автору удалось сойти с общей дороги, оставить естественное право и предоставить читателям полную картину русского законодательства в его прошедшем и настоящем. Нужно положительно удивляться, зная состояние русского законодательства в то время, тому обширному знакомству автора со всей массой указов в их преемственном порядке, которым поражает он на каждой странице. Вельяминов-Зернов сумел в научной системе изложить все русское право - заслуга немаловажная в ту эпоху.
Все же автор по своим воззрениям примыкает к направлению первого периода в русской литературе по гражданскому праву. Несмотря на его положительное направление, то тут, то там прорываются следы идей его времени, школы его эпохи. Примером может служить следующее место. <По праву естественному для перенесения права собственности от одного к другому не требуется ничего, кроме договора. Например, если я у кого-либо куплю дом и покупка эта надлежащим образом будет совершена, то право его собственности на сей дом прекращается и я становлюсь хозяином оного. Но положительные законы отступают в сем случае от законов естественных. Они требуют для перенесения права собственности еще нечто другое сверх договора. И сие то нечто другое есть передача> (II, ст. 88).
Но вне этих небольших экскурсий в область естественного права, вне нескольких ссылок на наказ Екатерины философский элемент совершенно изгоняется из <Опыта начертания> и все изложение направлено к ознакомлению читателей с постановлениями положительного русского права. Сам взгляд автора на правоведение представляется узко практическим. <Правоведение, - говорит он, - можно назвать наукой, ясно и правильно понимать законы и применять их к встречающимся в общежитии случаям или происшествиям. Итак, Российское Правоведение есть наука понимать и применять Российские законы> (I, стр. 1). Оригинальным представляется воззрение автора на характер отношения к правоведению. <Тот, кто приобрел искусство понимать и применять законы, называется Правоведцем или законоискусником (Iurisprudens, Iurisperitus, Iurisconsultus). Напротив того, тот, кто знает только одни слова и хронологический порядок законов, не разумея их смысла и не умея надлежащим образом применять их к встречающимся случаям, именуется Законником (legulejus); и, наконец, тот, кто, не имея никакого понятия о законе, или хотя и имея, но ложно и криво его толкует, из одних видов корыстолюбия, получает название Ябедника (rabula)>.
Система изложения, которой придерживается автор, - это общепринятая в его время. Ввиду того, что <наши гражданские законы имеют своим предметом или лица, или вещи, или обязательства> (I, стр. 38), изложение русского права разделяется соответственно этим рубрикам. Отдавая дань своему времени, Вельяминов-Зернов относит наследственное право к способам приобретения собственности. <Право наследования, составляющее второй гражданский способ приобретения собственности, есть неоспоримо одно из важнейших прав, коими люди, живущие в гражданском обществе, пользуются. Оно составляет часть собственности, сего священного, ненарушимого права> (II, стр. ;108). Эта традиционная точка зрения не согласуется с другими определениями самого автора. <Наследство есть состав имуществ, прав и обязательств, оставшихся после умершего владельца> (II, стр. ;120); <и так как одни только вещи могут быть предметом собственности: права, обязательства и иски не входят в состав оной, и потому нельзя сказать (да и было бы противно общему употреблению) - я имею собственность на вексельный долг, на ловлю зверей и тому подобное> (II, стр. 25).
Во всяком случае, сочинение Вельяминова-Зернова остается одиноким среди произведений отечественной литературы, наполненной идеями естественного права, общественного договора, цитатами из Монтескьё, Вольфа, Канта, Неттельблата. Его строго практический характер не совпадает с требованиями эпохи, сочинение по духу, по историческому материалу примыкает к позднейшему времени, является предвестником Свода Законов, на который оно оказало свое влияние[18], и потому только позднее встретило должную оценку в литературе[19].
Попытку систематического изложения действующего русского права, значительно, однако, уступающего по достоинству сочинению Вельяминова-Зернова, представляют <Основания Российского права>, изданные в 2-х частях, 1818-1822 гг. комиссией составления законов. По мнению комиссии, издание такого учебника составляет необходимое дополнение к систематическому Своду Законов. <Издаваемый Комиссией составления законов Систематический Свод с Основаниями права, извлеченными из разума последнеизданных законов, представляет настоящее русское право так, как Юстиниановы Пандекты (?) и Институты показывают римское право> (предисловие). Таким образом, Основания Российского Права должны играть роль институций Юстиниана, должны <служить руководством для присутственных мест>. Системы в изложении вообще никакой не заметно. Первая часть содержит учение о законе, о праве лиц, о браке, о детях, об опеке и попечительстве, вторая ;- о разных родах имуществ, о владении, о собственности, о повинностях, о срочном содержании, о наследстве вообще, о наследстве по закону. Обязательственному праву вовсе не нашлось места.
Глава II
Отвлеченное направление русской юриспруденции продолжается до издания Свода Законов. Двадцатые годы не произвели ничего нового в юридической литературе. Замечается какое-то затишье в ученой среде. С одной стороны, реакционное движение, разочарование правительства и общества в идеях естественного права останавливали проявление симпатии ученых к последнему, с другой стороны, русская наука, ввиду борьбы, начавшейся в это время в Германии между исторической и философской школами, замолкла, не зная еще, к кому примкнуть. В журнальных статьях, критике и рецензиях доктор прав Дегай знакомит русское общество с движением спора между Савиньи, Гансом и Гегелем. В своем сочинении <Пособия и правила изучения российских законов>, 1831 г., предназначенном к облегчению занимающемуся юридическими науками возможности разыскать соответствующую литературу, Дегай становится на сторону философской школы. <Рассматривая пользу, которую могут нам принести сочинения немецких правоведцев, оказывается, что школа историческая, занимающаяся преимущественно изъяснением древности римского права и местных обстоятельств Германии, имеет особенное достоинство для туземного их права; но для российских законоведцев несравненно менее полезна, нежели философская школа Тибо, обильная общими, основными сведениями о праве> (стр. 115-116). Тем не менее исторической школе суждено было иметь успех на русской почве, благодаря удачно сложившимся для нее обстоятельствам.
Дух реакции, поднявшейся в последние годы царствования императора Александра I, особенно усилился в конце двадцатых и в тридцатых годах. Все движения в обществе, события, сопровождавшие вступление на престол Николая I, объяснились тлетворным влиянием Запада, заразившего своими рационалистическими идеями русское общество. Реакция господствовала в то время и в западных государствах, правительства которых изыскивали всевозможные средства для уничтожения идей восемнадцатого века, внушивших обществу мысль о неограниченной его силе, о возможности пересоздания всего порядка по началам разума, не обращая внимания на исторические условия. Остановить полет пылкой фантазии, направить ум гражданина на исторические основы существования каждого государства - вот мотивы, объясняющие в значительной степени успех исторической школы права и покровительство ей со стороны правительства, так же как и успех гегелевской философии, признавшей разумность действительного. Если историческая школа, по стремлениям своих основателей, не имела в виду никаких политических целей, то все-таки из духа ее учения можно было вывести ненарушимость общественных установлений, имеющих за собой историческое прошлое, неприкосновенность исторических прав. Вместо идеи о возможности мгновенного преобразования общественного порядка волей законодателя, явилась идея о постепенном и медленном изменении государственных и правовых основ, вместо призыва к бурной деятельности послышалось приглашение к объективному созерцанию саморазвивающегося исторического процесса. Такие идеи, развитые некоторой частью германской политической литературы, как нельзя более совпадали с видами правительств.
Следя за движением западной жизни, наше правительство точно так же стало на сторону исторической школы и решило поставить правоведение в русских университетах на положительную почву, изменить господствующее философское направление на историческое. Правительство давно уже относилось неблагоприятно к естественному праву, как порождению революционной эпохи. Весьма интересным представляется взгляд на эту эпоху известного общественного деятеля на почве народного образования ;- попечителя Магницкого. <Наука Естественного Права, без которой обходился древний Рим будучи королевством, республикой и империей, и не менее того оставивший нам образцы совершеннейшего гражданского законоположения, без которой обходилась Франция в течение 800 лет, без которой обходятся и ныне все университеты Англии и Италии, и которые, однако же, славятся отличнейшими юристами; наука Естественного Права, сия метафизика прав, несопредельная к народному, публичному и положительному праву, есть изобретение неверия новейших времен Северной Германии. Она всегда была опасна; но когда Кант посадил в преторы так называемый чистый разум, который вопросил истину Божью: что есть истина? и вышел вон, тогда наука Права Естественного сделалась умозрительной и полной системой всего того, что мы видели в революции французской на самом деле, опаснейшим подменом Евангельского Откровения, ибо не опровергает его, но проходит в молчании, начинается с предположения, что его никогда не было, исторгает с руки Божьей ей начальное звено златой цепи законодательства и бросает в хаос своих лжемудрствований, и, наконец, опровергнув алтарь Христов, наносит святотатственные удары престолам Царей, властям и таинству супружеского союза, подпиливает в основании сии три столба, на коих лежит свод общественного здравия>. Ввиду этих и некоторых еще других соображений Магницкий задает вопрос. <Я осмеливаюсь вопросить и с сей лучшей стороны: может ли быть сия наука безвредной?> <Должно ли опасаться, что университеты наши не могут обойтись без сей науки, положим год, когда жили без нее и обходились древний Рим 500 и Франция 800 лет?>[20].
Восставая против естественного права и вообще философского направления в правоведении, правительство старалось обратить эту науку на путь исторической школы, погрузить ее в исследование самобытных основ русского права. Из посвящения Морошкиным перевода книги Рейца (1836 г.) министру народного просвещения Уварову видим, что последний был деятельным сторонником и проповедником идей новой германской школы. <Ваше Превосходительство, возводите русское просвещение к источникам его самобытной силы, к Православию, Самодержавию и Народности. Для совершения сего священного долга, при двукратном обозрении Московского Университета, вы изъявили требование исторической методы в раскрытии отечественных наук и лично руководствовали преподавателей законоведения в приложении ее ко всем предметам юридического учения>. Даже значительно позже, в конце сороковых годов, мы встречаем указания профессора Станиславского на данные ему начертания со стороны князя Ширинского-Шихматова о преподавании юридических наук в духе исторической школы[21].
Желая изменить направление в преподавании, правительство принуждено было озаботиться подготовлением нового состава профессоров, которые бы прониклись идеями, желательными для видов правительства. Вследствие выраженного императором Николаем желания поставить преподавание в уровень с требованиями настоящего времени, выбраны были несколько молодых людей из воспитанников Духовной Академии для посылки их за границу. Первый выбор пал на Неволина, Богородского, Благовещенского, Знаменского и Орнатского. Под личным руководством графа Сперанского эти будущие профессора занимались изучением русского законодательства и только после выдержанного испытания отправлены были в 1829 году в Берлин, непосредственно к главе исторической школы - к самому Савиньи. За первой группой следовали еще другие, в составе которых встречаем имена видных ученых деятелей России, как Крылов, Редкин, Мейер, Осокин, Куницын, Кранихфельд и др. От этих молодых сил следовало ожидать перенесения на русскую почву учения исторической школы. В конце 1835 года профессор Морошкин мог воскликнуть. <Метода преподавания во всем историческом факультете Российской Империи в скором времени будет изменена или подновлена возвратившимися из-за границы русскими докторами прав. Уже ими брошен критический взгляд на все пространство юридической деятельности русских университетов (намек на Благовещенского). Недостатки взвешены, исчислены, измерены. И начальство университетов и профессора готовы заменить их совершенствами>[22].
Соответственно изменившемуся направлению необходимо было изменить распределение кафедр и наук в университетах. Правительство решило совершенно изгнать философию из преподавания юриспруденции и поставить последнюю на почву положительного законодательства, превратить юридический факультет в орудие истолкования и проведения в жизнь всего богатого содержания только что обнародованного свода законов. Юридический факультет был совершенно преобразован первоначально во вновь учрежденном Киевском университете по уставу 25 декабря 1833 года, а потом во всех университетах по общему уставу 26 ;июля 1835 года. Установлено было семь следующих кафедр: 1) ;энциклопедия или общее обозрение системы законоведения, Российские Государственные Законы, т.е. Законы Основные, Законы о состояниях и Государственные, 2) Римское законодательство и История оного, 3) ;Гражданские законы, общие, особенные и местные, 4) ;Законы Благоустройства и Благочиния, 5) Законы о Государственных повинностях и Финансах, 6) Законы полицейские и уголовные, 7) ;Начала Общественного Правоведения (jus gentium)[23]. Один взгляд на распределение наук обнаруживает тенденцию правительства поставить преподавание юриспруденции в университетах в соотношение с изданным Сводом Законов. Философский элемент, преобладавший прежде, почти совершенно изгнан, если не считать энциклопедии, которая должна была составить введение к изучению прочих наук, и римского права, как испытанного теоретического средства. Вместе с тем нельзя не признать, что в новом уставе юридический факультет получил более правильную организацию, чем та, которая установлена была ранее. В частности гражданское право впервые выделено в самостоятельную науку, в отдельный предмет преподавания. В уставе киевского университета 1833 года кафедра гражданского права очерчена несколько иными словами: <Российские гражданские законы, как общие, так и особенные, как-то: кредитные, торговые, и о фабриках, со включением и тех местных законов, кои действуют в некоторых только губерниях> ( 34).
[14] Булич, Из первых
лет Казанского Университета, ч. II, гл. Х.
[15] Интересен список
подписчиков на книгу, приложенный к ней.
[16] Булич, Зап. Каз.
Унив., 1890, кн. I, стр. 68.
[17] Распределение предметов
учения в Ярославском Демидовском высших наук училище, с 1811 по 1820 гг.
[18] Мейер, Русское гражданское
право, изд. 1873, стр. 14.
[19] Дегай, Пособия и
правила изучения российских законов, 1831, стр. 61; Благовещенский, История
метод законоведения, Ж. М. Н. Пр. 1835, кн. VII, стр. 50; Станиславский,
О ходе законоведения в России, 1856, стр. 37.
[20] Чтения в Императорском
Обществе Истории и Древностей российских при Московском Университете,
1861, кн. IV, стр. 157-158.
[21] Станиславский, О
ходе законоведения в России, стр. 60.
[22] Предисловие к Опыту
истории Рейца, стр. XIV.
[23] П. С. З. № 8337,
12.
