Мейер Д.И. Русское гражданское право
Спрашивается, с какого же времени наступает просрочка по бессрочному обязательству? Если справедливо, что по бессрочному обязательству веритель вправе требовать удовлетворения во всякое время, то, значит, предъявление требования составляет срок по обязательству, неисполнение которого будет началом просрочки. Но это не значит, что в ту же минуту, как предъявлено верителем требование удовлетворения, должник обязывается его произвести, а иначе подвергнется последствиям просрочки. По самому существу обязательства должно быть предоставлено время, в которое должник, без особого для себя стеснения, мог бы совершить действие, составляющее предмет обязательства. И только уже по прошествии этого времени можно считать право верителя нарушенным и признать наступление просрочки. Иногда и сам веритель назначает срок, требуя удовлетворения по обязательству не немедленно, а к известному, более или менее отдаленному времени. В таком случае к обязательству присоединяется срок, который обсуждается точно так же, как если бы срок назначен был при самом заключении обязательства, т. е. просрочка начинается с того времени, как истечет срок по обязательству, назначенный верителем.
Наконец, по отношению к бессрочным обязательствам возникает еще вопрос: может ли сам должник произвести удовлетворение по обязательству и тем освободиться от него, если веритель не требует удовлетворения? Конечно, если веритель принимает удовлетворение, представляемое ему должником, значит, он соглашается на разрешение обязательства, и этим вопрос просто снимается. Но как его решить в том случае, когда веритель не принимает удовлетворения по обязательству? Если назначен срок обязательства, то должник вправе требовать от верителя принятия в срок удовлетворения, в противном случае веритель подвергается, смотря по обстоятельствам, тем или другим невыгодным последствиям просрочки с его стороны. Но нельзя признать этого права за должником, когда срок обязательства не назначен. Потому что по такому обязательству срок составляет время требования удовлетворения со стороны верителя, а пока нет требования, не наступает и срок обязательства.
Наконец, удовлетворение по обязательству имеет известное отношение к месту. Для участников обязательства во многих случаях не все равно, в том или другом месте будет произведено удовлетворение, например, не все равно, на ту или другую фабрику будут доставлены товары. Потому вопрос о месте удовлетворения по обязательству получает существенное значение, так что удовлетворение должно производиться всегда в надлежащем месте[841], иначе веритель вправе не принимать удовлетворения или принять его с условием вознаграждения за убытки, причиняемые ему представлением удовлетворения не в надлежащем месте.
Какое же это место, в котором следует произвести удовлетворение по обязательству? Иногда оно определяется в самом обязательстве, иногда не определяется. В первом случае вопрос о месте удовлетворения не представляет никакого затруднения: удовлетворение по обязательству и нужно произвести именно там, где назначено. Но где произвести удовлетворение, если место его производства в обязательстве не определено? Если должник и веритель находятся в одном городе, в этом случае также нет затруднения при определении места удовлетворения по обязательству. Потому что все равно – определить ли, что удовлетворение производится по месту жительства верителя или должника, так как оба эти места совпадают. Но и при этом условии бывают случаи, что веритель и должник находятся не там, а в другом каком-либо месте, например, где происходит ярмарка. Тогда вопрос разрешается по существу обязательства: если оно таково, что удовлетворение по нему должно быть произведено немедленно, то оно и должно быть произведено в месте временного пребывания участников обязательства; если же удовлетворению по обязательству назначено такое время, в которое участники обязательства уже не будут находиться в том же месте, то вопрос решается точно так же, как и в том случае, когда участники обязательства имеют жительство в разных местах.
Итак, следует ли верителю явиться по месту жительства должника для получения удовлетворения (Holschuld), или должнику следует представить удовлетворение верителю по его местожительству (Bringschuld)? Должник, оставаясь по своему местожительству, не производит удовлетворения верителю и тем нарушает его право; отсутствие же верителя по местожительству должника не служит для него оправданием неисправности. Следовательно удовлетворение должно быть произведено по местожительству верителя: должник обязан явиться в тот город, где живет веритель, и совершить действие, которое составляет предмет его обязательства. Конечно, нет надобности, чтобы должник всегда лично являлся к верителю и совершал это действие: иногда удовлетворение, например, производство денежного платежа, может быть доставлено и через представителя или по почте. Такое решение вопроса о месте удовлетворения по обязательству может показаться совсем неточным: можно спросить еще, в каком именно доме или помещении следует произвести удовлетворение? Но этот вопрос решается точно так же, как вопрос о месте удовлетворения вообще: удовлетворение должно быть представлено должником в квартиру или контору верителя, а не веритель обязан явиться за получением удовлетворения в квартиру или контору должника, хотя в действительности и бывает нередко, что сам веритель является к должнику и требует от него удовлетворения.
Действие удовлетворения по обязательству
§ 18. Действие, оказываемое удовлетворением по обязательству, заключается в его прекращении, но, конечно, при условии, что удовлетворение произведено соответственно всем требованиям, вытекающим для него из существа обязательства. Поэтому, например, удовлетворение несвоевременное не прекращает обязательства, а чтобы обязательство прекратилось по удовлетворении, требуется нечто большее – добавок. Или когда предмет обязательства составляет целый ряд действий, то только совершением последнего прекращается обязательство. Но между одними и теми же лицами может существовать несколько обязательств, и притом все они могут быть однородными, скажем, иметь предметом производство денежного платежа. Тогда возникает вопрос, к какому обязательству отнести производство удовлетворения? Прежде всего он разрешается волей должника: удовлетворение по обязательству – его действие, следовательно, представляя удовлетворение, он вправе указать, к какому обязательству оно относится. Если же должник не объясняет, к какому обязательству относится удовлетворение, естественно принять, что он предоставляет верителю отнести удовлетворение к любому обязательству, так что тогда уже вопрос решается волей верителя.
Но и веритель иногда не объясняет немедленно по получении удовлетворения, к какому обязательству он его относит; тогда остается только разрешить вопрос по предположению. И вот прежде всего предполагается желание должника отнести удовлетворение к обязательству, для него наиболее тягостному. Так, если по одному обязательству, существующему между верителем и должником, платятся проценты, а по другому не платятся, то предполагается, что должник производит удовлетворение по тому обязательству, по которому платятся проценты. Точно так же, если одно обязательство обеспечено залогом, а другое не обеспечено, то предполагается, что удовлетворение относится к обязательству обеспеченному, как наиболее тягостному. Но если и предположение в пользу того или другого обязательства по наибольшей его тяжести для должника не может иметь места, потому что все обязательства одинаково тягостны, то отдается преимущество обязательству старшему по времени: естественно предположить, что должник прежде всего очищает старые обязательства, по очереди. Наконец, если равно тягостные обязательства одновременны, так что и по очереди их нельзя определить, к которому обязательству относится удовлетворение, то остается только принять, что удовлетворение распределяется на все обязательства по соразмерности. Но, разумеется, придается значение тому или другому предположению в том только случае, когда во время производства удовлетворения наступил уже срок нескольким обязательствам, существующим между верителем и должником; обязательства, которым срок еще не наступил, не берутся в расчет, потому что до срока они и не подлежат удовлетворению, разве только по особому соглашению между участниками обязательства, которого в данном случае мы не предполагаем или которого, лучше сказать, нет, почему и приходится решать вопрос по предположению.
Но как доказать производство удовлетворения по обязательству? Значение его очень важно, ибо оно прекращает обязательство, а между тем само по себе производство удовлетворения не оставляет следа. Как о существовании обязательства нередко свидетельствует письменный акт, так же точно и о факте, прекращающем обязательство, составляется иногда письменный акт, называемый распиской или квитанцией. Как обязательство считается существующим по признанию должника, точно так же и производство удовлетворения по обязательству можно считать достоверным по признанию верителя. Cледовательно, как акт обязательства исходит от имени должника, так расписка должна исходить от имени верителя. Так и бывает в действительности: расписка представляется актом, в котором веритель заявляет о получении им удовлетворения по обязательству; должник же в этом акте не принимает никакого участия, подобно тому, как веритель не принимает участия в акте такого обязательства, по которому ему принадлежит только право и не возлагается на него никакой обязанности. Расписка эта или соединяется с долговым актом, значится на нем, что очень естественно, так как удовлетворение прекращает обязательство, а долговой акт свидетельствует о его существовании, или дается отдельно от долгового акта, составляет собой особый акт[842].
В последнем случае важно, чтобы расписка указывала, какое обязательство прекращается удовлетворением. При этом только условии она служит доказательством удовлетворения, а иначе веритель может отговориться, что данная им расписка относится к другому обязательству, существовавшему между ним и должником, и тогда предъявителю расписки особыми фактами придется доказать, что она относится именно к тому обязательству, по которому веритель требует вторичного удовлетворения; но доказать это чрезвычайно трудно, а иногда и невозможно[843]. Однако расписка верителя не единственное доказательство удовлетворения по обязательству: ей равняется по доказательной силе расписка должника о производстве удовлетворения. Это надпись должника на документе, который хранится у верителя, и для должника нет возможности сделать на нем надпись о производстве удовлетворения без согласия на то верителя. Но веритель, конечно, не даст своего согласия, не получив удовлетворения. Поэтому-то надпись должника на документе о производстве удовлетворения и равносильна расписке самого верителя в получении платежа[844].
Наконец, есть еще акт, которому приписывается значение, одинаковое с распиской, – так называемое захеривание или наддрание долгового документа[845]. Но, разумеется, чтобы захеривание или наддрание акта обязательства имело это значение, нужно, чтобы оно исходило от самого верителя; поэтому если веритель докажет, что не он наддрал или захерил акт обязательства, то наддрание или захеривание не имеет никакого значения. Надо сознаться, однако же, что все эти доказательства удовлетворения по обязательству доказывают, собственно, не само производство удовлетворения, а только прекращение обязательства, которое может последовать и независимо от удовлетворения. Так, расписка верителя в получении удовлетворения по обязательству большей частью дается, конечно, по действительном получении удовлетворения; но веритель может дать расписку, не получив удовлетворения, что и бывает иногда на самом деле. Тогда расписка эта, собственно, имеет значение отречения верителя от права по обязательству, значение дара в пользу должника. То же самое можно сказать и о надписи должника на долговом документе о производстве удовлетворения: и не получив удовлетворения, веритель может дозволить должнику сделать такую надпись, и значение ее при безденежности то же, что и значение безденежной расписки. Наконец, и захеривание или наддрание долгового документа иногда имеет значение прощения долга, отречения верителя от права по обязательству: веритель уничтожает долговой документ и тем лишает себя возможности доказать существование обязательства.
Таким образом, ни одно из доказательств производства удовлетворения по обязательству не доказывает, собственно, действительного производства удовлетворения, а все они непосредственно доказывают только прекращение обязательства. Правда, для самого обязательства все равно, тем или другим способом оно прекращается – производством ли удовлетворения со стороны должника или иначе: в том и другом случаях оно перестает оказывать влияние на юридические отношения лиц. Но есть разница в последствиях прекращения обязательства по удовлетворению и по отречению от права со стороны верителя; отречение от права имеет значение дара в пользу должника, а дар в известных случаях возвращается[846]. И если доказательства производства удовлетворения по обязательству по существу своему могут не соответствовать на деле видимому значению, то их нельзя считать непреложными, способны подлежать опровержению. Действительно, как скоро будет доказано, что обязательство прекратилось только по видимости платежом, в сущности же – по отречению верителя от права, то прекращение обязательства обсуждается как дар со стороны верителя должнику и влечет за собой все последствия дара. Поэтому-то нельзя сказать, чтобы для должника было все равно, произведено или не произведено удовлетворение по обязательству, как скоро в руках его есть, например, расписка верителя в получении удовлетворения: сама расписка эта как доказательство, может быть опровергнута, и тогда наступят иные последствия, нежели те, какие имели бы место при действительном производстве удовлетворения. Трудно, конечно, а иногда даже и совсем невозможно доказать, что удовлетворение по обязательству не было произведено, когда у должника есть расписка верителя в получении платежа или другое доказательство производства удовлетворения, но бывают случаи, что это и доказывается.
Действие обязательства относительно риска
§ 19. Каждое обязательство сопровождается риском или страхом. Действие, составляющее предмет обязательства и представляющееся при заключении его возможным, может оказаться впоследствии невозможным. Невозможность же совершения действия составляет ущерб в имуществе. И вот обязательство нести этот ущерб тому или другому участнику и составляет риск или страх по обязательству (periculum). Такая невозможность совершения действия, составляющего предмет обязательства, вследствие тех или других обстоятельств может наступить относительно каждого действия, поэтому-то мы сказали, что каждое обязательство сопровождается риском. А обязан доставить известную вещь В, но А лишается возможности доставить эту вещь, например, потому, что она сгорела; если А тем не менее обязан доставить В другую вещь, равноценную, то, значит, совершение действия предмета обязательства оказывается невозможным – к ущербу А, риск по обязательству на его стороне; но если А не обязан доставить В другую, равноценную вещь, то риск по обязательству на стороне В. А обязан доставить В известную вещь, а В обязан уплатить за то А известную сумму денег; впоследствии вещь сгорает, и А лишается возможности доставить ее В; если и В вследствие того перестает быть обязанным уплатить А условленную сумму денег, то, очевидно, риск по обязательству на стороне А, потому что он, лишаясь вещи, лишается и права на получение вознаграждения. Но если В тем не менее обязан уплатить А условленную сумму, то риск по обязательству на стороне В, потому что, не получая вещи, он все-таки платит деньги, определенные за ее доставление.
К этим видам сводятся все разнообразные случаи риска по обязательствам. Кто же, спрашивается, из участников обязательства несет риск – должник или веритель? В вещном праве все повреждения в имуществе, происходящие от несчастного случая, падают на субъект права[847], что и выражается классической формулой: casum sentit dominus. Если бы эту же формулу применять к обязательствам, то следовало бы сказать, что ущерб, происходящий от невозможности исполнения действия, составляющего предмет обязательства, падает на счет субъекта права по обязательству, т. е. что страх по обязательству всегда на стороне верителя. Но вопрос об обязательстве нести страх разрешается в обязательственном праве по иным началам, нежели в вещном праве, так что иногда страх по обязательству действительно на стороне верителя, но иногда, и, пожалуй, большей частью, он – на стороне должника. Прежде всего, конечно, и в обязательственном праве имеет силу непреложно справедливое правило, что ущерб, происходящий в имуществе, падает на счет субъекта права – становится действительно для него ущербом – лишь тогда, когда он произошел от несчастного случая. Если ущерб произошел от действия другого лица – такого действия, которое составляет собой нарушение права, то он падает на лицо, нарушившее право, ибо нарушение права рождает для виновного обязательство вознаградить лицо, чье право нарушено, за все убытки, понесенные этим лицом вследствие правонарушения[848]. Поэтому в каждом отдельном случае при определении того, к чьему ущербу отнести наступившую невозможность совершения действия, составляющего предмет обязательства, прежде всего необходимо установить, не произошел ли ущерб вследствие нарушения права противной стороной.
Но далее, по отношению к вопросу, кому нести страх по обязательству – должнику или верителю, нужно различать обязательства односторонние и взаимные, потому что в тех и других обязательство нести страх определяется различно. В обязательствах односторонних, по самому их существу, риск всегда на стороне верителя. А обязан доставить В известную вещь, но она сгорает, и для А нет уже возможности исполнить обязательство. Но эта невозможность наступила без вины А, без нарушения права с его стороны. Следовательно для него нет обязательства вознаградить В, так что действие, составляющее предмет обязательства, не совершается к ущербу верителя – риск на стороне последнего. Другое дело, если одностороннее обязательство родовое или предмет его определяется мерой, весом, счетом, тогда гибель одной вещи не освобождает должника от обязательства представить верителю другую вещь. Например, А обязан доставить В лошадь – не определенную, а вообще лошадь; поэтому если одна из его лошадей умирает, А обязан доставить В другую лошадь. И точно так же, если у А только одна лошадь, и она погибает, он все-таки обязан приобрести другую и доставить ее В, если, конечно, не тот именно индивидуум, который находится у А, составляет предмет одностороннего обязательства. По видимости, здесь вопрос об обязанности нести риск разрешается иначе, нежели в первом случае: тогда как в первом случае риск по одностороннему обязательству на стороне верителя, здесь он как будто на стороне должника. Но это только кажется: родовое обязательство исполняется представлением каждого вида родового понятия, так что разве по исключению действие, составляющее предмет такого обязательства, может оказаться действием невозможным. Вот потому-то с гибелью одного вида родового понятия мы не признаем прекращения одностороннего родового обязательства.
Примечания:
[841] Ст. 1521.
[842] Ст. 2052, 2054.
[843] У. г. с., cт. 475.
[844] Там же, cт. 474.
[845] Ст. 2053.
[846] Ст. 974.
[847] Ст. 647.
[848] Ст. 644, 645, 684.
