Мейер Д.И. Русское гражданское право
В теории вопрос о бумагах на предъявителя возбудил ряд споров. Сама юридическая природа их еще не вполне выяснена. Недоумение вызывает особенность их, заключающаяся в неопределенности верителя; это возбудило сомнение относительно источника того обязательства, которое в бумаге выражено: является ли источником его договор или одностороннее обещание. Сначала представители договорной теории (например, Савиньи) допускали в этом случае договор – cum incerta persona, но потом (Гольдшмидт, Брунс и др.) устранили эту абстракцию, придав акту принятия кредитором бумаги, составленной должником, значение волеизъявления, благодаря чему и наступает необходимое для договора соглашение: до передачи бумаги она обязательной силы не имеет. Другие ученые (Кунтце, например) видят в бумаге на предъявителя одностороннее обещание, само по себе действительное еще до передачи ее верителю и получающее при этой передаче лишь практическое значение. Они с этой стороны уподобляют бумагу духовному завещанию, которое является односторонним актом, действительным и до вступления наследника, а со времени вступления получающим практическое значение, становящимся осуществимым, исполнимым.
Договорная теория, несомненно, представляется более основательной, хотя и против нее можно сделать немало если не принципиальных, то частных возражений. Вручение бумаги должником верителю не составляет нечто присущее бумаге на предъявителя – всякий именной долговой акт подписывается должником и вручается кредитору, а до вручения никакого значения не имеет. Особенность бумаги на предъявителя лишь в том, что два вполне определенных лица заключают договор, соглашаясь не вписывать в акт имени верителя, дабы тем облегчить обращаемость акта. Без участия этих двух определенных лиц и бумага на предъявителя возникнуть не может. Считать ее возникшей благодаря одностороннему обещанию должника нельзя, ибо при совершении бумаги на предъявителя стороны стоят лицом к лицу: одна обязуется, другая принимает обязательство; при одностороннем же обещании, как и при духовном завещании, этого непосредственного обмена мыслей, этого соглашения нет. Все бумаги на предъявителя суть contractus reales – акт выдается определенному лицу, хотя и не обозначенному в акте, по выдаче им определенной вещи.
Спрашивается, объясняется ли указанными двумя теориями юридическая природа бумаг на предъявителя? Нет, обе эти теории касаются лишь вопроса об источнике обязательства, означенного в бумаге на предъявителя, иначе говоря, момента их возникновения. В сущности этот момент, равно как и момент их прекращения, т. е. реализации, ничего особенного из себя не представляет: в первом случае два определенных лица заключают договор, облекая его в форму безымянного акта, во втором – из двух определенных лиц одно, должник, исполняет обязательство, другое, веритель, принимает исполнение. Особенность бумаги на предъявителя проявляется в среднем периоде ее существования, во время ее обращения, циркуляции: тут бумага – вещь, и отношение лица к этой вещи обсуждается по правилам о вещных правах; правила цессии уже не применяются; стоит пожелать держателю бумаги осуществления обязательственного права, означенного в бумаге, или наступить условиям осуществимости его права, он рассматривается как веритель и к моменту исполнения применяются правила права обязательственного. Этот смешанный характер и придает бумагам на предъявителя особое значение. – А. Г.)
Перемена в лице участника обязательства происходит на стороне должника. Самый простой случай здесь тот, что должник совершенно выбывает из обязательства, передает его стороннему лицу, подобно тому, как веритель передает право стороннему лицу. Так как предмет обязательства всегда составляет действие известного лица, а при вступлении на место должника другого лица нет уже права на действие должника, кажется сомнительным, может ли быть допущена замена одного должника другим. Но и здесь важно сказать, что между различными предметами обязательств есть такие, относительно которых безразлично, кто бы ни совершил действие, точно так же как иногда безразлично, в чью бы пользу ни совершить его. И вот по отношению к таким действиям, конечно, можно допустить замену одного должника другим. Правда, это будет уклонением от строгой последовательности права, но уклонение практическое, составляющее необходимую уступку действительности.
Необходимо также сказать, что поскольку перемена должника задевает интересы верителя, то замена одного должника другим может иметь место только при согласии на то верителя[810]. И, таким образом, тогда как в иных случаях право по обязательству может быть уступлено верителем стороннему лицу и без согласия должника, передачи обязательства стороннему лицу без согласия верителя ни в каком случае не должно быть. По крайней мере по отношению к верителю она не имеет никакой силы, хотя и может установить известные юридические отношения между должником и лицом, которому передано обязательство. Например, А состоит должным В известную сумму денег и условливается с С, чтобы он заплатил эту сумму В; но С не платит: в отношении к В ответственным лицом по-прежнему является А, и В вправе требовать от него удовлетворения; но А со своей стороны вправе требовать от С вознаграждения за нарушение своего права. Веритель или явно выражает согласие на замену должника другим лицом, или безмолвно. Или стороннее лицо вызывается верителю произвести удовлетворение за должника, и веритель принимает предложение, тем самым он освобождает от ответственности прежнего хозяина.
В нашей практике, особенно в торговом быту, передача обязательства называется обыкновенно переводом долга: «Перевести претензию на такого-то» – значит на место прежнего должника принять другого, т. е. прежний должник передает обязательство другому лицу. Но может ли произойти переход обязательства без согласия должника – например, А без ведома и согласия должника вызывается верителю произвести за должника удовлетворение по обязательству? Нужно сказать, что стороннее лицо в таком случае является перед верителем должником, но и прежний должник остается должником, пока не изъявит согласие на переход обязательства. А как скоро оно изъявлено, прежний должник выбывает из обязательства и остается только новое лицо, вступившее на место должника. Понятно, что точно так же, как право на чужое действие не может быть переведено на другое лицо без согласия верителя, и обязательство не может быть отделено от обязанного лица без его согласия. Но вместе с тем обязанное лицо не может воспрепятствовать возникновению такого рода обязательства, что стороннее лицо принимает на себя ответственность за него перед верителем.
Нет надобности, чтобы со вступлением в обязательство нового должника прежний должник непременно выбыл из обязательства: одно и то же обязательство может распространиться на несколько лиц, тогда как прежде оно лежало на одном лице. Так, если к должнику приобщается впоследствии поручитель, обязательство лежит уже на должнике и поручителе, тогда как до того времени оно было на одном должнике. О возражениях, действительных в отношении к верителю со стороны одного должника, тогда как они недействительны в отношении к верителю со стороны другого должника, можно сказать то же самое, что сказали мы прежде, говоря об уступке права: один должник не устранил бы обязательства, другой устраняет его тем, что предъявляет против верителя свое право; один должник устранил бы обязательство предъявлением своего права против верителя, другой не имеет такого права и потому не может устранить обязательства.
Мы рассмотрели, таким образом, перемену в участниках обязательства как на стороне верителя, так и на стороне должника. Можно представить себе, что перемена в лицах происходит и совокупно на той и другой стороне, так что одно и то же обязательство является с совершенно новыми участниками. Точно так же обязательство может быть разделено: одна часть права по обязательству уступается другому лицу, а другая по-прежнему остается за верителем, или одна часть обязательства переводится на другое лицо, а другая остается на прежнем должнике. Например, А должен В 1 000 руб.: половину своей претензии В уступает С, а другую половину оставляет за собой; или А должен В 1 000 руб.: половину своего долга А с согласия В переводит на С, а по второй половине по-прежнему остается должным. В таких случаях лицо выбывает из обязательства не вполне, а только по отношению к той части, которая передана другому лицу; но по отношению к этой части между лицами, участвующими в обязательстве, возникают точно такие же юридические отношения, какие предоставляются при уступке полного права по обязательству или при полном переводе долга.
2. ПРЕДМЕТ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Характер действия, составляющего предмет обязательства. Виды обязательств по различию их предмета
§ 14. Предмет обязательства как право на чужое действие составляет всегда действие другого лица или, точнее, совершение действия другим лицом, так как право на чужое действие есть такое право, по которому лицо обязанное должно совершить известное действие, которое еще не совершено. Какие именно действия могут быть предметами обязательства – этого нельзя определить: для этого нужно бы исчислить все действия, какие может совершить лицо в пользу другого; но это невозможно. Да и нет надобности в таком исчислении, а достаточно только общими чертами охарактеризовать те действия, которые могут быть предметами обязательства.
1) Действие как предмет обязательства должно представлять собой юридический интерес, ибо обязательства имеют значение в области права. Но, кроме того, раз мы рассматриваем обязательства гражданские, касающиеся имущественных отношений, то действие как предмет обязательства должно быть таким, чтобы его можно было свести к имущественным отношениям. Другими словами, действие должно подлежать оценке на деньги: действия, которые не могут быть выражены известной ценностью, не могут быть и предметами гражданского обязательства, разве неисполнение их будет поставлено условием совершения другого действия, имеющего имущественный интерес.
2) Действие как предмет обязательства должно быть физически возможным, т. е. возможным по законам природы. Действие, физически невозможное, только в двух случаях может быть предметом обязательства: а) Когда действие, физически невозможное при заключении обязательства, сделается возможным ко времени его исполнения; b) Когда неисполнение действия, физически невозможного, полагается условием совершения другого действия, физически возможного.
3) Действие как предмет обязательства должно быть нравственно возможно, т. е. соответствовать не только законам юридическим, но и законам нравственности. Обязательства заключаются в юридическом быту и охраняются общественной властью; нельзя, чтобы она покровительствовала безнравственным обязательствам, признавала безнравственные права, принуждала к безнравственным действиям. В действительности, правда, заключаются и безнравственные обязательства; но как скоро они представляются обсуждению общественной властью, она признает их ничтожными. Но, спрашивается, какие действия считать нравственно невозможными? По отношению к действиям, согласным или не согласным с юридическими законами, вопрос этот не представляет затруднения: действия, запрещенные законом, – действия, нравственно невозможные. Но какие действия не соответствуют законам нравственности? На некоторые действия само законодательство указывает как на безнравственные; но по отношению к другим оно не дает непосредственного указания, а только вообще определяет, что действия безнравственные не могут быть предметами обязательства. Поэтому следует быть очень осторожным в признании обязательства недействительным по безнравственности действия, составляющего его предмет.
Каждое действие, соответствующее трем означенным условиям, может быть предметом обязательства – все равно, будет ли это действие положительное, состоящее в действительном совершении чего-либо, или отрицательное, состоящее в воздержании от какого-либо положительного действия, будет ли одно действие составлять предмет обязательства или несколько действий, т. е. придется ли обязанному лицу совершить одно или целый ряд действий. Но такие соединительные обязательства не представляют ничего особенного: в юридическом отношении все равно, одно или несколько действий лицо обязывается совершить, и в отвлечении можно, пожалуй, каждое действие разделить на несколько – на целый ряд действий. Поэтому и обязательства, в которых предметом представляются несколько действий, обсуждаются точно так же, как и обязательства, предмет которых составляет одно действие. Но несколько действий составляют иногда предмет обязательства в том смысле, что одно только из означенных действий составляет предмет обязательства, так что с его совершением обязательство считается исполненным и прекращается. Например, А вправе требовать такого-то действия или такого-то, или А обязан совершить то или другое из означенных действий.
Такие обязательства, предметом которых является одно которое-либо из нескольких действий, называются технически разделительными (oblig. alternativae). Им противополагаются обязательства, в которых предмет точно определен, так что именно одно известное действие составляет предмет обязательства; их можно назвать одночленными. Ближайший вопрос, возникающий при рассмотрении разделительных обязательств: кому принадлежит выбор действия для удовлетворения по обязательству – верителю или должнику? С одной стороны, кажется, что веритель вправе требовать того, другого или третьего действия; следовательно от верителя зависит – избрать между различными действиями одно. Но с другой – какое бы действие из тех, которые включены в обязательство, должник ни совершил, этим действием он исполняет обязательство; следовательно выбор действия в разделительном обязательстве принадлежит должнику, а не верителю; веритель же имеет право только на то действие, которое изберет к совершению должник. Это последнее и есть справедливое разрешение вопроса, наиболее соответствующее существу разделительного обязательства. Каждая сделка, при неопределенности ее, изъясняется в пользу лица обязанного как отягощенного, по соображению, что если лицо, имеющее право, желало присвоить себе большую выгоду, то от него зависело выговорить ее и включить в сделку[811]. Очевидно, что при разделительном обязательстве для лица обязанного выгоднее, когда оно может совершить для удовлетворения обязательства то или другое действие: оно и совершит именно то, которое для него по обстоятельствам более удобно или более выгодно.
Итак, нет сомнения, что выбор действия при разделительном обязательстве принадлежит должнику, а не верителю. Но по соглашению между участниками разделительного обязательства выбор действия может быть предоставлен и верителю, только в таком случае обязательство нельзя назвать собственно разделительным, ибо тогда характер его уже теряется и только по видимости оно представляется разделительным, в сущности же – одночленное, и можно назвать его разве неопределенным, как такое обязательство, предмет которого уясняется лишь впоследствии, по усмотрению верителя.
То же самое можно сказать и о таких, по видимости разделительных, обязательствах, в которых выбор действия предоставлен стороннему лицу. Разница только в том, что при таком обязательстве само право верителя находится в зависимости от стороннего лица, так что ни веритель не вправе требовать того или другого действия, ни должник не может без отзыва стороннего лица совершать то или другое действие и тем освободиться от обязательства. Если же стороннее лицо не даст никакого отзыва, то и обязательство окажется несостоявшимся. Но если характеристическая черта разделительного обязательства заключается в том, что лицо обязанное может совершить то или другое действие и совершение одного из них служит удовлетворением по обязательству, то всякое обязательство, пожалуй, можно считать разделительным, хотя с первого взгляда и кажется, что разделительные обязательства встречаются редко, так как обыкновенно обязательство направляется к тому, чтобы лицо совершило известное, определенное действие. Дело в том, что каждое обязательство представляет возможность его нарушения и с тем вместе нарушения права верителя. Нарушение же права влечет за собой обязательство произвести вознаграждение, которое составляют ценность действия и убытки, последовавшие из-за его несовершения. Но нарушение права зависит от лица обязанного – от него зависит, исполнить обязательство или предоставить вознаграждение за неисполнение его. Следовательно выбор того или другого действия во власти лица обязанного, вот поэтому-то каждое обязательство можно считать разделительным.
Однако же не нужно понимать существо разделительного обязательства в том смысле, что и одночленное обязательство, по возможности его нарушения, подходит под понятие обязательства разделительного, так как существо каждого из этих обязательств различно: предмет разделительного обязательства – одно из нескольких действий, то или другое, по выбору лица обязанного; предмет одночленного обязательства – одно, именно определенное действие. Если возможность нарушения одночленного обязательства и допускает совершение другого действия – представление вознаграждения, то это действие вытекает уже из нового обязательства, родившегося вследствие нарушения права, тогда как первое действие могло быть предметом обязательства, возникшего по другому основанию, например, по договору. Так что в этом случае представляется только вид единого разделительного обязательства, а в сущности – последовательность обязательств: если должник не исполняет обязательства, то он обязан произвести вознаграждение, а пока не следует исполнять обязательства, должник не обязан вознаграждать за нарушение права, потому что и самого нарушения нет.
Предмет обязательства определяется или точно, или только общими чертами, т. е. определяется или сам вид предмета обязательства, или только род его. На этом основании обязательства разделяются на родовые (oblig. in genere) и видовые (oblig. in specie). Деление это приближается к делению обязательств на разделительные и одночленные, но не совпадает с ним. Оно близко к тому, что если предмет обязательства определен родовым понятием, то каждый вид его составляет член разделения и может служить удовлетворением по обязательству. Например, А обязывается доставить В лошадь: доставление каждой лошади будет служить исполнением по обязательству; следовательно предметов разделения столько же, сколько существует на свете лошадей. Но не совпадает деление обязательств на родовые и видовые с делением на разделительные и одночленные потому, что несколько действий могут быть предметами обязательства в том смысле, что то или другое из означенных действий должно быть совершено, но различные предметы точно определены и не подходят под общее понятие, так что обязательство является разделительным, но в то же время и видовым. Или А обязывается доставить В или известную лошадь, или известный драгоценный камень, или известную сумму денег; здесь три члена разделения, но каждый из них определен видом, и все вместе не подходят под одно родовое понятие.
Итак, родовым понятием определяется предмет обязательства или обозначается вид предмета. Если предмет обязательства определен родом, то понятно, что каждый вид этого рода может служить удовлетворением по обязательству, и должник вправе избрать любой вид родового понятия. Но поскольку в ряду видов, входящих в состав родового понятия, бывают крайности, которых обязательственное право не имеет в виду, то принято разуметь в родовом обязательстве средние виды, не составляющие крайностей. Например, А обязывается доставить В лошадь; это не значит, что он обязывается доставить лошадь наилучшей породы, редкую, драгоценную, но не значит также, что он может доставить и жалкую клячу, а разумеется средняя лошадь, удовлетворяющая обыкновенным потребностям. Если же имеются в виду крайности, то они выговариваются: так, если В желает получить лошадь отличной, драгоценной породы, он должен выговорить себе это право при вступлении в обязательство; равным образом и А, если хочет выполнить обязательство самым жалким представителем лошадиной породы, волен выговорить себе это при заключении обязательства.
Примечания:
[810] Пол. подр., cт. 222, 2392.
[811] Ст. 1539.
