Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"
В работах последнего времени центральное место занимает уже не вопрос о людском субстрате государственных юридических лиц, а проблемы иного характера, такие, как организация хозрасчета на государственных предприятиях, сочетание гражданской правосубъектности юридического лица с административной правосубъектностью его внутренних подразделений, правовое положение государственных предприятий в отношениях друг с другом и с вышестоящими органами и т. п.[389] В связи с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 2 марта 1973 г. <О некоторых мероприятиях по дальнейшему совершенствованию управления промышленностью>[390] и созданием на его основе промышленных и производственных объединений усиленное внимание привлекает к себе правовое положение как самого объединения, так и отдельных его частей.
Что касается производственных объединений, то вопрос об их правовом статусе более или менее ясен. Поскольку входящие в их состав производственные единицы не обладают качествами, обязательными для самостоятельных предприятий, сами объединения становятся укрепленными предприятиями с признанием за ними прав юридического лица. Возникающая здесь своеобразная научно-практическая проблематика обусловлена лишь тем, что, не будучи юридическими лицами, производственные единицы могут все же заключать хозяйственные договоры. Но такие договоры считаются заключенными от имени объединения и под его ответственность. Они знаменуют поэтому не формирование специфической, ранее не встречавшейся правосубъектности производственных единиц, а использование таких методов осуществления правосубъектности объединений, которые доступны обычным предприятиям только в случаях образования филиалов.
Сложнее обстоит дело с промышленными объединениями, которые, в отличие от объединений производственных, не упраздняют юридической личности объединившихся предприятий, но предполагают образование наряду с ними особого органа - управления, руководящего работой всего объединения и осуществляющего в процессе такого руководства также отдельные оперативно-хозяйственные функции. Каков правовой статус этого органа и как он соотносится с правовым статусом объединения в целом?
Поставленный вопрос не нашел в правовой науке однозначного разрешения. Ю. Г. Басин, например, предлагал считать юридическими лицами и объединение, и входящие в его состав предприятия: объединение - в пределах централизованных фондов и заключения договоров в интересах всей представляемой им хозяйственной системы, а предприятия - в пределах закрепленного за ними имущества и договоров, обслуживающих их собственные хозяйственные потребности. И только в той мере, в какой управление или иной руководящий орган выполняет собственные оперативно-хозяйственные функции, выступая от своего имени, а не от имени объединения, юридическим лицом, по концепции Ю. Г. Басина, становится также сам этот орган[391]. Как единый субъект права объединение расценивается и авторами, включающими в сферу его оперативного управления помимо централизованных фондов, также имущество, закрепленное за объединенными предприятиями[392]. Но, не говоря уже о том, что <двойное> оперативное управление одним и тем же имуществом не согласуется с юридической самостоятельностью объединенных предприятий, его оборотной стороной неизбежно явилось бы <раздельное> оперативное управление, столь не неприемлемое, как неприемлема в условиях социалистического хозяйствования <разделенная> собственность.
Выдвигалась и другая конструкция, приурочивающая права юридического лица только к руководящему органу, но не к самому объединению[393]. Именно эта конструкция получила поддержку в Общем положении о всесоюзном и республиканском промышленных объединениях[394], п. 5 которого признает юридическим лицом не объединение, а только его управление.
Непосредственной теоретической реакцией на это законодательное правило явилось утверждение, что отныне не только о юридической личности, но и вообще о какой бы то ни было правосубъектности объединения не может быть речи[395]. Тем не менее тут же отмечалось, что <хозяйственная система, не являясь субъектом права, имеет важное правовое значение. Ей устанавливаются плановые задания, выделяются ассигнования из государственного бюджета, фонды на материально-техническое снабжение, кредитные лимиты>[396]. Еще более показателен тот факт, что в самом Положении промышленное объединение рассматривается как единый производственно-технический комплекс (п. 1), а самостоятельные балансы управления и предприятий предложено включать в водный баланс объединения (п. 29). Тем самым административная (административно-хозяйственная, административно-плановая) правосубъектность промышленных объединений уж во всяком случае не может быть поставлена под какое-либо сомнение. Такая правосубъектность молчаливо предполагается в публикациях, ограничивающихся указанием лишь на то, что промышленное объединение не является юридическим лицом[397]. Вместе с тем она без всяких колебаний констатируется теми, кто подчеркивает, что <проблема правосубъектности не исчерпывается вопросом о юридическом лице> и что <субъектами юридических отношений, опосредствующих плановое управление, могут быть организации..., не являющиеся юридическими лицами>[398].
Очевидно также, что отсутствие в Положении прямого указания на юридическую личность промышленного объединения отнюдь не закрывает пути к ее доктринальному обоснованию. Истории советской цивилистической мысли известны случаи предвосхищения прямого законодательного признания прав юридической личности благодаря анализу конкретных субъективных прав, предоставленных по закону организациям определенных видов. Если предпосылки для подобного анализа содержатся в законодательстве о промышленных объединениях, то и извлечение соответствующего общего вывода не представляло бы собой ничего неожиданного.
Необходимо в то же время отметить, что на дискуссию о правовом положении объединений и еще в большей степени на общую дискуссию о юридическом лице наложили в последние годы отпечаток некоторые тенденции, наметившиеся в развиваемом рядом авторов учении о хозяйственном праве. Наиболее характерная их устремленность обращена к ликвидации грани между юридическими лицами и иными организационно-правовыми образованиями, к критической оценке либо даже к прямому отрицанию самого понятия юридического лица. Чтобы уяснить сущность таких тенденций, нужно вспомнить об одной из важнейших особенностей понятийного аппарата любой, в том числе юридической науки, состоящей во взаимном согласовании отдельных элементов этого аппарата, которое опирается на субординационное или координационное их взаимодействие.
Координационные связи устанавливаются между такими научными понятиями, которые, не перекрещиваясь друг с другом в логическом объеме, выступают как однородные по характеру отражаемых в них объектов, а потому могут быть объединены на базе более широких обобщений. При этом равновеликость логических объемов сопоставляемых понятий обусловливает их прямую, а разновеликость - косвенную координацию. Поскольку, например, понятия административного проступка и уголовного преступления как общеотраслевые равновелики по объему, а как однопорядковые объединены в категории правонарушения, они находятся в отношениях прямой координации. Напротив, понятия административного проступка и преступления против личности состоят в отношениях косвенной координации, ибо их объемы разновелики, и они могут стать соизмеримыми лишь после того, как общеотраслевой категории административного проступка внутриотраслевое понятие преступления против личности будет противопоставлено через отраслевую же категорию уголовного преступления.
Субординационные связи также предполагают однородность понятий по характеру отражаемых ими объектов. Но они либо перекрещиваются в объемах, и тогда возникает логическая субординация, либо, оставаясь вне объемного взаимопересечения, выполняют служебную роль одно по отношению к другому, и тогда возникает субординация функциональная. Наиболее привычна благодаря своей повседневной обиходности логическая субординация, сообщающая о себе всякий раз, когда сопоставляются видовые и родовые понятия, например, правовой и социальной нормы или гражданского и вообще социалистического правоотношения. Сравним, однако, такие явления, как правосубъектность и представительство. Представительство не составляет вида правосубъектности и не восходит к ней как к своему ближайшему или более отдаленному роду. Но в определенных обстоятельствах правосубъектность реализуется через представительство, а представительство при всех условиях обслуживает реализацию правосубъектности. Поэтому и его понятие опирается на правосубъектность как на свою исходную категорию, хотя в смысле логического объема не уступает этой категории ни в малейшей степени.
Но строится ли субординационная связь как логическая или функциональная, она, подобно связи координационной, тоже бывает прямой и косвенной. Все зависит от того, примыкают ли взаимосвязанные понятия друг к другу непосредственно или разделены определенными промежуточными звеньями. Нет никаких сомнений в том, что с общей категорией социальной нормы понятие юридической нормы состоит в прямой, а понятие отраслевой нормы - в косвенной логической связи. С не меньшим основанием можно утверждать, что к категории правосубъектности от понятия представительства ведет прямая, а от понятия полномочия представителя - косвенная функциональная связь.
При выработке научных понятий важно не только соблюсти требования, предъявляемые к их образованию, но и безошибочно определить место, отводимое вновь созданному понятию в общем понятийном аппарате данной науки или системы наук. Неправильно образованное понятие не работает. Но оно не работает само по себе, не вызывая аритмии в функционировании всего научно-понятийного аппарата. Когда же допускаются погрешности в установлении координационных или субординационных связей между двумя или несколькими понятиями, это сказывается как на понимании каждого из них в отдельности, так и на соединенном использовании целой их совокупности.
Такие именно погрешности и наблюдаются в предложении А. Б. Годеса, одного из сторонников теории хозяйственного права, присоединить к субординационному логическому ряду <субъект права - юридическое лицо> еще одну логическую рубрику - внутрихозяйственное юридическое лицо как субъект права с ограниченной правоспособностью. При этом, как разъясняет автор, если юридическое лицо - хозрасчетное предприятие в целом, то внутрихозяйственным юридическим лицом является цех, участок или аналогичное другое внутреннее звено предприятия[399].
Известно, однако, что юридическое лицо - субъект гражданского права. Этого не отрицают как сам А. Б. Годес, так и его единомышленники по концепции хозяйственного права[400]. Как таковое юридическое лицо способно быть носителем субъективных гражданских прав и обязанностей. А раз внутрихозяйственное - это тоже юридическое лицо, но лишь с ограниченной правоспособностью, оно должно соотноситься с <полным> юридическим лицом как вид с родом и, таким образом, состоять с ним в отношениях логической субординации. Тем самым проливается свет и на тайный смысл приписываемого внутренним звеньям предприятия свойства ограниченной правоспособности. Такое свойство означает не что иное, как способность обладать хотя и не всеми, но уж во всяком случае отдельными правомочиями и обязанностями из числа доступных предприятию как юридическому лицу в общепринятом его понимании. И как только это становится очевидным, так сразу же выясняется беспочвенность самого новообразованного понятия: внутрихозяйственных юридических лиц не бывает уже потому, что ни одно гражданское право и ни одна гражданская обязанность никогда не принадлежали и не могли принадлежать не хозрасчетному целому, а внутрихозяйственной части - не единому предприятию, а отдельному его подразделению.
Но если рассматриваемая концепция не выдерживает критики с точки зрения логической, то, быть может, она оправдана в плане функциональной субординации, или если не субординации, то по крайней мере координации соответствующих понятий? Поскольку внутренним звеньям закрыт доступ к внешним отношениям, в которых реализуется юридическая личность предприятия, функциональная субординация понятия <полного> и <внутрихозяйственного> юридического лица мыслима не в большей степени, чем логическая. Что же касается координационной связи, то, не говоря уже о ее несовместимости с реальным соотношением таких образований, как цех и предприятие, она не согласуется с самой идеей противопоставления лицу, действующему <вовне> с полнообъемной правоспособностью, субъекта, функционирующего лишь <внутри> и только с ограниченной правоспособностью.
Остается поэтому предположить, что, выдвинув научное понятие на словах, А. Б. Годес фактически не пошел дальше образования нового термина, призванного, несмотря на свое <цивилистическое> звучание, обозначить далеко не <<цивильные> явления. Но едва ли возможно раздвинуть рамки использования сложившейся терминологии путем переноса из привычной в парадоксальную для нее ситуацию. По этой причине <внутрихозяйственное юридическое лицо> - термин не более перспективный, чем <обязательство по внутрихозяйственным поставкам>, как именует тот же автор завершающееся созданием готового продукта перемещение из цеха в цех сырья, материалов, полуфабрикатов и других материальных ресурсов[401].
Наряду со стремлением продолжить логический ряд <субъект права - юридическое лицо> по нисходящей линии делаются шаги к тому, чтобы в рамках хозяйственного права исключать из этого ряда категорию юридического лица и в то же время удлинить его при помощи понятия <компетенция> в восходящем направлении. Так, В. В. Лаптев полагает, что, поскольку юридическое лицо - носитель гражданских прав и обязанностей, хозяйстве
Развитие цивилистической мысли в СССР (часть II)
Глава 1. Учение о праве собственности
§ 1. Понятие и виды права собственности
Разработка общего понятия права собственности. Общенаучное понятие правового института, всегда предпосылаемое его логическому анализу, отнюдь не обязательно приобретает исходное значение в процессе его исторического осмысления. Вызванный социалистической национализацией коренной переворот в сложившейся системе собственнических отношений отодвинул вопрос об общем определении права собственности на дальний план. В первые годы после победы Октябрьской революции юридическая доктрина сосредоточивается не столько на правовой общности, диссонировавшей с самим фактом замены частнокапиталистической собственности ее историческим антиподом, сколько на выявлении особенностей, характеризующих специальные меры по созданию нового строя экономических отношений. Носит ли национализация карательный или преобразовательный характер, является ли она обобщенной категорией по отношению к конфискации, реквизиции, монополизации, секвестру или выступает в качестве однопорядкового с ними самостоятельного способа приобретения права государственной собственности - вот что волновало прежде всего и главным образом теорию и практику непосредственно послереволюционного периода[414].
Общее определение права собственности впервые формулируется в легальных, а не научно-литературных источниках, и в том виде, как оно отражено ст. 58 ГК РСФСР 1922 г., это определение гласило: <Собственнику принадлежит в пределах, установленных законом, право владения, пользования и распоряжения имуществом>. Что же касается правовой литературы, то известный интерес к соответствующему абстрактному понятию она первоначально только и обнаруживала в виде реакции на приведенную легальную формулу, обычно расценивая ее как традиционное юридическое правило, не заключающее какого-либо специфического социального смысла. Именно так ее интерпретировал, например, И. Б. Новицкий в комментарии, специально относящемся к законодательству о праве собственности[415]. Предпринимались, однако, и единичные попытки даже в границах охарактеризованной всеобщности обнаружить своеобразную сугубо пролетарскую устремленность, в том якобы и проявившуюся, что привычную триаду, соединенную владением, пользованием и распоряжением, новый законодательный акт сопроводил словами - <в пределах, установленных законом>[416]. Но подобным попыткам трудно было рассчитывать на широкий положительный резонанс, так как, опираясь на использованные в ней предшествующие гносеологические источники, ст. 58 не могла притязать, естественно, ни на законотворческую новизну, ни тем более на концептуальную оригинальность. И нет ничего неоправданного в том, что такой непревзойденный глашатай классового своеобразия советского гражданского закона, каким был П. И. Стучка, отыскивал его не в закрепленном ГК РСФСР общем понятии права собственности, а в новом общественном содержании, приобретенном каждым из элементов этого права в условиях утвердившейся пролетарской диктатуры.
Он обращал внимание в первую очередь на обновленность права владения, учитывая, что, согласно ст. 21 ГК РСФСР, владение землей осуществимо не иначе, как на праве пользования, и значит, это право становится <единственным основанием частного обладания землей>. Тем самым, полагал П. И. Стучка, свершилась <победа пользования> над подчинявшимся ему владением. Но эта победа ознаменовалась также коренным преобразованием самого права пользования в связи с введением <лишь трудового пользования по отношению к земле>, распространением аналогичного принципа <на пользование небольшими домовладениями в лице трудящихся, заключающееся в использовании домовладения для жительства, а не в целях извлечения прибыли или получения дохода>, признанием пользования <не только правом (не неограниченным), но и <обязательностью>, не говоря уже об <отсутствии у нас права злоупотребления пользованием или просто бесцельного уничтожения общественно необходимой или полезной собственности>. К общему процессу юридико-социаль-ных изменений присоединилось и решающее, с точки зрения П. И. Стучки, правомочие собственника - право распоряжения, которое уже потому не могло сохраниться в неприкосновенности, что сравнительно с прежним своим объемом оказалось <более сужено не только в отношении объектов прав, но и цели отчуждения (см., например, о целях спекуляции под угрозой даже ст. 107 УК)>[417].
А поскольку сквозь призму общих о нем представлений должны преломляться любые претерпеваемые правом собственности сущностные преобразования, то тем самым конкретные проприетарные конструкции обнаруживают практическую неотторжимость от обобщенно выражающего их абстрактного понятия. Методологически подобным образом построенный научно-понятийный инструментарий безупречен при всех обстоятельствах. И если он был пока еще далек от всеобщего восприятия, то лишь вследствие непреодоленности противостоящих ему двух взаимоисключаемых теоретических установок.
Первая из них восходила к истокам меновой концепции. Ее сторонники вполне осознавали масштабы социальных сдвигов, обусловливаемых переворотом в отношениях собственности. Они расценивали также как не вызывающую сомнений диаметральную противоположность социалистической собственности всем остальным известным человеческой истории типам собственнических отношений. Однако право собственности получало на почве той же концепции совершенно иную обрисовку. Признавая всякое право продуктом товарного обмена, необходимым способом его опосредствования, обязательным орудием его закрепления, нужно было и на право собственности распространить аналогичное истолкование. Оно и представляло собой, по воззрениям Е. Б. Пашуканиса, не более, чем <личину>, благодаря которой меновые отношения становятся возможными[418]. А пока сохраняется обмен товарами, та же самая <личина> продолжает действовать во всей своей принципиальной неизменяемости. Можно поэтому говорить о разных типах собственности, но отнюдь не права собственности. Лишенное какой бы то ни было мобильности, оно несовместимо с частноисторическими понятиями. Единственно научное - это всегда лишь общее понятие о праве собственности как важнейшем условии товарного обмена, как решающей предпосылке участия в меновых отношениях.
Примечания:
[389] См.: Танчук И. А. Правовые
вопросы хозрасчета в условиях экономической рефор-мы. - Учен. зап. ВНИИСЗ, 1967,
вып. 10; Басин Ю. Г. Хозяйственный расчет и его правовые формы. -Советское государство
и право, 1968, № 7; Певзнер А. Г. Хоз-расчет в производственных объединениях.
М., 1968; Рахмилович В. А. Хозрасчет и имущественная ответственность органов
хозяйственного управления. -Советское госу-дарство и право, 1968, № 10; Братусь
С. Н. Ленинские принципы социалистического хозяйствования и правовые проблемы
экономической реформы. - В кн.: Ленинские прин-ципы социалистического хозяйствования
и правовые проблемы экономической реформы. Свердловск, 1969; Калмыков Ю. Х.
Хозяйственный расчет и гражданское право. Саратов, 1969; Лаптев В. В. Правовые
отношения в хозяйственной системе. - Совет-ское государство и право, 1970, №
6; Собчак А. А. Содержание и границы самостоя-тельности предприятий. - Советское
государство и право, 1971, № 3.
[390] СП СССР, 1973, № 7, ст.
31.
[391] См.: Басин Ю. Г. Юридические
формы хозрасчета системы объединений. -Советское государство и право, 1972,
№ 3, с. 95 - 100.
[392] См.: Цимерман Ю. С., Рутман
Л. М. Производственные объединения в новых условиях управления промышленностью.
-Советское государство и право, 1971, № 2, с. 79.
[393] См.: Рахмилович В. Государственные
предприятия и их объединения - юридические лица. - Советская юстиция, 1968,
№ 8, с. 10.
[394] СП СССР, 1973, № 7, ст.
32.
[395] См.: Лаптев В. В. Правовое
положение объединений в промышленности. - Советское государство и право, 1973,
№ 8, с. 11.
[396] Там же.
[397] См.: Ильин И. К. Промышленные
объединения и совершенствование управления промышленностью. - Советское государство
и право, 1973, № 11, с. 4.
[398] Рахмилович В. А. Хозрасчет
в промышленных объединениях. - Советское госу-дарство и право, 1973, № 8, с.
25.
[399] См.: Учен. зап. ВНИИСЗ.
Вып. 10. М., 1967, с. 130.
[400] См., например: Лаптев
В. В. Правовое положение государственных промышленных предприятий в СССР. М.,
1963, с. 21 - 22.
[401] См.: Годес А. Б. Регулирование
внутрихозяйственной деятельности предприятий. - Советское государство и право,
1968, № 9, с. 115.
[414] См. подр.: Венедиктов А. В. Организация
государственной промышленности в СССР. В 2-х т. Л., 1957 - 1961. Т. 1, с. 221 и
сл.
[415] См.: Новицкий И. Б. Право
собственности, комментарий к ст. 52 - 65 Гражданского кодекса. М., 1925, с. 24
и сл.
[416] Александровский С. В. Очерки по
гражданскому праву. М., 1924, с. 48.
[417] Стучка П. И. Курс советского
гражданского права. В 3-х т. М. - Л., 1927 - 1931. Т. 3, с. 21 - 24.
[418] Пашуканис Е. Б. Общая теория права и
марксизм. М., 1927, с. 87.
