Энгельман И.Е. О давности по русскому гражданскому праву: историко-догматическое исследование
С конца XV столетия по 1497 год, т.е. до издания первого Судебника, сохранилось несколько правых грамот, из которых видно, каким образом применялась тогда давность.
В правой грамоте из московского великого княжения, выданной после 1485 года, вероятно около 1490 года, во всяком случае раньше 1497 года[105], упоминается, что одна из сторон ссылается на пропущение семилетнего срока со стороны истца. Оставление этого отвода без внимания и решение дела на основании других доказательств объясняется достаточно тем, что до 1497 года в Московском великом княжестве существовала лишь пятнадцатилетняя давность.
Из двух приговоров, постановленных великим князем Иваном Ивановичем, старшим сыном Ивана III, видно, что истечение пятнадцатилетнего срока не имело безусловного значения, не сделало невозможным предъявление иска. Истцы, требующие возвращения принадлежавшей им земли, сами заявляют, что ответчик владел спорным имением уже лет с двадцать, в другом деле лет за полтретьядцать (т.е. более 25 лет), и, несмотря на то, в принятии иска им не отказывается; напротив, допускается представление различных доказательств права собственности. Поверки представленных с обеих сторон доказательств не производится, но о сем судья ялся доложити Государя своего Великого Князя. И Князь Великий Иван Иванович велел ответчика оправити, а наволоки велел присудити ему, а истцов велел обвинити. И по государя своего слову Великого Князя Ивана Ивановича судья ответчиков оправил и спорные земли присудил монастырю, а истцов обвинил и грамоту на них правую дал. В правой грамоте, данной на основании решения великого князя, к сожалению, основания решения не изложены. Мы поэтому должны выводить оные из самого дела. Поверки представленных доказательств ни пред судьей, ни пред великим князем произведено не было, значит, приговор не мог быть основан на них, в частности он не мог быть основан на представленной неформальной грамоте[106]. Кроме того, имелось в виду еще пропущение иска в течение 20 лет. В столь долгом молчании сознались сами истцы. Очевидно, приговор основывался на пятнадцатилетней давности. Спрашивается только, с какой стати иск принимался, если с самого начала ясно было, что срок предъявления его пропущен? По нашему мнению, это объясняется тем, что истцы заявили об отнятии земель силой. Весьма вероятно, что при установлении пятнадцатилетнего срока законодатель подразумевал, что он применяется лишь к владению, не основанному на насилии. Однако, заявив о насилии, истцы не представляют доказательств насильного отнятия земли. Таким образом, оказывается, что давность в этом деле может иметь применение и дело решается на основании давности.
В другом приговоре из того же времени истцу отказывается потому, что о той земле молчал митрополичим 50 лет и князю великому о той земле не бивал челом и сторожици его за поле не поимались, т.е. по причине давности иска и неосновательности представленного доказательства[107].
В третьем случае, где обе стороны ссылаются на давность и стараются доказывать ее показаниями свидетелей, земля присуждается ответчику, коего свидетели дали показания гораздо более подробные, нежели свидетели истца. Кроме того, в пользу первого говорит уже то обстоятельство, что он владеет землей, и показания свидетелей о владении им землей уже этим одним являются более правдоподобными[108].
В приговоре звенигородского князя Андрея Васильевича[109], постановленном до 1491 года, потому что в этом году его удел присоединен был к Москве, спорная земля присуждается монастырю того деля, что Семенько (истец) кажет тому шостой год, как сел на той выти, а от тех мест Семянко ведает, что Ивашко (ответчик, представитель монастыря) делает городскую землю его двора выть, а ен (он) на нем не искал. На основании выражения шестой год П.Д. Беляев[110] утверждает, что между законом Судебника великого князя Ивана III, о трехлетней и шестилетней давности, и узаконением великого князя Василия Дмитриевича, о пятнадцатилетней давности, было еще узаконение, или в судебной практике пятнадцатилетняя давность уже потеряла свою силу и заменена другой давностью, на основании которой постановлен этот приговор. Между тем, из правой грамоты видно, что шестой год также прошел и что действительно дело шло о шестилетнем сроке. Наконец, И.Д. Беляев совершенно упускает из виду, что приговор этот постановлен в удельном княжестве, где мог существовать местный закон. Если же существовал такой, то из приговора видно, что этот закон был того же содержания, как постановление Судебника 1497 года. Судебник постановляет по спорам между тяглыми имуществами и частными (боярскими или монастырскими) шестилетний срок, а здесь именно применяется к спору между владельцем тяглого имущества и монастырем шестилетний срок. Что в Звенигородском удельном княжестве действительно существовал короткий, вероятно шестилетний, срок давности - это делается почти несомненным из другого приговора, в котором дело решается на основании непредъявления иска в течение 8 лет[111].
Оба приведенных приговора по содержанию своему как будто постановлены на основании Судебника 1497 года. Так как они постановлены раньше сего года, то мы не ошибемся, предполагая, что в Звенигородском княжестве существовал еще до издания Судебника закон о давности, сходный с постановлением Судебника. Судебник издан несколько лет спустя после присоединения этого княжества к Московскому государству, поэтому-то весьма вероятно, что постановление Судебника о сроках исковой давности основано на законе, развившемся в Звенигородском княжестве.
Профессор Владимирский-Буданов[112] отвергает эту догадку на том основании, что в XV веке <великое княжение> или <отчина> означали всю совокупность княжеств, подчиненных великому князю московскому, и в доказательство указывает на выражения: <а хто будет митрополит в нашей отчине>. Автор, очевидно, рассуждает так: власть митрополита распространялась и на уделы, значит, под <отчиной> разумелись и уделы, поэтому законы, изданные для отчины, действовали и в уделах. Однако это доказательство не убедительно. Оно доказывает слишком многое и поэтому ничего не доказывает. Власть митрополита распространялась и на Новгород и Псков, которые московскими великими князьями также назывались <отчиной>. Между тем во Пскове и Новгороде в то время не действовало московское право. Кроме того, в XV веке, например, в завещании великого князя Василия Васильевича[113] <великое княжение> противуставляется уделам младших сыновей. Впрочем, догадка моя есть только догадка. Указанные выше факты объясняются профессором Владимирским-Будановым весьма подробными соображениями в том же смысле, в каком объяснено ниже значение срока давности, именно что он не имел характер безусловности. Местами автор идет уже слишком далеко.
§ 7. 4. Исковая давность в делах вотчинных по Судебникам
О землях суд. И взыщет боярин на боярине или монастырь на монастыре, или боярской на монастыре, или монастырской на боярине, ино судити за 3 года, а далее трех годов не судити. А взыщет черной на черном, или помесчик на помесчике, за которым земли Великого Князя, или черной или селской на помесчике, или помесчик на черном и на селском, ино судити по томуж за 3 годы, а дале трех годов не судити. А взыщут на боярине или на монастыри Великого Князя земли, ино судити за 6 лет, а далее не судить. А которые земли за приставом в суде, и те земли досуживати.
Как в прежних постановлениях, так и здесь дело идет о давности иска о праве собственности на землю[114]. О каких бы то ни было условиях ее не упомянуто. Различие против прежнего закона Василия Дмитриевича состоит в краткости срока и в различии его, смотря по предмету спора. Различие сроков по различию предметов основано на казенном интересе, весьма сильно преобладавшем во всех учреждениях Московского государства. Различие делается между землей, состоявшей в частной собственности, и землей, состоявшей в собственности великого князя, т.е. казны. Общего выражения для частной собственности еще не существовало. Понятие о собственности поземельной развилось первоначально по отношению к земле князей, монастырей и бояр. Право собственности монастырей расширялось в право духовенства вообще, право бояр - в право служилых людей. Умножилось число лиц, состоящих в отношении собственности к земле, но отношение это само по себе осталось в прежнем объеме, поэтому не было повода изменить означение оного. Где нынче говорили бы о частных собственниках - Судебник говорит о боярах и монастырях, подразумевая всех частных лиц, могущих состоять в таких же отношениях к земле. Где ныне говорится о частной собственности - в Судебнике употребляется выражение боярская и монастырская земля. Двум этим видам частной собственности противополагается земля казенная, т.е. земля князя, называемая в удельных княжествах иногда княжщиной. Между землями великого князя различаются: поместья - земли, на которых сидели служилые люди, помещики, на правах пожизненных владельцев, впрочем, с некоторыми правами их наследников; земли черные, на которых жили черные люди, каждый на своем участке, пока платил оброк или подать, с правом передачи земли детям по наследству, другим по договору, его право, таким образом, не было срочное, а могло считаться вечным. Наконец, были еще земли дворцовые, которые состояли в непосредственном владении князя и которыми он управлял чрез приказчиков или дворцовых крестьян, плативших оброк.
Иск о праве собственности на частные земли потеряет свою силу истечением трехлетнего срока. Равно иски о праве владения казенной землей между различными владельцами ее прекращаются истечением такого же срока. Иски же великого князя о праве собственности на земли, перешедшие в частные руки, прекращаются лишь шестилетней давностью. Постановление, очевидно, имеет в виду обеспечить права великого князя, назначая для истечения давности по отношению к его искам более пространный срок. Из закона не видно, чтобы иски частных лиц против великого князя погашались истечением того же пространнейшего срока, хотя это было бы вполне справедливо и вполне последовательно. Обращая внимание на образ выражения первой части этой статьи, где подробно объясняется, что иски с обеих сторон погашаются истечением трех лет, мы принуждены предположить, что казна, когда являлась ответчиком, пользовалась коротким сроком давности для ограждения своих прав. И.Д. Беляев, который во всяком постановлении древнего права видит воплощение правды и справедливости, полагает, что применение этих сроков основано на переходе земель из одного ведомства в другое, но забывает, что боярские земли и монастырские состояли в различных ведомствах.
На последние две строки упомянутой статьи Судебника до сих пор никто не обратил внимания, между тем они содержат в себе чрезвычайно важное постановление. В них сказано, что иски, которые не только предъявлены суду, но приставом сообщены ответчику и по которым ответчики представили приставу поруки, или земля поступила под его надзор, должны быть окончиваемы, как бы долго ни продолжалось производство по ним. Таким образом, здесь постановлено, что одно предъявление иска не прерывает давности, но только действительное начатие судебного спора.
Краткость сроков старались объяснить различно: заимствованием из Псковской Правды, вислицкого статута, причем сроки будто бы изменены, но это вовсе невероятно. Более вероятия представляет мнение Неволина, что при назначении трехлетнего срока давности принята была в соображение существовавшая в России издревле система трехпольного хозяйства. Одинакий срок трехпольного севооборота принят для поземельных исков частных лиц и монастырей; двойной срок такого же севооборота - для исков о земле со стороны казны против частных лиц и монастырей. Упоминая о том, что до Судебника существовал пятнадцатилетний срок, ни Неволин, ниже И.Д. Беляев не указывают на поводы столь значительного сокращения оного. Мы доказали уже, что, по всей вероятности, Судебником возведено в общий закон правило, развившееся в одном из удельных княжеств. Причины заимствования Судебником этого правила были, вероятно, политические. При великом князе Иване III большая часть уделов присоединилась к Московскому великому княжеству; в интересе великого князя было как можно скорее покончить со спорами и притязаниями из прежнего времени. Полагают[115], что пятнадцатилетний срок давности объясняется финансовым взглядом на суд, что, напротив того, при великом князе Иване III частновладельческий, финансовый взгляд на суд значительно ослабел и к удержанию продолжительного срока не было прежнего мотива. Этому объяснению противоречит, что во время Уложения, когда взгляд на суд сделался еще более правильным и финансовый характер его исчез, срок давности делается опять более продолжительным, и весьма значительно. Несостоятельность своего объяснения, должно быть, почувствовал сам автор и поэтому прибавил, что вообще сроки, назначенные Судебниками, он не считает слишком краткими для периода неразвитого судопроизводства и для эпохи быстрых и многообразных преобразований.
В царском Судебнике 1550 года, в 84-й статье, повторяется постановление о трех- и шестилетних сроках. Статья 85, озаглавленная <А о вотчинах суд>, содержит в себе постановление о праве выкупа и говорит по отношению к этому праву: <а судити о вотчине за 40 лет; а дале 40 лет вотчичем до вотчины дела нет и до купель дела нет>. Несмотря на кажущуюся общность выражения <судити>, под этим словом может быть понимаем лишь суд о праве выкупа.
Краткость назначенных в Судебниках сроков, погашающих право собственности на землю, в особенности в сравнении с сорокалетним сроком для иска о праве выкупа родственников, возбудила разные сомнения. На том основании, что в разных правых грамотах упоминается об отказе в исках на основании более длинных сроков, полагали, что постановления Судебников о кратких сроках не соблюдались на практике, применявшей более длинные сроки[116]. Но уже Неволин доказывал, что отказ в иске на основании более длинного срока не отвергает применения закона о более кратком сроке. Рассматривая те из правых грамот, которые изданы после Судебника 1497 года, и где дело именно идет о применении или отвержении давности, мы убеждаемся, что мнение о несоблюдении закона, высказанное Морошкиным, не имеет достаточного основания.
1. Правая грамота 1499 года[117]. Истцы требуют возвращения тяглой земли, но сознаются, что в течение 40 лет не предъявляли иска. На основании показаний свидетелей и писцовых книг оказывается, что земля в течение 40 лет находилась во владении митрополита, вследствие чего истцам отказывается в иске. Но так как, несмотря на заявление истцов о пропущении сорокалетнего срока, иск не только принимается, но с ответчиков требуются доказательства их права, то из этого видно, что истечение срока давности не имело безусловного значения и не исключало производства тяжбы. Напротив того, давность является одним из доказательств, подлежащих обсуждению и оценке суда относительно значения, которое она могла иметь в отдельном случае. Заметим, что крестьяне обвиняются, между прочим, и потому, что утверждают, будто земля противозаконно занята митрополитом, но не упомнят, какой митрополит поимал те земли за себя. Мы уже выше упомянули о подобном случае, из которого следует заключить, что давность не применялась к случаям, где владение основывалось на насилии. И здесь, значит, крестьяне утверждали, что земля у них отнята насилием, когда же с них требуют доказательств о том, кто и когда землю у них насилием отнял, они отзываются неведением, чем сами устраняют препятствие к применению давности.
2. Правая грамота 1503 года[118]. Дело сходно с предыдущим в том, что истец также сам сознается в пропущении двадцатипятилетнего срока для предъявления иска, но извиняет просрочку тем, что ответчик ввел его в заблуждение. Иск принимается судом, но так как ответчик доказывает свое право собственности документами, то истцу отказывается. Отсюда опять видно, что давность не имела безусловного значения и что на основании пропущения давности никому не отказывается в иске, что всегда рассматриваются представленные доказательства, а затем дело решается на основании совокупности их.
3. Правая грамота из времени с 1505 по 1508 год[119]. По обсуждении представленных доказательств, которые оказываются недостаточными, дело решается на основании пропущения тридцатилетнего срока давности. Истец утверждает, что владение ответчика было насильное, но, очевидно, он не успел доказать своего положения.
4. Правая грамота 1511 года[120]. Дело идет о праве выкупа земли из залога. И в этом деле пропущение двадцатилетнего срока со стороны истца очевидно с первого взгляда: несмотря на то, ему отказывается в иске лишь тогда, когда оказывается, что он даже не в состоянии доказать, что имение, которое он желает выкупить, действительно было им заложено. Очевидно, нельзя отсюда вывести заключение, что право выкупа могло задавить истечением меньшего срока, нежели какой назначен по Судебнику, как это делают Морошкин и за ним г. Дмитриев. Наконец, заметим еще, что приговор этот постановлен до издания царского Судебника, в котором в первый раз упоминается о сорокалетнем сроке выкупа.
Примечания:
[105] А. Ю. N 3. Дмитриев
в своей <Истории гражданского судопроизводства от Судебника до Учреждения
о губерниях> приводит эту правую грамоту, равно отпечатанную тут же под
N 4, доказательством несоблюдения установленных в Судебнике сроков, что
совершенно неосновательно, так как обе постановлены до издания Судебника.
[106] И. Энгельман.
О приобретении права собственности на землю. СПб., 1859, стр. 25-43.
[107] А.Ю. Калачова. I.
N 103, III, 1481-1505 гг.
[108] А.Ю. Калачова. I.
N 52, II, 1462-1505 гг.
[109] А.Ю. Калачова. N
7.
[110] Как понимали давность,
стр. 15.
[111] А.Ю. Калачова. I.
N 103, I. Третейский приговор великого князя Ивана Васильевича из времени
от 1462 по 1464 г. по спору между крестьянами звенигородского князя и
митрополитом.
[112] Обзор ист. русск.
пр. Киев, 1900, стр. 531, примеч.
[113] Собр. Рум. I. N
80.
[114] Профессор Владимирский-Буданов
(Обзор ист. русск. пр. Киев, 1900, стр. 531) рассматривает постановления
Судебника о давности как относящиеся к давности владения.
[115] Например, критик
первого издания нашего сочинения в <Ж. М. Ю.>, т. XXXIII и XXXIV.
[116] Морошкин. О владении,
стр. 106, 107; Дмитриев. История гражданского судопроизводства и т.д.,
стр. 174-178. Акты, на которые ссылаются тот и другой, не оправдывают
вовсе того, что они утверждают. Дмитриев следовал, очевидно, авторитету
Морошкина, таким образом, случается, что он приводит в доказательство
несоблюдения сроков Судебника приговоры, постановленные до издания его,
или такой, в котором лишь упоминается о давности, но она вовсе не полагается
в основание решения и даже оказывается недоказанной.
[117] А. Ю. N 8. Археографическая
комиссия относит ее ко времени от 14 апреля 1498-1505 гг. Первое
число основывается на том, что тогда дана жалованная грамота, на которой
ответчики основывают свое право. Так как из грамоты видно, что ответчики
владели землей в течение одного года и, по всей вероятности, вступили
во владение вскоре после пожалования, то мы не ошибемся, если станем утверждать,
что спор происходил в 1499 г.
[118] А. Ю. N 9.
[119] А. Ю. N 12.
[120] А. Ю. N 15.
